Текст книги "Европейская поэзия XIX века"

Автор книги: авторов Коллектив

 
Птица, лети! Над простором озерным
Стелется темная ночь.
Солнце за лесом скрывается черным,
День удаляется прочь.
Ты поспеши к своим детям пернатым,
Чтоб, возвратившись опять,
Длительный путь к своим певчим пенатам
Мне поутру описать.
 
 
Птица, лети! Над волною зеленой
Крылья свои распахни.
Если ты встретишься с парой влюбленной,
В душу любви загляни.
Тот лишь певцом называть себя смеет,
Кто научился любить;
Все, что вместить в себя сердце умеет,
Должен я в песню вместить.
 
 
Птица, лети! Над волною журчащей
Сладостно к дому лететь
И, затаясь под лепечущей чащей,
Вдруг о любимом запеть.
Если бы мог я взлететь за тобою,
Точно я выбрал бы путь.
Здесь же могу я лишь вслед за листвою
Вновь о любимой вздохнуть.
 
 
Птица, лети! Над волною широкой,
Там, в поднебесном краю…
Где-то, в прибрежной дубраве далекой,
Милую встретишь мою.
Стан, как тростника, как розы, ланиты;
Очи сулят забытье;
По ветру темные кудри развиты…
Ах, ты узнаешь се.
 
 
Птица, лети! Бьются волны со стоном,
Полночь вздыхает сквозь сон,
Клонят деревья прощальным поклоном
Листья трепещущих крон.
Нет! Ты не вслушалась даже в стенанья
Певчих, родных твоих стай!
Будь хоть со мною добра: на прощанье
Отдыха мне пожелай.
 

 
Любовной песни трели,
Мешая мне заснуть,
Из темных чащ летели
И мне теснили грудь.
Открыл окно я. Где-то
Соловушка свистал
И всем, что было спето,
Тебя напоминал.
 
 
Рожок почтовый, дальний,
Вздох ветра в тишине
И свет звезды печальной
Будили память мне.
Твоя душа витала
Над ночью колдовской;
И сердце трепетало,
Пронзенное тоской.
 
 
К тебе мечта стремилась,
В ночи твой взор следя;
Ах, сердце, как ты билось,
Ответа не найдя.
Лишь липы шевелили
Ветвями иногда,
На листьях росы стыли
И на небе звезда.
 
 
Ты знаешь ли, как свято
Я верю до сих пор,
Что и теперь жива ты
Судьбе наперекор?
И через ров могилы
На берег жизни вновь
Твои облик, сердцу милый,
Перенесет любовь.
 

 
Снами летучими
Тени сгустились,
Звезды за тучами
Тихо укрылись.
Наши печали
В липах дремали.
Были одни мы на целой земле!
Все словно пело во мгле.
 
 
Чудо слияния
Душ воедино…
Воспоминания:
Горя годины,
Бури и штили
Мимо скользили.
Памяти змеи заснули давно —
Слиты мы были в одно.
 
 
Словно спаяли мы
Душ наших свечи,
Словно смешали мы
Думы и речи.
Чувства и грезы
Гибко, как лозы,
Переплелись. И любовь нам одна
Небом была крещена.
 
 
Волны ли, звуки ли,
Вздохи ль томления
Нежно баюкали
Наше забвение.
Плыл наш привет
К звездам, чей свет,
Благословляя из вечности нас,
Нас обручил в этот час.
 

 
В море небес
Тело ястреба тает,
Радужный лес
Кукушат укрывает;
В чреве вулканов
Сны великанов
Осень листвой заметает.
 
 
Пахнет жнивье —
Воздух родины пью я;
Все здесь мое,
И об этом пою я;
Грежу безбрежно,
Ярко и нежно;
Плещутся волны, ликуя.
 
 
Здесь я забыл,
Как в жестокой разлуке
Струн я будил
Бесполезные звуки;
Песни и думы
Были угрюмы,
Как кандалов перестуки.
 
 
Песня моя
Реет в небе счастливом!
Кланяюсь я
Этим дедовским нивам;
Через долины
Звуков лавины
Льются единым порывом!
 

Ханс Кристиан Андерсен(1805–1875). – Великий датский сказочник, чье творчество хорошо известно в нашей стране. На русский язык переведены все основные произведения писателя. В «Библиотеке всемирной литературы» его сказкам посвящен отдельный том (см. т. 66). В настоящем томе БВЛ даются некоторые стихотворения Андерсена.

 
Вот Гюльфе пирует – король молодой…
Горят рудо-желтые свечи,
Сверкает и пенится мед хмелевой,
Медовые слышатся речи…
Обходит веселая чаша гостей,
И снова идет вкруговую,
А странница с арфой стоит у дверей,—
Сыграет… – «Ладь песню другую!..»
Звенит, говорит и рокочет струна,
Срываются звуки каскадом,
Растут словно буря – стеною стена,
Бегут диких буйволов стадом,
И песня бушует, как ветер степей…
Так бьются – за стаею стая —
Студеные волны холодных морей,
Скалистые кручи лобзая!
Все громче и громче… Вот жалобный стон
Впивается в сердце стрелою.
Все тише, все тише… То арфы ли звон,
Иль птицы летят стороною?..
И слушает Гюльфе, не чуя души:
«За песню певице награда,—
Две пары волов запрягай и паши
Лесную новину, услада!..
Что за день успеет отрезать твой плуг,
Прими в дар из рук из царевых!..»
И странница вышла, и смолкли все вдруг
В пиру на скамьях на дубовых…
«Чу, словно запела она на струнах!..»
«Нет, буйволов реву я внемлю!..»
«Чу, словно гроза расходилась в горах!..»
«Нет, плуг это врезался в землю!..»
«Чу, песня опять заиграла – грозна,
Как шум снегового обвала!..»
«Нет, это от Сконии [124]124
  Скония, или Сконе – область южной Швеции.


[Закрыть]плугом она
Новину себе отпахала!..
Вот в борозды справа заходит вода,
Вот остров вздымается слева…
Леса и курганы, прощай навсегда!..»
Хвала тебе, Гефион-дева!..
 

 
В цветущей Дании, где свет увидел я,
Берет мой мир свое начало;
На датском языке мать песни мне певала,
Шептала сказки мне родимая моя…
Люблю тебя, родных морей волна,
Люблю я вас, старинные курганы,
Цветы садов, родных лесов поляны,
Люблю тебя, отцов моих страна.
 
 
Где ткет весна узорные ковры
Пестрей, чем здесь, богаче и душистей?
Где светит месяц ярче и лучистей,
Где темный бук разбил пышней свои шатры?..
Люблю я вас, леса, холмы, луга,
Люблю святое знамя «Данеборга [125]125
  Данеборг – датский государственный флаг, на красном поле изображен белый крест.


[Закрыть]», —
С ним видел бог победной славы много!..
Люблю я Дании цветущей берега!..
 
 
Царицей севера, достойного венца,
Была ты – гордая своею долей скромной;
Но все же и теперь на целый мир огромный
Звенит родная песнь и слышен звук резца!..
Люблю я вас, зеленые поля!
Вас пашет плуг, места победных браней!..
Бог воскресит всю быль воспоминаний,
Всю быль твою, родимая земля!..
 
 
Страна, где вырос я, где чувствую родным
И каждый холм, и каждый нивы колос,
Где в шуме волн мне внятен милый голос,
Где веет жизнь пленительным былым…
Вы, берегов скалистые края,
Где слышны взмахи крыльев лебединых,
Вы – острова, очаг былин старинных,
О, Дания! О, родина моя!..
 

 
Ты улыбнулась мне улыбкой светлой рая…
Мой сад блестит в росистых жемчугах,
И на тебе, жемчужиной сверкая,
Одна слеза дрожит на лепестках.
 
 
То плакал эльф о том, что вянут розы,
Что краток миг цветущей красоты…
Но ты цветешь, – и тихо зреют грезы
В твоей душе… О чем мечтаешь ты?
 
 
Ты вся любовь, – пусть люди ненавидят! —
Как сердце гения, ты вся одна краса,—
А там, где смертные лишь бренный воздух видят
Там гений видит небеса!..
 

 
Живу я в тишине, в тени долины влажной,
Где резвые стада пасутся под горой,
И часто с пастухом внимаю стон протяжный
Влюбленных голубей вечернею порой.
Когда ж его свирель звучит о счастье нежно
И Филис падает на грудь к нему – небрежно
Я возле мыльные пускаю пузыри,
Где блещет радуга прощальная зари…
 
 
На сумрачной скале, где старый замок дремлет,
В развалинах шумлю я с ветром кочевым;
В чертогах короля мне важность робко внемлет,
И в бедной хижине я плачу над больным.
Я в трюме корабля за тяжкими досками
Смеюся и шучу над звучными волнами,
И в час, когда горит румяная заря,
Задумчиво брожу в степах монастыря.
В ущелье, между скал, в пещере одинокой
Я демонов ночных и призраков бужу,
На мрачном севере, зарывшись в снег глубокий,
Я молчаливые дубравы сторожу.
На поле грозных битв, в час краткого покоя,
Победой близкою баюкаю героя,
Со странником в степи кочую и певцам
Указываю путь к бессмертным небесам.
 
 
Ребенок сам – с детьми я чаще всех бываю,
Доступней волшебство невинным их сердцам,
И маленький их сад при мне, подобно раю,
Цветет и сладко льет душистый фимиам.
Их тесный уголок становится чертогом;
И аист кажется им странным полубогом,
Когда он по двору разгуливает, хмур…
И ласточка для них – весенний трубадур.
 
 
И часто я с детьми при вечере румяном
Гляжу на облака, плывущие вдали.
Как дышится легко в саду благоуханном,
Как нежно нам журчат ручьи из-под земли!
Мы видим, как, сребрясь, за горы убегает
Гряда отсталых туч, и радуга сияет
Алмазным поясом по светлым небесам,
И чайка белая ласкается к волнам…
 
 
И я с тобою рос; когда ты был ребенком,
Сидели мы вдвоем, смотрели на камин,
Следили за игрой огня на угле топком,
Где возникал и гас рой пламенных картин.
Мы сказки слушали, не зная лжи опасной,
Звучали вымыслы нам правдою прекрасной,
И с херувимами – покорные мечте —
Мы бога видели в небесной высоте.
 

 
Темной ночью метель и гудит, и шумит,
Под окошком избушки летая, свистит;
А в избе при огне, у сырого окна,
Ждет красотка кого-то одна.
Все на мельнице стихло… огонь не горит…
Вышел мельник-красавец, к красотке спешит.
Он и весел, и громко и стройно поет,
И по снежным сугробам идет.
Он и с ветром поет, и с метелью свистит,
По сугробам глубоким к красотке спешит…
Королева метелей на белом коне
Показалась вдали, в стороне.
И завыл ее конь, как израненный зверь,
И запела она: «Мой красавец, теперь —
Ты так молод, прекрасен – со мною пойдем!
Ты не хочешь ли быть королем?
У меня есть чертоги в горе ледяной,
Блещут радугой стены, и пол расписной,
И на мягком сугробе нам быстро постель
Нанесет полуночи метель».
Все темно, и метель и шумит, и гудит…
– Мой красавец! Не бойся, что месяц глядит, —
Чтоб не видел он нас – до земли с облаков
Заколеблется полог снегов.
Ярко солнце блестит в голубых небесах,
И сверкают пылинки на снежных полях,
И на брачной постели покоится он —
Тих и свеж его утренний сон…
 

Фредерик Палудан-Миллер(1809–1876). – Представитель позднего романтизма. Родился в городе Орхусе в семье священника. Получил юридическое образование. К моменту окончания университета стал известен как автор поэтического сборника «Четыре отечественных романса» (1832) и поэмы «Танцовщица» (1833), написанной под влиянием Дж.-Г. Байрона. В 1834 году выходит в свет драма Палудана-Мюллера «Амур и Психея», послужившая как бы прологом для серии его мифологических драм. С 1841 по 1848 год Палудан-Мюллер работает над главным произведением своей жизни – лиро-эпической поэмой «Адам Хомо». Поэма повествует о судьбе человека, жертвующего своими нравственными убеждениями ради карьеры и жизненного благополучия. От вечного проклятия на Страшном суде героя поэмы спасает заступничество Альмы Стьерп, невесты Адама, покинутой им ради брака по расчету. История чувства Альмы к Адаму в поэме имеет внутреннюю параллель – сонеты Альмы, представляющие собой образец любовной лирики Палудана-Мюллера.

На русский язык произведения Палудана-Мюллера не переводились.

 
Мне подлинную жизнь дал ты один,
С тобой одним душа вздохнула смело.
Я прежде в одиночестве немела,
Жила, как в тишине морской – дельфин.
 
 
Пробился зов твой сквозь вечерний сплин,
Когда, казалось, все оцепенело.
Твой голос влек и мысль мою и тело,
Меня на волны вынес из глубин.
 
 
Твой голос огласил немые своды,
И жизнь в гармонии предстала ясной,
Ты распахнул весь мир передо мной.
 
 
О, не смолкай! Тебя ждала я годы.
Ты мой певец! И песнь твоя прекрасна.
Тебе лишь верю – твой дельфин ручной.
 

* * *

 
Мечтала я – по как мечты мне лгали!
Так живо представлялось мне норой,
Что я вольна, что стерся образ твой,
Живу, как прежде, – в мире и печали.
 
 
Я чувствовала – дни мои нищали.
Казалось мне, что я сосуд пустой,
Что драгоценный выплеснут пастой,
Я ветвь сухая – и листы увяли.
 
 
Очнулась я негаданно-нежданно.
Тебя вернул мне день новорожденный —
Твой образ вспыхнул на заре багряной.
 
 
И полон вновь сосуд опустошенный,
И к сердцу мощною волною рвется
Поток блаженства, что Тобой зовется.
 

* * *

 
Я думаю о нас и всякий раз
Озарена надеждою подспудной.
Дышу я нашей жаждой обоюдной,
Я вижу сев и близкой жатвы час.
 
 
На зов наш общий жизнь отозвалась,
И обновляться нам ежеминутно,
Пока мы не достигнем цели трудной,
Пока не осенит блаженство нас.
 
 
О, может быть, мечты осуществимы!
Была я тихой речкою равнинной,
Но встретила тебя, и с этих пор
 
 
Влечет меня поток неудержимый,
И наши волны, слившись воедино,
Стремятся радостно в морской простор.
 

* * *

 
Ты мне дарил раздумий строй высокий
И знать хотел, что дни мои таят.
Но зазвучало слово невпопад,
Когда любви в тебе иссякли токи.
 
 
Другую повстречал. К чему упреки,
Когда ты новой жаждою объят?
Но в прошлое я обратила взгляд,
В былой Эдем, о мой Адам жестокий,—
 
 
Ах, если б я склонилась обреченно
И боль, со свистом воздух рассекая,
Пронзила грудь мою – стрелы острей,
 
 
Сравнилась бы со скрипкою тогда я,
Разбитой вдребезги и возрожденной,
Чей звук красивее – пускай слабей.
 

* * *

 
О, как ни велика твоя вина,
Как ни тяжка раскаянья десница —
Пусть ею твой покой не замутится,
Пусть жизнь твою не омрачит она.
 
 
Что с достоянием твоим сравнится?
Тебе судьба банкрота не страшна.
Есть бедная душа – твоя должница,
Которая тобой одарена.
 
 
Любимый! Разве ждал ты воздаянья,
Неся мне клады счастья и страданья?
Каких богатств ты не делил со мной!
 
 
И коль придет когда-нибудь расплата,
Твоя должница, что тобой богата,
Заплатит тем, что дал ты ей самой.
 

Хольгер Драхман(1846–1908). – Датский поэт, прозаик и драматург. Родился в Копенгагене в семье врача. В 1871 году отправился в Англию, где познакомился с жизнью английских рабочих. После возвращения в Данию сблизился с литературоведом и критиком Г. Брандесом. Под его влиянием создал ряд стихотворений ярко выраженной антибуржуазной направленности. Эти стихотворения поэт включил в первый поэтический сборник «Стихи» (1872). Вскоре появляются новые сборники стихов Драхмана – «Приглушенные мелодии» (1875), «Песни у моря» (1877), «Лозы и розы» (1879), в которых поэт выступает блестящим версификатором, обогащая датскую поэзию новыми ритмами и размерами. В 80-е годы XIX века выходят в свет сборники стихов «Старые и новые боги» (1881), «Юные песни» (1882) и др. Основной мотив поэзии Драхмана этих лет – мотив моря, свободной стихии, наполняющей душу человека спокойствием и силой. Перу Драхмана принадлежат также многочисленные прозаические произведении и драмы.

На русский язык переводилась драма-сказка Драхмана «Тысяча и одна ночь», а также отдельные рассказы и стихотворения писателя.

 
Там правит звук —
                                  средь одиноких мук,
средь призраков лесных он возникает;
там всякий зверь и всякое дыханье,
и существа, что воздух населяют,
и камень, в ком давно остыла страсть,—
все словно бы предчувствует страданье,
все отдано отчаянью во власть.
 
 
О, что это встает передо мной
за соснами и скалами? Проклятье!
Там призраки сливаются в объятье,
глаза горят – им страшен свет дневной,
и судорожно руки сплетены,
и губы всё, что любят, проклинают,
и в странных очертаньях оживают
моей умершей молодости сны!
 
 
Навечно ли я отдай им во власть?
Не я ль изведал горькие страданья,
не я ль изгнал из сердца пыл и страсть
и стал как те, что воздух населяют?
Не я ль обрел средь одиноких мук
счастливое и вольное дыханье,
что призраков бесплотных побеждает?
Чего же я боюсь? —
                                  Там правит звук!
 

 
Вот-вот и ночи белые уйдут,
И мрак поднимется из вод пролива,
И волны громко песню заведут,
Что зреет тихо и неторопливо.
 
 
Вот-вот и замутится окоем,
Взлетит над морем, с ним простившись, птица.
Забудется природа долгим сном,
Придет пора и песням измениться.
 
 
Пока же ночь, прозрачный свет даря,
Укрыла море крыльями своими.
Пока же золотым перстом заря
Над кронами свое выводит имя.
 
 
И нашу лодку движет бриз ночной,
Она легка, как странник беззаботный.
Нас бог зари ссудил златой казной
И песнею, звенящей и свободной.
 
 
Мы воздадим ему огнем вина,
Его восславим гимном в час румяный.
А срок придет – нас поглотит волна,
Как Шелли [126]126
  П.-Б. Шелли(1792–1822), английский поэт-романтик, утонул в Тосканском заливе.


[Закрыть] – воды сумрачной Тосканы.
 

 
В часы одинокого бденья
канал мне о чем-то журчит,
врываясь в мои сновиденья,
когда я дремлю наяву.
 
 
Не прерываема дробью копыт,
тянется суток цепочка;
канала прозрачная строчка
в безмолвье одна не молчит.
 
 
Бывает, так к двери закрытой
подходит певец наугад
и песнею полузабытой
затворника в сети влечет.
Искусно личины срывает с утрат
тот странник, певец тот незваный;
невидимо старые раны
у пленника кровоточат.
 
 
Следит он в окно потайное
за облаком в красном огне,
что катится в небо ночное
и шепчет домам о любви.
Певец, если б знал ты, что видится мне
Все то, что мне струны открыли,
и все, что они утаили,
храню наяву и во сне!
 

* * *

 
Венеции спящей невнятица,
слышу я плеск ее вод,
их жалобы, стоны,
их говор бессонный,
когда набегут и откатятся
снова под мост, на простор.
Так зыбки они, невесомы,
как те сиротливые гномы,
сходившие с мраморных гор
процессией траурной по двое в ряд,
в их песне тоска невозвратных утрат,
скорбно во тьме трепетало:
              – Ах, Белоснежки не стало!
 
 
И память рождает видение:
в белом убранстве дитя,
лицо восковое,
но будто живое,
я чувствую боль и смятение,
лоб мой пылает огнем,
а сердце придавлено льдиной:
морщинка на лбу так невинна,
и сложены руки крестом.
Я вижу – зеленый леандр соскользнул
с груди непорочной… А траурный гул
близится. Ночь трепетала:
              – Ах, Белоснежки не стало!
 
 
Мелодия волн прихотливая
меркнет, встречая рассвет.
Скользя в нетерпенье,
свое же творенье
стирает волна торопливая
под молчаливой зарей.
Сквозь утра прозрачные створы
в свои возвращается горы
гномов медлительный строй.
Пускай рассудительным стал я давно,
но сказка из детства со мной все равно.
Грустью в душе трепетало:
              – Ах, Белоснежки не стало!
 

 
Чувствуешь, ветер добреет,
вздохом весны обновленный,
воздух целует листву и цветы,
и родничок в них пестреет.
В берег прохладой соленой
бьется морская вода.
Пусть есть у жизни зима и ненастье,
жизнь не умрет никогда.
 
 
Взор твой весна напоила,
вечность в глазах твои брезжит;
благоговейно клонятся цветы,
где бы ты ни проходила.
Вновь дождалось побережье —
май к нам плывет сквозь дожди.
Где б ни была ты, тебя, дорогая,
скоро прижму я к груди.
 
 
И вознесет нас крылатый
воздух земли обновленной.
Как две волны, мы сольемся с тобой,
синью и светом богаты.
Веет прохладой соленой
майского моря вода.
Знает любовь и ненастье и зиму,
но не умрет никогда.
 
 
Взмоем к истокам счастливым
жизни… Коль смерти охота
встретить нас – что она против любви?
Глянет лишь взором ревнивым.
Два наших имени кто-то
шепчет среди тишины.
Слышишь? То голос любви нашей вечной
в немолчном плеске волны.
 

 
Тревога уснуть мешала,
запах цветов
меня томил,
душистый поток струился,
цветочный ветер в окно мое бил;
я слушал неясный шелест
высоких пальм,
и чудилось мне,
куда бы ни шел в томительной тьме:
Сакунтала, Сакуптала!
 
 
Вы, вечные Гималаи!
Высокие лбы
подняв к небесам,
зачем вы послали эти потоки
сегодня ночью к моим ногам?
Зачем, как черную память,
передо мной
волны гнать?
Зачем предо мною предстала опять
Сакунтала, Сакунтала!
 
 
О дева, нежно и влажно
глянула ты
мне в лицо,
как было
в день, когда тебе дали
связующее кольцо.
Ах, не просто время,
не просто день,
не тысяча лет
тебя и меня разделяют, нет,
Сакунтала, Сакунтала!
 
 
Кольца не роняла ты в реку,
Душьянта сам
кольцо швырнул,
он путь преградил потоку,
но кольца тебе не вернул.
Душьянта охотиться будет
средь стройных пальм,
у бурных вод
он антилопу убьет.
Сакунтала, Сакунтала!
 

 
Все, что здесь жило, – умрет,
что цвело – отцветет:
поцелуи и слезы в подушках бессонных,
имена, что мы пишем на стеклах оконных,
все, что здесь жило, – умрет.
Непостижимый исход!
 
 
И все же мы жаждем влюбляться,
грустить, целовать, целоваться,
страстью обжечь и обжечься страстью —
не умирает стремление к счастью:
Гретхен – Фауст, Ромео – Джульетта!
Милая! Делай священное дело:
руки омой и светлое тело
кровью, что в сердце твоем закипела,
и, выходя на лов,
флейту свою готовь —
и пусть отзовется на страстный зов
все, что со временем канет в Лету.
 

Йенс Петер Якобсен(1847–1885). – Один из крупнейших реалистов второй половины XIX века. Родился в семье торговца. Окончил Копенгагенский университет. Опубликовал ряд статей о Ч. Дарвине и перевел на датский язык его основные труды. Творческая биография Якобсена-художника начинается в конце 60-х – начале 70-х годов, в период его участия в литературном «движении прорыва», возглавлявшемся Г. Брандесом и утверждавшем эстетические принципы реализма. Рассказы Якобсена, его романы «Фру Мария Груббе» (1876) и «Нильс Люне» (1880) заложили основы критического реализма в Дании.

Как поэт Якобсен не был долгое время известен широкому читателю. Подготовленные им поэтические сборники «Херверт Сперринг» (1866–1869) и «Кактус расцветает» (1868–1869) были опубликованы лишь после смерти писателя. Философское содержание и новаторство лирики Якобсена, который ввел в датскую поэзию свободную строфу и свободный ритм, не или оценены современниками.

На русский язык переведен ряд романов и рассказов Якобсена; его стихотворения на русском языке публикуются впервые.