Текст книги "Новая философская энциклопедия. Том первый. А - Д."

Автор книги: авторов Коллектив

49

АГАМА-АНУСАРА авторитет, связывают его с произволом тоталитарной власти, подчеркивают зависимость авторитета от политического насилия, необходимость развенчания всех и всяческих авторитетов как «идеологического камуфляжа» тоталитаризма с целью создания «общества без авторитетов», каковым они считают «подлинно демократическое» общество. Те социологи, кто отстаивают антилиберальные ценности, усматривают в авторитете необходимый инструмент «воли к власти». Те социологи, политики, кто исходит из «модели» рационально-легального авторитета, видят в нем необходимый элемент либерально-конституционной власти. Социологи и политологи, которые ориентируются на традиционный авторитет как основополагающую форму осуществления власти, расходятся в оценке его социальных функций в зависимости от того, тяготеют ли они к консервативным или радикально политическим взглядам. Если для представителей консервативных взглядов «традиционность» авторитета является условием его «стабилизирующей» функции в обществе, то для защитников радикализма традиционность авторитета – тормоз на пути «общественного прогресса». Лит.: Технологии политической власти. Киев, 1994; Фромм Э. Анатомия человеческой деструкгивности. М., 1994; Faux В. Психология масс и фашизм. СПб., 1997; Политические элиты России. М., 1998; Weber M. Gesammelte Aufzatze zur Sozial und Wirtschaftsgeschichte. Tub. 1924; Lasswell H. Power and Personality. N. Y, 1948; Strohal R. Autoritat, ihr Wesen und ihre Funktion im Leben der Gemeinschaft. Freibuig – W, 1955; Eckstein H. and Gurr T. R. Patterns of Authority A Structural Basis for Political Inquiry. L., 1975; Watt E. D. Authority. L., 1982; TofflerA. Powershift. N. Y, 1990. Г. Ю. Семигин АГАМА-АНУСАРА– см. Йогачара.

АГАПЕ(греч. ауащ – любовь от аусшхсо – принимать ласково, оказывать любовь, довольствоваться; лат. эквивалент – diligere) – термин, обозначающий в Священном писании и патристической литературе понятие христианской любви (милосердия). Одно из четырех греческих слов, которым соответствует в современном русском языке слово «любовь» и соответствующие слова в других европейских языках, – наряду с «филией» (срАш – любовь-дружба), «эросом» (epcoc – страстная любовь, любовь-влечение, вожделение) и «сторгэ» (сторут) – любовь-привязанность, в частности родительская). В классических греческих текстах слово малоупотребительно (однокоренное слово ауащсщ, встречается в одном из приписываемых Платону диалогов, один раз у Плутарха, а также у некоторых более поздних авторов). Начинает широко употребляться лишь в библейских текстах – при греческих переводах текстов Ветхого Завета (Иерем. 2:2; Цар. 13:15; Еккл 9:6; Песн. 2:4, 5,7), в Евангелиях (напр., Мф. 22:37-39) и апостольских посланиях (напр., Рим. 13:10; 2 Ин. 4:7). Агапе – это любовь к Богу, т.е. любовь-благоговение и любовь к ближнему, т.е. любовь-забота. Это – любовь-самоотречение, самопожертвование (Иоанн. 15:13, Рим. 5:7; 1 Ин. 3:16; Галат. 2:20), одна из трех христианских добродетелей (наряду с верой и надеждой). Также и любовь к врагам обозначается словом «Агапе» или родственными ему. Этим же словом обозначались братские трапезы первых христиан. Современная актуализация проблемы «Агапе» берет начало в 30-х гг. 20 в. – с книги А. Нюгрена «Агапе и Эрос» (Nygren A. Agape und Eros. 1930), содержащей анализ этих двух типов любви. «Агапе» стало темой протестантской теологии 20 в.: М. К. Д'Арси (М. С. D'Arcy), К. Барт, Д. Джилеман (G. Gilleman), Р. Нибур., П. Рамсей (P. Ramsey). Лит.: Зарин СМ. Аскетизм по православно-христианскому учению: Этико-богословское учение [1907]. Переизд.: М., 1996, с. 356-544; Eros, Agape and Philia: Readings in the Psychology of Love, ed. A. Soble. N. Y, 1994; Outka G Agape: An Ethical Analysis. New Haven – L.-Yale, 1972. P. Г. Апресян

АГАССИ(Agassi) Джозеф (род. 1927, Иерусалим) – израильский философ и историк науки; ученик Поппера, близок к критическому рационализму. Профессор Тель– Авивского университета, преподает философию в университетах США и Канады. Позицию Агасси отличает своеобразный антропологизм и широта аргументации – от социальных логико-методологических разработок до религиозной тематики. Рассматривая в таком широком контексте традиционные для философии науки проблемы, он выявляет в них историко-культурное содержание. Центральную для попперовской концепции проблему демаркации между наукой и метафизикой он дополняет вопросом о демаркации между наукой и технологией, представляя возникающие между ними коллизии как источник их самостоятельного развития. Агасси, полагая, что новая эпистемология должна быть более социальной, чем психологической, в работах «Эволюция науки» (1975) и «К рациональной философской антропологии» (1977) развивает идеи институционального индивидуализма и рациональной философской антропологии. Соч.: Наука в движении. – В кн.: Структура и развитие науки. М., 1978; Faraday as a Natural Philosopher. Chi.-L., 1971. Б. /f. Пружинин

АГАЦЦИ(Agazzi) Эвандро (род. 2 октября 1934, Бергамо, Италия) – итальянский философ и логик. Работал в Пи– занском, Миланском и Генуэзском университетах; в настоящее время профессор Фрейбургского университета (Швейцария). Активно участвует в работе международных философских организаций: был генеральным секретарем (с 1978) и президентом (1988-93) Международной федерации философских обществ. Член Международного редакционного совета журнала «Вопросы философии» (с 1993). Агацци – сторонник научного реализма. В развиваемой им концепции научной объективности он утверждает интерсубъективный характер научного знания и принципиальную способность каждого субъекта проверять высказывания, конструируемые другими субъектами. В рамках такого подхода исследуются процедуры образования научных объектов, при этом используются операциональные предикаты (которые определяются и измеряются с помощью эмпирических операций). Агацци исходит из концепции нелинейности научного прогресса, считая равно односторонними как модель научного прогресса логического эмпиризма, так и исторический подход к методологии науки (Т. Куна, И. Лакатоса и др.). Он отвергает радикальные варианты концепции «теоретической нагру– женности» предикатов наблюдения. Значение операциональных понятий состоит из двух компонент – референци– ального и контекстуального значения, при этом только вто-

50

АГНОСТИЦИЗМ рой компонент является «теоретически нагруженным», а первый образует «неизменное ядро» значения понятий и дает возможность сравнения теорий. Если в процессе перехода от одной теории к другой предикаты не изменяются, то такие теории оказываются сравнимыми (а иногда даже совместимыми). Если операциональные предикаты различны, то соответственно теории несоизмеримы, так как они относятся к разным объектам (и в этом случае научный прогресс состоит в накоплении не связанных между собой научных истин). В противовес попперовской концепции правдоподобности, а также концепции частичной истины Агацци полагает, что каждая истина ограничена областью объектов, к которым она относится, и только в этих пределах она является подлинной истиной. Соч.: Introduzione al problemi delPassiomatic. Milano, 1961; Subjectivity, Objectivity and Ontological Commitment in the Empirical Sciences. – Historical and Philosophical Dimensions of Logic, Methodology and Philosophy of Science. Dordrecht-Boston, 1977; Systems Theory and the Problem of Reductionism. – «Erkenntnis», 1979, v. 12, № 3; Commensurability, Incommensurability and Cumulativity in Scientific Knowledge. – «Erkenntnis», 1985, v. 22, № 1-3; Реализм в науке и историческая природа научного познания. – «ВФ», 1980, № 6. В.Н.Садовский

АГНОСТИЦИЗМ(от греч. ауюахос – непознаваемый) – философская концепция, согласно которой мы ничего не можем знать о Боге и вообще о любых предельных и абсолютных основаниях реальности, поскольку непознаваемо то, знание о чем в принципе не может быть убедительно подтверждено свидетельствами опытной науки. Идеи агностицизма получили широкое распространение в 19 в. среди английских естествоиспытателей. Термин «агностицизм» был предложен в 1869 Т Гексли в одном из его публичных выступлений для обозначения позиции ученого-естествоиспытателя в религиозно-философских дискуссиях того времени. Гексли рассматривал агностицизм в качестве альтернативы тем, кто полагал, что в объективную истинность ряда утверждений следует верить даже в отсутствии логически удовлетворительных свидетельств опыта. Сам Гексли всегда акцентировал гносеологический смысл агностицизма, подчеркивая, что речь идет не о доктрине, а о методе, позволяющем ограничить претензии на знание со стороны тех, кто желает знать о мире больше, чем в принципе могут подтвердить свидетельства опыта. Однако мировоззренческий аспект агностицизма неизменно выступал на передний план практически во всех реальных контекстах обсуждения этой концепции. И именно в качестве мировоззренческой концепции агностицизм становился объектом резкой и далеко не всегда корректной критики со стороны как религиозных кругов (до сих пор ему приписывают атеизм), так и наиболее последовательных материалистических направлений (отождествляющих агностицизм с субъективным идеализмом). В своей аргументации агностицизм в целом следует гносеологическим идеям Д. Юма и И. Канта, но выстраивает эти идеи особым образом. Заметную роль в формировании агностических взглядов среди английских философовиученыхсыгралкритическийразбор У. Гамильтоном (1829) рассуждений В. Кузена о познаваемости природы Бога (аргументацию Гамильтона, напр., практически полностью воспроизвел Г. Спенсер). Гамильтон, исходя из идей Канта, утверждал, что наш опыт, лежащий в основании знания, ограничивается лишь причинно обусловленными сущностями, знание же, выходящее за пределы опыта, становится антиномичным. При этом он придавал этим идеям конкретную методологическую направленность: он утверждал, напр., что при попытке получить знание об абсолютных и безусловных, т.е. ничем не обусловленных конечных основаниях реальности возникают альтернативные, несовместимые описания и пр. Благодаря таким формулировкам представление о границах познания оказывалось соотносимым с повседневной практикой естествоиспытателей и приобретало вид конкретной, интуитивно очевидной для них констатации пределов познания как пределов эффективности опытной науки. Эта конкретная констатация собственно и выражает гносеологическую суть агностицизма – с помощью доступных опытной науке средств мы ничего не можем утверждать о том, что полагается абсолютным и безусловным. Т. о., агностицизм лишь в самом обшем смысле принадлежит к традиции философского скептицизма, критически оценивавшего возможности познания на основании анализа внутренних несообразностей познавательной деятельности. Специфика агностицизма связана как раз с более или менее четкой идентификацией сферы вполне успешной познавательной деятельности. Такая идентификация, конечно, ограничивает познание, но зато гарантирует, как казалось, внутреннюю гармонизацию познавательного процесса и обоснованность его результатов. Несообразности в познании возникают лишь тогда, когда познание выходит за границы вполне определенной, вызывающей бесспорное доверие сферы познавательной деятельности, и лишь в этом пункте агностицизм кладет границы познанию. Границы знания постоянно расширяются, подчеркивал Гексли, хотя за пределами человеческих познавательных способностей всегда остаются вопросы, относительно которых наука в принципе не может доставить надежных свидетельств опыта – это вопросы, касающиеся Бога и всякого рода метафизических реалий. Специфика агностицизма, стало быть, состоит в том, что он пытается использовать скептицизм лишь для того, чтобы ограничить неуемные претензии на знание и таким образом обеспечить своеобразную демаркацию интересов. Агностицизм, напр., отказывает религиозным представлениям в статусе опытного знания и соответственно призывает ученых именно в качестве ученых не участвовать в решении религиозных проблем. Однако в основе такого баланса лежит очевидная концептуальная непоследовательность, ставшая в дальнейшем основным пунктом жесткой критики агностицизма. Агностицизм выражает позицию ученого как ученого, но при этом вне сферы его критики оказывается сама наука. Агностицизм просто не обсуждает соответствующую проблематику, ссылаясь иногда на практическую эффективность опытного естествознания, иногда на здравый смысл. С близких позиций, но более последовательно эта тема была позднее представлена в позитивистской философии: метафизическим, т.е. не имеющим эмпирически осмысленного решения, в ней объявляется и сам общий вопрос о познаваемости чего-либо (А. Айер), при этом позитивизм сместил внимание с вопроса «Что мы не можем знать?» на вопрос «Что есть научное знание?», решаемый

51

АГРИКОЛА средствами специального исследования науки. Но тем самым позитивизм фактически проблематизирует деятельность ученых, и агностицизм, лишенный очевидных оснований, перестает существовать как особая философская позиция, он как бы растворился в позитивистских программах реконструкции науки, демаркации науки и метафизики и т. д. Эти программы оказались нереализуемыми и позднее – в рамках постпозитивизма соответствующая тематика вообще свелась к традиционному скептицизму. Самым решительным оппонентом агностицизма является марксистская гносеология. Однако в марксистской критике агностицизма следует различать два плана. Прежде всего это весьма эффективная критика узости концептуальных оснований агностицизма, связанная с марксистской трактовкой познания как момента общественно-исторической практики. Марксизм предполагает развернутую оценку возможностей познания, основания которой выходят за рамки внутринаучной деятельности, и критикует агностицизм за узость его мировоззренческих горизонтов, за отсутствие историзма в оценке возможностей научного познания, за сведение познания только к научному познанию, а науки – к опытному естествознанию и пр. При всей своей жесткости такого рода критика не исключает элемент конструктивности, «позитивного снятия» агностицизма. Иным образом развертывается марксистская критика агностицизма, когда речь фактически идет не о познаваемости мира как таковой, не о том, в каких формах познание реализуется в конкретных познавательных практиках, а о признании материальности мира, агностицизм упрекают в том, что он, ограничивая познание сферой опыта (миром явлений) и отрицая познаваемость того, что лежит в основе опыта (материи, веши в себе), встает на позиции субъективного идеализма. Но этот упрек предполагает столь расширительное понимание познания, что оно во всяком случае теряет из виду конкретные познавательные практики, и в частности те, на которых фактически основывается агностицизм. Для такого рода критики нет различий между Юмом и Кантом, между Кантом и Гексли, важно лишь, что все они принципиально отгораживают «явление» от того, что является, ощущение от ощущаемого. При этом объектом жесткой, идеологизированной критики оказывается не исторический агностицизм, а скептицизм вообще (как это имеет место в работах В. И. Ленина). Элементы агностицизма присутствовали во многих сци– ентистски ориентированных философских доктринах 1-й пол. 20 в. – от прагматизма до критического реализма. В новейших течениях философии науки термин «агностицизм» употребляется, как правило, в историко-философских контекстах. Лит.: Хилл Т. И. Современные теории познания. М., 1965; Huxley Th. H. Collected Essays, vol. V. L., 1909. Б. И. Пружинын

АГРИКОЛА(Agricola) Гюйсман; голл.: Хёйсман (Huysman) Родольф (23 августа 1443 или 1444, Бафло – 27 октября 1485, Гейдельберг) – один из основателей гуманистического движения в Германии. В его воззрениях прослеживается влияние идей итальянского Возрождения, прежде всего гуманизма Флорентийской академии и Феррарской школы, религиозно-моральной концепции Девентерской школы «нового благочестия», а также схоластической традиции Парижского университета. Большое внимание уделял изучению древних языков и переводу на классическую латынь античных и раннехристианских текстов. Рассматривал философию в качестве свода гуманистического знания, включая в ее состав физику, этику и логику; подчеркивая первостепенную роль познания свойств телесного мира, основной задачей философии считал не столько подтверждение постулатов богословия, сколько обнаружение «правильного пути жизненного поведения». В работах «Три книги о диалектическом методе определения» (De inventione dialectica libri III, 1480) и «О построении изучения» (De formando studio, 1484) стремился к антисхоластической трактовке логики, диалектики и риторики, чьи задачи он усматривал в установлении правильного метода познания и определения вещей, основанного на здравом человеческом рассудке, верных способов выражения мыслей, рассуждения и ведения спора, а также самовыражения личностью своего индивидуального внутреннего мировосприятия. В связи с этим Агрикола придавал большое значение не только языку и логике, но и владению навыками поэтического и художественного творчества. Оказал большое влияние на поздних представителей гуманизма, в т. ч. Эразма Роттердамского, а также на Ф. Меланхтона. Соч.: Opera omnia, vol. I-II. Colonia, 1539; Allen P. S. The letters of Rudolf Agricola. – «English Historical. Revue», 1906, vol. XXI; In laudem philosophiae et... «Archiv fur die Geschichte der Philosophie». (В.), 1922, Bd. 34. Лит.: Гейгер Л. История немецкого гуманизма. СПб., 1899; Немилое А, Н. Немецкие гуманисты XV века. Л., 1979; Культура эпохи Возрождения и Реформации. Л.. 1981; Ihm G. Der Humanist Rudolf Agricola, sein Leben und seine Schriften, Lfg 1– 2. Padeborn, 1893; Velden H. E. J. V. van der Rudolphus Agricola... Leiden, 1911; Faust A. Die Dialektik Rudolf Agricolas. – «Archiv fur die Geschichte der Philosophie», Bd. 34, 1922, S. 118-135; Rupprich H. Die Fruhzeit des Humanismus und der Renaissance in Deutschland. Lpz., 1938; Spitz L. W. The religious Renaissance of the German humanists. Cambr.. 1963; Entner H. Fruhhumanismus und Schultradition in Leben und Werk des Wanderpoeten... Literarhistorische Studie mit einem Anhang unbekannter Texte. В., 1968; Rupprich H. Vom spaten Mittelalter bis zum Barock. Das ausgehende Mittelalter, Humanismus und Renaissance (1370– 1520), Bd. l.Munch., 1970. Б. А. Жучков

АГРИППА('Аурших) (1 в. до н. э. – 1 в. н. э.) – античный философ-скептик (последователь Пиррона), которому традиционно приписывают пять скептических «тропов» воздержания от вынесения суждений: 1-й говорит о разногласиях между людьми, 2-й – о регрессе в бесконечность (положения, с помощью которых строится доказательство, сами должны быть доказаны), 3-й – об относительности истины, 4-й – о гипотетическом характере знания, 5-й – о круге в доказательстве. Эти тропы традиционно приписывают Агриппе вслед за Диогеном Лаэртием (IX 79-88), но тот же Диоген не упоминает Агриппы в своем списке философов школы Пиррона, зато говорит о книге «Агриппа» некоего Апеллеса. Секст Эмпирик подробно описывает 5 скептических тропов, но об Агриппе не упоминает, приписывая их «младшим скептикам». Все это является основанием для сомнения в историческом существовании скептика Агриппы.

52

АДВАЙТА-ВЕДАНТА Лит.: Секст Эмпирик. Три книги Пирроновых положений, I 164-177/ – Соч. в 2 т., т. 2. 1976, с. 239-242. См. также лит. к ст. Скептицизм. М. А. Солопова

АГРИППА НЕТТЕСГЕЙМСКИЙГенрих Корнелий (Agrippa von Nettesheim Henricus Cornelius) (14 сентября 1486, Кельн – 18 февраля 1535, Гренобль) – натурфилософ, богослов, гуманист эпохи Возрождения. Начальное образование получил в Кельне, завершил его в Париже ок. 1506. Состоял секретарем императора Максимилиана, в 1510 был послан с дипломатической миссией в Англию, где познакомился с Джоном Колетом и его евангельскими штудиями. В 1511-18 в Италии на службе у маркиза Монферратского и герцога Савойского. Затем практиковал врачом в Кельне, Женеве, Лионе, пока не получил приглашение от Маргариты, правительницы Нидерландов, на должность императорского историографа. После ее смерти (1530) посажен в Брюсселе в тюрьму за долги. Найдя покровителя в лице архиепископа Кельнского Германа Вида, жил в Кельне и Бонне. Однако его отношения с двором императора Карла V не сложились, и философ должен был уехать во Францию. Но и здесь его ждали преследования и арест; освобожденный ходатайством друзей, Агриппа поселился в Гренобле. Свой главный труд – трактат «О сокровенной философии» (De occulta philosophia libri III) – Агриппа долго держал под спудом, решившись опубликовать его лишь в 1531. Он посвящен защите магии как искусства. Знание, выступающее у Агриппы прежде всего как результат самопознания человека, есть именно та сила, которая подчиняет человеку любую сущность. В работе «О недостоверности и тщете всех наук и искусств» (De incertitudine et vanitate omnium scientiarum et atrium, 1531) Агриппа под влиянием христианского гуманизма Пико делла Мирандолы и Эразма Роттердамского призывал вернуться к простоте изначального учения христианской церкви и подвергал критике претензии тогдашней учености на установление каких-либо обоснованных разумом или опытом положений в качестве незыблемых, абсолютных истин. Соч.: Opera omnia, s. 1,1600-1605; Оккультная философия. M., 1993; О сокровенной философии. – В кн.: Чаша Гермеса. М., 1996,с. 262-272. Лит.: Брюсов В. Я. Огненный ангел. М., 1993; Orsier J. Henri Comelis Agrippa. P., 1911; Nauert Ch. G. Agrippa and the crisis of Renaissance thought. Urbana, 1965. О. Ф. Кудрявцев

АДАМ КАДМОН(предвечный человек) – в каббале первое явление Божества, универсальный архетип всего сущего. К предыстории этой концепции относятся гностические и иудеохристианские представления о человеке, талмудическая экзегеза, где «образ Божий», по которому был создан библейский Адам, предстает в виде гипостазированной сущности, а сам Адам приобретает черты божественного существа. Антропоморфные теофании Иезекииля и Даниила находят продолжение у визионеров Меркавы, созерцающих Бога в облике светоносного человека космических размеров (трактат «Шиур Кома», 1 в. н. э.). Адам Кадмон – всеединство, первичный эскиз, конспект всей эманации, содержащий в нерасчлененной цельности всю полноту миров, времен и душ. Теософская катастрофа (прообраз грехопадения Адама) приводит к раздроблению всеединства, рассеянию искр (душ), заключенных в Адаме Кадмоне; собирание искр составляет суть последующего мирового процесса, завершение которого связано с эсхатологическим восстановлением тела Адама Кадмона (отсюда сближение его и Мессии в роли всеобщей души). В каббале (с 13 в.) Сефирот – члены тела Адама Кадмона. В учении Лурии Адам Кадмон – начало эманации, конфигурация первичного луча света, исходящего от Эйн Софа в Пустоту; последующие этапы эманации образуются светом, исходящим из глаз, ноздрей, ушей и рта Адама Кадмона (см. также Олам, Сефирот). Лит. см. к ст. Каббала. М. Шнейдер

АДАПТАЦИЯ(от лат. adaptio – приспособление) – процесс, в ходе которого устанавливается или поддерживается приспособленность системы (т. е. поддержание ее основных параметров) при изменении условий внешней и внутренней среды, напр., таких, как температура, давление, содержание кислорода. Нередко адаптацией (адаптиро– ванностью) называют и результат такого процесса – наличие у системы приспособленности к некоторому фактору среды. Понятие адаптации первоначально применялось к биологическим системам – прежде всего к отдельному организму (или его органам и др. подсистемам), а затем – к популяции организмов. Адаптация на уровне биологических структур, функций и поведенческих решений представляет собой одно из самых ярких проявлений органической целесообразности. В силу этого вопрос о природе источников и механизмов адаптации – адаптациогенезе – один из центральных в полемике между различными концепциями биологической эволюции. Понятия адаптации и дезадаптации широко используются в психологии (напр., в концепции Ж. Пиаже) при анализе взаимоотношений индивида (личности) с окружением. С появлением кибернетики, в которой в качестве механизма адаптации рассматривается отрицательная обратная связь, обеспечивающая целесообразное реагирование сложной иерархической самоуправляющейся системы на изменяющиеся условия среды, понятие адаптации стало широко применяться в социальных и технических науках. Однако при объяснении сложных систем это понятие имеет ограниченные возможности, поскольку отражает главным образом реактивные характеристики таких систем, исключая из рассмотрения, напр., активность. Б. Г. Юдин АДВАЙТА-ВЕДАНТА (санск. advaita-vedanta – веданта не-двойственности) – первая религиозно-философская школа, сложившаяся в рамках веданты. Представляет единственное последовательно монистическое направление веданты, поскольку центральный тезис о единстве Атмата и Брахмана трактуется как их абсолютное тождество. Некоторые идеи адвайта-веданты были намечены у Гаудапады (6 в.) и систематически разработаны Шанкарой (7-8 в.) в Комментарии на «Брахма-сутры» и других произведениях. Сохраняя наиболее тесную связь со священной традицией, адвайта-веданта стремилась преодолеть расхождения между «речениями о тождестве» и «речениями о различии», т.е. примирить представление о едином Брахмане как о «материальной» и «действующей» причине

53

АДВАЙТА-ВЕДАНТА мира с утверждением о его неизменности и неразделимости. Выходом из этого противоречия стала своеобразная концепция причинности, а также связанное с ней представление о различных уровнях реальности и знания, близкое буддийским доктринам. В рамках общей для веданты теории саткаръя-вады (следствие имплицитно заложено в причине и ею полностью определяется) адвайта-веданта выдвинула концепцию т. н. eueapma-вады, или учения о видимости, иллюзорности, согласно которому вселенная обязана своим феноменальным существованием майе – завесе, или волшебной иллюзии. Подобно тому как веревка в руках факира кажется змеей, а раковина может издали представляться куском серебра, многообразные свойства мира лишь временно «накладываются» на неизменную и единственно истинную основу – Брахман. Такое наложение (адхьяса), или майя, выступает как творящая сила (шакти), или оборотная сторона самого Брахмана и именно она подвержена изменениям и трансформации (паринама). Высший Брахман лишен каких бы то ни было свойств (это т. н. «Ниргу– на», т. е. «Бескачественный» Брахман), он вечно остается самотождественным и единым. В своем «сокрывающем» аспекте майя есть не что иное, как авидья (неведение), – не просто невежество или ложное знание, но единственный доступный нам способ восприятия и вместе с тем способ существования профанического мира. Иначе говоря, с т. з. «высшей истины» (парамартхика-сатья), с Брахманом вообще ничего не происходило, творения мира не было, а сам Брахман остается неизменно и единственной реальностью (сат); на этом уровне «высшей истины» Брахман абсолютно тождествен чистому Атману, или чистому сознанию (чит). Такой Атман-Брахман, лишенный качеств и атрибутов (ниргуна), вообще не может рассматриваться по принципу субстанции. Это, скорее, чистая основа сознания, которая никогда не может выступать объектом ни для себя, ни для какого-то иного сознания. На уровне же «профанической», «практически удобной» истины (вьявахарика-сатья) лежит вся сфера природного мира, то есть сфера майи-ави– дьи. Только здесь, внутри эмпирического мира, существует множественность индивидуальных душ (джива), и только внутри него реален Бог-творец Ишвара, который в адвайте считается «Сагуна-Брахманом», или «Брахманом, наделенным качествами». Наконец, только внутри феноменального мира действительны и источники достоверного познания (прамана). Адвайта-веданта признает шесть праман (они примерно соответствуют шести праманам пурва-мимансы): пратьяк– ша (чувственное восприятие), анумана (логический вывод), упамана (сравнение), артхапатти (условное предположение), анупалабдхи (заключение об отсутствии объекта на основании его невоспринимаемости), а также агама (свидетельство священных текстов). Понятно, что все эти источники достоверного знания служат всего лишь полезными инструментами, которые помогают человеку ориентироваться в пределах природного мира; с т. зр. адвайты ни одна из них не может иметь отношения к Атману. Ограниченность сферы действия праман становится понятной, если принять во внимание, что майя-авидья создает не просто природный мир, но и все психические, ментальные функции отдельных душ. Тем не менее внутри каждой из бесчисленных душ, как ее светящаяся сердцевина, лежит чистое сознание, бескачественный Атман, изначально тождественный Брахману Реализация этого тождества и свертывание (ниврити) иллюзорной эволюции феноменальной вселенной возможны лишь в мистическом акте растворения в Брахмане, где спадает прежнее разделение на объект, субъект и сам процесс познания. Как раз в силу такой особой природы Атмана иерархия праман в адвайте строится с учетом главенствующего положения свидетельства священного писания (агама). Именно тексты Упани– шад, полные пассажей мифологического характера, метафор, притч, этимологизирующих объяснений, в большей степени способствуют «незаочности» (апарокшатвам), непосредственно-интуитивному постижению Брахмана, чем любые попытки рационального осмысления высшей реальности. Даже говоря о природе души (джива), адвай– та предлагает не столько четкое теоретическое объяснение множественности душ, сколько ряд равновозможных образов или метафор. Согласно аваччхеда-ваде (учению о разде– ленности), душа обязана своими индивидуальными характеристиками т. н. «привходящим ограничениям» (упадхи); подобно тому, как единый эфир, или пространство, кажется раздробленным из-за расставленных в нем глиняных сосудов, единое сознание кажется разделенным из-за ограничений авидьи. Стоит убрать или разбить эти горшки – и единство пространства восстановится безо всякого урона. Так и душа после снятия временных ограничений сразу же осознает себя Брахманом. Абхаса-вада (учение об отражении) говорит о временном отражении чистого сознания в майе. А бимба-пратибимба-вада (учение об образе и прообразе) представляет образования авидьи как множество зеркальных осколков, в каждом из которых на свой лад отражается высший Атман. В ту же сферу «профанической истины» (вьявахарика-сатья) в адвайте попадает и вся обычная религиозная практика, где объектом поклонения (упасана) выступает Бог-творец – Ишвара, наделенный множеством совершенств. Подобно тому как способы рационального постижения еше не приводят адепта к высшему знанию, моральное совершенствование или накопление «благой заслуги» (пунья) отнюдь не приближают его к Брахману. С т. зр. адвайты тот, кто платит аскезой, благочестием или любовью, получает лишь «благую долю» (бхага) в следующем рождении; это не более чем способ ориентации в мире кармы, не выводящий за ее пределы. Душа, по сути своей тождественная высшему Брахману, не действует и не вкушает плодов своих действий; иллюзия сансарных воплощений Атмана раз и навсегда заканчивается, как только для него раскрывается его собственная истинная сущность – чистое, лишенное свойств сознание. Различия во взглядах более поздних представителей адвайты затрагивают преимущественно проблемы, которые не получили однозначного толкования у Шанкары, в частности, проблему источника и основы (ашрая) авидьи, а также вопрос о природе Ишвары и лживы. Если Шанкара отождествлял майю и авидью, то его последователи склонялись к мысли, что майе скорее свойственны творящие, порождающие (викшепа, букв, дробящие) функции, а авидья выступает прежде всего как «скрывающая» (аварана) сила. В целом адвайта-веданта после Шанкары продолжала развиваться по трем основным направлениям. Первое из них берет начало в воззрениях ближайшего ученика Шанкары – Падмапады, автора «Панча-падики» («Пятигла– вия»). В 12 в. Пракашатман написал комментарий к «Панча– падике»; его заглавие – «Виварана» («Разъяснение») —