Текст книги "Европейская поэзия XIX века"

Автор книги: авторов Коллектив

 
Громада Земли в мирозданье
Плывет, словно в море листок.
Я только песчинка. В чьем свете
Мерцаю – то знает лишь бог.
Но все же миры, что качает
Эфира могучий поток,—
Лишь рябь в океане моих размышлений,
Чем движима – мне невдомек.
 

 
Блуждал ли ты в сумраке леса?
Встречал ли ты Пана?
Я познал его,
Но не того – духа темных лесов,
С которым безмолвие речь обретает.
Нет! Я того не знавал никогда.
Пан мне открылся в образе бога любви,
Когда онемело все говорящее.
 
 
Видал ли ты в знойных краях
Диковинное растенье?
В неколебимом молчании,
Палимое тысячами лучей,
Открывает оно свой цветок
На мимолетную долю минуты —
Красное око безумца,
Трупа румяный лик.
Я видел его,
Когда одержим был Ею.
 
 
Как снег жасмина, была она благоуханна,
Мака дурманная кровь текла в ее жилах,
Мраморные прохладные руки
Покоились на ее коленях,
Подобные белым лилиям на поверхности озера.
 
 
Слова ее падали мягко,
Как падают листья яблони
На влажную от росы траву.
Но порою казались
Холодными и прозрачными,
Как струи, влекущиеся со дна.
В ее смехе слышалась грусть,
В слезах – ликованье;
Все перед нею смирялось.
Лишь двое решались ей противоречить
Ее собственные глаза.
 
 
Из ослепительной чаши
Цветка ядовитого
Она напоила меня допьяна:
Того, которого нет в живых,
И того, кто теперь на коленях у ног ее.
С обоими она осушила до дна,—
Тогда ее взгляд был покорным,—
Сверкающий кубок
Цветка ядовитого —
С обетом верности нерушимой.
 
 
Все миновало!
На засыпанной снегом поляне
В темном лесу
Растет одинокий терн.
Его листвой завладели ветры.
Одна за другой,
Одна за другой
Кроваво-красные капли
Пятнают белый покров.
Пылающие капли
На холодном снегу.
 
 
Встречал ли ты Пана?
 

 
Будь осторожна, родная,
Чтоб не спугнуть тишины.
Песня уснула лесная,
Видит зеленые сны.
 
 
Ветер безмолвствует в кронах,
Птицы затихли кругом.
Смолкли в ключах озаренных
Воды над илистым дном.
 
 
Луч осеняет неслышно
Буков густых темноту.
Дремлют вдоль троп неподвижно
Травы на лунном свету.
 
 
Облако, что распластало
Крылья в серебряной мгле,
Сверху внимает устало
Дремлющей, чуткой земле.
 
 
Ветры молчат, охраняя
Песню в покое ночном.
Будь осторожна, родная,
Снов ее мы не спугнем.
 

 
Паж был пылок и влюблен.
В башне сутки кряду
О любовных муках он
Сочинял балладу.
Лишь придумал он начало —
Слов не стало.
Розы, звезды, розы, звезды —
Где взять рифму к слову «звезды»?
С горя рог поднес к губам,
Сжал его рукою —
Протрубил свою любовь
Над горой крутою.
 

 
Лишь день, усталый от забот,
Их выплачет росой,
Ночь створы неба распахнет,
И молча выйдут из ворот
Попарно
Иль по одному,
Покинув свой угрюмый кров,
Жильцы неведомых миров.
Несут высоко звезды-свечи
И над юдолью человечьей
Безмолвно шествуют они.
Неровен шаг,
Печальны души,
Вокруг бескрайний мрак,
Вселенский ветер тушит
Огни блуждающие свечек-звезд.
 

 
Пускай в свой час придет весна
С листвой зеленой,
Настроит флейты птиц она,
Цветы раскрасит
Рукой влюбленной,
Пусть будут ярки
Сады и парки,
Пусть принимают весны подарки.
Пусть краски по лугам струятся,
В лесах задумчивых таятся,—
Что мне до них?
Душа – не лист и не цветок,
И эта радость ей не впрок;
Весны своей, особой, ждет —
Когда ж придет?
 

ИРЛАНДИЯ

Джеймс Кларенс Мэнган(1803–1849). – Поэт, переводчик, один из лидеров национально-освободительного движения «Молодая Ирландия». Родился в Дублине в семье лавочника. С тринадцати лет работал переписчиком в конторе. Главная тема его творчества – трагедия ирландского народа. Мэнган много занимался переводом на английский язык немецких, арабских, турецких, персидских поэтов. Перелагал на английский язык старинную ирландскую поэзию.

 
Лети, о песнь, как с горы стремнина,
Что увлекает все за собой!
Господь, даруй мне мощь исполина,
А лира – пой!
 
 
Поведай всем: средь могил унылых,
Где спят ушедшие навсегда,
Есть прах того, в чьих струилась жилах
Кровь – не вода,
 
 
Чья жизнь была – долгий час печали,
А детство – пытка, ночная жуть,
Кому и звезды не освещали
Кремнистый путь.
 
 
Лети, о песнь, и поведай миру,
Что он сражался за свой народ,—
Звал, презирая жезл и порфиру,
Его вперед.
 
 
Унижен, жалок, раба безвестней,
Он думал – жить недостанет сил,
Но сам господь его душу с песней
Соединил.
 
 
И песня эта – вольна, как птица:
Так, ей подобный, – пусть неглубок,
Но быстр и смел, – к океану мчится
Горный поток.
 
 
Его терзала злых духов стая;
Исколот сотнями острых жал,
Стеная, плача, изнемогая,
он смерти ждал;
 
 
Но, всюду внемля одним проклятьям,
Обманут в дружбе, забыт в любви,
Себе сказал он: «Ты нужен братьям,
Борись, живи!»
 
 
Он, до последней трудясь минуты,
Старался для тех, кто убог и хил,
Народ же, с которого он снял путы,
Его забыл.
 
 
И он исчез в бездонной пучине,
Как Бернс и Мэггин, нам стал далек;
Казалось – душу его в гордыне
Дьявол увлек…
 
 
Но когда смерть, тяжело ступая,
К нему явилась – в последний час
Душа, скорбящая и святая,
В рай вознеслась.
 
 
Как медь, звучал его голос вещий.
Стезю страданий, нужды и бед
Не озарял в темноте зловещей
Надежды свет,
 
 
Но глас того, кто скончался в муках,
Кто в тридцать девять был дряхл и сед,
Остался в нас, в наших детях, внуках…
Ты жив, поэт!
 
 
Будь милосерд к нему, всемогущий,
Да снидет покой на бренную плоть!
Открой страдальцу райские кущи,
Мудрый господь!
 

 
О Розалин, любовь моя,
Не плачь и не горюй!
Идет к нам помощь – вижу я —
Средь океанских струй.
Рим шлет священное вино
Сюда через моря;
Нам радость принесет оно,
Любимая моя!
О темнокудрая моя,
Здесь счастья нет, но то вино
Нам жизнь и свет открыть должно,
О Розалин моя!
 
 
Я сквозь холмы и цепи гор,
Долины и леса,
Пешком, а там, где вод простор,
Вздымая паруса,—
Шел день и ночь с огнем в крови,
Чтоб увидать тебя:
Ведь нет границ моей любви,
Любимая моя!
О роза темная моя,
Горит огонь в моей крови,
Огонь восторга и любви…
О Розалин моя!
 
 
Мечусь в тоске и день и ночь,
От горя ноет грудь;
Что сделать, как тебе помочь,
Как облегчить твой путь?
Я мыслю о твоей судьбе,
Дыханье затая…
Цель жизни всей – в одной тебе,
Владычица моя!
О роза грустная моя,
Ведь в горестной твоей мольбе
Я слышу гнев и зов к борьбе,
О Розалин моя!
 
 
В бессильной муке я поник:
Как ясная луна,
Лучист и светел был твой лик,
А нынче – ты мрачна…
Но обретешь ты вновь свой трон,
И твердо верю я,—
Он будет славой озарен,
Красавица моя!
О роза нежная моя,
Заблещет золотом твой трон,
Народным счастьем озарен,
О Розалин моя!
 
 
С любым врагом вступлю я в бой,
Чтоб честь твою сберечь,
Но ты мне собственной рукой
Надень наш древний меч!
Да, я исполню твой завет,—
Молись же за меня,
Цвет всех цветов, мой ясный свет
Любимая моя!
О роза алая моя,
Любой ценой, мой ясный свет,
Тебя избавлю я от бед,
О Розалин моя!
 
 
Я к облакам взлететь готов,
Рыть землю, в бурю плыть,
Чтоб снять с тебя позор оков
И раны исцелить!
Один твой благодарный взгляд —
Награда для меня,
Мое сокровище, мой клад,
Бесценная моя!
О роза гордая моя,
Я стал бесстрашней во сто крат,
Вновь полон сил, вновь битве рад.
О Розалин моя!
 
 
Пусть Эрн всю землю захлестнет
Кровавою волной,
Пусть ядер град перевернет
Луга земли родной,
Но кровь врагов покроет сплошь
Родимые края
Скорей, чем кровью истечешь
Ты, Розалии моя!
О роза вечная моя,
Ты не увянешь! Это ложь!
Нет, ты не сгинешь, не умрешь,
О Розалин моя!
 

 
По небу черные ползут драконы,
У ног моих разверзлась вдруг земля,
И там я вижу аспида, червя,
Ни сон, ни смерть над ним не вольны
Но саван чистый бережет змея!
Всю ночь дремоты плоть язвя,
Невесть откуда голос хриплый
Зовет меня, зовет, зовет —
И жутким знаком, вестью гиблой
Повинный разум страхом бьет.
 
 
Час одинокий злого ликованья, —
В его кровавой чаше смерть найдя,
Вновь оживают с лютой силой
В обличье мерзостном воспоминанья.
Тогда Воображение меня
Спасти торопится виденьем – жилой
Золотоносной. Обретает
Душа заблудшая покой.
Недолог сон. Опять сжигает
Огонь безумья разум мой.
 

Томас Дэвис(1814–1845). – Поэт, публицист. Родился в Англии и семье хирурга. Образование получил в Дублинском университете, где изучал право. Протестант Дэвис ратовал за мир с католиками. В 1842 году основал в Дублине журнал «Нация». Свои первые стихи, в основном пламенные, патетичные баллады, написал в 1840-е годы. Книга его стихов вышла в свет посмертно в 1846 году.

I

 
Народный глас, народный глас,
Взывающий набат!
Ты сбросить рабство кличешь нас,—
И короли дрожат!
Как звезды, льешь ты свет из тьмы,
Гремишь, как вал морской,
Лучом пронзаешь мрак тюрьмы,
Застенки под землей!
Твой благородный гневный гул
Порыв к свободе в нас вдохнул!
 

II

 
Наш древний флаг, народный флаг!
Святую ткань твою
Пусть развернуть не сможет враг
В неправедном бою!
Зато над теми, что на бой
За вольность поднялись,
Ты, осеняя их собой,
Под небеса взметнись!
Бессмертье, слава и почет
Ждут тех, кто за тебя умрет!
 

III

 
А вы, народные права,
И правда, и закон,
Вас бог народу даровал,—
Как силу, – испокон!
Чтоб свергнуть иноземный гнет,—
Бесчестье всей страны,—
Поднять униженный народ
На битву мы должны!
И лишь тогда, навек юна,
Воскреснет вольная страна!
 

IV

 
О песнь Ирландии моей,
Над всей землей лети!
Ты лишь к добру зовешь людей —
И ты везде в чести.
Свободный дух ее сынов
Всегда звучал в тебе:
Ирландец умереть готов
Бестрепетно в борьбе!
Господь за это с давних пор
Длань над Ирландией простер!
 

 
Где они зароют меня? В глубине,
Где стоячие воды застыли во сне?
Или выроют мне могилу они
Под деревьями, в их вековой тени?
Иль положат мой прах
На диких ветрах
И степная буря сотрет мой след?
О нет! О нет!
 
 
Или в склепе найдут для меня приют,
Или плиты собора меня замкнут?
Иль могила меня в Италии ждет,
У гранитных скал, у лазурных вод?
Это было бы славно, я рад бы был,
Хоть, пожалуй, я Грецию больше любил.
Или дикие звери меня разорвут
И всемирные ветры мой прах разнесут?
Или в братской могиле я буду зарыт,
Там, где тысяча трупов без гроба лежит,
Там, где пали они, не дойдя до побед?
О нет! О нет!
 
 
Нет, в зеленой Ирландии, на холме,
На открытой лужайке лежать бы мне;
Потому что любил я шорох капель в траве
И не штормы, а мягкий ветерок по траве,
И не нужно мне камня, надгробья, плиты,
Пусть по дерну цветут полевые цветы,
Чтоб траве не дичать, а расти зеленей,
Пусть роса проникает до самых корней.
Пусть напишет отчизна эпитафию мне:
«Он служил беззаветно родной стороне».
 
 
О, сколь радостно было б уйти на покой,
Твердо веря, что будет могила такой.
 

ИСЛАНДИЯ

Бьярни Тораренсен(1786–1841). – Стихи Б. Тораренсена написаны в «эддическом» стиле, то есть в стиле «Старшей Эдды» и других эпических произведений; их шероховатость и суровость сочетаются с поэтическим богатством.

Сборники поэта изданы посмертно, в 1847 и 1884 годах.

 
Что там за всадник
торопит яростно
коня снежно-белого
в высоком небе?
Мерзлые хлопья
мечет с гривы
могучий конь
злобно на землю.
 
 
Щит ледяной
на плечо у всадника,
сыплются с лат
искристые иглы,
облекает голову
страшный шлем,
вкруг этого шлема
сполохи вспыхивают.
 
 
Тот всадник извергнут
логовом полночи,
там – вечный источник
силы земной,
там бурное море
бьется у берега,
что весен не видит,
что лета не ведает.
 
 
Тот всадник не старится
хоть старейшие боги
друзья с пим были
еще до мироздания.
Свой путь он закончит,
когда солнце погаснет
и последнее слово
на земле отзвучит.
 
 
Крепкий окрепнет,
услыхав его поступь,
земля затвердеет
от ласк его диких,
станут алмазами
ее слезы,
горностаевой шубой
станут черные ризы.
 
 
Вовсе неправда,
что теплым летом
зима отступает
в северный край.
Она выжидает
там, в поднебесье,
пока лето бродит
среди пестрых лугов.
 
 
Руки зимы
землю вращают,
от мощи тех рук
полюса трещат,
и все на земле,
что к небу близко,
не расстается
с зимой никогда.
 
 
Всем известно,
что даже летом
горы одеты
в зимний наряд;
всем известно,
что лето не сгонит
небесный иней
с головы старика.
 

Сигурдур Брейдфьорд(1798–1846). – В 1814 году поэт приехал из Исландии в Копенгаген, изучал бондарное ремесло. Жил в Гренландии в качестве датского торгового служащего; об этой стране рассказывается в его книге «Из Гренландии».

Сигурдур Брейдфьорд известен прежде всего как автор рим. Римы– специфически исландское явление литературы. Это стихи повествовательного содержания, чаще всего на темы исторических или так называемых «лживых», то есть фантастических, саг. Римами принято называть и цикл рим, и отдельные часта, в него входящие. Начиналась рима обычно «мансёйнгом» – строфами любовного содержания. Со временем содержание зачина стало более разнообразным. От скальдической поэзии, возникшей еще в древней Исландии, римы унаследовали вычурный и условный язык, а также условную форму, богатую аллитерацией и внутренней рифмой. Конечная рифма в строфе римы заимствована у народных баллад; римы часто пелись. Расцвет этого вида поэзии приходится на XIV–XVI века; как жанр римы существовали еще и в XIX веке. Сигурдур Брейдфьорд был одним из последних поэтов, писавших римы.

 
В самом деле, в старину
славно ведь умели
деву петь или жену —
как лилею пели.
 
 
В старопрежние лета —
нынче где же это? —
девы нежной красота
прилежно воспета.
 
 
Нынче ладу нет у нас,
в песнях складу мало,
в сердце скальда жар погас —
к ляду все пропало.
 
 
Раньше, если что не так,
силу песни знали:
черт ли, бес ли, вурдалак —
песней изгоняли.
 
 
И слова струились их,
как молва, свободно,
а едва запнулся стих —
вся строфа негодна.
 
 
Вот лиса [129]129
  Вот лиса… – В одной из исландских народных сказок, возникших в XVII в., говорится, что известный поэт этого века – Хадльгримур Пьетурссон, автор рим и религиозных стихотворений – убил своим стихом лису, приносившую много вреда.


[Закрыть]: лисе в отмест
зло писали висы [130]130
  Виса – строфа в скальдической поэзии.


[Закрыть] —
чудеса ли, что окрест
исчезали лисы!
 
 
Или ворона добыть —
скальд спроворит разом:
стихотворец мог убить
заговорным сказом [131]131
  …стихотворец мог убить заговорным сказом. – В Исландии поэзии приписывалась магическая роль, в особенности это относилось к стихам хулительным, которые назывались «нид» и были близки к заклятиям.


[Закрыть].
 
 
Черт ли ловкий, злобный бес,—
вот улов, удача! —
сам по слову скальда лез
в упряжь, словно кляча.
 
 
Овладеет скальдом вдруг
гнев – к беде-кручине:
что людей падет вокруг!
что ладей в пучине!
 
 
Может, был смельчак такой,
оскорбил поэта,—
скальд убил его строкой,
словом сжил со света.
 
 
Вот искусство прежних лет!
Нынче ж пусто, худо:
стал бесчувственен поэт —
куда ему до чуда!
 

Йоунас Хадльгримссон(1807–1845). – В годы учении в Копенгагенском университете был одним из издателей журнала «Фьолнир», ставившего перед собой цель обновить язык исландской литературы, пробудить национальное чувство.

Йоунас Хадльгримссон – мастер формы, обновитель поэтического языка, певец исландской природы. Посмертно, в 1847 и 1913 годах, были изданы его «Стихи», в 1883 году – «Стихи и другие произведения».

 
К земле склонилось летнее светило
и серебристо-голубой ледник
на Эйяфьятле златорасцветило.
С востока смотрит он, огромнолик
и седоглав, и погружен в небесный
морозно-ясный синевы родник.
Там тешит ревом водопад злобесный
слух Фьялара и Фрости [133]133
  Фьялари Фрости – карлики, упоминаются в «Младшей Эдде».


[Закрыть], духов горных,
хранящих в скалах клад златочудесный.
Напротив них застыл отряд дозорных
отрогов Тинда [134]134
  Тинд – горы в южной Исландии.


[Закрыть] – зеленью лугов
обшит подол плащей иссиня-черных;
на лбы надвинув шишаки снегов,
они глядят, как Ранга [135]135
  Рангаи Маркарфльот – реки, между которыми стоял хутор Гуннара.


[Закрыть]по долине
струится бирюзой меж берегов,
где хутора на каждой луговине
среди угодий, выгонов и пашен.
А с севера сверкает трехвершинье
ледовой Геклы; вид вулкана страшен;
заключены за каменным порогом
огонь, и смерть, и ужас в недрах башен;
но над чернобазальтовым чертогом
прозрачно-чист зеркальный небосвод.
Оттуда вид чудесный: по отлогам
долины, где грохочет Маркарфльот,
по берегам и на холмах покатых
лежат поля и радостно цветет
покров зеленый сеножатв богатых —
в траве цветы, как россыпь желтых звезд.
Высматривает рыб на перекатах
орлан златокогтистый; пестрый дрозд
мелькает меж берез; и чистым звоном
горит рябины красноспелый грозд.
 
 
Два всадника спускаются по склонам
от хутора нагорного туда,
где волны разбиваются со стоном,
где и в затишье не тиха вода,
где отмели песчаной с океаном
извечна беспобедная вражда;
там конь морской, зачаленный арканом,
их ждет, высокобокий, на мели,
уставясь вдаль окованным бараном.
От берегов родительской земли
в изгнанье два всеземнознатных брата
от суши, на которой возросли,
должны уплыть, скитаться без возврата
в чужих краях, – так порешил закон,
судом суровым их судьба заклята.
Вот первый выезжает на уклон —
из Хлидаренди [136]136
  Хлидаренди(букв.: «конец склона») – хутор Гуннара.


[Закрыть]Гуннар, горд и строен,
с секирою в руке; за ним вдогон
второй на красно-гнедом – ладно скроен,
красив, и меч сверкающий при нем,—
могучий Кольскегг [137]137
  Кольскегг – брат Гуннара, отправлявшийся с ним в изгнанье.


[Закрыть], многославный воин.
Так едут братья до реки вдвоем;
помчат их кони врозь от переправы:
поскачет к морю Кольскегг на своем,
а Гуннар на своем – навстречу славы,
домой, туда, где каждый шаг опасен,
где смерть близка и недруги лукавы.
«Не замечал я прежде, сколь прекрасен
зеленый холм, на нем овец ватага,
как нивы желты, а шиповник красен.
Что жизни даст мне бог – приму за благо;
я остаюсь! Прощай же, в добрый час,
мой друг и брат!» – Так повествует сага.
 
 
Да! Гуннару страх смерти не указ —
ему ли жить без родины, без чести!
Враги жестоки, и на этот раз
его поймали в сети кровомести.
О, Гуннар мой, о, мой любимый сказ,
не чудо ли, что там, на прежнем месте,
как островок, на вымершей равнине
цветет зеленый Гуннарсхольм [138]138
  Гуннарсхольм – букв.: «Островок Гуннара».


[Закрыть]поныне!
Там всю долину полая вода
песками покрывает ежегодно,
и с грустью видит древних гор гряда,
что дол погиб, что горе безысходно,
что троллей нет, что гномов нет следа,
что люди слабы, что земля бесплодна…
но этот холм цветет, и тучны травы —
здесь Гуннар повернул навстречу славы.
 

 
Блаженный юг сегодня ветром нежным
над морем веет, волны погоняя туда,
где дом мой, где земля родная,
к родимым долам и холмам прибрежным.
 
 
О! мой привет приютам безмятежным,
да будет свят покой долин и взгорий;
целуйте, волны, челн рыбачий в море,
прильни, о ветер, к щечкам белоснежным.
 
 
И ты, гонец весны, к родным местам
лети, мой пестрокрылый, в поднебесье,
на север лето песнями зови;
 
 
а если встретишь ангелочка там
в шапчонке с кистью, в домотканой пейсе,
пропой, о дрозд, привет моей любви.
 

Кристиан Йоунссон(1842–1869). – Родился в семье бедного фермера, был сельскохозяйственным рабочим. Начальное образование получил дома, самостоятельно изучил датский, шведский, английский, немецкий языки и литературы. Стихи поэта обратили на себя внимание, и ему удалось поступить в высшее учебное заведение. Сборники его стихов публиковались в 1872, 1890 и 1911 годах.

 
Ни единый цветок-солнцелюб
не проснется у серых скал,
где с уступа летит на уступ
пенный, гневно ревущий вал,
где ты, старче, поешь, гремишь
нескончаемый страшный сказ
и утесы дрожат, что камыш
на ветру в предвечерних! час.
 
 
О героях поёшь ты быль,
о делах старопрежних лет,
и о том, как свободу повергли в пыль,
и о том, как славы померк свет.
Но над тобою закат, как встарь,
сквозь облака струит багрец,
и радужны струи твои: ты – царь,
и радужной иеной горит венец.
 
 
Из всех водопадов прекраснейший, ты
непостижимо прекрасный поток!
Страшно паденье твое с высоты
в пустыне, где скалы, где ты одинок.
Все преходяще: радости луч
в сердце сменится скорбной мглой,—
лишь ты неизменен, светел, могуч,
с высот ниспадая, ревешь над землей.
 
 
Вскипает прилив у подводных камней,
вихрь обрывает роз лепестки,
уходит радость летних дождей,
приходит время зимней тоски.
Слезы текут, по морщинам струясь,
покоя не ведает человек,—
в твоем же потоке струится, смеясь,
жизнь, что не может сгинуть вовек.
 
 
Мне бы в пучине твоей уснуть;
в час, когда смерть не смогу обороть,
когда проводят в последний путь
мою неживую, недвижную плоть,
когда земля меня залучит
и слезы будут в глазах у всех,
пусть надо мной тогда прозвучит
твой безумно-ликующий смех!
 

Стейнгримур Торстейнссон(1831–1913) – поэт и прозаик. Изучал филологию в Копенгагенском университете. Занимался преподавательской деятельностью. Много переводил. Стихи его печатались сборниками в 1881, 1893, 1910 и 1925 годах.

 
Глядел я с утеса, где вечен прибой,
в сутемные дали,
и, в пене вздымаясь, валы подо мной
тяжко вздыхали.
 
 
И плакал туман, и отзывно скала
стонала, как море.
Немотная мгла берега облегла,
как смерть пли горе.
 
 
«Ты, море, вместилище вихрей и гроз,
поешь заунывно,
и сердце мое, как прибрежный утес,
стонет отзывно.
 
 
Мой дух изнемог, слыша голос тоски,
бессильной угрозы;
и брызги твои солоны и горьки,
как горькие слезы.
 
 
Глаза воспаленны, и сердце горит,
исполнено горем,
и сам я готов, как ребенок,
навзрыд плакать над морем».
 
 
Но море метнулось к вершине скалы,
забыв о печали,
и гневно взревели на воле валы,
и мне отвечали:
 
 
«Ты, смертный, ничтожен! И в бурю и в штиль
ты – прах перед морем.
Что слезы? Как я, ты себя пересиль —
и властвуй над горем!»
 

 
Я охал летним вечером
по вересковой пустоши.
Мой путь был долог и уныл,
но вдруг прекрасный звук поплыл
по вересковой пустоши.
 
 
Светились горы вдалеке
над вересковой пустошью.
Песнь лебедя, святой хорал —
он для меня в пути звучал
над вересковой пустошью.
 
 
Отозвалась моя душа:
над вересковой пустошью
летел вперед я на копе,—
часы летели, как во сне,
как лебеди над вересковой пустошью.