Текст книги "Новая философская энциклопедия. Том первый. А - Д."

Автор книги: авторов Коллектив

119

АНТИОХ

АНТИОХ('Avrioxoc) Аскалонский (130—120 до н.э., Аска– лон в Палестине – вскоре после 69 до н. э.) – философ-платоник. Организовал в Афинах свою школу, называвшуюся «древней Академией», как сообщает в «Бруте» (315) Цицерон, слушавший Антиоха в 79 (sex menses cum Antiocho veteris Academiae... philosopho fui). Учителя Антиоха – стоики Мнесарх (Numenius, frg. 28, 13 des Places) и Дардан (Cic, LucuDus 69), хотя мы не можем сказать, принадлежал ли когда-нибудь Антиох формально к стоической школе. Глава Академии Филон из Ларисы, открытый разрыв с которым произошел ок. 87—86, отрицал «неортодоксальность» академического скепсиса и стремился показать единство Академии, тогда как Антиох, полемизируя с ним в сочинении «Scbaoc» (вероятно, по имени одного из собеседников – стоика Соса Аскалонского), подчеркивал необходимость вернуться к искаженному скептиками, начиная с Аркесилая, учению Древней Академии, к которой помимо Платона, Спевсиппа, Ксенократа и Поле– мона Антиох относил Аристотеля и Теофраста. Ок. 87—84 – Антиох в Александрии, где знакомится с Лукуллом. В Афинах вел занятия в Птолемейоне (Cic, De fin., V 1 sqq.). Среди его знаменитых учеников – помимо Цицерона и Лукулла —Варрон. Написал «Канонику» (Sext. Emp. Adv. Math. VII 201); Плутарх упоминает его сочинение «О богах» (Lucullus 28, 8); Цицерон (De nat. Deorum, I 16) говорит о некоем сочинении Антиоха, где утверждалось, что стоики и перипатетики едины на деле и расходятся только на словах. О других сочинениях Антиоха сведений нет. Его учение – при практически полном отсутствии греческих источников восстанавливаемое по Цицерону – обнаруживает явные стоические и перипатетические черты. Как и стоики, Антиох считает, что есть два начала – активное и пассивное, сила и материя, из которых образуются тело и качество (Acad. 124); одни качества начальные и простые, другие – вторичные и составные. Начальные качества, или первопричины, суть огонь и воздух (активные) и вода и земля (пассивные): из них составляются все виды одушевленных существ и неодушевленных предметов; из «пятого элемента» (аристотелевского эфира) образуются разумные души и звезды (ibid., 26). Сила, активное начало, есть душа мира (платоновская), ум, мудрость, бог и промысл, который проявляется как необходимость и случай (ibid., 28-29). Критерий истины имеет начало в ощущениях, но все же это не само ощущение, а то из постигнутого им, чего не может поколебать разум; но сам разум есть «источник чувств» и чувство, от природы имеющее способность обращаться к тому, что приводит его в движение (Luculi., 30). В конечном счете, по уточнению Зенона, критерием является «постигающее представление» (Acad. I 30, 41—42). Понятия, этимологии, суждения, определения, доказательства и правильные умозаключения составляют диалектику, подобием которой является риторика, используемая для убеждения (ibid, 32). Этическое учение стоиков, хотя они и создали искусственную терминологию (De fin, V 89), по существу то же, что и у всех «древних»: высшим благом для людей является жизнь в согласии с природой (точка зрения стоиков, восходящая к Спевсиппу и Полемону, чьим учеником был Зенон), под каковой разумеется человеческая природа (De fin, V 26; cf. S VF I 555) (точка зрения Хрисиппа). Природа вложила в нас стремление к самосохранению, дала нам непосредственную приспособленность к своей собственной природе (De fin, V 24; ср. стоическое учение об olkeigxjlc); но природа дает только указания для нравственной жизни, некие «семена» знания: человек должен совершенствовать себя сам (De fin, IV 17 sq.; V 18). При этом нельзя забывать, что человек есть некое единство духовной и телесной природы, и хотя в нем есть безусловно лучшее – его добродетель, это лучшее нельзя мыслить без чувственности и плотской жизни (De fin, IV 37; V 38, 40). Поэтому Антиох наряду с душевными благами (или добродетелями: умом, памятью, понятливостью и другими, не зависящими от свободной воли человека; мудростью, воздержностью, мужеством и справедливостью, которые развиваются только при сознательном участии человека) признает и внешние, или телесные, блага (здоровье, красота, друзья, богатство): первых довольно для счастливой жизни, но вместе со вторыми они ведут к жизни счастливейшей (De fin, V 36. 38. 71.81; Acad. I 20. 22). При всем своем эклектизме Антиох сумел дать принципиально новую ориентацию самого типа философствования: оно теперь немыслимо без оглядки на «древних», на авторитеты, между которыми и с которыми необходимо установить согласие. Эта ориентация постепенно стала главной в платонизме, все более ориентированном на толкование текстов основателя школы. Фрагм.: Luck G. Der Akademiker Antiochus. Bern—Stuttg, 1953; Mette H. J. Philon von Larissa und Antiochos von Askalon. – «Lustrum», 1986-87, 28-29, p. 25-63. Лит.: Luder A. Die philosophische Personlichkeit des Antiochos von Askalon. Gott, 1940; Dillon J. The Middle Platonists. L, 1977, 2ed. 1996, p. 52-113; Glucker J. Antiochus and the Late Academy. Gott, 1978; Barnes J. Antiochus of Ascalon. – Griffin M., Barnes J. (ed.). Philosophia togata. Essays on Philosophy and Roman Society. Oxf, 1989, p. 51-96; Gorler W. Antiochos aus Askalon.– GGPh. Bd 4: Die Hellenistische Philosophie, hrsg. v. H. Flashan Basel, 1994, S. 938-967. Ю. А. Шиналин

АНТИПАТР('AvTuraxpoc) из Тарса (ум. ок. 130 до н. э.) – греческий философ-стоик, самый заметный из учеников Диогена Вавилонского, признанный мастер диалектики (princeps dialecticorum – Cic. Ac. pr. II 143). Сочинения Ан– типатра (по всем разделам учения) служили источником нормативных школьных формулировок. В области логики («Об определениях», «О возможном», «О Повелителе») он выступил автором оригинальной теории силлогизмов с одной посылкой (Sext. Руггп. II 167; Adv. Math. VIII443 – 444). Физика («О сущем», «О богах», «О космосе», «О душе», «О мантике» и др.) достаточно канонична. В этике (названия сочинений не сохранились) Антипатр попытался провести довольно серьезные новации, поставив «ценность» и «первичное по природе» в зависимость от субъективного выбора (по принципу соответствия разумной природе) и внеся соответствующую корректировку в формулу «конечной цели»: первичный инстинкт разумного существа должен стать принципом отбора, наделенным безошибочностью и постоянством (Plut. De comm. not. 26, 1072 b-d; Cic. De fin. Ill 22). Это, по мысли Антипатра, должно было ликвидировать источник противоречий раннестои– ческой этики (многоплановость понимания «природы») и придать ей более формальный характер. О возраставшем стремлении критически переосмыслить всю школьную

120

АНТИСФЕН догматику свидетельствуют сочинения Антипатра «О различии между Хрисиппом и Клеанфом» (Plut. St. rep. 4,1034 а) и «О том, что согласно Платону только нравственно– прекрасное —благо» (Clem. Al. Strom. V 14 p. 390,10 St.-Fr.). DparM.:SVF III 1-67. Лит.: см. к ст. Стоицизм. А. А. Столяров

АНТИПАТР(Атшхтрос) из Тира (1-я пол. 1 в. до н. э.) – греческий философ-стоик, учитель Катона Утического (Strab. XVI 2,24; Plut. Cato 4), вероятный автор трактата «О космосе» (Diog. L. VII 139). См. лит. к ст. Стоицизм. А. А. Столяров

АНТИСФЕН('Avnoeevnc) из Афин (ок. 455 – ок. 360 до н. э.) – греческий философ, учился у Горгия, был близок Продику и Гиппию, затем увлекся учением Сократа и, несмотря на возраст (старше Ксенофонта, Платона и Исок– рата), стал преданнейшим из его учеников (Xen. Symp. 8, 4—6; Mem. 3, 11, 17). После смерти Сократа открыл свою школу в Киносарге – гимнасии для неполноправных граждан (по преданию, сам Антисфен – сын рабыни, Diog. L. VI 1, 1). К названию гимнасии возводят название основанной Антисфеном школы киников (Diog. L. VI1,13). Известны названия более 70 философских и риторических сочинений Антисфена (в основном сократические диалоги, трактаты и речи), из которых полностью сохранились две декламации – «Аякс» и «Одиссей». Философия Антисфена не только включает элементы различных учений, сложившихся к его времени, но и предвосхищает многие мотивы позднейших философских систем. Уже античная традиция крайне разноречива: гипертрофируя отдельные стороны его учения, она изображает Антисфена предшественником кинизма, стоицизма, скептицизма и др. направлений. У сократика Ксенофонта Антисфен выглядит верным учеником Сократа, у Платона, считавшего сократиком себя и враждовавшего с Антисфеном,– софистом, опровергаемым и высмеиваемым Сократом; У Афинея, знакомого с кинизмом, Антисфен – «пес» и глава киников (V 216b), y Аристотеля, интересовавшегося не этикой, а диалектическими парадоксами, последователи Антисфена не киники, но «антисфеники» (Met. 1043b23). Поэтому и стоик Зенон мог возводить себя к Антисфену (Diog. L. VI1, 15, ср. 19), а скептики – видеть в воздерживающемся от суждений Антисфене своего предшественника. При всей скудости и недостоверности источников можно попытаться представить все– части философии Антисфена – а) диалектику и логику, Ь) этику, с) теологию, d) политику, е) педагогику – как подчиненные единому принципу радикального аскетизма, выдвигающему в качестве нормы природу (естественное). У Афинея под влиянием традиции представлять киников лающими и кусающимися «псами» воинственность и полемичность – основная характеристика Антисфена: ни одного государственного мужа Антисфен не считал добродетельным, стратега – разумным, софиста – заслуживающим внимания, поэта – полезным, народ – толковым; и многих он оговорил: афинских народных лидеров («демагогов») – в «Политическом диалоге», Алкивиада – в «Кире», своего учителя Горгия – в «Архелае», сыновей Перикла – в «Аспасии» (Athen. V, 220bc). Высмеивал учение Платона об идеях, назвал свой диалог «Сатон» (Ldoorv), издевательски переиначив имя оппонента. Агрессивный негативизм Антисфена позволил Цицерону заметить: «он более остер, нежели образован» (ad Art. XII 38b, 2). 1. В логике и диалектике Антисфен перенес на традиционную область софистов сократовский принцип самоограничения. Если софисты учили говорить с другими, то, по Антисфену, философия дает умение говорить с самим собой (Diog. L. VI 18); если парадоксы софистов были построены на подмене понятий, то парадоксы Антисфена строятся на логическом ригоризме. Он считал, что каждый предмет может быть назван только своим собственным огосом, который не содержит в себе обобщения: «об одном может быть высказано только одно, а именно единственно лишь его собственное наименование» (Arist. Met. 1024b32 sq.). Согласно Диогену Лаэртию, Антисфен первым дал определение логосу: «логос есть то, что, поясняет, чем нечто бывает или есть» (о то тл rjv r ёотл 5r|Wv, ib. 3). Не нарушая закона тождества, по Антисфену, нельзя ни приписать субъекту отличный от него предикат, ни определить одно через другое, а следовательно, невозможно ни противоречие, ни ложное высказывание; высказывание может быть только тавтологичным. Это положение покоится на отрицании содержательности родовых и видовых понятий, через которые что-либо определяется, и направлено против учения об идеях. В «Сатоне» Антисфен отрицал онтологическую содержательность общих понятий, говоря, что видит только человека, лошадь или стол, но не видит «лошадности», «человечности», «стольности» (критику этих взглядов см.: Платон. Euth. 285e, Theaet. 175c, 191c, Soph. 251b, и Аристотель. Met. 1043b23, 1024Ь32. В частности, в «Софисте» Платон, видимо, имеет в виду Антисфена под «недоучившимся стариком», которому «доставляет удовольствие не допускать, чтобы человек назывался добрым, но говорить, что добро – добро, а человек – лишь человек», Soph. 252 b-c). 2. Основа этики Антисфена – самодостаточность (автаркия), понятая не как обеспеченность всеми благами, а как самоограничение: ни в чем не нуждаться и не иметь ничего лишнего. Унаследовав этический интеллектуализм Сократа, Антисфен считал, что добродетели можно научить и что счастье возможно только от добродетели, что благородство состоит не в знатности, а в добродетели, богатство не в имуществе, а в добродетели, которой можно делиться не беднея. Славе и престижу он противопоставлял свободу частного человека распоряжаться собою; называл труд благом, наслаждению предпочитал помешательство, роскоши желал врагам. Благодаря самоограничению человек, по Антисфену, достигает той же самодостаточности, какой божество обладает благодаря преизбытку в благе. Идеал киника – бездомного, нищего, героически переносящего труды и тяготы мудреца, равного богу в своей независимости, Антисфен описал в «Геракле»: бог-покровитель Киносарга и герой простонародья, царь-бедняк и человек, ставший богом, Геракл сделался мифологическим образцом для последующих киников. Созданный Антисфеном образ мудреца перешел к стоикам (Diog. L. VI 114), а внешний облик и «костюм» (короткий двойной плащ на голое тело (трибон), длинная борода, посох странника, сума ни-

121

АНТИСФЕН щего – к киникам (Diog. L. VI 13, по другим источникам, автор этого облика (Диоген). Этическое учение Антисфена в виде пространной речи его самого предстаачено у Ксено– фонта (Mem. 4, 34—44), в виде отдельных изречений и афоризмов – у Диогена Лаэртия. 3. Применительно к религии принцип «всего как можно меньше» приводит к отрицанию традиционного многобожия: «народных богов много, а природный один» (Cic. De nat. Deor. I, 32). Монизм Антисфена носил, вероятно, пантеистический характер: по Дюмлеру, пантеизм и благочестивый трепет перед целесообразностью божественно разумной природы, приписанный Ксенофонтом Сократу (Mem. I, 4; IV, 3), в действительности характеризует религиозные воззрения Антисфена. 4. В сфере политики Антисфен отрицал государство, законы, политическую деятельность и социальные условности (к числу последних он относил равенство людей, противоречащее, по его мнению, природе). Образцы достойной человека жизни Антисфен предлагал заимствовать у животных («О природе животных»), ср. критику «государства свиней» у Платона (Resp. 372d, ср. также Theaet. 161с: свиньи и кинокефалы, т.е. собакоголовые, как мера всех вещей). 5.Ограничение образования самым необходимым – основа педагогических воззрений Антисфена. Главное учиться добродетели, достигшему воздержности (aoxppcov) не нужна грамотность (Diog. L. VT, 103 —104), которая только развращает и сбивает с пути. Вместе с тем, выученик софистов, Антисфен не отличался аскетизмом слога и «был искусный оратор и сладостью своей речи мог приворожить кого угодно» (ib. 14), его сочинения включались в канон аттических писателей (Phot., p. 101Ь9). Литературное наследие Антисфена имело долгую жизнь: его читал Цицерон, Дион Хрисостом использовал диалог «Архелай» в «Царской речи», «Геракла» читали неоплатоники Фемистий, Юлиан и Прокл. Антисфен был создателем жанра «протрептика» (поощрения к занятиям философией). Фрагм.: Giannantoni G. (ed.). Socratis et Socraticorum Reliquiae, vol. 2. Napoli, 1990, p. 137—225; Antisthenis fragmenta, coll. F. D. Caizzi. Mil., 1966; L'Ajax et l'Ulysse d'Antisthene, ed., trad, et comm. Goulet-Caze M.-O. – Chercheurs de sagesse. Hommage a Jean Pepin. P., 1992, p. 5—36; Антология кинизма, сост. Нахов И. M., 2-е изд. M., 1996, с. 83-114. Лит.: Нахов И. М. Киническая литература. М., 1981 (библ.); Rankin Я. Antisthenes Socratikos. Amst., 1936: Le cynisme ancien et ses prolongemment, ed. M.-O. R. Goulet. P., 1993, p. 1-55,69-116. H. В. Брагинская

АНТИСФЕН('AvnaGevnc) с Родоса (предположительно кон. 3 – нач. 2 в. до н. э.) – греческий философ-перипатетик, историк и доксограф. Считается, что ему принадлежала «История Родоса» (где описывались события вплоть до нач. 2 в. до н. э.), что он описал серию знамений, якобы произошедших в 191, и что он же был автором «Преемств философов». Жанр преемств (диадохе) – это история философии в форме биографий философов, организованных согласно их принадлежности той или иной школе; расцвет жанра приходится на 2—1 вв. до н. э. Согласно другой точке зрения, автором «Преемств» был не историк с Родоса, а более поздний перипатетик 1 в. до н. э. Фрагм.: Jacoby F. (ed.). Die Fragmente der griechischen Historiker. B.-Leiden, vol. 3B, no. 508, 485—487; Andria R. G. I frammenti delie «Succession! dei filosofi». Napoli, 1989. Лит.: Janda J. D'Antisthene, auteur des Successions des philosophes.– «Listy Filologicke», 89,4,1966, p. 241—364. M. A. Солопова

АНТИСЦИЕНТИЗМ(от греч. – против и лат. scientia – наука) – идейная позиция, состоящая в критической (вплоть до враждебной) оценке науки и ее роли в системе культуры и научного познания как фактора отношения человека к миру. Различные формы антисциентизма весьма сильно варьируют по степени критичности в отношении к науке. Умеренный антисциентизм выступает прежде всего не столько против самой науки, сколько против агрессивного сциентизма, стремящегося абсолютизировать роль науки и принизить культурную значимость других форм деятельности и ориентации человека в мире – искусства, нравственности, религии, философии, обыденного сознания, эмоционально-личностного отношения к миру и т. д. Такого рода антисциентизм критикует сциентическую абсолютизацию науки прежде всего с позиций гуманизма, отстаивая необходимость многообразия различных форм человеческого опыта и отношения человека к миру, которые не могут быть вытеснены научной рациональностью. Более радикальные варианты антисциентизма переходят от критики сциентистской абсолютизации науки к критике науки как таковой. В крайних своих проявлениях они оценивают науку сэкзистенци– алистско-персоналистических позиций (напр., у Н. А. Бердяева или Л. Шестова) как силу, противостоящую отношению человека к миру, прежде всего его свободе. Религиозный антисциентизм отвергает возможности мировоззренческой независимости науки, настаивает на необходимости религиозной мотивации научного познания. Если ранние формы антисциентизма возникали на основе иных, чем наука, форм сознания (таких, как религия, искусство, нравственность), то для современности характерно появление тенденций антисциентизма на почве критического самосознания самой науки. Такова, напр., критика науки как «мифа современности» представителем постпозитивизма П. Фейерабендом. В некоторых современных вариантах умеренного антисциентизма (находящих, напр., выражение в т. н. экологическом сознании) признается мощное воздействие науки на процесс научно-технической цивилизации, но вместе с тем справедливо указывается на противоречивость этого прогресса, который наряду с бесспорными достижениями влечет за собой и деструктивные последствия, за что должна нести ответственность и наука. Антисциентическая критика такого рода способствовала более объективной и многомерной оценке науки, ее роли и возможностей, привлекая, в частности, внимание к этическим аспектам науки. «Наукоборчество» же радикального антисциентизма (напр., у И. Иллича) несовместимо с признанием необходимости научного познания как важнейшего условия стоящих перед современным человечеством проблем. См. лит. к ст. Наука. В. С. Швырев

АНТИТРИНИТАРИИ(от греч. avri – против и лат. trinitas – троица), или унитарии (от лат. unitas – единое, единство) —

122

АНТИФОНТ последователи христианской ереси, отвергающей догмат о троичности Бога, включенный в Никео-Константино– польский символ веры, который был принят на двух первых Вселенских Соборах (325 и 381), осудивших доктрину Ария. Последний в качестве вечной, несотворенной и неделимой субстанции признавал только Бога Отца, отрицая эти качества за Иисусом Христом – его созданием, лишь волей Бога «поставленным вне времени и веков». Впоследствии антитринитарии формулировали эту идею более решительно, особенно в эпоху Реформации, когда она стала влиятельным теологическим направлением, противостоящим католической, а позже и протестантской ортодоксии. Его наиболее радикальные приверженцы настаивали на том, что Бог-Сын по природе своей не божествен, а возвышен до божественности Богом-Отцом, что Христос был человеком, который указал путь к спасению и обрел божественные свойства лишь после воскресения. Антитринитарии выражали антиклерикальные установки демократических протестантских течений (анабаптисты, социниане и др.), а также представителей левого крыла Реформации (Б. Окино, М. Сереет, С. Франк). У антитрини– тариев Бог утрачивает личностные качества и часто отождествляется с мировым разумом и природой, что придавало этому течению антитеистический характер и сближало его с деизмом, пантеизмом и рационализмом. В частности, антитринитарии смягчали догмат о первородном грехе и абсолютном предопределении, признавали наличие у человека свободной воли, проповедовали веротерпимость. Противники догмата Троицы жестоко преследовались как католиками, так и ортодоксальными протестантами. Наиболее известным примером стало публичное сожжение в кальвинистской Женеве (1553) выдающегося испанского теолога и естествоиспытателя М. Сервета, отвергавшего учение о троичности Бога. Широкое распространение ан– титринитаристские взгляды получили в России, напр., в движении т. н. жидовствующих 14 в. (М. Башкин, Ф. Косой), или субботников, мелкие группы которых сохранились поныне. Постоянным репрессиям антитринитарии подвергались в Англии, где начиная с 1652 они консолидировались как самостоятельное религиозное объединение. На них не распространялся Закон о веротерпимости (1689), а смертная казнь для них была отменена лишь в 1813. Между тем идеи антитринитаризма и деизма получали все большее распространение среди естествоиспытателей – к ним склонялся, напр., И. Ньютон. Спасаясь от репрессий за свои унитаристские взгляды, в 1794 был вынужден эмигрировать в

СШАДж. Пристли, который основал известную философскую школу антитринитариев-деистов (У. Чаннинг, Т. Паркер, Р. Эмерсон). В 1796 при его непосредственном участии была создана первая унитаристская церковь. Американские антитринитарии сыграли активную роль в аболиционистском движении, в защите веротерпимости, религиозного плюрализма, принципа свободы совести. В 1928 в Англии возникла Генеральная ассамблея унитарианских и свободных христианских церквей. В 1961 унитарианцы и универсалисты создали Унитарианско-универсалист– скую ассоциацию, которая объединила ок. 800 церквей и 300 общин в США, Канаде и Мексике. Как представители религиозного свободомыслия антитринитарии оказали серьезное влияние на последующее развитие либеральной протестантской теологии 19 в. и различных течений модернизма. А. М. Каримский

АНТИФОНТ('AvTupdjv) из Афин (5 в. до н. э.) – греческий философ-софист старшего поколения, упоминаемый Ксе– нофонтом (Memor., 16,2 sq.) как оппонент Сократа. Ритор Гермоген из Тарса (2—3 вв. н. э.), которому следует большинство современных исследователей, отделял (колеблясь) Антифонта-софиста от Антифонта-оратора. Вопрос об идентичности двух Антифонтов, однако, продолжал дискутироваться (Avery, 1982, Decleva Caizzi, 1984). Сочинения Антифонта-софиста: «Истина», «О согласии», «Речь о государстве», «Толкование сновидений» – утрачены. Основное философское сочинение Антифонта «Истина» ('AArjusux) состояло из двух книг (кн. 1: общие принципы и теория познания; кн. 2: физика, антропология, этика). Важный эпистемологичсекий фрагмент (В 1DK, текст испорчен), по-видимому, декларирует сенсуализм (невозможно «знать разумом длину» прежде, чем «видеть зрением длинные предметы»), тем самым устраняя всякую возможность врожденных, т.е. «природных», естественных идей в сфере морали и права и подготавливая почву для имморализма (фр. В 44). Антитеза истины – мнения соотносится с антитезой природы-закона, в результате все социально-правовые «установления», законы, равно как и «общепринятые нормы» (vouiua) морали, оказываются конвенциональной фикцией (докса), «враждебной» природе человека. Получающая таким образом статус онтологической «истины» природа понимается как естественные склонности, биологические инстинкты и заявляет себя в известном гедонистическом постулате: максимум удовольствия, минимум страдания. «Справедливость» – лицемерное и вынужденное соблюдение законов; поэтому «для человека наиболее выгодный способ употребления справедливости таков: при свидетелях уважать законы, а без свидетелей – требования природы» (В 44, fr. A, col. 16-23). Стесненная запретами и условностями природа при каждом удобном случае разрывает «оковы»: если бы закопанная в землю деревянная кровать проросла, то выросло бы дерево, а не кровать (В 15). Примат «природы» над «законом» приводит Антифонта к идее равенства всех людей и неистинности сословных и расовых привилегий (В 44, fr В, col. 2). Фрагментарностью текста объясняется то, что одни исследователи видят в Антифонте адепта радикального индивидуалистического аморализма, другие – космополита-анархиста, третьи – бесстрастного социолога, анализирующего современное ему общество (действительно, текст «Истины» содержит скорее описания, чем предписания). Фрагм. и свидетельства: DKII, 334-370; Untersteiner M., Sofisti, v. 1-2. Mil., 1967; Decleva Caizzi F., Bastianini G. Antipho. – Corpus dei papiri filosofici greci e latini I, 1. Firenze – Olschki, 1989, p. 173-236; рус. пер.: Маковельский А. О. Софисты, вып. 2. Баку, 1941,с.33-55. Лит.: Лурье С Я. Антифонт – творец древнейшей анархической системы. М.. 1925; Moulton D. С The Argument of Antiphon's Truth and its late fifth-century analogues. Yale, 1971 (Diss.); Mariano D. G. II rapporto physis-logos in Antifonte. – Contrariete e dialettica nel pensiero, t. 1. Napoli, 1972, p. 313-68; Avery H. С One Antiphon or two? «Hermes», 1982, Bd. 110, Hft. 2, S. 145-158. См. также лит. к ст. Софисты. А. В. Лебедев

123

АНТИФУНДАМЕНТАЛИЗМ

АНТИФУНДАМЕНТАЛИЗМ(anti-foundationalism), также антидуализм – ориентация, направленная против традиционно-платоновских оппозиций европейской философии, прежде всего оппозиций абсолютного и относительного, объективного и субъективного. Критики именуют ее «релятивистской». Эпитет «релятивист» прилагается к философам, которые вместе с Ницше думают, что «Истина» – это стремление к власти над множеством ощущений». Этот эпитет прилагается также к тем, кто вместе с У. Джеймсом думает, что «истинное» – это всего лишь орудие, которое мы используем в процессе нашего мышления», и еще к тем, кто вместе с Т. Куном думает, что не следует считать науку неуклонным движением к верному представлению о мире как он есть сам по себе. В более общем смысле философов называют «релятивистами», если они не принимают идущего от древних греков различения между вещами, как они есть сами по себе, и их отношениями к другим вещам, особенно к человеческим потребностям и интересам. Философы, которые избегают такого различения, должны отказаться и от традиционного философского проекта – найти нечто столь прочное и неизменное, что могло бы служить критерием для суждений о преходящих плодах наших преходящих потребностей и интересов. Это означает, что мы не можем использовать Кантово различение «категорического» и «гипотетического» императивов. Мы должны также отказаться от мысли, что существуют некие безусловные, транскультурные моральные ценности, моральные нормы, коренящиеся в неизменной, внеисторической человеческой природе. Это стремление «снять» и Платона и Канта объединяет постницшеанскую традицию в европейской философии с прагматической традицией в американской философии. Д. Дьюи, который в течение шестидесяти лет старался освободить нас от чар Платона и Канта, часто обзывали релятивистом. Тем же эпитетом часто клеймят и меня. Разумеется, мы, прагматисты, никогда сами себя не называем релятивистами. Обычно мы определяем себя путем отрицания. Мы называем себя «антиплатониками», или «антиметафизиками», или «антифундаменталистами» (anti-foundationalists). Подобным же образом, разумеется, наши оппоненты почти никогда не называют себя «платониками», или «метафизиками», или «фундаменталистами» (foundationalists). Обычно они именуют себя защитниками здравого смысла или разума. Как и следовало ожидать, каждая из сторон в этом споре стремится определить термины спора с выгодой для себя. Никто не хочет называться «платоником», равно как «релятивистом» или «иррационалистом». Мы, т. н. «релятивисты», конечно же, не согласны считать себя врагами разума и здравого смысла. Мы говорим, что мы всего лишь критикуем некоторые устаревшие философские – именно философские догмы. Но, конечно, то, что мы называем «догмами», – это именно то, что наши оппоненты называют «здравым смыслом». Именно приверженность этим догмам они называют «рациональностью». И дискуссии между нами и нашими оппонентами увязывают, напр., в вопросе о том, является ли известный лозунг «истина – это соответствие реальности» выражением здравого смысла или это всего лишь обрывок устаревшего жаргона платоников. Наши оппоненты говорят, что этот лозунг воплощает в себе очевидную истину, которую философия должна уважать и защищать. А мы говорим, что он всего лишь формулирует один из возможных философских взглядов. И что эта «корреспондентная» теория истины едва ли вообще понятна, да к тому же не имеет какого-либо особого значения. Здесь речь идет не столько о теории, сколько именно о лозунге, который бездумно скандировался на протяжении столетий. И мы, прагматисты, полагаем, что можно уже отказаться от этого лозунга, не опасаясь каких-либо вредных последствий. Эту проблемную ситуацию можно описать еще и иначе. Наши оппоненты называют научные и моральные истины «объективными», подразумевая под этим, что данные истины в некотором смысле существуют независимо от нас и только ждут, чтобы мы, люди, их познали и признали. Когда нашим оппонентам, платоникам или кантианцам, надоедает называть нас «релятивистами», они называют нас «субъективистами» или «социал-конструкциониста– ми». По их мнению, мы утверждаем, будто мы обнаружили: то, что прежде считалось исходящим из внешнего мира, на самом деле исходит из нашего мира внутреннего. По их представлениям, мы будто бы говорим: то, что прежде считалось объективным, оказалось всего лишь субъективным. Но мы, антиплатоники, не должны соглашаться с такими формулировками этих проблем. Если мы примем такие формулировки, то окажемся в очень сложной ситуации. Если мы наивно согласимся с различением «сделанного» и «найденного», наши оппоненты смогут задать нам весьма ехидные вопросы: «А как насчет самого этого удивительного факта, что прежде считавшееся объективным оказалось на самом деле субъективным? Вы нашли, открыли этот факт или сделали, выдумали его?» Если мы станем утверждать, что мы открыли этот факт, т.е. если мы скажем: «То, что истина субъективна, – это объективный факт», мы окажемся в противоречии сами с собой. Если же мы скажем, что мы выдумали этот факт, то мы будем выглядеть довольно странно. Кто воспримет эту нашу выдумку всерьез? Если истины – всего лишь удобные фикции, то как обстоит дело с истинностью самого этого утверждения? Есть ли оно тоже всего лишь удобная фикция? Удобная для чего? Для кого? Мы, обвиняемые в релятивизме, должны перестать пользоваться такими различениями (оппозициями), как «найденное» и «сделанное», «обнаружение» и «выдумка», «объективное» и «субъективное». Мы не должны допускать, чтобы нас называли «субъективистами» или «социал-конструк– ционистами». Мы не можем формулировать наши взгляды, прибегая к различению внешнего и внутреннего, т.е. того, что существует вне нас, и того, что – внутри нас. Мы должны отвергнуть словарь, которым пользуются наши оппоненты, и не позволить им навязывать этот словарь нам. Это и значит отстраниться от платонизма и метафизики – метафизики в том широком смысле, в каком Хайдеггер говорил, что метафизика и есть платонизм. На то же самое указывал Уайтхед, когда говорил, что вся западная философия – это ряд примечаний к Платону. Уайтхед имел в виду, что мы называем некое рассуждение «философским», только если в нем присутствуют хотя бы некоторые из различений, введенных Платоном. Оппозиция «найденного» и «сделанного» («выдуманного») – это вариант оппозиции «абсолютного» и «относительного», вариант различения между тем, что есть то, что оно есть, вне зависимости от каких-либо отношений к другим вещам, и тем, чья природа зависит от таких отношений. В резуль-