Текст книги "Аргонавты"

Автор книги: Антонио Дионис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 39 страниц)

И Аид проникся чужим страданием, молвив:

Я знаю твою печаль! И хоть не бывало еще на свете, чтобы мертвый вернулся к живым, тебе я отдам твою жену Эвридику! Но только условие: ты пойдешь первым, а жена твоя следом!

И тотчас на плечо Аида спустилась голубка с человеческой головкой и лицом Эвридики.

И увидев любимую, пусть в облике птицы, впервые воспрянул Орфей. Подобрал свою кифару и ударил по струнам. Заслушались воды Стикса. Слезы выступили на ресницах сурового Харона. Сам царь мертвых задумался, опустив разящий свой меч.

А Орфей самозабвенно пел о любви, о надежде, о счастье.

Да, ты – великий певец! – молвил Аид, когда Орфей кончил, опустив инструмент и протянув к голубке раскрытую ладонь.– Мне даже жаль тебя отпускать,– добавил Аид, размышляя, не поторопился ли он с обещанием.

Но слово было сказано, и Аид со вздохом указал на ведущую из подземного царства тропу:

Ступай же, певец! И не оглядывайся: ты и так увидел в моем царстве многое из того, что не положено знать живому!

Кто же оглядывается на предыдущую ночь, когда впереди брезжит день! – воскликнул Орфей.

И тогда Аид приказал тени прекрасной Эвридики следовать за мужем.

Иди, женщина! Ты так мало знаешь о жизни, но тебе выпало счастье быть любимой гением! Пусть же твоя красота вдохновит певца на новые, еще более прекрасные мелодии.

И Орфей, поклонившись, поправил на плече кифару, надеясь, что немало еще минет лет, пока он вновь увидит угрюмый берег.

И хотя путь наверх был крут и труден, Орфею казалось, что крылья растут у него за спиной. А душа пела:

Моя Эвридика!

Орфей и не приметил, как оказался у самого выхода из подземелий Аида. Впереди брезжил день, и любовь, и надежды.

А вместо голой пустыни простирались в облаке цветения сады. Пронизанные солнцем деревья тянули к небу трепетные ветви. Лазурь была светла и чиста.

Мир улыбался Орфею. И такой восторг овладел им, что не сумел певец сдержаться, остановился. Пальцы нежно коснулись струн кифары, пробежали, прислушиваясь к чуткому инструменту. Новая песнь, песнь жизни и вечной любви, вдруг пригрезилась Орфею. И, как в былые времена, зачарованный околдовавшей певца мелодией окликнул Орфей жену:

Послушай же, Эвридика!

И оглянулся, готовый запеть: блеск влюбленных глаз Эвридики, родное лицо, улыбка – все было знакомым до маленькой морщинки в уголке века, когда жена улыбалась.

И Орфей запел, вкладывая в слова и мелодию те безумные дни, когда Эвридики не было рядом. Плакал инструмент, повествуя об утраченной любимой и одиночестве живого, столкнувшегося со смертью.

Плакали скалы, истекая слезами подземных родников. Плакал Аид, знающий более, нежели смертные, о людях.

Рыдала земля, обливаясь дождями.

Лишь жена улыбалась.

Что ты наделал, певец? Во исполнение минутной прихоти ты нарушил запрет Аида! Но у таланта всегда оправдание: никогда, ни до этого мига, ни после, не звучал столь сладко голос Орфея.

А Орфей, забывшись, снова и снова разрушал тишину царства мертвых живою песней, рассказывая, какими судьбами и почему он явился перед Аидом.

И задумались горы о слабости человека, способного сломаться под бременем горя. Нахмурилось небо, набрякло свинцовыми облаками. И земля замерла.

Лишь по-прежнему заботой и нежностью светилось лицо Эвридики.

И запел Орфей финальную часть, но даже он был бессилен словами передать тот восторг и трепет, которые способен выразить лишь поцелуй.

Встал Орфей, отложил кифару. Близко-близко родное лицо. И эта родинка в уголке губ. Но не улыбается Эвридика. Бледнеет и отдаляется прозрачная тень, словно свеча, потушенная ветром, словно пуховка одуванчика, задетая неосторожно.

Певец оглянулся – и потерял Эвридику навеки.

Лишь ветер принес обрывок серебристого вздоха:

Прощай, мой любимый! Пусть мы не вместе, я тебе благодарна. Я благодарна за краткость встречи, которая лишь преддворяет загробную жизнь. Мы не успели измучить друг друга, наша любовь не ведала ссор и предательств.

И не судьба ли певцу пройти через муки, чтобы закалить душу и сделать сердце более чутким?

Ступай же к людям, Орфей! И пусть твои песни звучат отголоском нашей любви, предостерегая идущих за нами следом влюбленных!

Было то или послышалось? Долго стоял понурый Орфей, не зная, что предпринять: броситься в Стикс – не исполнить наказа жены. Вернуться в мир? Но что же там делать?

...предостерегай влюбленных! – прокатилось далекое эхо.

И певец снова вернулся к людям. Но нет покоя мертвой душе, хотя кто догадается, слушая песни Орфея, чем живо его сердце на самом деле?

Может, в далекой Колхиде сможет Орфей узнать нечто, что сможет зажечь новый свет в его песнях?

Чем заменяют любовь, когда больше не будет любимой? Мудростью книг? Житейскими заботами? Или другой заботой: утративший веру, заставишь поверить других?

А вокруг суетились, поднимая сходни, мореходы Ясона. И говорили друг дружке:

Это поет не тот ли Орфей, который ходил за женою к Аиду?

Славно поет, но болтают, не тот, кто его слышал!

Да нам что за дело! Лишь бы живее под песни певца кипела работа.

Так чужая тоска послужила причиной веселья среди аргонавтов.

А Ясон уже отдавал распоряжения Гераклу.

Ясон еще раз вспомнил день, когда он впервые увидел Геракла. Оказывается, он был нормального роста, и след его ступни был не намного больше его, Ясона. Но душа его не ведала тревог. Он мог взяться за любое дело, зная, что исполнит все, за что возьмется. Геракл никогда не думал об угрозах и опасностях, о силе льва или великана, с которыми сражался, к тому же обладал терпением и выносливостью, мог сутками не думать о ночлеге и еде.

«Кому из нас под силу это одиночество, да еще в горах или в море, где на каждом шагу поджидает опасность?» – подумал Ясон.– «Геракл думал только о самом приключении, о схватке, о том, что она неизбежна и что необходимо победить. Не в этом ли истоки его побед?»

Ясон улыбнулся. Короткая летняя ночь подходила к концу. Утром, совершив жертвоприношение, под звуки флейт и барабанов Ясон и его команда отправились через Пагасийский залив на поиски золотого руна.

Глава 7
ЛЕМНОССКАЯ ИСТОРИЯ

Выйдя в открытое море, команда, разгоряченная греблей и солнцем, подняла паруса. И «Арго», словно большая белая птица, заскользил по волнам моря. Орфей запел гимн:

 
О, Добродетель,
Многотруднейшая для смертного рода,
Краснейшая добыча жизни людской,
За девственную твою красоту и умереть,
И плавания совершать неутомимые -
Завиднейший жребий в Элладе:
Такой силой
Наполняешь ты наши души,
Силой бессмертной,
Властнее злата,
Властнее предков,
Властнее сна, умягчающего взор.
Во имя твое,
Геракл, сын Зевса, и двое близнецов Леды
Великие претерпели заботы,
Преследуя силу твою.
Взыскуя тебя,
Низошли в обитель Аида Ахилл и Аянт.
Не за это ли ждет их песнь
И бессмертие
От муз, дочерей Мнемосины,
Которые во имя Зевса Гостеприимца
Возвеличат дар незыблемой его дружбы.
 

Приветствуя «Арго», из морских вод выпрыгивали дельфины, а когда обошли Пелионский мыс, к ним присоединились и вольные дочери моя, нереиды.

Они были такой неземной красоты, от них исходило такое дивное серебристое свечение, что однажды, когда нереиды плескались по правому борту корабля, а вся команда, застыв в восхищении, глазела в море, «Арго» наклонился и чуть было не перевернулся вверх дном.

Так продолжалось, пока «Арго» не обогнул Пелион. Далее его путь лежал вдоль побережья Фессалии. И вот показалась одна гора под названием Осса, а за ней – исполинский, окутанный туманом Олимп.

Все подняли правые руки для приветствия и притихли, проплывая мимо Олимпа. Ясон тихо молился своей покровительнице Гере. И когда Олимп исчез, растворился в тумане, у многих появилось ощущение, словно они выскользнули из крепких отцовских рук и вошли в тяжелую полосу безбожия и беззакония.

Вскоре опять показалась земля. Решено было причалить к острову под названием Лемнос и здесь переночевать. В сумерках остров озаряли вспышки огня.

Что это, Орфей? – спросил у него Кастор.

Это огни кузницы Гефеста. Когда-то здесь Прометей обронил искры похищенного с неба огня. И с тех пор гора не перестает выбрасывать огонь и пепел. Гефест же на этом месте построил кузницу. Вслушайтесь!

Аргонавты притихли. В тишине сквозь рокот волн к ним донесся мерный гул и тихое постукивание.

Это Гефест стучит по наковальне,– сказал Орфей.– Пристанем и мы к берегу. Помолимся Гефесту и его божественной супруге Афродите.

Его совету последовали с осторожностью. Оставив на корабле троих, аргонавты углубились в глубь острова. Не прошли они и пяти стадий от берега, как были окружены плотным кольцом воинов. Аргонавты уже было приготовились к бою, как вдруг один из них, зоркий Линкей, расхохотался.

Ну и храбрецы мы, ничего не скажешь! Это же не воины, это женщины!

Теперь уже хохотали все, кроме Геракла. Он вообще редко смеялся.

Женщины, вооруженные копьями, подошли и тоже начали совещаться. Затем навстречу аргонавтам вышла одна из них. Статная, с черными волосами, с красной повязкой на лбу.

Я – царица Ипсипила! – сказала она с величием в голосе.– Этот остров, остров Лемнос, царство Гефеста, царствующего здесь со своей огнедышащей свитой и со своей женой Афродитой. А земной владычицей острова являюсь я, царица Ипсипила.

Далее, сделав паузу, Ипсипила сказала:

Наши мужья изменили нам с нашими злейшими врагами фракийцами. После войны с ними они привезли пленниц и стали с ними жить, забыв честь, жену, дом, детей. Так прошел год. И однажды мы не выдержали этого надругательства над собой и решили отомстить за свою поруганную честь. Собравшись вместе, мы взяли мечи в руки и перерезали всех мужчин и их фракийских подруг.

Аргонавты в ужасе схватились за рукоятки мечей.

Не бойтесь! Вложите ваши мечи в ножны! Вам ничего не грозит,– продолжала свою речь Ипсипила.– Целый год мы жили без мужчин. Пахали, сеяли, убирали урожай. А вчера, когда ваш корабль показался у берегов острова, я вдруг поняла, что вы – те, кто послан нам богом. Мы уже не сможем жить без детей, а для этого нужны вы, пятьдесят смелых воинов. Поэтому я и прошу вас быть на время нашими мужьями, а затем – разлука.

Мужчины оживленно зароптали. Но тут Геракл, до сих пор стоявший особняком, заговорил. Его голос был подобен раскатам грома:

Будьте вы прокляты, женщины! Прокляты навсегда! Никогда у вас не будет детей, а на том свете вас и подавно ждет участь мужеубийц – данаид: будете вечно носить воду в дырявый чан!

Властным жестом руки он велел им убраться.

Но тут сказал свое слово Ясон:

Погоди, Геракл! Не горячись! Над этим островом зависло проклятие. И проклятие это заключается в том, что вашими мужчинами были отвергнуты старые боги, правившие этим островом! Вот они и отомстили вам, внеся безумие в ваши ряды. Слышите, как клокочет земля? Давайте помолимся и принесем ей в жертву кровь молодого агнца.

После этих слов все вместе, аргонавты и женщины, долго-долго молились великим богам Олимпа, а также совершили приношение.

Кровь агнца пролилась на землю. И сразу же, через мгновение после этого почва под ногами перестала дрожать, гора выбрасывать в небо огонь и пепел. Тучи над островом разошлись, и все увидели заходящее солнце. Оно медленно погружалось в море.

Охваченные единым порывом, мужчины и женщины растворялись в наступающей темноте. Будто по велению бога Ясон протянул руку, и рука Ипсипилы оказалась в его руке. И упали они на мягкое ложе из трав, воспарив в объятиях друг друга.

О, голос! О, речь! О, душа, лепящая себя для бессмертия, хранимого в сплетенных руках! Все бесшумней струились воды острова, тише журчали ключи, и тихий– тихий шепот прошелестел в ветвях деревьев, растворился в их совместном дыхании: «Я люблю тебя!»

«Я люблю тебя!» – неслышным эхом прозвучало по всему острову. И был этот остров единым целым, оплодотворенный землей, наконец-то обретшей покой и мир.

Так продолжалось семь дней и ночей.

Глава 8  ГИБЕЛЬ КИЗИКА

Когда в третий раз после летнего солнцестояния наступило новолуние, «Арго» был уже далеко от острова Лемнос. Единственное, что напоминало об этом острове, была песнь Орфея о любви.

 
Дух мой сомненьем объят:
Любовь, из какого ты рода?
То ли назвать тебя богом из тех,
кто первыми в мире
Были Эребом седым рождены и царственной Ночью
В давние веки в бескрайней пучине глубин Океана?
Или Киприда тебя родила многоумная? Или
Гея – Земля или Ветры над ней? Такое ты людям
Благо приносишь и зло, что видишься нам ты двуликой.
 

Как только закончилась песня Орфея, «Арго» вошел в воды Пропонтиды. Взору аргонавтов открылся гористый остров, внешне похожий на силуэт огромного чудовища, застывшего перед прыжком.

У подножия горы жили потомки Посейдона долионы, а на вершине царствовали шестирукие великаны, их злейшие враги.

Увидев сигнальные огни на побережье, аргонавты решили причалить к берегу, чтобы пополнить припасы пресной воды, а также разузнать о дальнейшем пути через труднопроходимый пролив Боспор.

Навстречу аргонавтам вышел сам царь долионов Кизик. Долионы были очень гостеприимны, и аргонавтам было невозможно отказаться от угощения. Но, прежде чем сесть за богато накрытый стол, они принесли жертву богу Зевсу.

За столом, среди обильного пиршества и тостов, царь Кизик спросил у Орфея:

Скажи, Орфей, что самое надежное в мире?

Земля,– был ответ.

А самое ненадежное?

Море.

Тогда скажи, Орфей, что более всего скрыто?

Будущее,– был ответ.

Все изрядно захмелели к тому времени, когда вбежал вестник и закричал:

Шестирукие!

Не успел он это произнести, как над головами аргонавтов пронесся целый шквал из обломков скалы. Это шестирукие, чтобы загородить выход «Арго» из бухты, бросали в нее обломками скал.

Тогда Орфей вытащил свою лиру и запел:

С луком в руках и с полным стрелами колчаном

Пойдем на землю злого недруга:

Нет у него на устах ни слова верного -

Двойная мысль в душе его.

Геракл вытащил колчан со стрелами и начал поражать шестируких одного за другим. Те обратились в бегство. Завершив бой, аргонавты тут же взошли на корабль, так как хотели до наступления темноты пройти труднопроходимый Боспор.

Но внезапно подул такой сильный ветер, набежали такие темные тучи, что наступила кромешная тьма. Корабль неудержимо относило назад и, наконец, их выбросило на какую-то землю. Через мгновение после этого они были атакованы ожидавшими их врагами.

Вперед! – закричал Ясон и схватил копье.

Этот клич облетел все дремучие леса, пронесся по долинам, откликнулся эхом в море. От этого клича вздрогнула земля, вздрогнули сердца аргонавтов.

Ну, а где же враг?

Вот он, атакует из темноты. Завязалась кровавая битва. Враги падали один за другим, стоны, вопли, кровь, проклятия. В полном мраке Ясон копьем поразил могучего исполина, и тот упал, заливая кровью прибрежный песок.

Увидев, что упал их предводитель, враг обратился в бегство. Но аргонавты, опьянев от победы, гнались за ними, пока оставались силы.

Когда же первые лучи солнца рассеяли мрак, аргонавты с ужасом обнаружили, что сражались они с долио– нами, принявшими их за пиратов. Что поверженным великаном был сам царь Кизик.

С плачем бросился Ясон на его окровавленную грудь. Три дня и три ночи плакали от горя аргонавты и уцелевшие после боя долионы. Потом здесь же, у моря, насыпали над убитыми огромный курган, который виден далеко с моря!

На кургане надпись:

– О, Кизик, царь долионов! Лег ты на высоком холме в граде высоком своем.

Глава 9
БОСПОР

Двенадцать дней и ночей продолжался шторм. Словно скорбя о погибших, море разбило все лодки, сновавшие вокруг острова. Останки их были выброшены на остров. «Арго» же был спрятан от шторма командой в длинную, узкую бухту, отделенную от моря скалами.

Настала ночь. Утомившись от слез утраты, в трюме спали аргонавты. Орфей же вместе с Тифисом и Ясоном ждали рассвета на палубе.

Где-то здесь, в тумане, недалеко от берега фракийцев скрывался зев Боспора, ведущий в суровое темное море, имя которому Понт.

– Знаете ли вы легенду о происхождении Боспора? – спросил у друзей Орфей. И начал свой рассказ так.

«Посейдон, грозный бог морей, повелитель бурь и шквалов, отец седых волн, прогневался на прекрасную нимфу и запер ее в Понтийском море. Узенький перешеек, как тюремная дверь, отделял ее от вод Пропонтиды.

И через эту запертую дверь слышала она смех купавшихся подруг. Тщетно нимфа металась по своей темнице, напрасно кидалась то туда, то сюда. Везде она встречала то цветущие, то суровые и скалистые берега, берега, берега!

Весною птицы, пролетая на юг, приносили ей привет от подруг, пели о том, как на Элладе расцветают деревья, шумят оливковые рощи, и молятся небесам кипарисы. Рыдала, слушая эти песни, бедная нимфа.

Напрасно молили Посейдона и узница, и ее прекрасные подруги. Бог гневался и был недоступен мольбам. Тогда нимфы призвали могущественнейшего из богов – Вакха, открывшего нам прекраснейшую из тайн: как превращать виноград в веселье».

С этими словами невозможно было не согласиться. Орфей вместе с Тифисом и Ясоном молча пригубили кубки.

«Улыбнулся добрый Вакх на жалобы нимф и на дне чаши нашел средство помочь беде. Позвал он сатиров звать бога морей на пир – отведать нового урожая.

Три дня и три ночи под веселые звуки свирелей, окруженные пляшущими нимфами, гуляли боги. И Эрос потом жаловался, что в эти дни и ночи он расстрелял половину своих стрел.

А Вакх срывал и срывал спелые виноградные гроздья и выжимал их в чашу Посейдона. А нимфы пели и плясали, услаждая зрение и слух веселившихся богов. И пил Посейдон розовое, как масло из роз, вино Родоса, и багровое, как кровь, вино Хиоса, «кровь земли».

И когда отведал вина из вин, вина от божественной лозы, густого, как растопленная смола, благоуханного вина Самоса, возвеселилось сердце бога. И сказал Посейдон:

Чудо ты совершил надо мной, могущественный, величайший и лучший из богов. Никогда так не веселилось сердце мое. Будем же предаваться веселью. Хотите, я ударю трезубцем, и волны сплетутся вокруг острова Самоса, и закружатся в бешеной пляске и запоют нам свои песни? И весь мир, все моря и океаны наполнятся весельем, всюду в бешеном вихре закружатся волны. Хотите?

Но добрый Вакх хитро улыбнулся, склонившись над чашей, и сказал:

Что пляски и пение волн перед теми плясками и

песнями, которые знает нимфа Эвксиния, прекраснейшая из нимф Эллады! Когда она танцует, кажется, что она вышла из пены вина, как могущественнейшая из богинь, богиня любви,– из пены морской. Вот кто достоин служить украшением пира богов. Но, увы, это невозможно.

Вскипело сердце пьяного бога морей.

Почему невозможно?

Она заперта в море Понтийском. И кто сможет, кто в силах разорвать землю и соединить моря? Кто?

Бог! – вскричал Посейдон,– ты слишком много пил вина! Или не Посейдон сидит перед тобой? Или нет у меня моего трезубца? Что ты спрашиваешь «кто» и дерзаешь произносить незнакомое мне слово «не может», слово смертных, не богов!

И приказал бог морей впрячь Аквилон в колесницу и помчался на волнах, держа за стан Вакха, который все жал и жал виноград в чашу бога морей.

Смотри! – сказал Посейдон и ударил трезубцем по полосе земли, отделявшей одно море от другого.

Но бог был пьян, и трезубец зигзагом прошел по земле».

Вот почему так извилист и опасен с тех пор Боспор. Это след от трезубца опьяневшего бога,– закончил свой рассказ Орфей.

Он так увлек своим рассказом Тифия и Ясона, что те даже не заметили, как прекратился шторм. Небо посветлело. Запели птицы. Из-за туч выглянуло утреннее солнце.

Аргонавты, поднимайтесь! – закричал Ясон.– Утро возвещает, что путь нам открыт, что Посейдон, долионов покровитель, больше на нас не в обиде.

Пойдем и принесем жертвоприношение в честь бога Посейдона,– сказал Орфей.

Ясон собрал аргонавтов и повел их на самую высокую вершину в центре острова. С нее были видны берега Фракии, а также извилистый, словно трезубец, пролив Боспор.

А далее – суровое темное море, имя которому Понт.

Помолимся,– сказал Ясон.

К огню, который развели на вершине горы, подвели агнца. Тесей посыпал ему голову ячменем и золотыми ножницами срезал для жертвоприношения жесткую прядь шерсти со лба животного. Послышался шум упавшего тела, предсмертный хрип – агнец был принесен в жертву богам. I Iotom ему перерезали горло, и кубок, полный крови, передаваемый из рук в руки свершил свой круг. С агнца содрали шкуру, разрубили тушу.

А окорок покрыли жиром, завернули в шкуру и подали Орфею.

Помолимся,– сказал Орфей, после чего водрузил жертву на пылающие огни.

Зевс-отец, ты, который властвуешь на Олимпе...– начал Орфей, воздев руки к небу, и каждый повторял вслед за ним слова молитвы: сначала имена богов, потом просьбу, чтобы они приняли жертвоприношение от аргонавтов и взяли их под свою опеку, отводя от них всяческое зло.

Геракл не спускал глаз с сжигаемой жертвы. Блеск огня, чистота пламени, чад от шерсти и мяса, наконец, дым, со всеми его оттенками и изгибами, каждая деталь говорила о том, что боги вняли их молитве.

Боги приняли жертву,– произнес Ясон,– к счастью и благу народа и земли Эллады.

Свершив жертвоприношение, аргонавты спустились к морю, и устроили там пир в честь бога Посейдона. Они поедали жертвенное мясо, запивая его вином, тем самым свидетельствуя, что у них общий дух с небесным родом, семя которого вместе с семенем всех некогда покоилось на дне Хаоса. Значит, теперь целая вселенная кружит по их внутренностям.

Беспредельная тайна превращений, извечный путь вверх и вниз, от мертвых к живому, все четыре времени года свершали полный жизненный цикл одновременно. И это было тем, что называлось теперь одним единым словом – Гармония.

 
– ...Когда боролся ты с горькой волною
Жизни кровавой земной, вырываясь из гибельных крутней,
На средине потока грозивших нежданной бедою,
Часто от высших богов ты знаменье видел спасения,
Часто твой ум, с прямого пути на окольные тропы
Сбитый и рвавшийся вкривь, лишь на силы свои уповая,
Вновь выводили они на круги бессмертного бега,
Ниспосылая лучи своего бессмертного света
Сквозь неприглядную тьму напряженному взору.
Не обымал тебя сон, смежающий зоркие очи,-
Нет, отвеяв от век пелену тяжелого мрака,
Ты проницал, носимый в волнах, вперяясь очами,
Мнимую радость, которую здесь дано лишь немногим
Смертным из тех, кто плывут, повивая высокую Мудрость.
Ныне же тело свое сложив, из гробницы исторгнув
Божию душу свою, устремляешься в вышние сонмы Светлых богов, где впивает она желанный ей воздух,
Где обитает и милая дружба и нежная страсть,
Чистая благость царит, вновь и вновь
наполняясь от бога
Вечным теченьем бессмертных потоков, где место любви...
 

– так пел в тот вечер Орфей.