Текст книги "Аргонавты"

Автор книги: Антонио Дионис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 39 страниц)

Глава 2
РОЖДЕНИЕ ЯСОНА

На берегу голубого морского залива в Фессалии брат обезумевшего от горя царя Афаманта, Кретей, построил город Иолк. Разросся небывало этот город, необычайным богатством и плодородием славились его поля.

Когда умер Кретей, править в Иолке стал сын его, Эсон, но его брат по матери, сын Посейдона, Пелий, отнял у него власть. И пришлось Эсону жить в городе как простому гражданину!

Когда же у Эсона родился сын, прекрасный мальчик, испугался Эсон, что жестокий Пелий убьет его сына, опасаясь, что именно к нему по праву перейдет власть над Иолком. И решился скрыть его.

Фессалия – это совсем особая страна, не похожая на прочую Грецию. Ее образовала обширная равнина, орошаемая многоводной рекой Пенеем и ее многочисленными притоками.

Окружена была эта равнина крутыми горами, а самой величественной была здесь гора Олимп, гора – исполин, земная обитель «олимпийских» богов.

Вторая гора, Осса, была менее замечательна, но зато третья, самая южная в этой цепи, лесистый Пелион, наводила ужас на равнину своими дикими обитателями.

Это были кентавры, полулюди, полукони, страстные и необузданные.

Однако, среди всех фессалийских диких кентавров появился один, который не только среди них, но и среди людей и богов прославился своей добродетелью.

Он охотно брал к себе на воспитание молодых витязей, отцы которых хотели их поставить выше себя.

Зная об этом, и Эсон отправился с сыном своим к мудрому кентавру Хирону.

Тяжело вздохнув, Эсон соскочил с колесницы, отпустил коней домой и отправился разыскивать этого нового зверя. Долго он шел вперед и вперед, пока перед ним, упираясь вершинами в облака, не встали каменистые склоны той горы, в пещере которой обитал отшельник Хирон.

Эсону очень хотелось пить. Он остановился и стал слушать, не журчит ли где-нибудь ручеек, но вместо плеска воды вдруг донеслось до него конское ржание и громкий топот. Это был вовсе не зверь, не конь, а самый настоящий кентавр: получеловек-полулошадь.

Пока Эсон с маленьким сыном на руках разглядывал удивительное создание, человек-конь остановился на горной лужайке и, приставив обе ладони ко рту, затрубил в них, как в трубу. Со всех сторон затрещали кусты. Целый табун точно таких же кентавров неспешно протрусил мимо Эсона и мальчика, поднимая облака пыли. Удивленный Эсон пошел за ними.

Скоро он вышел на большую поляну в горной дубовой роще. Тут между деревьев виднелись хижины, сложенные из грубых, больших валунов и прикрытые хворостом. Земля под дубами была утоптана, как гладкий глиняный пол. Но никого не было видно, только там и здесь валялись черепа оленей и груды костей, да, возле одной из хижин стоял хвостом к Эсону гладкий вороной кентавр.

Подняв руки и задрав кверху голову с острой бородкой, он срывал листья с высокого дерева и засовывал их в рот, мирно отмахиваясь своим лошадиным хвостом от комаров и слепней.

Эсон громко окликнул кентавра, на всякий случай выхватил все же меч.

Услышав голос, кентавр поднялся на дыбы, повернулся на задних ногах и подскакал к Эсону с ласковым ржанием. Думая, что кентавр не поймет его речи, Эсон показал знаками, что хочет есть и пить. Но кентавр заговорил правильным и красивым греческим языком. Это был Хирон.

Он повел Эсона с малюткой в свою убогую хижину, посреди которой горел небольшой костер. Пища отшельника была самая простая – лесные корни и плоды, даже от дичи он воздерживался, находя несправедливым ради собственного пропитания отнимать жизнь у других тварей.

Насытившись похлебкой, Эсон попросил пить и напоил маленького сына. После этого он изложил Хирону свой страх перед Пелием и попросил кентавра взять на воспитание сына.

– Молю богов,– прибавил он,– чтобы ты сам, Хирон, пришел ко мне тоже с каким-нибудь желанием, которое я выполнил бы тем радостнее, чем сильней оно будет! Тогда стоящий рядом один из учеников кентавров, звали его Фол, подмигнул Эсону и сказал:

– Здесь, в хижине у Хирона стоит большая бочка с вином. Только это – священный напиток, его подарил кентаврам сам бог Дионис, и никто из нас не смеет пить из бочки без разрешения Хирона...

Говоря о вине, Фол так вкусно прищелкивал языком, что Эсон почувствовал мучительную жажду. Он стал уговаривать Фола дать ему хоть одну каплю вина. Но Фол покачал головой и сказал, что никак не может нарушить запрет. Другое дело, если Эсон сам зачерпнет из бочки. Ведь Эсон гость, а по законам гостеприимства гость может пить и есть все, что захочет.

Все рассмеялись, Эсон открыл бочку, зачерпнул из нее прямо горстью, стал пить, а веселый Фол, ученик Хирона, пристроившись рядышком, тянул вино прямо из бочки. Так они пировали очень довольные друг другом. Оставив сына у Хирона, Эсон вернулся в Иолк.

Глава 3 
ДЕТСТВО И СТАНОВЛЕНИЕ ЯСОНА

– Ясон, мой выросший мальчик, уходит, не оборачиваясь! – кентавр утомленно прикрыл веки.

Старик знал, что лишь молодость способна не обернуться, веря в том, что всегда можно вернуться в то место, которое покинул.

Старость мудрее: даже ушедши утром из дома, вечером ты вернешься в другой дом. На целый день постареют вещи и утварь, на несколько часов вырастут твои дети. Цветок, проснувшийся поутру,– уж коснулось дыхание тлена его нежных лепестков. Да и ты уж иной, потому что твои дневные дела, случайная встреча с прохожим, песни девушек в дубовой роще – все накладывает свой след, незримо, исподволь, но неуклонно меняя тебя и весь мир.

Ясон уходил, чтобы вернуться? Хирон понимал, что этого никогда не случится.

Старый кентавр, подобрав все четыре ноги под туловище, лежал на сухой подстилке из листьев и грезил, припоминая те времена, когда Ясон лишь только– только научился узнавать лица и улыбаться тем, кого был доволен видеть над своей колыбелью.

Кентавры были не очень довольны, что человеческий детеныш нашел приют среди их племени.

Он слаб! Что будет, если этот червячок заболеет и умрет? – говорили одни.

Он не ест пшена и сена – как ты думаешь прокормить его, Хирон? – вопрошали другие.

Не к добру это! – качали головами прочие.– Где это видано, чтобы человек жил среди кентавров?

Ну, значит, мы уйдем с ним вместе! – отрезал Хирон, поднимая мальчишку, который тотчас проснулся и ухватил кентавра за нос.

Как знаешь,– пожимали кентавры плечами.– Если ты способен отречься от племени ради этого розового червячка, значит, тебе и в самом деле лучше жить подальше от нас! – обиделись сородичи.

Но Хирон, не слушая более глумливых и горьких слов, которые бросали кентавры ему в спину, забрал Ясона и удалился в одинокую пещеру, вход в которую зарос диким шиповником, скрывая от посторонних глаз ведущий вовнутрь пещеры проем, даже если случайный путник прошел бы в шаге от жилища Хирона и его питомца.

Хирон уже удалился от стойбища кентавров на дальнее расстояние, когда его остановил треск ломаемых кустов и хлещущие удары веток. Хирон обернулся, положив на траву младенца.

Приготовился к битве, зная дикий и мстительный нрав своих соплеменников. К несчастью, кентавры действовали, а потом уж думали. Не исключено, что обиженные тем, что Хирон пренебрег сородичами, кентавры мчались мстить за то, что Хирон предпочел человеческое дитя своим друзьям и близким.

Ясон, проснувшись от росистого холода травы, вякнул.

Молчи, глупый! – прошипел Хирон, погрозив кулаком.– Только не хватает, чтобы тебя раздавили ударом копыта мои дружки и приятели.

Меж тем, треск и шум приближался – из зарослей выглянуло прелестное девичье личико, усеянное веснушками и окаймленное светло-рыжими кудрями.

Федора? – удивился Хирон.– Что тебя принудило меня преследовать? Мне казалось, ты вовсе не кровожадна, а уж, что к людским песням и пляскам испытывает страстное увлечение – всем известно. Неужели и в твоем сердце ненависть и злоба ко мне из-за этого несчастного младенца, которому меж людей грозит непреходящая опасность, но, видно, который и рожден на свет, чтобы сеять раздор меж всеми, кому довелось, хоть невольно, пересечь путь Ясона?

О,– потупилась кентаврша, выступая из кустов всем телом. Ее хвост болтался веселой метелкой и жил своими заботами, отличными от тревог и забот его владелицы. Вот овод, омерзительно блестя жирным брюшком, уселся на спину Федоры, приготовившись вбить свое жало – и убит!

Федора двинулась по направлению к гулявшему младенцу. Хирон вырос на пути кентаврши, закрывая проход грудью.

Ты, как и прочие, хочешь убить мальчишку, Федора? – грозно насупился Хирон.

Нет,– отступила, перебирая передними ногами, Федора,– я, как и прочие, считаю, что мальчик не сможет есть пшено и сено. Да и для ягод и фруктов он очень мал!

И ты меня нагнала, чтобы это сообщить? – насмешливо приподнял Хирон брови.– Так, позволь заметить, я и сам об этом догадываюсь!

Не стоит кипятиться, не дослушав,– возразила Федора. Я – тот источник, что даст мальчику живительную влагу и пусть Ясону достанется то, что все равно ни к чему моему погибшему ребенку!

О, прости, Федора, за мои недостойные мысли! – воскликнул Хирон.

Он знал, что недавно Федора утратила своего детеныша, своего первенца. Кентавренок, сын Федоры, любопытный, как все дети, попытался переплыть горную речушку вслед за взрослыми кентаврами. Но куда малышу с его слабенькими дрожащими ножками устоять против грозно ревущего потока воды, гремящей меж камней?

Был праздник весны. Племя кентавров, как водится, широко и с размахом торжествовало ставший длиннее день, радуясь свежей зелени, проросшей на снежных проталинах. Мужчины были хмельны от вина – женщины хмельны от сладких запахов, идущих от жирной черной земли, и прозрачного весеннего воздуха. Кентавры, разгулявшись, одним махом переметывались через бурлящий поток, несущийся с гор, хотя летом река иссыхала до тоненькой водяной ниточки; снега напитали ручей талыми водами – и азартно было думать, а сумеешь ли ты побороть страх перед клокочущей стихией, прыгающей по камням.

Уж не один, не двое перемахнули, будто бескрылые птицы, через бурлящую реку, как сын Федоры, взбрыкивающий в нетерпении рядом с другими ребятишками племени, вдруг кинулся к реке. На мгновение взлетело в воздух стройное тельце. Кентавренок, подобрав передние ноги, прыгнул и,– не рассчитав силенок, рухнул в алчный поток. Воды тут же подхватили малыша, понесли, ударили о подводные камни. Обезумевшая Федора кинулась к сыну – ее едва удержали трое взрослых кентавров.

А племя кентавров бессильно глядело, как все дальше, вертясь и подпрыгивая на уступах, уносится тельце кентавренка и все тише становятся его отчаянные крики, заглушаемые рекой.

И теперь мать, чьи соски сочились бесполезным молоком, мать, потерявшая ребенка, пришла напитать чужого. Хирон без слов благодарности склонил пред Федорой голову: истинное благородство не нуждается в поощрении и похвале.

Так, их стало трое в горной пещере, которую, правда, прищлось расширить, чтобы и Федоре нашлось место.

Дни странного семейства протекали тихо и неприхотливо.

С утра Хирон отправлялся пастись. Потом торопился сменить Федору, которая с каждым днем все больше привязывалась к мальчику. Ясон, подрастая, становился все забавнее и его первые словечки, которые он старательно пытался выговорить непослушным языком и неподдатливыми губами вызывали у Хирона и Федоры неподдельное веселье.

И чем старше становился мальчик, тем реже кентавры покидали пещеру и ее окрестности. Федора даже отказалась от своего любимого увлечения, хотя Хирон знал, что для его подруги нет большей радости, чем подобраться в сумерках к людским селениям и слушать людские песни и музыку.

– Оставь! – деланно бурчал Хирон, видя, как не спускает Федора Ясона с рук.– Что за жеманную девицу ты хочешь вырастить из парня!

Ласка и нежность еще никому не вредили! – возражала Федора.– Тебе, конечно, хотелось вырастить из мальчугана жестокого и бессердечного кентавра, по примеру наших сородичей, при упоминании о которых люди дрожат и замирают в ужасе?!

Ладно-ладно,– бурчал смущенный Хирон.– Все равно, вот Ясон подрастет, обучу его всему, что должен знать и уметь настоящий мужчина!

И подхватывая ребенка из заботливых рук Федоры, щекотал мальчугана заскорузлым пальцем:

Будешь ты у нас крепким, как дуб! Твоя рука будет крепко держать меч, а твои стрелы не промахнутся и в глаз летящего орла!

Ясон же, глядя на свет ясными веселыми глазами, заливался смехом, норовя ухватить приемного родителя за волосы.

Ишь, маленький, а своего не упустишь! – покачивал головой Хирон, пытаясь высвободиться из цапучих пальчиков.

И не раз Ясон так и засыпал, вцепившись в волосы Хирона, которому не оставалось иного, как стоять, боясь шелохнуться. Федора не дозволяла будить мальчика, молвя:

Пусть спит! Дети растут во сне, а он, видишь, какой маленький!

Ясон же, наоборот, рос, как весенний росток, что тянется к солнцу и свету. Был крепок не по летам, и в пять лет выглядел, как десятилетний.

Любимым занятием шустрого мальчугана было лазанье по деревьям и самый настоящий разбой. Сороки и другие пичуги, неосторожно решившие свить гнездо в непосредственной доступности мальчишки-сорванца, поднимали страшный клекот и гвалт, стоило Ясону появиться в лесу.

Уж как ни уговаривал мальчика Хирон, сколько раз шлепала его Федора, стоило на минутку спустить с Ясона взгляд, мальчик тут же устремлялся в лес, каким-то чутьем безошибочно выбирая дерево, на котором нашло пристанище пернатое и хвостатое существо.

Напрасно птица-мать, трепыхаясь перед лицом Ясона, натужно кричала, напрасно пыталась клюнуть протянутую к гнезду руку – Ясон всегда добирался до гнезда и, нащупав среди веточек и птичьего пуха и листьев яички или голых большеротых птенцов, запихивал добычу за пазуху и кошкой устремлялся вниз.

Если Хирон успевал заметить, куда исчез сорванец, то уж встречал кошку с хворостиной в руке, а потом, кряхтя, дотягивался до гнезда, возвращая ворованное. Но чаще Ясон с добычей ускользал в заросли и, кто его Енает, что он там с нею делал?!

Перерастет! -утешали себя приемные родители, памятуя, что в детстве любого ребенка есть странные годы и периоды, когда основным и главенствующим в характере ребенка становится беспричинная жажда разрушений и жестокость, заставляющая мучать щенят, бросать котят в костер, сворачивать головы цыплятам и отрывать крылья бабочкам.

Кентавры не смогли словами выразить то, что смутно чувствовали: Ясон таким образом пытается постигнуть устройство мира и законы, которые в нем правят. Хоть века пройди с тех пор, как первые люди, больше похожие на обезьян, бродили по хмурым чащобам, но ни одно дитя цивилизации не минует той странной тяги все попробовать на ощупь, не доверяя словам взрослых и даже собственным глазам.

Перерастет! – утешал Хирон Федору, когда озорник опять являлся, перемазанный липким месивом из яичной скорлупы и содержимого птичьих яиц.

Да, скорей бы! -вздыхала Федора и с укоризной призывала Ясона: – Иди уж, умою, горе мое!

Ясон, как зверек, чувствовал интонацию, подходил с опаской, но, стоило протянуть руку к уху сорванца, Ясон тут же оказывался на ближайшем дереве, куда, как известно, кентавру не добраться. И оттуда дразнился, чувствуя себя в полной безопасности.

Но все же рос Ясон при этом мальчиком добрым, если не сказать простодушным. Ни зависть, ни злоба на незаслуженные обиды, ни дурной пример, словом, все то, чему подвержен ребенок в любом селении, ничто из всего этого не мешало развитию характера Ясона. Он рос любопытным, задавая в день сотни «почему?», но, поскольку, весь мир мальчика – это горы, поросшие лесом, шустрые речушки да редкие гости – кентавры, то и вопросы Ясона были немудреные: о лесных обитателях, о растениях, о том, как это за зимой обязательно приходит весна, а не наоборот.

И Хирон справлялся с ответами: кому, как не кентавру, знать ответы, если племя кентавров потому и существовало, что жило в гармоничном единении с природой.

Так было, пока мальчику не исполнилось ровно пять лет. Федора, с утра обдумывавшая, как лучше порадовать мальчика в его праздник, и Хирон, судя по невозмутимо хитрому виду, уже придумавший затзю, оба они волновались куда больше, чем сам Ясон.

Мальчик, который в прошлом году был слишком мал, чтобы запомнить свой праздник, удивлялся лишь тому, что завтрак запаздывает. Хирон на все вопросы бурчит: «Потом!» А Федора смотрит с такой нежностью, что Ясону хотелось либо выть, либо плакать. Он терпеть не мог этих взглядов, которые, казалось, достигают сердца и пронзают всю душу стыдом и раскаянием.

Понятно, почему так смотрит Федора, когда Ясон нашкодит. Но сегодня-то, голодный и всем мешающий, он ведь не успел сделать ничего плохого?! Словом, мальчишку разрывали противоречия, и он бродил следом за взрослыми, задумчиво грызя ногти: и, о, боги! Что творится в этом мире! Никто не хлопнул его по рукам за вредную привычку.

Они на меня не смотрят! Делают вид, что меня нет! – размышлял Ясон.– А, раз так, значит, они меня не любят!

Теперь Ясон ходил следом за суетящимися по случаю праздника родителями не просто – он изучал каждый жест, каждый косо брошенный взгляд.

А когда Федора, укладывавшая на блюдо фрукты, и убирая угощение цветами, замахнулась на Ясона плетью виноградной лозы, мальчик уверился:

Я им не нужен!

Он окинул прощальным взглядом обжитую полянку перед родной пещерой. Откопал сокровище, зарытое в темном углу в пещере: черный блестящий камень с пропечатавшимся на нем странным рисунком – такого жука, как Ясон ни искал, в окрестных лесах не видел.

Беззаботно напевая, прошелся по поляне. Повернулся: ни Федора, ни Хирон в его сторону не глядели, и шмыгнув в лесные заросли.

Ясон знал в лесу каждый куст, любая тропа могла рассказать мальчугану, что за зверь тут прошел на рассвете, чей след – пять когтей на светло-коричневой коре орешины.

Знал и то, что Хирону – пустяк догнать Ясона по тем Же приметам, по которым сам Ясон, захоти, догонял приемного отца, в какой бы части леса он не находился. Поэтому мальчик, ежась от холода, ступил в воды лесной речушки и двинулся по ее прихотливым изгибам.

Думаешь, ты прав? – невесть откуда выросшая старуха глядела из-под седых бровей весело и лукаво.– Разве ты не знаешь, что случается с маленькими мальчиками, сбежавшими из дома?

Я – не маленький! И дома у меня нет! – отозвался Ясон, разглядывая странное существо, не похожее на кентавров. Старуха, как и Ясон, стояла на двух ногах, но была куда выше мальчика. Ясон, заинтересованный, не удержался от вопроса:

А ты кто? Я думал, что это только у меня две ноги, а у всех кентавров – по четыре! Ты, видно, тоже страдаешь от своего уродства?

Старуха тоненько захихикала:

О, малыш! Ты многое упустишь в жизни, если будешь считать себя хуже других!

Но разве так отличаться от прочих: это ли не несчастье? – мальчик не понимал старуху.

Мудрый Хирон мне всегда говорил,– продолжил Ясон,– что каждый должен стремиться быть похожим на тех, кто с тобой рядом, а я привык доверять словам моего приемного родителя!

Ты слышал, но не слушал! -возразила старуха. Она теперь сидела на берегу, а медленные воды омывали ее опущенные в реку ступни.

Хирон, вероятно, пытался тебе втолковать, что каждый человек должен думать, как его поступки отразятся на окружающих и не противоречат ли твои желания желаниям тех, кто рядом с тобой! Но ему и в голову не пришло бы втолковывать малышу, что его недостаток – отсутствие еще пары ног!

Не понимаю! – рассердился Ясон.– Хирон всегда говорит: «Будь такой, как Федора – все любят ее! Старайся быть таким, как я: все уважают меня!» И ничего про каких-то других!

О,– молодо оскалилась жемчужными зубами старуха.– Хирон и в самом деле допустил оплошность, отделив твое бытие от жизни тебе подобных! Скажи, ты знаешь, что ты – человек?

Знаю, конечно! Хирон с утра до вечера твердит: «И вредный же ты человек, Ясон!» Да «Будь, Ясон, человеком!»

Как с тобой трудно, малыш! -покачала старуха головой. Ее седые волосы распалить, на глазах чернея и наливаясь блестящей чернотой.

Ты и вот я: мы – люди, Ясон! Ты же не удивляешься, что у жука – шесть лапок, а у змеи ни одной, что улитки живут в темных и влажных местах, а бабочки любят солнце!

Так и человек ровно столько похож на кентавра, как сороконожка на змею! И в том, что у тебя две ноги нет ничего ни плохого, ни зазорного! – убеждала старуха, с каждым мигом молодея.

Так,– подумал Ясон,– эта выдра, поговорив полминуты, успела обозвать моих приемных родителей сороконожками, а меня оскорбить, назвав змеей? Если все люди столь злоязычны, как эта, то не хотел бы я быть человеком!

Но странное существо, пусть немногим, но похожее на самого Ясона, притягивало мальчика. Ясон решил узнать о таинственном человеке как можно больше, решив на время позабыть, что его обозвали змеей.

Старуха,– молвил Ясон,– а чем занимаются люди? И все ли они выглядят, как ты или я? И есть ли у них пещеры, в которых можно укрыться от непогоды?

Погоди! -рассмеялась женщина.– Ты сыпешь вопросы, как горошины! Будь терпеливей – и тогда ты терпением добьешься того, чего никогда не получишь с налету!

Женщина задумалась, собираясь с мыслями: не так– то просто объяснить пятилетнему мальчугану, что такое человек и чем занимаются люди.

Как для Ясона, по-видимому, само собой разумеющееся, что он – уродец среди кентавров, так же и человек, узрев кентавра, сплюнет с пренебрежением:

Да разве это человеческое подобие с хвостом и копытами может иметь что-то общее с настоящими людьми? Так, недоразумение, монстр, сотворенный природой в хмельном угаре!

Люди не живут в пещерах – они строят прочные и теплые жилища! – так начала женщина.

Ясон, промолчав, сделал вывод, что люди глупы: стоит ли тратить усилия на то, что можно с легкостью найти и без трудов? В каждой горе найдется место для кентавра – каждый поваленный ствол послужит защитой от ветра.

Люди выращивают овощи и злаки, из которых готовят потом пищу! Люди еще больше упали во мнении Ясона: лишь новорожденный не знает, что каждой весной земля покрывается зелеными росточками, которые вовсе не нужно сажать – придет срок и они сами созреют!

Есть среди людей такие, что свою жизнь отдают служению родине – их зовут героями. Есть те, кому боги даровали талант – их зовут гениями. Но чаще всего люди озабочены тем, чтобы достойно прожить свою жизнь и оставить потомство! -рассказывала женщина, видя, что каждое ее слово мальчик ловит с жадным вниманием. Она догадывалась, что не может быть убедительней, чем есть: лишь поэты умеют говорить красиво, зато она говорит правду, а поэты всегда подрисовывают картины яркими красками. Такое творение быстрее бросится в глаза, но взор вскоре устает от режущих ярких бликов.

А Ясон, сдерживая тошноту, прижал ко рту обе ладошки. Он как-то видел, сковырнув палкой верхушку муравейника, как в хвое, песчинках и веточках среди белых, похожих на гниды, яиц суетились шустрые муравьишки.

Что это?-призвал мальчик Хирона.– Почему муравьи, такие хорошенькие, блестящие, коричневенькие, рискуя жизнью, тащат эти омерзительные белые коконы?

Потому что муравьи заботятся о своем потомстве! – пояснил Хирон.

И вот, сопоставив услышанное о людях, Ясон не мог сдержать ужас и отвращение.

Ему представился огромный, выше самых высоких деревьев, муравейник, в котором копошатся такие вот седые и сморщенные старухи, как его собеседница. Старухи бегают по полю, бестолково вырывая проклюнувшиеся росточки, чтобы тут же их посадить обратно в землю. А в муравейнике копошится их потомство: такое же белесое, покрытое слизью, как у муравьев, но в десятки, сотни раз больших размеров. И старухи, согнувшись, тащат на сгорбленных спинах эти белые яйца.

Мальчик не мог сдержать вскрик, ясно вообразив подобные страсти.

Его тело дрожало. На лбу и над верхней губой проступили капельки пота. Ребенок тяжело и судорожно дышал.

Что ты? – испугалась женщина, едва успевая подхватить падающее в воду тело мальчугана.

Остановись, несчастная! – раздался позади женщины крик.

И к речушке вылетели разъяренный Хирон и перепуганная Федора.

Что ты, задумала утопить нашего сына? – с кулаками набросился Хирон на нищенку.

О, пощади! – женщина прикрыла голову руками, спасаясь от крепких кулаков кентавра.

Федора, позабыв обо всем на свете, баюкала ласковыми словами обретенное свое сокровище.

Он сам упал в обморок! – защищалась женщина.

Хирон подозрительно нахмурился:

Он крепкий мальчик! С чего бы это вдруг он стал падать? Отвечай, негодная, что ты ему сделала?

Прекрати! – вдруг разозлилась и женщина, выпрямляя сгорбленную спину. Только-только седые, черным плащом упали длиные прекрасные волосы, тяжелые и блестящие.– Мы только говорили с Ясоном! А вот я очень хочу узнать: что это ты задумал, не раскрыв мальчику его человеческой сути?!

От такого яростного натиска и обвинений Хирон попятился и смешался:

Как это?

Почему ты не разъяснил мальчику разницу между человеком и кентавром? Почему ты захотел оторвать Ясона от его родного племени? Мысль о людях приводит Ясона в недоумение!

Но,– заторопился Хирон,– я хотел, как лучше! Я думал, что мальчик еще мал, чтобы справиться с мыслью о том, что его сородичи желают его погибели. Мы с Федорой хотели, чтобы Ясон лишь научившись разумной рассудительности, узнал, что на свете бывает подлость. И на многие годы отложили историю его появления среди кентавров, чтобы мальчик не вырос в ненависти к людям из-за одного человека, его дяди!

И напрасно: ребенок, выросший в неведении о зле, сломается, столкнувшись с настоящей жизнью!

Хватит вам препираться,– остановила перебранку Федора.– Мальчик приходит в себя – пусть кто-то из вас принесет ему воды!

Ясон, открыв глаза, встретил знакомый любящий взор приемной матери. Зашептал:

Мамочка! Я ни за что, никогда не стану человеком – пусть Хирон выстругает мне еще пару ног! Я тогда более буду походить на кентавра!

Да, мое сердце! Да, любовь моя!-лепетала

Федора: ей показалось, когда исчез Ясон,– что сердце, не выдержав, разорвется от горя. И теперь она годы, жизнь, душу положит на то, чтобы мальчик был счастлив. Потребуй Ясон солнце с неба или луну – и светило получил бы возлюбленный сын.

Ну, Хирон, ты доволен? – усмехнулась женщина.– Вот к чему привело твое безрассудное воспитание: ребенок уже боится быть тем, чем при рождении присудили ему быть боги!

Он станет добрым, отважным и мудрым! – гордо вскинула голову Федора.– А с кем: кентаврами или людьми ему жить, Ясон волен будет выбирать сам!

Нет,– грустно покачал головой Хирон, переводя взгляд с матери на дитя,– нет, Федора! Нам с тобой жить не вечно, а среди моих сородичей вряд ли найдется тот, кто примет Ясона и будет любить той любовью, что живет в нашем с тобой сердце, Федора!

Так как же быть? – горестно вскричала кентавр– ша.– Отдай мы Ясона людям, его дядя, презренный Пелий, опасаясь, что вырастет Ясон, потребует обратно награбленное у отца Ясона Пелием – подошлет Пелий убийц, чтобы лишить царство его законного наследника!

Что же делать? – Хирон прикрыл глаза ладонями.– Так хорошо начинался день – и столько забот и волнений он принес!

Глупцы!-возмутилась женщина.– Радуйтесь, что мы не встретились через пять-десять лет, когда и в самом деле было бы поздно! Но вам придется изменить свою жизнь, отказаться от обычных занятий и привычек! Ясон должен знать историю человеческого рода, чтобы он смог не только брезговать, но и гордиться своими соплеменниками, он должен уметь не только выслеживать зверя на лесной тропе, но уметь смастерить плуг и борону. Приглашайте к себе и отпускайте Ясона с человеческими детьми – мальчик должен быть рядом со сверстниками! И не вздумайте прятать от ребенка темные стороны жизни – вы под угрозой воспитать беспомощное и безмозглое существо, глупо улыбающееся, если кто-то его ударит или обидит!

Но, боги! – вскричала Федора.– Я не позволю никому оскорбить моего мальчика!

Постой! – остановил Хирон.– Федора! Женщина права: ты уже сама только что, даже не заметив, оскорбила нашего приемного сына! Человек должен уметь сам постоять за себя, а мы и в самом деле чересчур опекали Ясона, словно хрупкий цветок, могущий жить лишь в оранжерее! Ясон крепок телом, но мы не позаботились укрепить его дух. Спасибо тебе, назнакомка! И скажи же скорей свое имя, чтобы мы, вспоминая тебя, знали, кого нам восхвалять за то, что мы своей бездумной любовью и опекой чуть не погубили ребенка!

А женщина, превратившись в юную девушку, им отвечала:

Герой зовут меня люди! Геру, божественную супругу Зевса, помните и вы, Хирон и Федора!

Богиня Гера?-в восторге вскричал Хирон.– О пресветлая, чем мы обязаны твоей милости?

О,– усмехнулась богиня.– Ты тут ни при чем, Хирон! К нему, к этому мальчику, устремляются мои надежды. Он славный мальчуган. Ясон вырастет – и станет героем – у него мужественное и открытое лицо. Много испытаний пошлет ему судьба – и из всех Ясон выйдет с честью. У него будет много друзей – и еще больше врагов! И, в конце концов, мальчик поймет, как прекрасно быть человеком!

Тогда мы с тобой, малыш,– обратилась к Ясону Гера,– встретимся и продолжим сегодняшний разговор!

А ты снова будешь противной старухой? -осторожно поинтересовался мальчик.

Как знать, как знать,– улыбнулась в ответ Гера, исчезая.

Какое странное приключение,– задумчиво прошептал Хирон.

Да, словно во сне,– подхватила Федора.– У меня такое чувство, хоть по-прежнему светит солнце, что над нами прошла гроза!

Но она миновала...– эхом отозвался Хирон: теперь ему придется много думать и еще больше сделать, чтобы выполнять заветы богини.

И пирог с черникой, наверное, на угольях давно пригорел,– грустно вздохнул Ясон, возвращая приемных родителей из заоблачных мечтаний о будущем их героя (ведь сама Гера сказала, что мальчик станет героем!) на грешную землю.

Ох, я и позабыла! – всполошилась Федора, опуская Ясона на землю.– Я побегу вперед – может, еще успею спасти хоть что-то, а вы потихоньку догоняйте! – и Федора помчалась сквозь лес.

Ну-ка, Хирон, подставляй спину – я хочу прокатиться! – попросил Ясон.

Эх, что с тобой сделаешь – самостоятельности начнешь обучаться с завтрашнего утра! – вздохнул Хирон, опускаясь на траву, чтобы мальчик мог взобраться на спину кентавру.

Э-ге-гей! – закричал Ясон, погоняя кентавра.– А я – выше всех! И бегу быстрее всех! – распевал мальчуган во все горло, пока Хирон бежал к родной пещере через заросли.

Ясон уже позабыл все огорчения. Смутным туманом накрыло и все воспоминания о человеческом муравейнике. Ребенок наслаждался бьющими в лицо струями ветра, зеленью леса, пронизанного солнцем, и гордился приемным отцом: ведь кентавры такие большие и сильные!

Он уже позабыл и разговор со старухой, и свой обморок – Ясон просто-напросто наслаждался каждым мигом бытия. Что поделать: ему и всего-то пять лет от роду!