Текст книги "Европейская поэзия XIX века"

Автор книги: авторов Коллектив

 
Все воспевают трезвость; я – пьянство восхвалю!
Исполнен дум высоких мечтатель во хмелю.
И лишь тогда герои достойны всех похвал,
Когда их змий зеленый на подвиги позвал.
 
 
Подъем душевный славлю; пускай исходит он
Из пенистой баклажки; пускай он пробужден
Настойкой и вдыхает, восторга не тая,
И вешний запах мяты, и трели соловья.
 
 
Весь мир измерит трезвость и вдоль и поперек,
А что она получит за долгий труд и срок?
Названия и цифры. Выходит, все равно
Ей завладеть вселенной с линейкой не дано.
 
 
Для бражника, что вечно горит в святом огне,
И небо и планеты купаются в вине,
Как жемчуга красотки. Вселенная прильнет
К его груди и лаской под звезды вознесет.
 

Мария фон Эбнер-Эшенбах(1830–1916). – Прозаик, поэт, драматург. Наряду с Аннетой Дросте-Гюльсгоф – наиболее значительная немецкоязычная поэтесса XIX века. Родилась и выросла в Моравии, в аристократической семье. В 1848 году вышла замуж за инженера Эбнер-Эшенбаха, состоявшего на военной службе и дослужившегося впоследствии до звания фельдмаршала. Первые стихотворения поэтессы получили положительный отзыв Грильпарцера. В прозе Марии фон Эбнер-Эшенбах отчетливо прослеживается влияние И. С. Тургенева.

Поэтическое наследие Марии фон Эбнер-Эшенбах невелико, по читателя поражает его исключительная цельность. Как крупные, так и миниатюрные поэтические вещи написаны очень плотно, с высокой языковой точностью, афористичностью. Недаром писательница много времени посвятила афоризмам как отдельному литературному жанру.

 
Они мне всё твердят: «Ну не пиши стихи.
Поэзия тебя опустошит, измучит».
«Я б с радостью, по не могу никак».
«Никак не можешь? Вздор! Все дело за тобой.
Тебе недостает желания и воли
Осилить, превозмочь тщеславие свое.
Тебе повсюду льстят, тебя повсюду хвалят.
Как видно, этого лишиться нелегко».
«Не знаю, может быть, все так. Не знаю.
Уверена в одном: пусть выше во сто крат,
Чем до сих пор, мое возносят имя,
К ничтожным похвалам останусь равнодушной.
Взамен продажной и обманной славы
Я предпочла бы выкупить свободу.
Ведь я – невольница, покорная раба.
Я демону служу беспрекословно.
Как мне его назвать? Прости, господь,—
Талантом.
Я знаю многих, одержимых им.
И что ж? Одни в безумном заблужденье
Им помыкать хотят. Другие – хуже! —
В нем видят дар судьбы и пестуют его,
Лелеют, любят. Нет. Все это не по мне.
Я не могу постичь, как можно обожать
Чудовище, которое крадет святыню всех святынь
И радость – быть самим собою.
Ему известно таинство одно:
Лишать покоя, сна и отравлять усладу.
Он шепчет день и ночь:
„Опомнись! Оглянись!
Ты видишь этот свет? А ту деталь, а штрих?
Ты этот запах слышишь?“
В тебя вторгаясь, колдовством своим
Он заполняет мысли, ощущенья,
Жизнь, наконец.
Твой гнев и боль, сочувствие, тоска,
Твой сокровенный помысел, желанье,
Сомнения твои и ненависть твоя —
Все выкрадено им. Он все в себя впитал.
Все, все ему поставлено на службу.
Ну а потом придет пора мытарств.
Опустошенный, ты во власти муки:
Так безоглядно подчинясь ему,
Ты сотворил добро?
Увековечил правду?
Иль было все зазря?
Теперь подумайте, завидна ли судьба,
Начертанная мною перед вами?
О, если б я могла родиться вновь,
Я повернула б жизнь свою иначе.
Жила б в покое, мире и любви.
И лишь для вас, поверьте, сестры, братья,
Все б оставалось так же, как сейчас.
Мне б ваше горе прожигало сердце.
Мне б ваше счастье было высшим счастьем.
Но вас живописать не стала б ни за что».
 

 
Я не могу никак не петь.
Что в этой песенке, ответь,
Скажи мне, не тая!
Ее напев нетороплив,
Просты слова, и прост мотив.
…В ней вся душа твоя.
 

 
День кончился. И ночь на откуп нам дана,
Чтоб, сбросив груз невзгод, вкусить блаженство сна.
Сегодня ты страдал. Усни и не грусти.
Вдруг с завтрашнего дня тебе начнет везти?
А если нет? Так что ж! Негодовать, тужить
И горести сносить – все это значит жить.
Но каждый заражен мечтою вожделенной —
Забыться навсегда, расстаться с жизнью бренной.
Спасительница смерть! Любой из нас, скорбя,
Хотя б всего лишь раз, но призывал тебя!
Сон – это та же смерть, но во сто крат короче.
Не бойся, не страшись! Войди в нее средь ночи.
Твоя заглохнет боль. Все снимет, как рукою.
Мы все устремлены к священному покою.
И упиваться им в природе жаждет всяк:
Не только человек, по птаха и червяк
И даже ураган, беснующийся в море.
…Как истребить печаль? Как выкорчевать горе?
Я слово странное услышала вчера —
Нирвана, в нем сокрыт сладчайший смысл добра.
Не может суть его меня не подкупать —
Не думать никогда, а только спать и спать.
Нирвана, твой исход из всех злосчастий прост.
…И вот передо мной предстанет длинный мост.
Из жизни суетной, свирепства бытия
Он перекинут в сон, в обитель забытья.
Лишь ты сомкнешь глаза – найдешь к нему дорогу,
И вся твоя тоска отступит понемногу.
Но чу! Что там за звук? Бьют на стене куранты.
Со скрипками в руках выходят музыканты
И, песенку сыграв, исчезли виновато.
Как жадно им внимал малютка мой когда-то!
И сердце вздрогнуло, вновь явственно воскрес
В усталой памяти густой сосновый лес
И терпкий аромат настоя смоляного.
Ты здесь, мое дитя! Нам не расстаться снова.
Светлы твои черты, твои лобзанья сладки.
Куда же ты? Зачем игру затеял в прятки?
Откликнись, отзовись! Ну, сжалься надо мною.
…Ни шороха в ответ. Мир скован тишиною.
Но этот день иссяк, истлел, умчался мимо,
Растаял, как туман, как снег, как струйки дыма.
И я – живу! Живу! Пусть жизнь меня пытает —
Я вижу, как звезда на небе расцветает.
Пусть хлещет, жжет меня страданий круговерть!
Я только сна боюсь. Он так похож на смерть.
 

Фердинанд фон Саар(1833–1906). – Поэт, прозаик и драматург. Участвовал в Итальянском походе 1859 года. В 1873 году совершил длительную поездку в Рим. Последние десятилетия жизни провел в Моравии, лишь ненадолго посещая Вену. Покончил с собой в 1906 году.

В творчестве Фердинанда фон Саара едва ли не впервые в австрийской поэзии возникает тема города и фабричных рабочих. В его произведениях заметно влияние Тургенева и Шопенгауэра.

 
Водоемы у карьера
Грязно-желты, как болота.
Над сараями гнилыми
Трубы черные печные.
 
 
Люди с кожею землистой
Словно сделаны из глины,
Той, которую бесстрастно
Руки их годами месят.
 
 
Мнут, ровняют, гладят, режут,
Кирпича все ту же форму,
Неизменную вовеки,
С безразличьем повторяя.
 
 
Мимо них проходит время.
В мерзком месиве увязнув,
Задыхаясь в пыльном зное,
Мир стоит у края бездны.
 

 
Красишь леса с утра,
Солнечна и добра.
Краше всех роз, по мне,
Ты, в золотом огне.
 
 
Нет никаких невзгод,
Нет никаких забот.
Ненарушимый сон
Тихо пресуществлен.
 
 
Только нет-нет и в мох
Внятный и кроткий вздох
Скатится с багреца:
Близится час конца.
 

 
Помянем усопших.
Серый, промозглый туман
Окутал всю землю,
И на погосте, на склоне горы
Мерцают вразброд фонари,
Мерцают на бугорках иммортели и астры.
 
 
Да помянет сегодня
Каждый своих мертвецов,
Украсит цветами державу,
Где тлеют они или истлели давно,—
И память живая уронит чело
На железо и мрамор надгробий
С венками посмертной славы.
 
 
Но кто же помянет
Безымянных,
Никем не любимых
И не погребенных?
Чей уход от сограждан
Никто не оплакал,
Никто не заметил?
Кто же сегодня окликнет их души?
 
 
Их помянет сегодня
Один человек,
Кто, как и они,
Жил,
Боролся,
Страдал,
Кто всю жизнь трепетал за завтрашний день.
В их судьбе он провидит свою.
 
 
Да почиют все они с миром!
 

АЛБАНИЯ

Иероним Де Рада(1814–1903). – Родился в деревне в Калабрии, учился в итало-албанской православной коллегии св. Адриана. Записывал народные песни и сказания арберешей (албанцев, живущих в Италии). В 1836 году издал свою первую поэму – «Песни Милосао», тепло встреченную арберешами и сделавшую имя автора известным в Европе. В 1837 году поэт принял участие в заговоре мадзинистов против Бурбонов и вынужден был некоторое время скрываться. В 1841 году издал поэму «Песни Серафины Топии» (второе издание – в 1843 г.). Революционные события 1848 года поэт встретил в Неаполе; сам принимал в них участие; организовал издание первой албанской газеты «Л’Албанезе д’Италия» («Албанец Италии», 1848). После поражения революции поэт уехал в деревню. В 1849 году он добился включения в учебную программу коллегии св. Адриана преподавания албанского языка и сам стал вести этот предмет, однако вскоре был уволен за свои демократические взгляды. В 1866 году поэт издал фольклорный сборник «Рапсод албанской поэмы», в 1873 году – две части поэмы «Несчастный Скандербег», в 1883–1887 годах – второе издание фольклорного сборника под названием «Национальный рапсод. Народные песни». И. Де Рада выпустил также ряд работ о происхождении албанской нации и языка. В 1883–1887 годах он издавал журнал «Фьямури Арберит» («Знамя албанцев»), значение которого для национально-освободительной борьбы было исключительно велико. И. Де Рада призывал албанский народ к открытому выступлению против турок. На рубеже XIX–XX веков Де Рада напечатал две последние песни поэмы «Несчастный Скандербег» и новый вариант поэмы «Песни Серафины Топии» под названием «Зеркало жизни человеческой». Он принял также участие в организации двух конгрессов лингвистов-албанологов (в 1896 и в 1897 гг.). Последние годы жизни И. Де Рада провел в бедности. Де Рада был зачинателем и самым ярким представителем романтизма в албанской литературе, а его поэма «Песни Милосао, сына господаря Шкодры» – наиболее значительным произведением этого направления.

 
Стылый воздух с гор струится,
И зима бредет в долины.
Я пошел в стан Марелюлье,
Там давно в немом безлюдье
Ждал пастух меня. Он быстро
Молоко согрел овечье
И промолвил, прослезившись:
«Пей, мой мальчик. Помню время —
Приходил твой дед к нам часто,
Молоко ему мы грели,
И сидел он до рассвета,
Горечь битвы забывая».
Здесь могилы моих братьев —
А земля врагу досталась.
Зыбкий сон вспугнули овцы.
Я проснулся: над Мбусатом [5]5
  Мбусат – город в Калабрии, недалеко от родины поэта, деревни Маки. Хотя действие поэмы происходит в Албании, возле города Шкодры, поэт часто вводит в поэму калабрийские топонимические названия.


[Закрыть]
Поднимался бледный месяц,
Серебром осыпав море.
Во второй раз я проснулся:
Звезды больше не смотрели
На людей, укрытых буркой,
На овец, шумевших глухо,—
Ночь была, как смерть, черна.
В третий раз я приподнялся:
Закатился тонкий месяц,
По холмам белесым овцы
Одиноко разбрелися.
Я в четвертый раз проснулся:
Наши овцы пили воду
Из реки, как небо, синей.
Все постыло мне, в деревню
Поспешил я вдоль долины.
На траве в лучах рассвета
Хлопья снега исчезали…
Я вошел в орешник, вижу:
Далеко за поворотом
Чей-то стан мелькнул неясно
С голубой полой одежды
И каштановой косою.
В камышах ее нагнал я.
 

Юноша.

 
Ты сегодня здесь! Не думал
Я тебя так рано встретить.
 

Девушка.

 
Почему меня не видно —
Помогаю братьям в поле.
А сегодня мать велела
Два цикория найти ей.
Где ты спал сегодня ночью?
 

Юноша.

 
У костра, укрывшись буркой.
 

Девушка.

 
В этот холод? Почему же
Ты домой не мог вернуться?
 

Юноша.

 
Потому что мимо дома
Моего не ходит больше
Девушка с густой косою.
 

Девушка.

 
Ты, как солнце, – одиноко
Целый день бредешь к ночлегу.
Разве плохо солнцу в небе?
 

Юноша.

 
Скоро вновь поход, чужбина.
Я, тебе чужой, погибну.
Рада будешь моей смерти.
 

Девушка.

 
Почему?
 
 
Мы по дороге
Рядом шли. Она отстала
И смотрела, пряча слезы,
На вершины тополей.
 

* * *

 
Лег, но не могу уснуть.
Дверь пошире отвори,
Чтобы влажный ветер с моря
Освежал всю ночь наш дом.
Мне видны холмы отсюда,
Наш очаг и звезды в небе,
Вдоль стены сидят старухи,
Год прошедший вспоминают…
 
 
Девушку с прекрасным станом
Выбрал в жены я себе,
Сын родился у меня,
На нее лицом похожий.
Сколько счастья в дом внесла
Та, что, колыбель качая,
Вышивает пояс мне!
Лег, но не могу уснуть.
Свет безбрежный, полуденный
Вижу я в ее глазах;
Безмятежна и прекрасна,
В доме царствует она.
 
 
Пусть о днях моих счастливых
Кто-нибудь на свете вспомнит,
Как названья старых храмов,
Гор и рек капризных вспомнят
Те, что после нас родятся…
Лег, но не могу уснуть.
 

* * *

 
Дождь три дня свинцовой сетью
Заслонял дыханье лета.
На четвертый день над нивой
Протянуло руки солнце.
Я один в тоске смертельной
К роднику с холма спустился,
Под оливой сел на камень.
 
 
Плыло марево. Со стога
Сорвалась воронья стая.
Я вскочил, ошеломленный.
Слышно было, как на ниве
Женщины серпы точили.
С виноградника летела
Песнь протяжная. В то утро
Словно родилась земля.
 
 
Рина, на твоей могиле
Тоже зреет виноград?
Но был твой удел счастливым,
Даже если на кладбище
Краше всех твоя ограда.
Ты теперь вдали, одна,—
Прах в блистающих одеждах,—
Не разделишь с мужем радость
Летнего, сухого дня.
Господи, творец юдоли!
Будь ко мне ты милосерден,
Смерть приблизь, чтоб я навеки
Вырвался из рук твоих.
 

* * *

 
Дуют ветры с гор высоких,
У дубов срывают листья.
Кровь моя – в реке Води [6]6
  Води – символическое название реки в поэме.


[Закрыть].
Воины, шатер откройте,
Я хочу увидеть Шкодру,
Я сестру хочу увидеть.
У окна сестра томится,
А вокруг качает ветер
Волны яркие цветов.
Мне там больше не проснуться.
Вечерами, как и прежде,
Собираются друзья…
Я ж для них, как сон, исчезну!
Нет на свете Милосао.
 

Зеф Серембе(1843–1901). – Родился в Калабрии. Его отец, участник революционных событий 1848 года, был вынужден после поражения революции покинуть деревню и скрываться в горах. Мальчиком З. Серембе поступил в коллегию св. Адриана, где на него большое влияние оказал И. Де Рада. Окончить коллегию поэту не удалось; он вернулся в родную деревню, затем обошел пешком все калабрийские и сицилийские поселения арберешей, собирал народные песни. Девушка, которую он любил, героиня его многих стихов, эмигрировала вместе с родителями, бедными крестьянами-арберешами, в Бразилию и там умерла. В 1875 году Серембе удалось побывать в Бразилии благодаря дружеской переписке с известной меценаткой, албанкой по происхождению, Еленой Гика, которая дала поэту деньги на поездку; меньше чем через год он покинул Бразилию. В Италию он вез поэму, драму, много стихов; все его надежды были связаны с их изданием. У испанских берегов корабль, на котором плыл поэт, потерпел крушение. Серембе удалось спастись, но рукописи погибли. Оставшись без всяких средств, Серембе прошел пешком Испанию, Италию и вернулся в свою деревню. Вскоре поэт снова уехал в Бразилию. Умер он в Сан-Пауло.

Зеф Серембе редко записывал свои стихи; блестящий импровизатор, он творил их повсюду: в. пути, в гостях, на свадьбах. После смерти поэта отдельные его стихотворения изредка появлялись в печати. Племянник поэта собрал тридцать девять стихотворений 3. Серембе и опубликовал их отдельным изданием в Милане в 1926 году. Только в 1974 году рукописи некоторых стихов З. Серембе были найдены в Копенгагенской королевской библиотеке.

 
Клубится в небе туч громада,
Заладил дождь, и грустно нам,
Что сбор окончен винограда
И бродит осень по полям,—
И не пускает нас туда,
Где нам мила была страда.
 
 
И лишь с дубов листва опала,
Как, тишину разлив окрест,
Опять зима залютовала.
За прялки усадив невест.
Белы деревья и кусты,
Снег занял гнезда, что пусты.
 
 
Я в одиночестве брожу,
Своей возлюбленной не видя.
И всякий раз, на площадь выйдя,
Как будто сам себя бужу.
И не шепнет никто мне вдруг: —
Да вон она в кругу подруг!
 
 
Одна отрада: взять ружье
И вдалеке села родного
В пещере горной забытье
Найти под облаками снова.
Привычно верх среди высот
Над явью вымысел берет.
 
 
И девушка полувоздушно
Вдруг возникает, как во сне,—
Прекрасна и неравнодушна,
Она приносит радость мне.
Не оттого ль, хоть снег вокруг,
Воочью вижу вешний луг…
 
 
И слышу: льется недремотно
Напев златоголовых птиц.
И вижу стелющих полотна
Над речкой женщин-чаровниц.
И тем они, что белокожи,
С речными лилиями схожи.
 
 
И в мире том, что создан мною,
Живу, печали вопреки,
И полон радостью земною,
Как зернышками колоски.
И сердце я сквозь снег в лесу,
Как будто бы фонарь, несу.
 
 
А в дни, когда гремят обвалы,
И слышится стенанье птиц,
И ледяные ветры шалы,
Моей печали нет границ.
Сидеть мне дома суждено,
И все вокруг черным-черно.
 
 
Гляжу с балкона и за гранью
Продрогших стекол вижу вновь,
Как девушка мелькнула ланью,
Чтоб помнил горькую любовь.
И в бездну рушится утес,
И пробуждаюсь я от грез.
 
 
Земли и неба сотрясенье,
И волн морских ночной порой
Мне чудится исчезновенье,
Но люди видят сон второй.
И лишь в минуты забытья
Душою отдыхаю я.
 
 
И снова мысленно молю
Перед полночного лампадой:
«Приди, которую люблю,
Развей мой страх, утешь, порадуй!
Засну я, и желанья тут
Сбываться сказочно начнут.
 
 
Рассказ послушай мой: „Вчера
Нашел в пещере петуха я,
Глухарь был яркого пера,
Глаза мерцали, затухая.
Он ранен был и в смертный час
Подругу звал в последний раз.
 
 
И на меня он походил,
Подруге о любви поведал
И умер, не расправив крыл,
И мертвого земле я предал.
И поднял руки к облакам,
Катились слезы по щекам.
 
 
Я вспомнил, как в Пилури [7]7
  Пилури – название леса возле деревни, где родился поэт.


[Закрыть]ты
Когда-то хворост собирала
И, словно ангел доброты,
Меня улыбкою встречала.
Как нежное, зардевшись, мне
Шепнула слово в тишине.
 
 
Рододендронов посреди
Тебя, как сердце подсказало,
Я целовал, прижав к груди,
Когда ты хворост собирала.
И, свой благословив удел,
Ликуя, песню я запел:
 
 
– Ты слышишь, милая моя,
Что захлестнуло мир веселье,
Как эхо горного ручья
Суровоскальное ущелье.
А небо, от любви оно
Сегодня мягче, чем руно…“»
 
 
Темнеет. Поздно. Сжав ружье,
Я вспоминаю все, что было:
Миг, канувший в небытие,
И ту, что про меня забыла.
Удачу, это понял я,
Уносят волны бытия.
 

 
На холме ты запела отрадно,
Твоя песенка льется мне в грудь.
Видит солнце, как ты ненаглядна
И цветам не уступишь ничуть.
 
 
И печаль для меня ты и счастье,
Хоть не блещешь в деревне своей.
Всех красавиц в окрестности застя,
Ранишь сердце мне молний грозней.
 
 
Грех смеяться над парнем влюбленным,
Пусть гордишься ты станом точеным,
Обаянье не вечно – учти.
 
 
Одержимый любовью земною,
Стал, покой потеряв под луною,
Я костром у тебя на пути.
 

 
Простимся. О себе не беспокоясь,
Уходит перевозчик нынче в ночь.
Из сундука достань широкий пояс
И меч к нему надежно приторочь.
 
 
Ты плачешь, госпожа? Не плачь, не надо,
Жизнь каждому желанна и мила,
Мне и в ее печали есть услада.
Прощай! Меня отчизна призвала.
 
 
В сраженье, испытавшие немало,
Мы гневно поднялись, и потому
Несется от причала до причала
Проклятие турецкому ярму.
 
 
Ты в море проводи меня и ведай,
Что я к тебе, печали утоля,
Еще вернусь, любимая, с победой,
Вздымая флаг на мачте корабля.
 
 
Над собственной судьбою я невластный,
Молю тебя, любовью дорожа,—
В час проводов не выгляди несчастной,
Когда ты арберешка, госпожа.
 
 
Любимая, счастливо оставаться,
А в море, словно распахнув крыла,
Являя храбрость, буду я сражаться,
Нам всем пример Теута [8]8
  Теута – жена правителя иллирийского государства ардианов Агрона. Правила страной после смерти мужа (231 г. до н. э.), прославилась своей воинственностью.


[Закрыть]подала.
 
 
Тебе известно, госпожа, что новый
Бардюль [9]9
  Бардюль – правитель иллирийского племени энкелеев (начале IV в. до н. э.), неоднократно воевавший с Филиппом II, царем Македонии.


[Закрыть]поднялся, и, гордясь судьбой,
Иду я в бой, иду на все готовый,
Все чаянья свои связав с тобой.
 
 
Когда зари на небе вспыхнет пламя,
Как прежнее на берег ни зови,
Мне молодой женою станет знамя,
А песнь о море – песнею любви.
 

Винченц Стратико(1822–1886). – Родился в Калабрии, в аристократической семье, где почитались боевые традиции прошлого; многие из предков поэта принимали участие в вооруженной борьбе с турками на территории Албании и Греции. В. Стратико тоже учился в коллегии св. Адриана и воспитывался в обстановке революционности и свободомыслия, одним из его преподавателей был И. Де Рада, дружбу с которым поэт сохранил на всю жизнь. В 1848 году В. Стратико вместе с двумястами односельчанами сражался с войсками Бурбонов. В 1859 году он возглавил восстание против Бурбонов в Люнгро. В 1860 году В. Стратико во главе пятисот добровольцев присоединился к войскам Гарибальди, проходившим через Калабрию; участвовал в битве за Неаполь; в 1866 году был начальником штаба в армии генерала Дж. Дурандо. В 1874 году поэт подвергся преследованиям за социалистическую деятельность; полиция произвела в его доме обыск, в результате чего погибло много рукописей.

В. Стратико был зачинателем пролетарской поэзии в албанской литературе. В своих многочисленных статьях он выступал в защиту прав трудящихся. Этой же теме посвящена его небольшая поэма на диалекте калабрийских арберешей «Пролетарий» (год написания неизвестен, опубликована в 1959 г.).

Плач по случаю смерти того, кто ничего не имел.

 
Костлявый череп твой обтянут кожей —
Лежишь, на человека непохожий,
Без дома, без надела, без креста.
Ни панихиды по тебе, ни всхлипа.
Положен в яму и землей засыпан
Ты, труженик. Душа твоя чиста.
Ты всех кормил своим трудом и хлебом.
Но пение псалмов, и плач под небом
Кладбищенским, и колокольный звон —
Не для твоих убогих похорон.
Ты брошен в яму, словно ком земли.
Тебя зарыли, а не погребли.
Как ствол большого кряжистого дуба
Лежит, поваленный на землю грубо
Косым ударом молнии слепой,
Разбит, обуглен, оголен, расколот,—
Так ты лежишь, и сумрак – над тобой.
Перемогая боль, и жар, и голод,
В мученьях дни последние влача,
Томился ты без крова, без врача.
Родился нищим – умираешь голым.
Подобно камню сердце богача.
Но если б только лошадь заболела
У богатея, он бы поскорей
Созвал на помощь лучших лекарей
И задал им единственное дело:
Любимицу немедля исцелить!
Ее согреть заботой без предела:
Покрыть попоной, сладко накормить,
И напоить, и уберечь от боли,
Скребком почистить, вычесать, помыть,
Не выводить, чтоб отдохнула в холе.
И вся болезнь пройдет сама собой,
Когда есть врач, забота и опека,
Еда, питье и кров над головой.
А ты, подобье божие от века,
Ты, человек, потомок человека,
Ты, самый благородный на земле,
Лежишь во прахе, в холоде, во мгле!
 
 
Ты во сто крат достойней, чем солдат
С ружьем, с ножом, с медалью за победу.
Бездельники торопятся к ободу,
А ты работал, голодая, брат.
Ты всем пожертвовал, все претерпел.
Ты даже хлеба досыта не ел.
Есть у лисы надежная нора,
Свое гнездо – у птицы поднебесной.
Лишь ты один, безропотный и честный,
Не нажил ни лачуги, ни двора.
Невзгодами измотан, изможден,
О хлебе для себя не беспокоясь,
Под градом, ветром, снегом и дождем,
Не видя света, не за страх, за совесть
Ты поработал. Завершил свой путь.
Закопан в землю – можешь отдохнуть.
Ты не имел своей одежды даже,
Овечьей шкуры жалкого куска.
Не для тебя веретено и пряжа,
Постукиванье ткацкого станка.
Ты нас овец, возделывал сады,
Косил траву и собирал оливки.
А что взамен? Объедки да опивки,
Ломоть лепешки да глоток воды.
На виноградниках ты дотемна
Трудился, но не пробовал вина.
Ты за скотом ходил, его стерег
Зимой и летом, не жалея ног,
Но так и не разжился, не запасся
Своего долей сыра или мяса.
Сажал бобы – остался на бобах.
Гнул спину в копях на добыче соли,
А нажил только вечные мозоли,
Кровавым потом навсегда пропах.
При четырех наборах каждый раз
Ты призывался в рекруты, в солдаты.
Мы все перед тобою виноваты:
И жизнь и кровь ты отдавал за нас.
Могильный холод, тишина и прах.
Свободен ты от жизни и от боли.
Но и за гробом на твоих руках
Не сгладятся кровавые мозоли.
 
 
Счастливец сытый, щеголь и богач,
Себя оберегающий умело,
Твоих невзгод, и мук, и неудач
Но примет к сердцу. И ему нет дела
До голытьбы. Ловкач себялюбивый,
Он занят только собственной наживой.
Перед тобой захлопывались двери,
И отвращение, и недоверье
Ты находил у входа в каждый дом,
Где господа живут твоим трудом.
Не ожидай поддержки, и щедрот,
И жалости, не уповай на помощь
От тех, кого ты одеваешь, кормишь,
От тех, кому ты отдал кровь и пот.
 
 
Ты украшеньем был земли родной,
Родник добра, струившийся потоком.
Ты, шелковичный червь, свой белый кокон
Ты отдал людям, жертвуя собой.
Ты честно послужил отчизне милой
И честно умер, позабытый миром.
Ты временем безжалостно убит.
Старуха-мать пришла. Едва стоит
И молча плачет над твоей могилой.
 
 
Мать! Вытри слезы. Ими все моря
Уже полны. Отчаянье, несчастья
Не вечны. И скончался не напрасно
Твой сын, твоя отрада, кровь твоя.
Он человеком был. И силы зла
Над ним не властны. Он погиб не зря.
Он – солнце, что взойдет в заветный час
И щедро землю радостью одарит.
Он – молния. Она еще ударит,
И сгинет враг, поработивший нас.
И человек не будет никогда
Душить и грабить человека, брата.
Все будут жить свободно и богато —
Настанет век совместного труда!