Текст книги "Стратегия обмана. Политические хроники (СИ)"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 69 (всего у книги 72 страниц)

После той драки она откровенно потешалась над своими обидчиками из оперативного отдела – у ней ведь всё заживет за пару дней, а у кого-то должна ещё срастись рука, у кого-то зажить исцарапанное лицо, а кому-то отлеживаться с ушибленной спиной и вообще морально отходить от того, что одна женщина смогла с профессиональных знанием дела побить троих бойцов.

Это стало последней каплей, и полковник отправился к сэру Майлзу:

– Я прошу выслать её отсюда к чёртовой матери, уж простите за эмоции.

Сэр Майлз в последние дни пребывал в вялом расположении духа, чему виной была ломота в суставах и депрессивная стадия болезни.

– На нижний ярус? – только и спросил он.

– У нас нет таких полномочий, – поспешил заверить его полковник, ибо знал, в таком редком состоянии сэр Майлз чаще всего готов согласиться со всеми предложениями подчиненных. – Формально, ради крови она никого не убивала. По моим наблюдениям она не тот человек, кто бы решился на убийство по сугубо личным мотивам. Северная Ирландия не в счёт, её мотивы там были, так сказать, патриотические.

– Патриотические?

– С точки зрения ирландцев, разумеется. Я предлагаю выслать Гольдхаген из Фортвудса хотя бы на некоторое время. Доктор Вильерс взял от Гольдхаген всё что мог. Пока она ему не нужна.

– Ему ведь нужна её сестра, – напомнил он, – для сравнения.

– Может Лили Метц не найдут еще лет пятьдесят. Вы готовы терпеть Гольдхаген здесь столько времени?

Сэра Майлза мучило больное колено и терпеть еще какой-либо раздражитель в виде Гольдхаген, он не мог, хотя бы в этот момент. А Сэр Майлз был человеком настроения, которое очень часто менялось.

– У меня есть вариант, – продолжал полковник, – передать её на поруки другому альвару. В последнее время он живет в Европе, изредка выезжает в Штаты по работе. Я думаю, он согласится взять на себя ответственность за неё.

– И увезти на другой конец света?

– Вряд ли. Он не из тех, кто ищет проблем с Фортвудсом. Они только помешают его работе, а работу он ценит больше всего.

– Отдать Гольдхаген ему? – ещё раз уточнил сэр Майлз.

– На перевоспитание, – подтвердил полковник, чувствуя, что он вот-вот согласится. – То, что он не даст ей влезть в очередную парамилитаристскую авантюру, я гарантирую. Для подстраховки я отряжу человека, чтобы присматривал за ними обоими.

– Он старый альвар?

– Не старее меня, но Гольдхаген моложе его раза в три.

– Пойдёт.

Получив таким образом согласие на временное освобождение Фортвудса от Гольдхаген, полковник поспешил связаться с Сарвашем. Минуя серию международных номеров и переадресаций, полковник вышел на Сарваша и настоятельно попросил его приехать в Фортвудс, благо тот находился в Лондоне. В глубине души полковнику было жалко банкира, зная, какое счастье он себе выбрал. Но с другой стороны Сарваш не мог не знать, во что ввязывается и что собой представляет Гольдхаген. А если чудесным образом не знал, то узнает в ближайшее время, но подальше от Фортвудса.

Под вечер, подкараулив Гольдхаген перед отправкой под замок в свою палату, полковник попытался хоть как-то морально подготовить её к ближайшим переменам в жизни.

– Опять приставала к новому поварёнку? – не то чтобы строго спросил он.

– Ну, есть немножко, – беззаботно улыбнулась она. – А что, нельзя? Я же его не покусаю. Так только, слегка надкушу, если не убежит.

– Тебе явно не хватает мужчины, – заключил полковник.

– На кой чёрт он мне нужен? – тут же ответила Гольдхаген.

Полковник даже удивился такому жизненному настрою.

– Тогда зачем ты постоянно пристаешь то к одному, то к другому?

– Чтоб были в тонусе и не думали, что в Фортвудсе жить безопасно, и кровопийца по их душу не придет. Я смотрю у вас тут много таких непуганых служащих, как будто они не в штабе кровопийцеборцов живут, а на курорте.

– Ложное ощущение безопасности, – кивнул полковник. – Но ты не переживай, с твоим приездом оно начало резко пропадать.

Так и не поняв, что ожидать от завтрашней встречи Гольдхаген и Сарваша, полковник принялся ждать утра.

Когда Сарваш прибыл на КПП, полковник отправился лично встретить его, чтоб улучить время и поговорить без постороннего присутствия, пока они будут идти к новому корпусу:

– Признаюсь честно, ситуация складывается скверная, – произнёс полковник.

– Надо полагать, с кругом знакомств Александры это закономерно, – с призрачной улыбкой на лице отвечал Сарваш.

– ИРА и палестинцы тут ни при чём. Её могут передать в Гипогею.

– Это что-то новое. Когда это Фортвудс начал переводить альваров под землю, а не наоборот?

– Это долгая история. У гипогеянских вожаков есть претензия к её несанкционированному перерождению. У международного отдела тоже есть претензия к Гольдхаген как к носителю государственной тайны, явно не страдающего молчаливостью. За 124 года службы в Фортвудсе я не стал душегубом, кто бы и что обо мне не думал. Мне претит сама мысль, что Фортвудс пойдёт на сделку с Гипогеей по выдаче политически неугодных альваров. Не для этого создавался Фортвудс.

– Не понимаю, – произнёс Сарваш, – какой интерес у гипогеянцев может вызывать Александра?

– Спросите при случае у Амертат, – съязвил полковник.

– О… – с пониманием протянул мужчина, ибо редкий альвар старше трёхсот лет не успел ощутить на себе коварство персидской ведьмы.

Вездесущесть вкупе с надоедливостью Амертат в масштабах альварского мира можно было бы сравнить только с пронырливостью Гольдхаген в масштабах поместья. Правда по степени пакостливости, террористка сильно уступала ведьме, видимо в силу возраста и жизненного опыта.

– Что же Амертат не поделила с Александрой? – полюбопытствовал Сарваш.

– Понятия не имею, но факт в том, что Амертат без всяких зазрений совести, коей у неё нет, сдала Гольдхаген гипогеянским вожакам. Теперь они жаждут расправы.

– Но из-за чего?

– Просто Гольдхаген не должна была становиться альварессой, – не вдаваясь в подробности, пояснил полковник. Сарвашу сейчас уж точно не надо знать, про искусственное перерождение Гольдхаген и её сестры, смешанный профиль ДНК и адскую смесь из мужских и женских гормонов. – Для гипогеянцев это уже повод для расправы. Слышали о ледяном кладбище Гипогеи? – Сарваш ничего не ответил, только с пониманием кивнул. – Вот поэтому я решил, пусть лучше Гольдхаген уедет отсюда к вам, а не туда.

Приведя Сарваша в свой кабинет, полковник отправился на кухню за Гольдхаген всячески пытаясь не попасться на глаза Ричарду Темплу, который не мог дождаться того дня, когда истечёт срок заключения Людека и Мемнона, чтобы вручить им Гольдхаген и отправить всех троих поглубже в под-Лондон. Свою контринтригу полковник хотел обставить как можно незаметнее, чтобы верховный разведчик не успел спохватиться и принять срочные меры по отсылке Гольдхаген в Гипогею.

– Чего случилось-то? – нервно спрашивала Гольдхаген, пока полковник вел её в кабинет. – Я вообще ещё ничего никому не успела сегодня сделать. Меня оклеветали. А вчера я не мучила вашего коридорного кота. Эта саблезубая тварь сама на меня кинулась из-за угла. Он расцарапал мне руку своими когтищами, а потом слизывал мою кровь… – немного подумав, она добавила. – Я теперь могу считаться жертвой кровопийства и просить защиты?

– Да хватит уже, – устало попросил полковник. – К тебе приехал гость. Иди, встречай.

Как только Гольдхаген недоверчиво оглянулась на полковника и зашла в кабинет, то тут же остановилась как вкопанная и уставилась на Сарваша. Тот сидел около окна и приветливо улыбался.

– Жаловаться приехал, как я тебе голову прострелила? Показания против меня давать?

Улыбка с лица Сарваша не пропала, только стала еще ехидне.

– Гольдхаген, – окликнул её полковник, – имей совесть и не выпендривайся, – потом повернулся в Сарвашу и произнес. – Даю вам сорок минут обо всем договориться и принять положительное решение. – И снова переведя взгляд на Гольдхаген добавил. – Чтоб к вечеру тебя здесь не было.

На этом он вышел и запер кабинет. Прохаживаясь вокруг корпуса, полковник в напряжении ожидал, когда истечет время и, наконец, можно будет отвести эту парочку к сэру Майлзу за благословением, а потом подписать все нужные бумаги и отправить их в Лондон, с глаз долой.

На горизонте из рощи показался лейтенант Крэйг, который сейчас должен был дежурить на КПП. Рядом с ним шла невысокого роста брюнетка, на вид двадцати лет. То, что это альвареса, сомневаться не приходилось, ибо миловидные, изысканно одетые брюнетки просто так в Фортвудс добровольно не приходят. Старшеклассники на лужайке уже интересом изучали хорошенькую альварессу. По мере приближения к корпусу полковник и сам смог разглядеть гостью и с ужасом для себя понял, что знает, кто она.

– Много у нас сегодня гостей, – добродушно произнес лейтенант, когда поравнялся с полковником – Вот, Элизабет Метц, хочет с кем-нибудь поговорить.

– Да, лейтенант, благодарю, вы свободны, – поспешил произнести полковник и взглядом проследил, как тот уходит обратно к КПП.

Лили Метц хотела было открыть рот, но полковник опередил её:

– Вы очень не вовремя госпожа Метц. – холодно произнёс он, ибо сейчас был не в состоянии изобразить хорошую мину при плохой игре.

Женщина растерялась от такой неприветливой встречи. Но полковник ничего не мог поделать с эмоциями. Ведь всё уже почти получилось. Сейчас Гольдхаген договаривается с Сарвашем о своём переезде подальше от Фортвудса. Сэр Майлз охотно дал бы на это свое согласие, если бы не одно но – исследования доктора Вильерса, для которых не доставало именно Лили Метц.

– Простите, я… – растерянно произнесла Лили.

Но полковник как можно аккуратнее взял её под локоток и повёл обратно к КПП, надеясь, что немногие служащие успели заметить появление альварессы возле корпуса.

– Куда вы меня ведете?

– Туда, откуда вы пришли. На чём вы приехали?

– На такси? – удивленно отвечала она.

– Хорошо, закажу вам другое.

– Но мне нужно поговорить с кем-нибудь…

– Поверьте, вам это не надо.

– Но это касается моей сестры Сандры, мне сказали…

– Кто бы вам что ни сказал, вы зря сюда приехали.

– Но я должна узнать…

– Вы никому ничего не должны, – всё так же холодно и невозмутимо продолжал полковник.

– Да отпустите же меня, – не выдержала и вырвалась Лили.

Хватать женщину за руку и тащить её к воротам поместья было бы верхом неприличия. Но и миндальничать с альварессой, непонимающей в какой опасности она оказалась, тоже было бы верхом глупости.

– Госпожа Метц, я прошу вас, уходите отсюда, если не хотите остаться в Фортвудсе надолго.

– Не уйду пока не узнаю, что с моей сестрой, – упрямо заявила брюнетка.

– Ваша сестра уже семь месяцев как здесь, – видя как потеплело выражение её лица, полковник поспешил добавить, – и останется здесь надолго, если вы не уйдёте. У меня есть прошение о вашем задержании. Поэтому я ещё раз спрашиваю, вы хотите попасть под арест в Фортвудсе?

– Но за что? – обескураженно выдохнула она.

– Будь жив ваш отец, стоило бы спросить его. Или вашего прадеда, если это он надоумил доктора Метца сделать из своих дочерей вечноживущих кровопийц. – Лили слушала его заворожено и даже не моргала. – Если хотите все знать, уезжайте в Лондон, через два дня я смогу приехать к вам и всё объяснить. А сейчас вам нужно уйти.

Больше Лили Метц сопротивляться не пыталась. Она покорно дала взять себя под локоть и последовала с полковником до КПП. Зайдя на проходную, полковник уже было снял трубку, чтобы позвонить в службу такси, но тут как назло на территорию через ворота въехал автомобиль, приписанный международному отделу, и из него вышел именно Ричард Темпл. Казалось, высшие силы обрушили весть свой гнев на полковника разом и в один день. То что Темпл вышел из авто и уже заговорил с Лили, полковник увидел через окно. То, что он её узнал, сомневаться не приходилось. И то, что полковник опоздал отбить доверчивую альварессу их рук коварного разведчика, он понял, выйдя наружу и услышав только последние слова Темпла, когда тот усадил Лили в автомобиль и сел туда сам:

– … Нет, я не могу отказать такой прекрасной даме. Давайте всё обсудим в моём кабинете.

Птичка попала в силки, сама того не понимая. Полковнику оставалось только проследовать за машиной пешком. Как Темпл завёл Лили в новый корпус, полковник не видел, он просто поспешил к своему кабинету, чтобы отпереть и скомандовать парочке альваров:

– На выход и быстро. Времени нет.

Уже на улице Гольдхаген спросила:

– А к чему такая спешка? Откуда ты знаешь, может я не согласна, и хочу остаться здесь.

– Мне всё равно, что ты хочешь, – не слишком-то любезно ответил ей половник, идя впереди. – Я хочу, чтобы ты уехала отсюда и больше не возвращалась.

– Ну, знаешь ли, ты меня тоже успел достать своей правильностью.

Позади послышался выкрики, и полковник обернулся – до особняка было ещё полпути, а за ними троими бежал Ричард Темпл – видимо заметил в окно, не иначе:

– Полковник, остановитесь, нужно поговорить.

Но полковник Кристиан и не думал слушать главу чужого отдела и уверенно шёл вперед.

– Придурок, долбанный, – только и сказала сквозь зубы Гольдхаген.

– Что происходит, господин полковник? – поинтересовался Сарваш по-венгерски.

– Этот человек из МИ-6, он не даст Гольдхаген так просто уехать.

А Темпл тем временем успел их настигнуть и остановить.

– Полковник, объясните, что вы делаете? – запыхавшись, требовательно произнёс он.

– Отдаю Гольдхаген на поруки, если вы не видите.

– Вы слишком поспешили. Обстоятельства изменились и требуют пересмотреть все ранние договоренности.

Тут Гольдхаген развернулась и зверем уставилась на главу международников:

– Темпл, ты совсем оборзел? Тебе же сказали, я расшифрую – иди ты на хрен со своими обстоятельствами. Я уже вдоволь поишачила на вашей кухне. У меня амнистия, понял?

– За ваши преступления помилование не предусмотрено, – свысока заметил он.

– Нет, он точно не понял, – побормотала Гольдхаген и двинулась к Темплу.

Полковник едва успел перехватить её руку, явно намеревавшуюся вцепиться Темплу в галстук и если не придушить его, то хотя бы оттаскать по лужайке.

Намечающуюся потасовку прервал женский вскрик – это Лили Метц бежала к ним, лихорадочно повторяя: «Саша, Саша». Что это значит, полковник, так и не понял, но когда Лили подбежала и цепкими объятиями обвила Гольдхаген, она продолжала причитать на каком-то малопонятном, но явно славянском языке, только с жутчайшим акцентом. Гольдхаген стояла как вкопанная, не спеша ответить сестре объятиями на объятия. Она просто стола, опустив руки, не в силах пошевелиться, с выражением растерянности и испуга на лице.

– Может, не будем мешать воссоединению семьи? – с довольным видом произнес Ричард Темпл. – Полковник, идемте к сэру Майлзу, позовем доктора Вильерса и обсудим изменившуюся обстановку?

Делать было нечего. Полковник сказал Сарвашу:

– Присмотрите за обеими, – и пошёл вслед за Темплом.

Разговор выдался не самым приятным. Как он и ожидал, сэр Майлз переменил своё благосклонное решение, как только Темпл сказал, что Лили Метц в Фортвудсе. Добродушный, но ни в чём кроме медицины не понимающий доктор Вильерс сказал, что ему по зарез надо увидеться с новой альварессой, побеседовать, взять пробы у неё, у сестры, всё сравнить и перепроверить, а ещё лучше, привести из Северного Лондона Мери и продолжить исследования с ней.

Когда полковник покинул особняк, перед ним стояли только двое – Сарваш и Лили, правда, заплаканная и явно находящаяся на грани истерики.

– Где Гольдхаген? – тут же спросил он.

Ответил Сарваш:

– Она сказала, что скоро обед, а у неё ещё не рублена кабанятина. Чем она у вас здесь занимается?

– Тем и занимается.

– Однако…

Когда на улицу вышел доктор Вильерс, он тут же приблизился к Лили. Он смотрел на неё как завороженный, неизвестно чем больше покоренный, одновременно невинной и соблазнительной красотой миниатюрной альварессы или же заманчивой перспективой расшифровать её геном. Когда он увёл Лили в сторону нового корпуса, полковник с Сарвашем остались наедине, и он спросил:

– Гольдхаген что, и сестре успела нахамить?

Тот пожал плечами:

– Я не силен в русском языке, но судя по интонации, Александра встрече была и не рада, и не обозлена. Она почти ничего не сказала. Просто захотела уйти. Думаю, Александра не была готова к воссоединению с сестрой.

Полковник только устало пробормотал:

– И какой только чёрт принес Лили сюда.

Сарваш усмехнулся:

– Она сказала, что монахиня Манола Мурсиа посоветовала ей приехать.

Полковник заинтересованно посмотрел на Сарваша:

– А она-то здесь причём?

– Лили говорит, что на днях встретила Манолу в Риме и та пожаловалась ей, что Александра чем-то досадила её брату, и Фортвудс этим интересуется. Забавно, а ведь всего несколько дней назад я видел Манолу лично. Интересно, что Александра успела такого сделать отцу Матео?

– Чуть не довела до тюрьмы.

Сарваш даже не стал изображать удивление, только понимающе кивнул.

– Как же всё не вовремя-то, – с досадой произнёс полковник, – ещё бы два часа и всё бы получилось.

– Увы, – подтвердил Сарваш. – Так что мне теперь делать? Сколько ещё ждать окончательного ответа от Фортвудса?

Полковник долго думал, что ответить:

– Я не знаю, правда. Может его не будет вовсе.

– Конечно, будет, – уверенно произнёс Сарваш. – Главное, вы сообщите мне, когда наступит нужный момент. С вашим начальством я смогу договориться.

Каким образом он собирается договариваться, полковник не стал уточнять, глупо спрашивать такое у банкира. Спросил он о другом:

– Так что Гольдхаген вам ответила? Она согласилась ехать с вами?

Сарваш только улыбнулся:

– Обязательно бы согласилась. Со временем.

Полковник невольно зауважал Гольдхаген за стойкость характера, а Сарваша за, видимо, искреннее желание помочь симпатичной ему женщине без особой надежды на вознаграждение с её стороны. Видимо, Гольдхаген не из тех, кто под напором трудностей будет хвататься за сомнительную с моральной точки зрения соломинку спасения через постель. А что случилось с всегда расчетливым и прагматичным Сарвашем, полковник ума не мог приложить. Хотя, может с женщинами он ведёт себя иначе, чем с бизнес-партнерами, как знать. А может всё дело в искреннем чувстве уже давно не молодого альвара к юной альварессе. Хотя как можно полюбить такую, как Гольдхаген, полковник даже теоретически не мог себе представить.

Когда Сарваш покинул пределы Фортвудса, полковник отправился на кухню, для разговора. Гольдхаген никакого мяса не рубила и не разделывала, она, напротив, старательно оттирала полы от крови щеткой, и когда он вошёл, сделала вид, что так увлечена работой, что ничего не замечает.

– Прости, но ничего не вышло, – только и сказал полковник.

– Это я уже поняла, – не слишком-то приветливо буркнула она, не отрывая глаз от пола и продолжая шаркать щеткой.

– Доктор Вильерс забрал Лили с собой, – на всякий случай предупредил полковник.

– Угу.

– Наверно, скоро он опять захочет взять у тебя кровь.

– Пусть берёт, мне не жалко.

Наступило тягостное молчание, разбавленное только ритмичным скрежетом щетинок о пол.

– Не хочу лезть тебе в душу, – заговорил полковник, – просто хочу понять, что между вами такого произошло? Твоя сестра чуть ли не плакала, ужасное было зрелище.

– Нет у меня сестры, сколько раз повторять?

– Да? А доктор Вильерс сказал, что ты ему сказала…

– Что сестра у меня была.

Чувствуя, что вот-вот потеряет нить логики в разговоре, полковник уточнил:

– И как это может быть?

– Просто. Лили отказалась от нашей семьи. Время было такое, кто хотел хорошо жить, и разводились и отрекались и документы подделывали. У Лили получилось беззаботно жить в Берлине. У меня только бегать с катушкой кабеля на Восточном фронте под обстрелами в жуткий холод.

– Разве она виновата, что жизнь у тебя пошла наперекосяк? Уж прости за любопытство, кто виноват, что ты устроила Кровавую Пятницу, и подрыв инкассаторской машины с четырьмя живыми людьми?

– Англичане, которые убили меня и еще тринадцать смертных людей в Кровавое Воскресенье.

Полковник только кивнул.

– Я понял твою позицию.

– Если не нравится, не надо было спрашивать.

– А Лили тебе совсем не жалко? Она ведь пришла сюда ради тебя и попала в ловушку. Она, как и ты, отсюда не выйдет.

Только теперь Гольдхаген подняла голову, чтобы посмотреть на полковника:

– А она-то в чём провинилась? Убила кого-то или ограбила?

– Через месяц на свободу выйдут два белых конфедерата, можешь спросить у них, чем Гипогее так не угодила ты и твоя сестра-не сестра.

– К чёрту их.

– Может и к чёрту, но уверяю тебя, Темпл не поскупится и отдаст им Лили, лишь бы они забрали с собой и тебя.

– Может уже хватит пугать меня Гипогеей? Если буду плохо себя вести, отдадут меня туда-сюда. Я вроде не девочка, жила там год.

– И как?

– Достаточно, чтобы не хотеть туда возвращаться.

– Чем ты так обидела Амертат? – вдруг спросил её полковник.

– А что я могла ей сделать?

– Не знаю. Но я собственными ушами слышал, как она науськивала ватагу гипогеянцев против Фортвудса, который перехватил у них пальму первенства в перерождении смертных к вечной жизни, ну и против тебя с Лили как неучтенных и не утвержденных для бессмертного кровопийства кандидатов. Скажешь, что тут нет ничего личного?

– Она долбанутая сука с лейсбийскими замашками и сатанистка, этого достаточно?

Полковник только пожал плечами. Однако, интересные мотивы неприятия между двумя женщинами.

– Что-то она мне говорила, про мою мужскую сущность глубоко внутри, – вдруг произнесла Гольдхаген, вернувшись к помывке пола. – Как думаешь, это она твою железу у меня в голове имела в виду?

Полковник в задумчивости передернул усами:

– Хочешь поговорить об этом?

– Не знаю. Доктор Вильерс так настойчиво говорит, что ты мне чуть ли не отец родной, что в пору задуматься, что это ты так часто и настойчиво меня ругаешь и опекаешь. Другой бы плюнул и послал в этот ваш подвал. А ты держишься. К чему бы это?

Полковник задумался. Почему-то все семь месяцев, что она пробыла здесь, сам себе подобный вопрос он не задавал:

– Всякому отцу должно ругать и опекать даже плохих детей. Даже если приходится с ними работать годами, – и, одумавшись, он добавил. – Просто я знал твоего отца. Не то чтобы хорошо, но он показался мне куда здравым и гуманным человеком, нежели твой прадед. Можешь считать это дань уважения доктору Паулю Метцу.

– Что, к Лили так же по-отцовски будешь относиться? Она и его дочь тоже.

– Только куда лучше воспитана.

Гольдхаген только ухмыльнулась.

– Для него и я была хорошей дочерью. Не показывала, что за полгода стала алкоголичкой, чтоб его не расстраивать, не разводилась с мужем по этой же причине. А сейчас-то мне для кого быть пай-девочкой? Все-таки восемьдесят шесть лет жизни за спиной.

– Как ничтожно мало, – усмехнулся полковник.

– Да-да, старичок, куда мне до тебя, – ухмыльнулась в ответ Гольдхаген.

Такого разговора по душам у них не было со времен её исповеди о криминальной карьере террористки. Тогда полковник узнал много о Гольдхаген и её физических, профессиональных, а главное, моральных возможностях. Сейчас же, когда разговор зашел о её семье, полковник и сам ощутил то забытое и потерянное в веках чувство, когда умерла его горячо любимая Маргита, когда один за одним умирали дети и внуки, а время шло, он продолжал жить, а его семья – нет. Тогда ему было примерно столько же, как и Гольдхаген сейчас. Но он никак не мог понять, как можно отказаться и не принять обратно родную сестру, с которой они некогда были похожи как две капли воды. Теперь они совсем разные и внешне, и по характеру, и по образу жизни. Но разве можно полвека вынашивать в сердце старые обиды?

– Так ты ещё поговоришь с Лили? – поинтересовался он.

– Если она здесь останется, трудно будет её избегать. Надеюсь, сэр Майлз не определит Лили кашеварить сюда же?

– Вряд ли.

– Вот и хорошо. Она, конечно, умела готовить, но когда это было. По ней видно, у плиты она не стояла давно.

– Завидуешь?

– С чего вдруг? Мы с ней явно люди из разных кругов и с разными интересами, которые никак не пересекаются. Тридцать семь лет я жила с ней под одной крышей, знаю, что лет эдак с двадцати у нас совсем разное на уме. Вряд ли с годами что-то чудесным образом изменилось.

– Значит, не хочешь с ней говорить?

– А о чём? Она о цацках и шмотках, а я о гелигните и Беретте? Это же смешно. Мы уже давно чужие люди, еще с тридцатых. А ведь пятьдесят лет прошло. Скажи, она похожа на человека, у которого в жизни был тяжелый перелом или испытания? Вот и я думаю, что нет. Если хочешь знать, даже Сарваш мне куда ближе, чем родная сестра. Он хоть и тоже человек из другого мира, который мне не слишком приятен, но у нас был 1945 год и лагерная грязь одна на двоих. О таком не забудешь и из сердца не выкинешь. Думаешь, расскажи я Лили о том времени, она хоть что-то поймёт? Сильно сомневаюсь, только будет кивать головой как китайский болванчик, потому что положено сочувствовать. Что такое тысячи трупов, живые скелеты и только пара брюквин на складе, она не знает. И вряд ли захочет узнать.

– А Сарвашу, значит, ничего объяснять о жизни не нужно?

Гольдхаген усмехнулась:

– Он явно намного испорченнее меня, только умело это скрывает. Одна его просьба в 1975 году закопать его в лесу чего стоит. Я бы в жизни до такого не додумалась.

– Зато в отличие от тебя он приличный человек.

Гольдхаген и это замечание не оставила без ехидной реплики:

– Он благообразный уголовник, как и все банкиры, из тех, что грабят людей, не переступая черты закона.

– Но ты-то эту черту давно переступила. Что ты хоть ему ответила?

– По поводу?

– По поводу отъезда, которого не будет. Ты же согласилась?

Гольдхаген подняла глаза и с укором посмотрела на полковника:

– Между прочим, ты сводня.

Полковник только усмехнулся:

– Тебе явно не хватает мужчины, чтобы выбросить из головы всю дурь, что тебя изводит годами. Я сделал всё, что мог и как мог для твоего освобождения.

– Отдать меня человеку, который был арестантом в лагере, где я была служащей при администрации? Которого я похитила, убила, похоронила и откопала? Откуда мне знать, может он и мстительный и вся это показная помощь нужна ему для расправы?

– Не приписывай Сарвашу собственный образ мыслей. Лучше бы сказала спасибо и ему и мне. С ним ты могла уехать из Фортвудса. Без него – нет.

– Плохой выбор. Что, третьего варианта точно не будет?

– Нет. Я не могу понять, тебе, что, он так неприятен?

– Да не то чтобы. Я просто дважды была замужем. Мне уже всё это неинтересно.

– По-моему он тебя и не замуж зовёт.

– В том-то и дело…

– Кстати, почему ты носишь фамилию первого мужа, а не свою? У альваресс так не принято.

Гольдхаген как-то странно глянула на полковника и ответила:

– А она дорога мне как память.

– О Гольдхагене? Ты же говорила, что он тебя отравил.

– Вот именно. Он меня не просто отравил, а дал вечную жизнь по новой, улучшенной технологии. Знаешь, ведь всяких гадов и болезни называют по имени их первооткрывателей? Так вот и я хочу, чтобы из века в век, когда меня будут называть по имени на допросах, дознаниях, в тюрьме и прочих заведений вроде вашего, поминали бы и его, Гольдхагена, как первопричину всех зол.

Когда полковник покидал кухню, она всё ещё продолжала начищать и без того отскобленный до блеска пол.

В медлаборатории он нашёл Лили, которая только закончила отвечать на расспросы доктора Вильерса.

– Полковник Кристиан, – вскочив с места, взволнованно произнесла она. – Что случилось с Сашей?

– Простите с кем?

– С моей сестрой. Почему она здесь?

Полковник протянул:

– Просто дело в том…

– Я не верю, – тут же оборвала его Лили. – Это ведь неправда, она не могла делать, то, что о ней говорят.

Доктор Вильерс сделал вид, что занят бумагами, и глаз на полковника не поднимал.

– Давайте пройдемте в мой кабинет, – предложил он.

Стоило ему завести женщину внутрь и закрыть дверь, как Лили тут же засыпала его вопросами:

– Саша ведь не террористка, это ошибка, кто-то оговорил её, разве вы не понимаете?

– А с чего вы решили, что кто-то ошибся? Гольдхаген сама сказала вам об этом?

– Нет, она… – Лили помедлила с ответом, – она ничего не сказала. Но ведь это же неправда. Саша не такая.

– А какая? – не удержался от вопроса полковник. – Лично я вынужден наблюдать её в Фортвудсе уже семь месяцев. По моему мнению, она скандальная, взбалмошная девица, которая сквернословит, курит, лезет в драки, совершает такие неадекватные поступки, что диву даешься. – Видя как Лили спадает лица, полковник решил, что самое время дожать её. – Если вы имеете в виду обвинение в терроризме, то спешу сообщить вам, что признательные показания Гольдхаген давала лично мне и больше семи часов, чтобы выговориться о всех своих преступлениях. И предупреждая ваш следующий вопрос, сделала она это добровольно и без всякого принуждения, либо давления с моей стороны. Элизабет, ваша сестра уголовник почти с двадцатидвухлетним стажем. Она даже скрывать этого не хочет, для неё это что-то вроде второй кожи или повода для гордости, это как посмотреть. Если вы хотите знать, как ей помочь выйти из Фортвудса, то отвечу, что уже никак.

– Если бы я знала… – почти всхлипывая, произнесла Лили, – Я знаю, я всё испортила сегодня…

– Это вам Сарваш сказал?

Она понуро кивнула.

– Не берите в голову. Это было просто неудачным совпадением.

– Вы ведь хотели увести меня, а я не поняла.

– Тут дело не в вашем упрямстве, а в очень несвоевременном появлении Ричарда Темпла. Кстати, что он вам сказал?

– Говорил о Саше. И том, что я зачем-то нужна здесь. Доктор Вильерс всё выспрашивал меня об отце и Даниэле.

– О ком, простите?

– О муже Саши. Я не понимаю, зачем ему это?

– Он взял у вас анализы крови и слюны?

– Да, но я так и не поняла зачем.

– Новые медицинские технологии, госпожа Метц. Просто доктор Вильерс в последнее время увлёкся генетикой, но поскольку в медицинских журналах не пишут о ДНК альваров, он решил разобраться во всем сам.

– Да? – с наивным удивлением произнесла она. – Но почему я?

– Потому что у вас есть близнец. Вот доктор и хочет проверить насколько справедливо утверждение, что генотип близнецов идентичен.

– И я должна остаться здесь? Надолго?

Что ему нужно было ответить, полковник не знал, но счёл, что сегодня хотя бы одно серьёзное и бесповоротное решение он должен принять:

– Я бы не хотел, чтобы вы здесь оставались. Не сочтите за грубость, дело не в каком-либо неприятии, просто вам безопаснее находиться подальше отсюда.

– Но мистер Темпл сказал…

– Мистер Темпл вам не друг и не помощник. Как, впрочем, и вашей сестре. И мне всё равно, что он сказал, я дам вам шанс покинуть Фортвудс, но с условием, что вы некоторое время поживёте в гостинице в ближайшем городке, и вас будет сопровождать один из моих людей.