Текст книги "Европейская поэзия XIX века"

Автор книги: авторов Коллектив

Вильям Мейкпис Теккерей(1811–1863). – Один из создателей английского реалистического социального романа. Родился в Калькутте в семье чиновника Ост-Индской компании. В университетские годы испытал огромное влияние творчества П.-Б. Шелли.

Большинство стихов В.-М. Теккерея, которые он в основном печатал в журнале «Панч», носят откровенно бурлескный характер; как правило, они являются иллюстрациями к его прозаическим произведениям. (Подробнее о Теккерее см. в томе БВЛ: В. Теккерей.Ярмарка Тщеславия).

 
На улице, в Париже славной,
Стоит известный ресторан;
Зовется улица издавна
Поднесь Bue Neuve des Petits Champs [19]19
  Улица Нёв-де-Пти-Шан – букв.: Новая улица Малых Полей ( франц.).


[Закрыть].
Хоть заведенье небогато,
Готовят в нем деликатес —
Там часто я бывал когда-то
И ел отменный буйабес.
 
 
Прекраснейшее это блюдо,
Я в том присягу дать готов:
В одной кастрюле – ну и чудо! —
Найдете рыбу всех сортов,
Обилье перца, лука, мидий,—
Тут Гринич сам теряет вес! —
Все это в самом лучшем виде
И составляет буйабес.
 
 
Да, в нем венец чревоугодий!
Пора философам давно,
Любя прекрасное в природе,
Ценить и яства и вино.
Какой монах найдет несносным
Меню предписанных трапез,
Когда по дням исконно постным
Вкушать бы мог он буйабес?
 
 
Не изменилась обстановка:
Все та же вывеска, фонарь,
И улыбается торговка,
Вскрывая устрицы, как встарь.
А что Терре? Он ухмылялся,
Гримасничал, как юркий бес,
И, подлетев к столу, справлялся,
Гостям по вкусу ль буйабес.
 
 
Мы входим. Тот же зал пред нами.
«А как мосье Терре, гарсон?»
Он говорит, пожав плечами:
«Давным-давно скончался он».
«Так кончились его печали —
Да внидет в царствие небес…»
«А что б вы кушать пожелали?»
«А все ли варят буйабес?»
 
 
«Mais oui, monsieur! – Он скор с ответом.—
Voulez-vous boire, monsieur? Quel vin?» [20]20
  Конечно, сударь!.. Желаете ли что-нибудь выпить? Какого подать вина? (франц.)


[Закрыть]
«Что лучше?» – «Помогу советом:
С печатью желтой шамбертен».
…Да, жаль Терре! Он распростился
С отрадой вскормленных телес,
Когда навеки вас лишился,
Бургундское да буйабес.
 
 
В углу стоит мой стол любимый,
Не занят, будто на заказ;
Года прошли невозвратимо,
И снова я за ним сейчас:
Под этой крышей, cari luoghi [21]21
  Дорогие ( итал.)


[Закрыть],
Я был повеса из повес,—
Теперь, ворчун, седой и строгий,
Сижу и жду я буйабес.
 
 
Где сотрапезники, что были
Всех ближе в пору дней былых?
Гарсон! Налейте из бутыли —
До дна хочу я пить за них!
Со мной их голоса и лица,
И мир исчезнувший воскрес —
Вся банда вкруг стола толпится,
Спеша отведать буйабес.
 
 
Удачно очень Джек женился,
Смеется, как и прежде, Том,
Огастес-хват остепенился,
А Джеймс во мраке гробовом…
Немало пронеслось над светом
Событий, бедствий и чудес,
С тех пор как здесь, друзья, кларетом
Мы запивали буйабес.
 
 
Как не поддаться мне кручине,
Припомнив ход былых годин,
Когда я сиживал, как ныне,
Вот здесь, в углу, – но не один?
Передо мною облик милый:
Улыбкой, речью в дни забот
Не раз она меня бодрила…
Теперь никто со мной не пьет.
 
 
Я пью один, веленьем рока…
Стихов довольно! Пью до дна
За вас, ушедшие далеко
Пленительные времена!
Так, не печалясь и на тризне,
За все, в чем видел интерес,
Останусь благодарен жизни…
Несут кипящий буйабес!
 

Роберт Браунинг(1812–1889). – Родился в семье банковского служащего в Лондоне. Первая поэма, созданная Р. Браунингом, – «Полина» (1833). Им были написаны несколько пьес, в которых как раз отсутствует то напряженное движение, которое стало основой драматического монолога, излюбленной поэтической формы Р. Браунинга. Высшего мастерства в разработке этой формы поэт добился в циклах «Мужчины и женщины» (1855) и «Dramatis Personae» (1864). В первую очередь это нравственно-философская поэзия. Браунинг часто пишет об исторических личностях. Его монологам свойственна детальная психологическая мотивировка, стремление передать сложность внутреннего мира человека.

 
Нет, милый, свет не скажет нам:
«Как ваш союз понятен мне!
Ему сочувствуя вполне,
Я вам благословенье дам!»
Как много месяцев и лет
Умчалось быстрой чередой —
И все ж мы поняли с тобой,
Чего боится свет!
 
 
Нам лет потраченных не счесть
Меж тех, кто обществу оплот,—
Предобродетельных господ
И дам, что соблюдают честь,—
Но мы гуляем, им назло,
Вдоль Сены, в ливень, в поздний час,
И на Бульварах манят нас
Блаженство, свет, тепло!
 
 
Любовь попробуй запрети!
Нет, рада я своей судьбе!
Позволь мне по губам тебе
Рукой в перчатке провести…
А вот в сиянье фонарей
Встал Институт; другим в пример,
К Гизо спешит Монталамбер…
А ну-ка, веселей!
 

 
Ну, полно, больше ссориться не надо,
Лукреция моя; стерпи хоть раз.
Присядь, и все, как пожелаешь, будет.
Лицо ко мне повернуто, а сердце?
Я выполню заказ, который даст
Друг друга твоего, не беспокойся —
То, что захочет он и как захочет,
В срок установленный и не торгуясь,
А деньги в эту маленькую ручку
Вложу, когда она моей коснется,—
Да? Нежно? Все исполню, дорогая,
Но завтра! Я сильнее устаю,
Чем ты подумать можешь, а сегодня
Сильней обычного, и мне сдается,—
Прости меня, – что если посидеть нам
Здесь, у окна, рука в руке, смотря
На Фьезоле так с полчаса, и думать,
Как любящим супругам, об одном,
И тихо-тихо вечер скоротать,
То завтра я за труд могу приняться,
И свеж и весел. Сделаем попытку.
А завтра будешь рада ты сама!
Твоя рука – что женщина, моя же —
Мужское сердце, что ее вместило.
Не зря ты время тратишь: посиди
Для всех пяти заказанных картин —
И сэкономим на модели… Так!
Так выгляди – прекрасная змея,
Что, за кольцом кольцо, склубилась плавно!
Зачем безукоризненные уши
Ты проколола даже для серег?
Как хороша луна! И мне и всем
Она принадлежит – любой считает
Ее своей, и все ж ничья она,
Хотя мила… Ага, ты улыбнулась?
Ну, вот, моя картина и готова,
Вот что гармонией зовет наш цех!
Все тонет в серебристо-серой дымке,
Все в сумерках – и мы с тобою тоже.
Точь-в-точь такая ты, как в дни, когда
Гордилась мною (что давно прошло),
А я совсем, как сумерки, поблек.
Все тускло: молодость, мечты, искусство —
Как очертанья Фьезоле [23]23
  Фьезоле – город в трех милях на запад от Флоренции.


[Закрыть]вдали.
…………………….
Когда б ты каждый день со мной сидела,
Я лучше бы писал, ты понимаешь?
Ну, то есть больше получал бы денег
И больше бы дарил тебе. Темнеет,
Вон первая звезда. Морелло [24]24
  Морелло – самая высокая гора Апеннин на север от Флоренции.


[Закрыть]скрылся.
При фонарях дозора видно стену,
И вдалеке заухали сычи.
Ну, милая, вернемся от окна
В наш грустный дом, что для веселья сложен.
Бог справедлив. Простит Франциск [25]25
  Франциск – Франциск I Французский (1494–1547). Он пригласил Андреа к себе во дворец в Фонтенбло и одарил многочисленными подарками. Когда Андреа вернулся во Флоренцию, то в течение короткого времени промотал все деньги, которые Франциск дал ему в счет будущих картин.


[Закрыть], быть может:
Я ночью от мольберта отведу
Усталый взгляд, и кажется, что стены
Светиться начинают, кирпичи
Как будто гневным золотом сверкают —
Тем золотом, что их скрепило здесь!
Давай любить друг друга. Ты уходишь?
Опять пришел кузен? И ждет снаружи?
Тебя он хочет видеть – без меня?
Он снова проигрался? Денег надо?
Поэтому ты улыбалась? Что ж,
Купи меня улыбками! Еще
Найдется у тебя? Рука, и глаз,
И сердца часть еще при мне остались,
Трудом живу я, – сколько стоит он?
Я заплачу за прихоть. Но позволь
Побыть с тобою вместе дотемна —
В безделье, как считаешь ты, – мечтая,
Как написал бы, возвратясь в Париж,
Еще одну картину, лик мадонны —
Не твой на этот раз! А ты могла бы
Услышать их, – ну, Аньоло [26]26
  Аньоло – Микеланджело Буонарроти(1475–1564) – итальянский художник, скульптор, поэт эпохи Возрождения.


[Закрыть], конечно,—
Как он судил мой труд, чего он стоит.
Согласна? Верь, твой друг доволен будет:
Готов я выполнить его заказы,
Портрет шутя доделаю, – да, да,
А заворчит он – что-нибудь еще
Ему подкину, и довольно будет,
Чтоб выручить кузена. А вдобавок,
Что лучше и что мне важней всего,
Тебе на брыжи дам тринадцать скуди [27]27
  Скуди – итальянская монета.


[Закрыть]!
Ты рада, милая? Но он-то, он,
Кузен! И чем тебе он полюбился?
 
 
Я нынче безмятежен, как старик.
Жалею о немногом, перемен
Совсем не жажду. Прошлое прошло,
Так для чего еще менять что-либо?
Проступок мой перед Франциском?
Правда, Его я деньги взял, в соблазн я впал,
Дом этот выстроил, грешил – и все тут.
Родители мои в нужде скончались —
А сам-то был богат я? Ты же видишь,
Как богатеют! Каждому свое.
Они ведь нищими и родились,
И жили, и скончались. Я трудился
За плату жалкую. Пусть сын хороший
Попробует, как я, картин две сотни
Создать! Есть, право, в чем-то равновесье,
Ведь я сегодня был тобой любим.
С меня достаточно. Чего ж еще?
Одну возможность – в царствии небесном,
Быть может, ангел выделит четыре
Стены: для Леонардо [28]28
  Леонардо – Леонардо да Винчи(1452–1519) – итальянский художник, скульптор, архитектор эпохи Возрождения.


[Закрыть], Рафаэля [29]29
  Рафаэль(1483–1520) – итальянский художник эпохи Возрождения.


[Закрыть],
И Микель Аньоло, и для меня,—
Они все холосты и побеждают,—
Но у меня Лукреция! Я выбрал.
Кузен свистит! Ступай, любовь моя.
 

 
Отец мой был филолог-эллинист.
Я, пятилетний, раз его спросил:
«Ты что читаешь?» – «Про Осаду Трои».
«Осаду… Трои… Что это такое?»
Он стулья и столы составил в город
И, посадив меня наверх Приамом,
Поведал, что Елену – нашу кошку —
От прежнего хозяина сманил
Злодей Парис, и вот она, трусиха,
Забилась под скамеечку для ног;
Собаки наши, Таузер и Трей,—
Атриды – из-за драгоценной киски
Воюют с Троей; а когда Ахилл —
Мой пони – перестанет обижаться
И выскочит из стойла, Гектор дрогнет
И побежит (рассыльный наш мальчишка).
Так я узнал, кто – кто и что к чему.
В пять лет я понял все, что мог понять,
Какой же это был восторг! Должно быть,
Такой же, как сейчас. Наставник мудрый
Не ослепил невыносимым светом
Всезнанья слабые глаза невежды,
Но и не дал им впредь подслеповато
Довольствоваться тьмой и пустотой.
 
 
Когда двумя-тремя годами позже
С друзьями я играл в Осаду Трои,
Отец мой увидал и не одобрил:
«Тебе пора бы самому прочесть
В подробностях о том, о чем когда-то
Я дал тебе начальное понятье.
Вот Поп [31]31
  Поп – Александр Поп(1688–1744), английский поэт эпохи Просвещения. Перевел на английский язык «Илиаду» и «Одиссею».


[Закрыть] – он досконально изложил
То, что в один прекрасный день, быть может,
Услышишь ты от самого Гомера.
Штудируй греческий, – по крайней мере,
Старайся, – может быть, к тебе придет
Слепой Старик, Сладчайший из Певцов,—
„Туфлос“ – слепой, „гедистос“ – самый сладкий.
Пока же будь доволен переводом —
Читай!» Я прочитал запоем Попа:
Что может быть прекрасней и правдивей?
Потом я с чувством взялся за учебник,
Ступенька за ступенькой подбираясь
К оригиналу, к подлинному слову,
Когда мне будет нужен, скажем, Буттман [32]32
  Буттман – автор греческой грамматики.


[Закрыть].
 
 
Шло время; я готовился – и вдруг:
«Ты, говоришь, созрел для „Илиады“?
Вон Хайне [33]33
  Хайне – редактор общепринятого текста произведений Гомера.


[Закрыть] – красный том на третьей полке;
Да не забудь заглядывать в словарь!»
 
 
Не упустив ни слова, я узнал,
Кто – кто и что к чему, из уст Гомера;
Ученье кончилось. Теперь спросите
Ученого двенадцати годов:
«Кто автор „Илиады“?» – детский смех!
Конечно же, Гомер! Давно известно,
Что он был нищий и слепой; поныне
Не установлено, где он родился,—
Семь городов вели об этом споры;
Как полагает Байрон, прав Хиос.
Что написал еще он? «Одиссею»,
«Войну мышей с лягушками» и «Гимны»,
И это все, за вычетом «Маргита»:
«Маргит» до нас (эх, жалко!) не дошел.
 
 
Так отрочество тешилось, пока:
«А что по поводу открытий Вольфа
Сегодня пишут немцы? Неуютно
Менять воззренья и лишаться веры,
Но взялся за ученье, так учись!»
Ну что ж, я «Пролегомены» осилил.
Сам Вольф [34]34
  Вольф Фридрих Август(1759–1824) – немецкий филолог и критик. Известность приобрел работами о гомеровском эпосе. Считал, что «Илиада» и «Одиссея» – произведения народной поэзии.


[Закрыть]и дюжина ему подобных
Мне доказали: не было ни Трои,
Ни осаждающих, ни осажденных,
Ни автора, ни подлинного текста,
Ни повода в истории для сказки —
А я ее ценил душой и сердцем
И, несмотря на новые познанья,
Ценю досель и в глубине души
Считаю полной истиной, свободной
От прихоти заботливых идей.
С тех пор (хвала моим счастливым звездам!)
Пусть кто в святилище моем посмеет
Встревожить обитателей любезных —
Елену, Гектора с женой, Улисса,
Ахилла и Патрокла… Впрочем, Вольф —
Зачем сомненьем он разрушил сон?
 
 
Но «Пробужденье драгоценней сна»,
Как пишет Роберт Браунинг, – затем-то
Я, старый человек, вам объясняю,
Что мог бы ныне упрекнуть отца —
Зачем он так мучительски, так долго
Не позволял ребенку – мне – проснуться,
Чтоб отделить зерно от шелухи
И поименно знать, где ложь, где правда.
Зачем он вообще навеял сон
И сразу не открыл мне трезвой яви?
Допустим, детство – неуместный возраст
Для верного истолкованья мифов;
По крайности, он мог бы промолчать!
Я сам сумел бы – так или иначе —
Каким-то образом пробиться к знанью
Прямой дорогой, без обиняков;
И должен был бы, как Пелеев сын [35]35
  …как Пелеев сын… – Имеется в виду Ахилл, герой Троянской войны.


[Закрыть],
Коварство клясть у адских врат; как Гектор,
Любить свою законную жену,—
Что, я не мог бы подражать героям,
Прекрасно зная, что они – мечта?
Не лучше ль было бы отцу тогда
Мне выдать «Этику» [36]36
  «Этика» – одна из работ Аристотеля.


[Закрыть],– пусть в переводе,
Но верном, без обмана и жеманных
Прикрас в угоду современным вкусам,—
Да, «Этику»! Теперь-то я считаю
Трактат об этике нелегким чтеньем,
Хотя подвластен мне оригинал.
А в детстве – что терпела книга детства!
И я, старик, склонясь над Стагиритом [37]37
  Стагирит. – Имеется в виду Аристотель(384–322 гг. до н. э.), родившийся в Стагиросе.


[Закрыть],
Страниц, по крайней мере, не мусолю,
Углов не загибаю, молоком
Не заливаю и не сыплю крошек…
 

Эмили Джейн Бронте(1818–1848). – Сестра романисток Шарлотты и Анны Бронте. Родилась в семье священника. Всемирную известность принес ей роман «Грозовой перевал» (1847). Первая книга ее стихов вышла в свет в 1850 году – «Избранные стихи Эллис Белл». Основной мотив лирики Бронте – поэтессы романтической традиции – жажда освобождения от рутинной жизни. На ее творчество большое влияние оказал П.-Б. Шелли.

 
Пускай порывы прошлых лет
Рассудок высмеет, как бред,—
Твой взор горящий даст ответ,
Расскажет голос неземной:
Зачем, зачем ты избран мной.
 
 
Суровый Разум правит суд
В одеждах темных, строг и крут.
Защитник мой, смолчишь ли тут?
Пусть речь поведает твоя
О том, что свет отвергла я,
 
 
Что отказалась я идти,
Как все, по торному пути,
Чтоб дикою тропой брести,
Презрев соблазн богатства, власти,
Гордыню славы, сладость счастья.
 
 
Когда-то я их приняла
За божества – я им дала
Обет и жертву принесла…
Но дар неискренний немил
Богам – и он отвергнут был.
 
 
О, я их не могла любить,
И я их поклялась забыть,
И одному тебе служить,
Фантом, меня пленивший встарь,
Мой раб, товарищ мой и царь.
 
 
Ты раб мой, мне подчинено
Твое влиянье – мной оно
К добру, не к злу обращено!
Товарищ одиноких дней,
Ты – ключ от радости моей,
 
 
Ты – боль, что ранит и грызет,
И благость слез, и духа взлет
К вершинам от мирских забот.
Ты – царь, хоть трезвый разум мой
Велит мне восставать норой.
 
 
И как же не молиться там,
Где веры столп, надежды храм,
Душе, приверженной к мечтам?
Будь мне заступник, светлый Гений,
Избранник мой, о Бог видений!
 

* * *

 
Передо мною тьма ночная,
Здесь диких бурь сошлись пути.
Но злым недугом пленена я —
И у меня нет сил уйти.
 
 
Деревья гнутся. Тяжесть снега
Ветвям замерзшим не снести.
Мне вьюги страшен час набега —
И все же нет, нет сил уйти.
 
 
Сквозь тучи черные дорогу
К земле уж солнцу не найти.
Мне не унять в душе тревогу —
И не уйти. нет сил уйти.
 

Эрнест Чарльз Джонс(1819–1869). – Видный политический деятель рабочего движения, «знаменитый хартистский агитатор» (Н. Г. Чернышевский), поэт, литературный критик, романист, Э.-Ч. Джонс принадлежит к младшему поколению чартистов, которое начало играть роль после 1842 года, когда чартизм приобрел характер действительно массового пролетарско-революционного движения.

Родился в Берлине, в аристократической английской семье. Образование получил в Германии; отказавшись от карьеры юриста, стал одним из лидеров чартистского движения.

Поэзия Э.-Ч. Джонса была оружием чартизма. Поэт писал для рабочих и стремился воплотить актуальное политическое содержание в простую поэтическую форму – создавать стихи в «народном ключе». Впервые в английской поэзии борющиеся народные массы заняли в ней центральное место.

 
Народ мой! Что с тобою?
Где слава прежних лет?
Страданьем, как травою,
К ней зарастает след.
Ты родился свободным,
Но, услыхав призыв,
Твои герои пали,
А ты – в позоре – жив.
 
 
В цепях, в железной хватке
Тебе не продохнуть!
Вперед же без оглядки,
Ищи к свободе путь!
Людских сердец разливы
Не усмирить вовек:
Свобода, справедливость —
Вот русла этих рек.
 
 
О, не пугайтесь смерти!
Ведь умереть в борьбе
Достойнее, поверьте,
Чем изменить себе.
Ты вовсе не британец,
Коль быть рабом посмел.
Ты жалкий чужестранец
Для всех, кто горд и смел.
 
 
Прочь! Не касайся чаши
Волшебного вина!
В ней вольнолюбье наше,
Не для тебя она.
Ты раб! Твоя невеста,
Стройна и молода,
Пылает не румянцем,
А краскою стыда.
 
 
Ты взором раболепным
Тревожишь мертвецов —
Венцом великолепным
Увенчанных бойцов.
Кто испытает счастье
Добра и красоты?
Кто дружбой насладится?
Не ты! Не ты! Не ты!
 

 
Кому дано соединять
Сердца, скорбящие в разлуке,
И чьи дряхлеющие руки
Способны вечное создать?
 
 
Пред кем тюрьма и западня
Лишь дымка легкая – не боле?
Кто душу солнечного дня
Спасает от ночной неволи?
 
 
Кто возрождает из могил
Дыханье доблести и мести?
И с кем герой заговорил
О прежних днях, о прежней чести?
 
 
Чья поступь тихая слышна
На вечных тропах мирозданья
И почему гневит она
Тиранов, сеющих страданья?
 
 
Чей клич способен поднимать
На революцию народы?
Кто может словом проникать
Сквозь времена, эпохи, годы?
 
 
И кто своею добротой
Врачует мир от зла, уродства,
Кто в этой жизни непростой
Слуга любви и благородства?
 
 
Поэт! Он сделал все, что мог:
Сердца людей сильнее стали!
И он уходит. Путь далек:
Назад, в заоблачные дали.
 

Мэтью Арнольд(1822–1888). – Родился в семье университетского профессора. Был преподавателем, инспектором школ, профессором Оксфордского университета. Первый сборник стихов М. Арнольда – «Заблудший гуляка и другие стихи» (1849). Но успех пришел к нему с книгой 1853 года – «Стихи». Мэтью Арнольд соединял в себе незаурядный талант поэта и критика, хотя критик часто мешал свободному выражению его поэтического «я». Когда стихи Арнольда не сковывала холодная рассудочность, в них появлялась естественная грация, они поражали совершенной чистотой языка. Древняя Греция и античная культура были идеалом для Арнольда. В своих стихах, которые должны были быть, как считал Арнольд, «критикой жизни», он писал правду о викторианской Англии.

 
Взгляд оторвать от моря не могу.
Тишь. Смотрится луна
В пролив. Там, на французском берегу,
Погас последний блик. Крут и высок,
Английский берег над водой навис.
О, подойди к окну! Как ночь нежна.
Лишь там, где бухту ограждает мыс,
Где отделен серебряный песок
От черной бездны пенною каймой,
Вздыхает море, галькою шурша:
То отступает, то опять – бросок,
Льнет к берегу и снова рвется вдаль,
И в мерном плеске чувствует душа
Безмерную печаль.
 
 
Софокл [38]38
  Софокл(496–406 гг. до н. э.) – великий драматург Древней Греции. Здесь имеется в виду его трагедия «Антигона» (эписодий II, строки 686–694).


[Закрыть]в былые дни
Так вслушивался в гул эгейских волн,—
Его воображению они
О горестях людских вели рассказ.
Гул северного моря, скорби полн,
Рождает те же помыслы и в нас.
Давно ль прилив будил во мне мечты?
Его с доверьем я
Приветствовал: он сушу обвивал,
Как пояс из узорчатой тафты.
Увы, теперь вдали
Я слышу словно зов небытия,
Стеная, шлет прилив за валом вал,
Захлестывая петлю вкруг земли.
 
 
Пребудем же верны,
Любимая, – верны любви своей!
Ведь мир, что нам казался царством фей,
Исполненным прекрасной новизны,
Он въявь – угрюм, безрадостен, уныл,
В нем ни любви, ни жалости; и мы,
Одни, среди надвинувшейся тьмы,
Трепещем: рок суровый погрузил
Нас в гущу схватки первозданных сил.
 

 
Все отвечают нам. Свободен ты.
Мы ждем и ждем – но ты, с улыбкой, нем
И выше знанья. Пик, светилам всем
Открытый средь безбрежной высоты,
На дне морском найдя упор пяты,
Отчизну в Небесах Небес обрел,
Подножье лишь отдав на произвол
Пытаний земнородной суеты.
И ты, кто видел свет, гонящнй мрак,
Кто сам себя постиг, почтил, взрастил,
Шел по Земле не узнан. Лучше так!
Всю боль, что дух бессмертный ощутил,
Все немощи, все скорби обняло
Победоносное твое чело.
 

 
Человек – это странник с рожденья.
Он родится на судне,
Под которым волнуется время;
Изумлен, осчастливлен,
Раскрывает он солнцу объятья,
Озирает он Времени реку.
 
 
Человек размышлять начинает.
Впервые – проснувшись
В снежно-белом ущелье,
Что под клекот орлиный
Расстилает потоку
Первозданное ложе;
Затем – на равнине,
Где лениво река
Распрямляет извивы,
Приближаясь к всеядному морю.
И всегда человеческий разум —
Это мир отмелькавших брегов.
 
 
Что терзаться и грезить о землях,
Промчавшихся мимо
До того, как поток подхватил
И понес человека сквозь Время;
Что терзаться о землях за смертью.
Только путь быстроходного судна
Будет познан; лишь вехи пути
Будут в памяти жить человека.
 
 
Кто сегодня пройдет за пределы,
Что поставило вечное Время?
Кто сумеет увидеть не пажить,
А зеленую землю до плуга?
Кто к земле так же близок, как люди,
Что когда-то земле подарили,
Не скупясь, неуемных детей?
 
 
Кто та дева,
Что мать-землю поймет и постигнет,
Как Ревекка однажды
У колодца под пальмой постигла?
Кто страж
Чувств земли, как весна, просветленных,
Как весна, незапятнанных, чистых?
 
 
Есть ли бард,
Что умеет помыслить о боге,
О душе и о мире
Настолько же просто
И пронзительно, как Моисей
Мыслил ночью, у спящего стада,
Под пустынной арабской звездой?
Голос Духа
Услышит ли он и склонится?
 
 
Нас теперь полноводное Время
Несет по бескрайней равнине.
Невозвратен истоков покой.
А к реке города подступают,
Раздаются стоустые крики;
Непонятен их смысл,
Непонятны все те измененья,
Что мы видим и знаем повсюду.
 
 
Что сказать?
Полноводное Время
Потеряло достойное русло;
Города не расступятся снова,
Не растает их черное стадо;
Тем сильней будут гомон и грохот,
Чем нахальней вторжение торжищ,
Чем ровней будет эта равнина,
Чем свирепей нависшее солнце.
Никогда никому не увидеть
Красоты первозданной потока,
Не вкусить даже капли покоя.
 
 
Но, что было до нас, мы не знаем
И не знаем того, что грядет.
 
 
Может быть, полноводное Время,
Растекаясь за грани пространства,
Удаляя мерцанье и блики
Заодно с городами все дальше,
Возвратит если не первозданность
Снежно-белых утесов ущелья,
То хотя бы бессуетность, гордость.
 
 
И на глади безбрежной потока,
В обезлюдевшем, смолкшем пространстве,
Освеженном могучим дыханьем
Океана, покой, может быть,
В человека вселится;
В безмерном растает пустое,
Уплывут берега в неоглядность,
Выйдут звезды, и ветер прохладный
Понесет человеку навстречу
Вздох и запах предвечного Моря,