Текст книги "Аргонавты"

Автор книги: Антонио Дионис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 39 страниц)

И теперь еще Хранитель, преклонивший пред Герой голени с вопросом!

Скажи, несравненная! Разве не ты – прекраснейшая из прекрасных? Разве не ты – божественная Гера?

Геру сон, тянущийся столь долго, радовал новизной: еще никогда ей не снился Хранитель сада, посмевший с ней заговорить. Обычно он следил за богиней издали и только бестолково хлопал ресницами. Гера вообще-то подозревала, что черное существо и совсем за годы молчания одичало и речь давно позабыло. Потому она охотно отвечала:

О, я вовсе не Гера! Гера – она!-и указала на Хлою.– По крайней мере, она так говорит!

Хранитель ошарашенно замер, лишь переводя взгляд с прислужницы на богиню. Все перемешалось в его бедной голове: как жить, если тебе не приходится доверять собственным глазам?

Но тут Зевс, вконец рассвирепев, решил взять на себя роль судьи.

Гера! Негодница! Ты по-прежнему утверждаешь, что все происходящее – сон?

Сон, конечно! – пожала плечами богиня.– Разве наяву я позволила бы тебе так орать, как мартовский кот на крыше любимой кошки?

– Сон! Хорошо! – сбавил все же тон Громовержец.– Тогда ты не откажешься дать мне свою слезу радости, которой ты так дорожишь?

Гера инстинктивно прикрыла жемчужину рукой.

А,– обрадовался Зевс,– все же ты признаешь, что всю эту затею с сновидениями придумала, чтобы меня одурачить? Что ж ты боишься за свою драгоценность, если проснешься, а с ней ничего не случилось?

И Гера, поразмыслив, что Зевс прав, решительно сняла цепочку с жемчужиной и протянула мужу:

Возьми, раз ты так хочешь!

Яблочный уксус сюда! – приказал Зевс, поигрывая блестящей и нежной капелькой жемчуга.

Тотчас явилась чаша, наполненная уксусом.

Хлоя, видя, как далеко она зашла: Гера не простит, если погибнет ее талисман, который, как верила Гера, приносит удачу и счастье,– Хлоя бросилась на колени пред Зевсом, простирая руки: – Остановись!

Но Зевс от неожиданного восклицания оглянулся на Хлою, его пальцы разжались и – жемчужина упала в уксус.

Хлоя, в отчаянии от того, что натворила, со слезами призналась в проделке, но было поздно: жемчужина растворилась. Но не пропала: чашу безутешная Гера опрокинула над океаном, и морской царь Посейдон сделал из чистой слезинки, которая не смешалась с уксусом, морскую царевну.

– И ведь правда, хоть я и выгляжу только, как нимфа, моя кожа – нежна и блестяща, как розовая жемчужина? – кокетливо потянулась морская царевна на камне.– И я ничуть не жалею, что покинула Олимп: теперь я ценна сама по себе! Так?..

Погоди, прекрасная нимфа! – остановил вдруг рассказчицу Ясон.

Юноша приложил ладонь ко лбу, из-под руки всматриваясь в подозрительную трещину в скале, рядом с которой он коротал время увлекательного повествования. Ясону показалось, что его ухо различает тонкий писк. Словно поблизости вывелась туча комаров.

Ты тоже слыхала? – спросил Ясон блаженствующую на солнце нимфу.

Та пожала плечами: в обычаи подводных обитателей не входит, как правило, приходить на помощь людям в их мелких и глупых затруднениях. Меж тем, нимфа давно слышала торопливый говорок. Там, нимфа не раз подсматривала в щель, в глубине горы жил юркий и жадный до чужих богатств народец. Были они мелкие, лохматенькие и, если б не шерстка, покрывавшая их неугомонные тельца, то совсем похожие на людей. Та же никчемная суетность и тяга к блестящим побрякушкам. В пещере, где обитали гномы-дозорные, было влажно и пахло прелой тиной. Лишь терпеливое ожидание, что вот, разобьется у берега корабль торговцев, да еще груженный золотом и жемчугом, только эта надежда заставляла маленький народец, не в пример своим лесным братьям, высиживать сутками в сырости. Нимфа теперь и слушала перебранку гномов. Лишь человеческое ухо, не привычное к столь нежным голосам, не могло уловить суть бранчливым гномов. А Ясону стоило б послушать.

Видишь, большой какой и здоровый! – пищал один из голосов.– Поймаем его – привяжем! Будет дозорным, а мы – в светлые солнечные леса, к собратьям!

Ага! Привяжем! – возражал другой.– Вязал тут один! А кормить его чем прикажешь?

Что вы делите шкуру неубитого льва! – пищал самый толстый.– Еще ж не поймали! Может, у нашего алхимика опять ничего не выйдет!

О негодном алхимике нимфа слыхала часто. Был средь гномов один, который никогда, даже в ясную погоду, не сторожил побережье. Он только покрикивал на соплеменников, когда кто-нибудь укорял его за безделье.

Что? Как? Я ли не пекусь об вашем благе, мерзавцы вы эдакие?! День и ночь не сплю, с бока на бок переворачиваюсь: все думаю, как изготовить такое средство, чтобы все, к чему мы не прикоснемся, тут же уменьшалось по нашим потребностям.

Уменьшалось? -вопили гномы.– У нас и так всего мало! Рыбы – мало, пещеры – мало. Море и то какое-то мелкое!

Хорошо, хорошо,– отговаривался алхимик.– Пусть увеличивается то, что должно быть большим, а уменьшается, что должно быть малым! – эта фраза мудрецу так понравилась, что теперь на все расспросы и разговоры он, повернувшись носом к стенке, бурчал:

Мало – что маленькое, велико – что большое!

Поразмыслив, смысла в этой казуистике было не так

уж и много, но, оказывается, вполне достаточно, чтобы соплеменники по-прежнему тащили алхимику самых жирных устриц и самые свежие морские водоросли.

Но теперь терпение гномов иссякло. Они призвали алхимика и потребовали, чтобы он уменьшил вон того детину, что сидит все равно без всякой пользы.

Ни себе, ни гномам! – укоризненно качал бороденками маленький народец.– А так хоть будет при деле, может, научится ценить время!

Алхимик, которому неминуемо грозило разоблачение, попытался отговориться:

Звезды показывают неудачный момент для того, чтобы испробовать мое чудодейственное зелье!

На небе вообще нет звезд! Солнце там! -сурово упорствовали гномы, прижимая алхимика к стене.

Боги не получали от нас традиционной жертвы! – алхимик, зажатый со всех сторон, вытягивал, как гусак, шею.

Ничего – вот тебя и принесем! – гномы были неотступны.

Ладно, я попробую! – пискнул алхимик, чувствуя, что лучше со смертью повременить. Главное было вырваться из цепких лапок соплеменников, а там, выскользни алхимик на поверхность, все окрестные леса и горы станут ему новым домом.

Меж тем Ясон приложил ухо к трещине: он явно улавливал человеческие голоса.

Кто бы это мог так попасться? – пробормотал Ясон, пробуя плечом подковырнуть валун.

Прости, юноша! – не утерпела нимфа: несмотря на законы подводного мира, она, как особь женского рода, была до ужаса любопытна.

Да вот,– кряхтя, поднатужился Ясон,– видно, какие-то бедолаги застряли внутри этой скалы! Видимо, спрятались в расщелину от бури или ночи, а камень сдвинулся – и несчастным самим не выбраться!

Ты уверен, что делаешь именно то, что желательно твоим пленникам скалы? – усмехнулась нимфа. Ей нравилось наблюдать, как на предплечьях Ясона тугими змеями перекатываются мускулы.

Но я ведь должен помочь им! Слышишь, как слабы и тихи их голоса. Может, не одну неделю они тут дожидались спасения. Ослабли, отчаялись...

Что правда, то правда: неделю, и не одну они тут сидят,– подтвердила нимфа.

И ты молчала? – юноша был так удивлен, что выпустил начавший, было, поддаваться камень, запиравший вход в расщелину.

Работай-работай! -благожелательно махнула раздвоенным хвостом нимфа.– Полжизни отдать за зрелище: то-то будет писку, когда ты вывернешь этот камень, который весь народец месяц вкатывал, а потом укреплял, чтобы скрыть вход в подземелья!

Так ты что-то знаешь об обитателях горы? – вскинулся Ясон.

Опять? – хитро сощурилась нимфа.– Мы же кажется, договорились, что не всякое слово – правда. Вот и сейчас: ты ни в чем не убедился сам, а готов свернуть с выбранного пути по легкому намеку!

Ясон хотел что-то сказать, но лишь с шумом выдохнул воздух: единственное, во что Ясон теперь свято верил, это: хочешь сохранить нервы – никогда не связывайся с женщиной. Даже если у нее вместо рыбьего хвоста.– две стройные ножки.

Нимфа помолчала, потом перевернулась на спину – загар должен быть ровным. Вообще-то нимфы редко показываются на берегу, боясь быть застигнутыми врасплох. Но морская царевна была не просто одной из дочерей морского царя – ее память хранила тепло и юношеских объятий, которые жемчужина вбирала тогда, когда ее прежняя владелица одевала бусинку на очередное свидание. С тех пор у жемчужины сохранилась тяга к теплу, солнцу, к жаркой и ясной погоде. Откуда ей было знать, что то – тяга к любви? Многие любили жемчужинку – лишь хотела любить, не умея, она сама. Нимфа знала цену себе, своим желаниям. Любоваться сине-зелеными колеблющимися в подводной тиши водорослями с проносящимися сквозь них серебристыми стайками нимф-подружек – что может вызвать больший восторг? Но, увы, прочие нимфы были холодны от рождения. Слезы людей и богинь – обжигают. Жар испытывала и гордая красавица-нимфа, но считала, что нечто, пекущее в груди слева – это от солнца. Придет умиротворяющий вечер, уйдет юноша, вдруг появившийся – и спадет жар, остынет горячее сердце.

Не будет страха и беспокойства, которое удерживает ее на раскаленном валуне вблизи этого юноши. Нимфа решила Ясону немного помочь.

Ясон, решившись не отступать от цели, выбивался из сил, чтобы раздвинуть гору. По молодости и юношеской самоуверенности он никак не хотел понимать, что ни одному человеческому существу не под силу свернуть гору. Ясон еще не умел рассчитывать: все казалось подвластным, когда вряд ли в мире существует нечто, с чем не справиться. И уверенность Ясона свершила чудо: скала пошатнулась и раздвинулась. Ясон едва успел отскочить, как валун, закрывавший вход в пещеру, громыхнулся, выбитый, словно затычка из бочки взбунтовавшимся пивом.

Нимфа тихонько засмеялась, прикрыв рот ладошкой: ведь оказалось достаточно подземной речушке свернуть с проторенного русла, как скала, подмытая у подножия, не устояла. Но открывать свою маленькую тайну нимфа не торопилась. Тем более удивительные последствия имела ее невольная помощь.

Стоило валуну скатиться в море, как из проема, воздевая руки, выскочил маленький человечек. Нимфа узнала алхимика, за которым, шлепая по воде волосатыми лапками, мчалось с дюжину разъяренных соплеменников.

Теперь и Ясон мог различить в писке членораздельную речь.

Ах, ты мошенник! – пищал маленький народец.– Так то ты уменьшаешь и увеличиваешь?

А что? А что? – огрызался тот на берегу, показывая сородичам острый розовый язычок: – Разве не подействовало средство? Наш валун стал маленьким – и выпал! А этот детина,– тут он ткнул в сторону Ясона,– он ведь куда больше стал, чем был, сидя у скалы.

Ну-ка! Расскажи, где я был больше? – усмехнулся Ясон, подхватывая человечка.

Меньше! – пискнул алхимик, несмотря на позорящее его положение. Ясон ухватил его двумя пальцами поперек туловища, стараясь соблюдать достоинство.

Внизу, у ног Ясона угрожающе мельтешила толпа.

Опустить? – ехидно прикусил губу Ясон, делая вид, что ставит алхимика на землю.

О, нет! Сжалься! – тут-то гном-обманщик утратил и половину своей напыщенности. А когда он поразмыслил над своим будущим положением, то и вовсе поник. Насупившись, алхимик вслушивался в крики внизу, не предвещавшие ничего хорошего.

Слушай, что скажу! – поманил он Ясона наклониться поближе.

Но Ясон решил, что удобнее поднять повыше гнома, чем гнуть шею.

Эй, теперь и мне не слышно! – издали крикнула нимфа.– Так нечестно: мне тоже интересно, что собирается наплести этот мошенник!

А бабам слова не давали! – пискнул алхимик, убежденный холостяк.

Впрочем, холостяковать приходилось и всему маленькому народцу: ни одна из подружек не соглашалась на такой хмурый и сырой дом, каким была пещера на побережье.

Сейчас очутишься на земле! – пригрозил Ясон: он терпеть не мог грубиянов, даже таких мелких.

Но Ясону было до крайности любопытно, что за тайну хочет выболтать этот маленький смешной уродец.

Любопытно было и всем остальным. Над берегом зависла тишина, если не считать далеких раскатов бури, шедшей с моря. Погода портилась на глазах. Ветер, подумал алхимик, как нельзя кстати! О, самомнение! Ты живешь в душах гениев и героев, но при этом всегда готово найти приют и в самой мелкой сошке!

Словом, только Ясон стал хранителем тайны. Он внимательно выслушал гнома, поглядел на быстро чернеющий горизонт, по которому ветер рвал серые тучи и согласно кивнул:

Но помни: до вечера!

Следующего, надеюсь? – умильно заглянул в глаза юноше алхимик.

Ясон рассмеялся:

Хорошо, маленький вымогатель! До следующего!

Нимфа с огорчением смотрела вслед юноше: Ясон

даже забыл проститься! И в самом деле, кто из нас говорит «до свидания» рыбе, оставленной за ненадобностью на берегу?

Ясон сделал несколько шагов по воде. Наклонился – свод пещеры был чересчур низок для взрослого. Только раз он обернулся. Но нимфа с грустью заметила, что не к ней был обращен его взор. Она обиженно всхлипнула, вильнула хвостом и нырнула в морские глубины: в соленой воде незаметно девичьих слез. А Ясон, прощаясь, смерил взглядом разъяренное море, столкнувшееся с небесами. Недавно сияющее, теперь небо превратилось в бушующий ад. Две стихии, столкнувшись, словно спорили друг с другом, чья власть больше, а сила величественней. И в их неистовстве рождалась гармония хаоса. И ужас может быть прекрасен, привлекая сердца смелых и гордых.

Ясон решительно шагнул под своды пещеры и завалил вход большим камнем. Правда, валун был не так велик, как прежний: редкие соленые брызги океана долетали, обдавая моросью.

Да,– протянул Ясон, примеряясь, чем бы заложить дыру, но после махнул рукой: – и так сойдет!

Ясон, попривыкнув к темноте, обнаружил, что в подземелье гномов не так и темно. Редкие трещины, а более всего гнилушки, в изобилии понатыканные тут и там, сумеречно освещали главную пещеру маленького народца, на которой вели многочисленные рукава лабиринтов. В рассказы алхимика, что, если Ясон сутки или чуть более послужит маленькому народцу, то юношу ждет щедрая плата, Ясон верил мало. Но ему было жаль мохнатого коротышку, который не без страха смотрел на сопровождающих Ясона гномов, выглядывающих в одеждах пришельца предателя-алхимика.

Меж тем Ясон, не задерживаясь в дозорной пещере, решительно свернув в голубеющий дальним светом узкий, но довольно с высокими сводами лабиринт. Лишь в редких местах Ясону приходилось пригибаться. А ползти – и всего ничего.

Постепенно лабиринт расширялся. Стены и своды очистились от пятен плесени.

Ну, долго еще до твоего золота? – громко раздалось эхом по коридорам.

Тише-тише! – зашипел алхимик.– Это заколдованное золото, оно может уйти в землю, откуда пришло!

Теперь, когда непосредственная опасность алхимику не угрожала, гном приободрился. К нему потихоньку возвращались привычная наглость и самоуверенность.

Что-то я не слышал, чтобы золото ходило,– недоверчиво покачал головой Ясон и встряхнул гнома: – Да ты не морочишь ли меня, негодный?

Поздно! – пискнул гном.– Теперь ты – пленник.

И не успел Ясон опомниться, как алхимик, острыми, как бритва, зубами, куснул юношу за палец. Ясон вскрикнул от неожиданности и машинально выпустил уродца. Алхимик ящеркой соскользнул с одежд Ясона и тут же спрятался в неразличимой человеческому глазу трещине.

Ну, и Тартар тебя побери! – махнул рукой Ясон и повернул обратно, досадуя, что так дешево попался на баечку для малышей.

Казалось, он избрал верный путь. Но, к его удивлению, проход, который он минул всего несколько минут назад, был завален.

Верно, я не там свернул! – Ясон попытался сменить направление.

Но теперь лабиринт упирался в темное озеро, питаемое подземными источниками. Ясон видел, как из черноты к поверхности поднимаются пузыри. Темная тень, громадная и юркая, шевельнулась, когда Ясон, желая проверить глубину, швырнул в озеро камень.

Опять гномы безобразничают! – раздалось приглушенное водой буркотание, и на берег, посыпанный мелким желтым песком, выползло нечто, что Ясон вначале принял за крокодила без лап.

Существо, тяжело ухая и утробно вздыхая, медленно, но верно приближалось к Ясону. Хотя юноша и не различал ничего, что хотя бы отдаленно походило на глаза.

Нет,– остановилось существо в полуметре от юноши,– пахнет не гномом. Но откуда взяться человеку в этом подземелье?

Ясон открыл рот, чтобы ответить. Но его опередил тонкий и серебристый голосок, обладателя или обладательницу Ясон рассмотреть не мог.

У, неповоротливый бурдюк с жиром! – пропищал все тот же голосок.– Что, язык у тебя отсохнет – у него самого спросить?!

Ага! Вишь, он же камнями кидается – поди тут спроси!

Подумаешь! Что тебе, ненасытной утробе, станется, если и бросят в тебя камушком?! – ерничал голосок.

Ясон, пока два голоса, утробный и серебристый, вели перепалку, успел в мельчайших подробностях изучить обладателя грубого голоса.

Сравнение с крокодилом приходило лишь в первый миг, но потом оказывалось, что существо также похоже на крокодила, как Ясон – на торговку рыбой. Шкура существа, покрытая лиловой чешуей, сумрачно мерцала. Г олова – вытянутый прямоугольник, ни секунды не находилась в покое, вертясь отдельно от тела. Шеи у существа не было и вовсе: сразу за головой начиналось змееподобное туловище, оканчивавшееся, словно кем-то перерубленное.

«Если взять колоду, как есть: со всеми ветками, сучьями и листьями, а потом обрубить лишнее – вот и получится этот подземный демон!» – вынес Ясон суждение. Но опасности, как ни странно, существо не внушало, несмотря на два ряда великолепных клыков, украшавших пасть монстра.

Так ты заговоришь, наконец?! -возмутился серебристый голос.

И Ясон сумел рассмотреть маленькую девушку, не больше женского мизинца, восседавшую как раз там, где у существа должен быть правый глаз.

Ты – гном-переросток? – рявкнул вопросительно демон.

Фу,– девушка размахивала руками и притопывала,– если бы ты вдруг очутился в приличном обществе, я сгорела бы со стыда за твою грубость и невоспитанность! – и обратилась к Ясону: серебристость перешла все мыслимые границы и приобрела даже оттенок туманности: – Милый юноша! Простите моего невольного спутника за невоспитанность! Но не будете ли вы так любезны сообщить, как вы, черт возьми, сюда вляпались?!

Ясон невольно рассмеялся: видно, с кем поведешься – от того и наберешься. Ему пришло на ум: а насколько он похож на кентавра? Да, Ясону было ведомо чувство раздвоенности, когда дикий нрав кентавров преобладал над рассудительностью человеческой сущности. Как бы вел себя человек, воспитанный в обычной семье, встретившись с чудовищем, нет, с целым сонмом нимф, гномов и дьяволов? Вероятно, не поверил бы собственным глазам. А Ясон, привыкший не обращать внимание на форму, думал лишь о том, кто и каковы намерения этих обитателей подземного озера.

Так кто ты? – малышка притопнула ножкой.

Зовусь Ясоном. Ищу самый короткий путь в Иолк,– добродушно отвечал Ясон, всматриваясь в девушку-крошку.

Будь она нормального роста, всякий видавший ее, признал бы девушку красавицей. Длинные черные волосы, скульптурные очертания тела, божественное личико, чистое и розовое.

– Меня же зовут Гала,– представилась девушка,– а этого увальня – Лин!

Странное имя – Лин! – сказал Ясон, для того, чтобы хоть что-то сказать.

Сотни вопросов роились у него в голове, и юноша колебался, не обидятся ли на него за неуемное любопытство.

А что тебя все же привело сюда? – вопросила Г ала.

А Лин добавил:

И зачем ты швырнул в меня камень?

О, простите! – извинился Ясон.– Я ведь не знал, что в этом мрачном месте кто-то живет да еще под водой!

Мрачном? -удивилась Гала.– А, по-моему, это идеальное место для того, чтобы к тебе не приставали!

Ясон возблагодарил небеса, что не успел задать ни одного вопроса из тех, что вертелись на кончике языка.

Лин помотал головой, хотя было и не ясно, что это означает.

А привели меня сюда наивность и любопытство,– чистосердечно признался Ясон.– Я поверил наглому гному, обещавшего, что за сутки, пока Гелиос не свершит свой путь дважды, я буду вознагражден щедро золотом!

Вот так-так! Впервые вижу человека, доверившегося россказням гномов! -усмехнулась Гала.

Гала! Побойся неба! Разве люди так часто встречаются с маленьким народцем, чтобы узнать доподлинно все их повадки? – возразил осторожно Лин.

А как же вы с ними уживаетесь? – спросил, заинтересованный, Ясон.

По тону Галы и Лина было ясно, что гномы – враги номер один. Однако существо и его маленькая спутница не покинули гору, в которой облюбовали место гномы.

Дело разъяснилось просто. Но, к сожалению, печальнейшим образом. Лин поведал, что когда-то он и Гала, которая была еще совсем крошечной малышкой, жили в бассейне одного дворца. Бассейн был чист и глубок. Время от времени прислужники меняли в бассейне воду, кругом благодатно благоухали прекрасные цветы,– и жизнь казалась сплошным наслаждением. По крайней мере, для Г алы не было большего блаженства, чем в солнечный день забраться в широкий лепесток розы и нестись в импровизированной ладье по волнам, которые заботливый Лин устраивал, чуть выдувая через левую ноздрю воздух.

Царь, хоть и был царем дикарей, человеком был предобрым. И он мало обращал внимания, когда в его саду исчезал один-другой цветок розы, который Гала облюбовала для своей лодочки. Вернее, ей доставало одного лепестка. Но Гала, со свойственным женщине пристрастием ко всему новому, всякий раз, как ей приходила нужда прокатиться вдоль бассейна, выбирала новый и свежий, только-только проснувшийся бутон.

И все было так чудесно! – горестно вздохнул Лин.

Да, то было лучшее время моей жизни! – подтвердила Гала.

Но что же принудило вас покинуть столь райское место? – не удержался от вопроса Ясон.

Не что, а кто?

Неужели царь?

О, нет, несмотря на то, что царь был чернокожий, несмотря на то, что дворец, сад, бассейн и розы принадлежали ему одному, нашелся другой человек, который захотел все это присвоить,– шумно всхлипнул Лин, отчего песок поднялся над поверхностью тонкой завесой.

Да-да,– подтвердила Гала.– Как ужасно было все, что случилось после того, как один бледнолицый решил, что не пристало чернокожему обладать таким прекрасным бассейном!

Не в бассейне же дело! – с досадой всхлюпнул Лин.

Нет, в бассейне! – упрямо отвечала строптивица.– Пусть бы забирал себе эти глупые леса, луга, стада! Да и в душном дворце много ли проку?

Гала! Ты снова все перепутала,– попытался увещевать свою упрямую подругу Лин.– Дело в том, что у чернокожего царя было очень много золота.

Ясон привзнял бровь. В словах существа он усмотрел невольный намек на его опрометчивую жадность.

Но Лин, не иначе умел читать мысли:

О, нет! Он, тот бледнолицый, вовсе не собирался зарабатывать золото! Он, в отличии от тебя, юноша, силой решил захватить весь тот желтый блестящий металл, ценность которому придумали люди, но который, на самом деле, стоит немного: мягкий и слишком податливый!

•– А надо заметить, что царство чернокожего царя располагалось на затерянном в океане уютном островке. Посетители здесь бывали редко, разве какой любопытствующий рыбак с соседнего острова наведается в чудесный сад, в который царь превратил весь остров. Посему и воинов у царя было немного, да и те все дни занимались тем, что грели на солнце брюхо да жевали сладкий инжир. Вот что значит мужское легкомыслие,– встряла Гала, которая, по-видимому молчать умела редко.

Да к чему кормить громадное войско по примеру других царей, если ты ни с кем не собираешься воевать? – вступился за своего возлюбленного чернокожего царя Лин.– Только шум от грубых боевых окриков да оружие звякает с утра до ночи!

Вот и дозвякались! – сварливо погрозила кулачком Гала.

Ясон, опасаясь, как бы, увлечась ссорой, парочка не позабыла о нити рассказа, напомнил:

Так что ж случилось с чудесным царством на острове?

А все любовь к безделушкам! – с горечью ответствовал Лин.

В царстве царя Бумбо и в самом деле все обитатели любили украшения и золотые изделия. Нет, ни о какой ценности металла, там и тут валявшегося по всему острову, жители и не подозревали. А то бы, вероятно, вырыли огромную-преогромную яму да и закопали металл, принесший впоследствии столько бед и несчастий. Но жителям просто нравился медовый свет, излучавшийся от бус, ожерелий, палочек для носа и ушей. Даже домашнюю утварь чернокожие делали из золота. Золотом же подковывали своих маленьких лохматых лошадок с длинными– предлинными ушами.

В тот скорбный день, ставший днем отсчета падения царства Бумбо, море хмурилось с самого утра. Ветер гнал к берегу белую пену, лопающуюся забавными пузырями. В такие дни обитатели острова предпочитали не высовываться из своих хижин, крытых широкими и узкими листьями. И дома дел хватало, чтобы еще мерзнуть под резким ветром, выходя наружу. Кто затеял печеную рыбу, завернутую в листья бамбука, иные играли в «кто-быстрей-разобьет-кокос» – и по всему острову разносились треск и стук крошащихся скорлупок. Женщины острова, как обычно, набившись в самую большую и теплую хижину, перемывали косточки своим мужьям и отсутствующим соседкам. Лишь ребятишки, голенькие и крепкие, не желали сидеть взаперти. А взрослые и не удерживали. Болезней на острове тоже не знали.

Детишки на побережье забавлялись тем, что играли в догонялки с волнами. Забава заключалась в следующем: дождаться, когда волна подластится к берегу. А ты стоишь, готовый сорваться. И только-только вода брызнула на тебя пеной – беги, что есть сил. Выигрывает самый сухой. В солнечную погоду, когда море спокойно, а волны игривы и неуклюжи, словно двухнедельные щенята, убегать было просто. Но в бури, когда волны накрывали игроков с головой, мало кому удавалось не упасть, барахтаясь на прибрежном мелководье.

Надо сказать, бури на море, у этого благодатного, обласканного богами островка, бывали нечасто. А посему все детишки и даже подростки, хоть последние и стыдились игры для маленьких, с радостными криками и визгом увертывались от огромных черных волн, алчно набрасывающихся на берег.

В этом месте Айн прервал рассказ, чтобы укоризненно покачать головой:

Подумать только, ведь и Г ала потребовала от меня, чтоб я я сунулся в этот беснующийся ад!

Неправда! – тут же возмутилась Гала.– Я лишь попросила, чтобы ты доставил меня к побережью: если бы я отправилась покататься по морю сама, всякая буря кончилась бы задолго до того, как я бы пересекла хоть часть сада!

Ясон рассмеялся, несмотря на то, что дурные предчувствия уже тревожили его. Ясону было забавно представлять, как крошка Г ала пытается в лепестке розы оседлать многометровую волну.

Что это тебя развеселило? – насупился Лин,– Или рассказ о чужих несчастьях не трогает твое черствое сердце?

О, нет! – заторопился Ясон, оправдываясь: он не хотел разоблачать истинную причину своего смеха. Гала, пожалуй, ему не спустит насмешки. Поэтому Ясон наспех придумал иное толкование: – Мне просто захотелось тоже сыграть в такую игру, а повествование твое, о Айн, ничем не нагнетает предчувствий о бедах! Веселые, беззаботные люди, живущие просто и неприхотливо. Жаль, правда, что все они – черные, но уж так рассудили при их рождении боги!

Лучше иметь черную кожу, чем черную душу! – вздохнул Лин.– Послушай, каковы бывают белокожие!

Тут Лин, с неохотой прервав светлые воспоминания, приступил к той страшной части рассказа, которую он и Г ала старались не вспоминать.

Буря, так развеселившая ребятишек, не всем пришлась по душе. Вернее, бурю на чем свет стоит проклинали те, чей корабль сбился с курса и, получив пробоину, пошел ко дну недалеко от острова-сада.

Когда волна выбросила на берег троих странных бледных, как подземные черви, людей мужского пола, дети вначале отшатнулись и попрятались в густых прибрежных кустарниках.

Но детское любопытство, пожалуй, не уступит любопытству женщины, чей муж в дальней отлучке, а дети повырастали. Поэтому, посовещавшись, ребятишки выслали на разведку двух самых смышленых мальчиков и девочку, которая славилась тем, что умела догадываться о любых намерениях, которые слишком сильны у другого или если тот, чьи мысли девчушка хочет разузнать, находится рядом.

Троица пугливой стайкой, подталкивая и подбадривая друг дружку, достигла лежащих в изнеможении бледнокожих.

Старший из мальчиков выступил вперед, как и положено по обычаю, первым приветствуя взрослых.

О, вы! Ваши тела подобны телу земляного червя. Ваша белая кожа поросла густой шерстью, словно у гусеницы! Я – черен. На моей коже – ни волосинки. Давайте же породнимся и тогда каждый станет частью другого и получит то, чего ему не достает! – так вежливо говорил мальчик.

Но бледнолицым, видимо, его слова не понравились или душевное волнение, которое им пришлось перенести в бушующей стихии не позволило по достоинству оценить речь подростка.

Где я? Куда это, к каким демонам нас занесло? – приоткрыл глаза один из уцелевших.

Был он огромен, как кит, но не такой добродушный.

Девчушка, умевшая догадываться о чужих мыслях, шепнула:

Уйдем! Он не думает о нас или о своих товарищах– он думает только о себе! Это плохой человек,– добавила она убежденно.

Но тут бледнолицый узрел на шее девчушки золотое ожерелье, так, грубая подделка: просто два ряда спаянных друг с дружкой шариков размером с грецкий орех.

Его глаза загорелись алчным огнем. Да и у спутников тут же прибавилось сил. Шесть жадных рук потянулись к шейке девочки, которая в ужасе пятилась от этих странных существ. Все они, на коротенькой памяти девочки такого еще не бывало, думали лишь о себе!

Золото!-выдохнул один.

Чистое золото! И у этого, смотрите! – второй, рыжий, как пламя в костре, ткнул в направлении самого маленького в компании, который, чуя неладное, подобрал ближайший к нему золотой булыжник и зажал в кулаке. Но ручонка была слишком мала, чтобы удержать тяжелый металлический камень.

И тут мореходы точно взбесились.

Да тут золото можно грести лопатой! – орали они.

Золотой остров! Остров из золота! – подпевали и бесновались.

Бледнолицые подгребали к себе золотые булыжники. Набивали золотом остатки одежд. И каждый стремился нагрести к себе кучу побольше.

Дети стояли, как заколдованные.

Боги похитили у них разум! – закусила губу девочка.– С ними, видно, приключилось что-то ужасное, чего их ум не сумел понять – вот они и спятили!

Надо доложить царю! – воскликнул старший.– Царь Бумбо должен будет позаботиться о несчастных!

И ребятишки бросились к царскому дворцу, где ничего не подозревающий Бумбо играл сам с собой в шахматы.

А на берегу остались трое мореходов, потерпевших кораблекрушение. Но ни мысли о погибшем судне, ни скорбь по утонувшим товарищам не смущали обладателей несметных богатств. Они елозили по песку, все больше и больше увеличивая радиус круга.