Текст книги "Стратегия обмана. Политические хроники (СИ)"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 72 страниц)

Первой по плану была редакция газеты «Римский обозреватель». Войдя в здание, что расположилось через дорогу от типографии, первое, что услышал Мурсиа, было озабоченное перешептывание где-то в коридоре:

– … Нет, только не отец Матео Мурсиа, – едва не простонал кто-то, – он же мокрого места от нас не оставит…

Отец Матео понял, что репутация, наконец, начала работать на него, и с воодушевлением проследовал в кабинет главного редактора.

– Наша газета, – говорил тот, – издаётся ежедневно на семи языках. Мы имеем неплохой тираж и постоянную читательскую аудиторию…

– Это всё замечательно, – прервал его Мурсиа. – но давайте для начала ознакомимся с финансовой документацией.

Главный редактор недовольно поёрзал в кресле, но всё же встал, проследовал к шкафу и достал с полки подшивку документов.

С полчаса Мурсиа внимательно страница за страницей изучал колонки цифр, а главный редактор едва слышно вздыхал в кресле, то и дело постукивая пальцами по столу.

– У вас расход превышает доход в четыре раза, – словно приговор произнёс отец Матео.

– Да, я знаю, на первый взгляд, всё кажется катастрофичным, но это не совсем так.

– Правда? – Мурсиа, не моргая смотрел в его глаза, отчего главный редактор тут же сник. – Знаете, я умею считать в уме. По вашей же отчетности получается, что реально продаётся едва ли треть тиража газеты. Вы не пробовали ради рентабельности сократить выпуск экземпляров?

– Но как можно? Это же официальный печатный орган Святого Престола. Католики всего мира хотят знать о событиях в Ватикане…

– Католики всего мира всё больше перестают ходить в церковь, а вы говорите, что они будут читать вашу газету. – И с грустью отец Матео добавил. – Уже не те времена.

– Я понимаю. Но это ведь не значит, что нужно отказываться от миссионерской деятельности. «Римский Обозреватель» отчасти берёт на себя и эту функцию.

– Каким образом?

– Ну, что сказать, – замялся главный редактор, – все материалы в газете занимают отведенное им место, ничего лишнего. На первой странице – перечень папских аудиенций. Обязательно – официальные сообщения от пресс-бюро статс-секретариата и прочих дикастерий. Потом мы информируем читателя о всех новых назначениях, конференциях и прочих церковных новостях. Также мы не обходим стороной политические и экономические новости, что происходят в мире…

– Простите, – вынужден был прервать его отец Матео, – вы считаете, что политический раздел необходим ватиканской газете?

– Конечно, без него сейчас не обходится ни одно уважающее себя издание.

– Возможно, вы правы, но стиль «Римского обозревателя»…

– А что с ним не так? – поинтересовался главный редактор.

– На днях я прочел статью о восстании в Эфиопии и, признаться честно, мало что из неё понял, пока не открыл «Вечерний курьер» и не прочел о тех же событиях там.

– Ну, что же вы хотите, в правилах нашего издания сохранять нейтралитет по любой международной проблеме. Ведь Церковь не занимается политикой и не может принимать сторону какого-либо государства или политической концепции.

Отец Матео пронзительно посмотрел ему в глаза:

– Тогда раз Церковь не занимается политикой, зачем официальный печатный орган Ватикана пытается про политику писать?

– Но я же уже сказал вам… – отводя глаза от священника, занервничал главный редактор.

– Я понял, – прервал его отец Матео. – Но почему тогда в «Римском обозревателе» встречаются антикоммунистические материалы, если Церковь вне политики?

– Так ведь это комментарии третьих лиц, – и глазом не моргнув, ответил главный редактор.

– Ну да, конечно. Так как вы оцениваете читательский интерес к вашим нейтральным новостям?

– Даже не знаю… – замялся он.

– Так может убрать раздел, который мало кому понятен и интересен, и сэкономить бумагу?

– Это слишком радикальное предложение.

– Вы полагаете? – произнёс Мурсиа таким тоном, что главный редактор заметно поёжился. – Знаете, каждый раз, как я открываю «Римский обозреватель», то обязательно вижу очередную статью отца Луиджи Чаппи.

– Да, он наш постоянный автор.

– Допустим. Но вы сами читаете, что он пишет для вашей газеты?

– Да, конечно. – Главный редактор так старательно изображал согласие, что отец Матео не удержался от следующего вопроса:

– Хорошо, спрошу иначе, вы дочитываете их до конца?

На лице собеседника отразилось замешательство, и он спешно пустился в объяснения:

– Конечно, тема статей отца Луиджи очень сложна для восприятия неподготовленным читателем. Всё-таки проблемы теологии, которые он старается осветить, могут казаться малопонятными…

– Видите ли, – отец Матео решил оборвать поток пустых слов, в которых главный редактор и сам запутался, – я и есть теолог с дипломом Латеранского университета. Но даже мне тяжело читать те опусы. А кто покупает вашу газету?

– Католики, – тут же отчеканил главный редактор.

– В большинстве своём миряне, ведь так?

– Да, – охотно кивнул он.

– Вот и скажите мне, зачем простым людям читать статью на несколько страниц, если там максимум цитат из документов Второго Ватиканского собора и выступлений папы и минимум авторских комментариев. Вы хоть пробовали намекать отцу Луиджи, что ему не стоит тратить время на графоманию?

– Ну, – протянул собеседник – это было бы слишком невежливо.

– Согласен. Но какой реакции вы ждете от читателей газеты?

– Да, наверное, большого интереса к статьям отца Луиджи у аудитории нет…

– Я вам больше скажу, люди их и вовсе не читают, просто перелистывают, как завидят подпись отца Луиджи Чаппи и всё. Вы пробовали сокращать его работы?

– Он против.

– А вы настаивали?

– Как мы можем?

Поняв, что тема себя исчерпала, а решения проблемы не предвидится, отец Матео поспешил распрощаться с главным редактором «Римского обозревателя» и отправился с инспекцией дальше.

Следующим пунктом посещения было Радио Ватикана, обитель иезуитов. Несмотря на давнюю неприязнь к этому братству, отцу Матео на удивление легко удался разговор с руководством станции.

– Да, передатчики очень энергоёмкие, – первым делом признал директор. – Согласен, это довольно затратная статья нашего бюджета.

– А ваши передачи, во сколько они обходятся?

– Это зависит исключительно от персонала и его жалования. Радио это не газета, за обслуживание ретрансляторов, мы, конечно, тоже платим, но куда меньше, чем «Римский обозреватель» за бумагу и типографскую краску.

– В этом вы, безусловно, правы, – согласился отец Матео. – Но я имел в виду другое. С недавних пор я слышу, что в эфире появилась музыкальная программа.

– Время диктует новые требования. Без музыки ни одна уважающая себя радиостанция больше не вещает.

У отца Матео начало складываться впечатление, что руководство всех ватиканских СМИ взяло за правил пользоваться одними и теми же отговорками.

– Я бы понял, если в этих передачах звучало бы григорианское пение или концерты классической музыки. Но почему вы ставите в эфир шлягеры эстрадных певцов?

– Так ведь, веяние времени.

– Вот я и спрашиваю вас, сколько вы платите за это веяние фирмам грамзаписи и агентствам по охране авторских прав?

Директор вынужденно закивал:

– Да, вы правы, платить приходится немало.

Услышав в голосе собеседника полное согласие со своей позицией, Мурсиа смягчился:

– Я бы настоятельно вам советовал прекратить эту практику. Бюджет Святого Престола не бездонный.

– Если честно, наши бухгалтера уже намекали на подобное…

– Вот и прислушайтесь к мнению бухгалтеров. Они говорят вам правильные вещи.

Потом был Центральный почтамт Ватикана, но факта бездарных растрат выявить не удалось, напротив, почта, в отличие от газеты и радио, могла похвастаться не только окупаемостью, но и прибылью от почтовых оплат и, главным образом, продажи уникальных ватиканских марок. Новые серии марок выпускались строго два раза в год фиксированным тиражом в триста тысяч штук. Стоило только типографии отпечатать новую серию и ввести её в оборот, как цена на старую увеличивалась в двадцать раз от номинала. Филателисты со всего мира приносили немалый доход в казну Ватикана.

Чему уж и был рад отец Матео, так это тому, что ему не поручили инспектировать ни один из многочисленных музеев на территории Ватикана. То, что они в финансовом плане более чем прибыльные, он и не сомневался. Но зная характер большинства тамошних кураторов, он не хотел часами бродить по залам и слушать дифирамбы в честь каждой статуи и фрески, которым, «разумеется, нет цены».

В следующие дни отец Матео наведывался в Префектуру Папского дома, где без особого труда обнаружил факт злоупотреблений и блата при устроении аудиенций для кинозвезд, ибо никому даже и в голову не пришло его скрывать. Особенно некрасиво выглядело положение при дворе двух фотографов, так как оставалось непонятно, за какие заслуги и за какую плату и кому они имели эксклюзивное право съёмки во время папских аудиенций и возможность продавать паломникам фотографии, в то время, как прочим фотографам доступ в Ватикан был запрещён.

Один из отцов, что инспектировал музеи и вовсе поведал, что, оказывается, по вечерам, когда все залы закрыты для посещения, за приличную плату мимо кассы кураторы могут провести экскурсию для высокопоставленных персон.

В Папской Комиссии по Священной Археологии тоже было не всё гладко, но хотя бы вопрос заключался не в деньгах, а в бесполезности работы на некоторых подземных объектах.

За следующую неделю Мурсиа пришлось наведаться на железнодорожную станцию и выявить безобразно организованную доставку грузов на территорию Ватикана, побывать в казармах швейцарской гвардии и выслушать с десяток жалоб и замечаний на обустройство быта и службы гвардейцев. Также они негодовали распущенностью туристов, в особенности туристок, что в летнюю пору дерзают прогуливаться по площади Святого Петра чуть ли не в одном купальнике, и при этом ещё оскорбляются и скандалят, когда гвардейцы не разрешают им пройти в собор или музей.

Добрался он и до префектуры экономических дел, где заменил отца Игнасио, уже отчаявшегося понять что-либо в финансовой отчётности и согласившегося заняться необъятной по количеству служб Папской комиссией по делам Града Ватикана.

В префектуре отца Матео встретили без особой радости, но и неудовольствия выказать не осмелились.

А потом настал день, которого отец Матео так долго ждал – монсеньор Ройбер дал добро на инспекцию неподвластного никому Института Религиозных Дел. Епископа Марцинкуса на рабочем месте не оказалось, и отца Матео принялся обхаживать его светский заместитель Луиджи Меннини.

– Ватикан располагает акциями предприятий, принадлежащих Микеле Синдоне? – задал неожиданный вопрос Мурсиа.

Меннини удивленно захлопал глазами и спросил?

– А почему вас это интересует?

Отец Матео одарил его фирменным взглядом исподлобья и сделал вид, что что-то помечает в своих записях. Меннини занервничал ещё больше.

– Во-первых, – ненавязчиво начал перечислять отец Матео, – Синдона является финансовым советником папы. А во-вторых, не так давно американский посол и вовсе назвал его «Человеком года». Потому мне и интересно, как Институт Религиозных Дел использует близость к столь гениальнейшему, если верить американцам, банкиру. Так столько у вас акций?

– Что-то около двадцати процентов в одном миланском банке Синдоны и десять в другом.

– Ясно. А в «Банке Амвросия», что принадлежит Роберто Кальви, Ватикан тоже имеет свою долю?

– С чего вы так решили?

– С того, – невозмутимо отвечал Мурсиа, – что два года назад епископ Ортинский продал синьору Кальви акции Католического банка Венето, и продал в не совсем корректной форме. Поэтому мне интересно, если Кальви располагает акциями банка, что принадлежали ранее ИРД, может и ИРД владеет акциями банка Кальви?

Видимо, этот вопрос поставил Меннини перед тяжёлым выбором, говорить правду или же нет. Взгляд Мурсиа становился все суровее и пронзительнее.

– Да, шестнадцать процентов, – выпалил Меннини и тут же смолк.

– Замечательно, – только и произнёс отец Матео.

– Что именно? – нерешительно спросил он.

– Ваша откровенность. Комиссия её обязательно оценит.

Поблагодарив совсем скисшего заместителя, отец Матео уже собрался уходить, как Меннини заискивающе предложил:

– Может, вы желаете открыть счёт в нашем банке?

– У меня нет денег, которые стоило бы хранить.

– Я уверяю, специально для вас можно подобрать весьма выгодный процент.

Намёк был более чем ясен и Мурсиа ответил:

– Синьор Меннини, я участвую в работе комиссии, которая выявляет многие неприятные вещи в стенах Ватикана, в том числе и факт дачи и получения взяток. Так вы настаиваете, чтобы я зафиксировал и этот факт?

За сим вопрос был исчерпан, и отец Матео, наконец, покинул башню Николая V и вернулся в Апостольский дворец.

Сбор данных со всего Ватикана подошёл к концу. Стол в кабинете канадского архиепископа Ганьона был полностью завален отчётами, замечаниями и анонимными доносами. Даже отец Матео получил по почте с полсотни жалоб от ватиканских служащих всех ведомств, где побывал за всё время инспекции. Но находились и те, кто осмеливались приходить на приём лично, например, один семинарист из Тевтонского колледжа, что находится на территории Ватикана:

– Очень тяжело готовиться к занятиям, – вздохнул юноша по имени Петер. – Из-за библиотеки. Книг на всех не хватает, приходится в читальном зале брать один учебник на троих, пока библиотека не закроется. Иногда книги дают на дом, но только на одну ночь и только за отдельную плату. Не всем это по карману. А о покупке книги в магазине можно и не мечтать.

– Понимаю, – кивнул отец Матео, – я и сам не так давно был студентом. Увы, литература не самое доступное из удовольствий. Что вы сейчас изучаете?

– Труды святого Фомы Аквинского. К завтрашнему дню мне надо подготовить конспект о «Сумме против язычников», а я даже не знаю, где её достать.

Отец Матео добродушно улыбнулся, что бывало с ним крайне редко. Всё же его радовала тяга к знаниям у молодого поколения будущих священников.

– Кажется, я могу вам помочь, – произнёс он.

– Серьёзно? – не поверил своему счастью Петер.

– У моей квартирной хозяйки, – принялся объяснять отец Матео, – после смерти мужа осталось полное собрание сочинений Фомы Аквинского. Есть и «Суммы против язычников» и «Суммы теологии». Когда я учился, она настояла, чтобы я забрал их себе. Если вам не трудно, вечером вы можете зайти ко мне, я с радостью одолжу вам книгу.

– Правда? Я вам так благодарен, отец Матео, вы просто спасли меня!

Мурсиа написал адрес и время, когда вернётся со службы и ещё раз пообещал принять к сведению жалобу семинариста на работу библиотеки колледжа.

Вечером, вернувшись домой, отец Матео на всякий случай спросил разрешение у квартирной хозяйки по поводу книги. Когда пять лет назад она буквально всучила ему собрание сочинений Фомы Аквинского, он взял их только для интереса, чтобы сравнить, насколько современный перевод исказил первоначальный смысл слов святого. Латинский текст он помнил наизусть ещё с тех пор, когда был молод и переписывал в монастыре богословские сочинения.

– Ну что вы, отец Матео, – вплеснула руками донна Винченца, пятидесятилетняя, изможденная работой фабричной уборщицы женщина. – Я ведь их вам отдала насовсем и безвозмездно. Это Антонио любил читать сочинения святых. А я их читать уже не буду. В мои-то годы этим интересоваться… – и она махнула рукой.

– Думать о Боге и душе никогда не поздно, – напомнил ей отец Матео. – Если мы не делаем этого постоянно, то стоит задуматься, а христиане ли мы ещё?

– Это вы правильно говорите, – охотно огласилась она. – В воскресенье в церковь я могу пойти, но вот читать… С моей-то работой, отец Матео!

– Да-да, понимаю, нет времени. Может, Лючия захочет прочесть книги отца? – намекнул он на молодую незамужнюю дочь хозяйки, что жила в этой же квартире в комнате на втором этаже.

– А уж ей-то тем более некогда, – вплеснула рукам донна Винченца. – Вы бы только знали, сколько работы сваливают на помощницу адвоката, это просто ужас. Она, бедняжка, с работы приходит совсем бледная. Да и вы сами много работаете. Как, наверное, трудно быть секретарем епископа, да ещё в Ватикане, да ещё в одном дворце с покоями папы.

– Ну, – ухмыльнулся Мурсиа, – последнее мне нисколько не мешает.

– Но ведь такая ответственность, сам папа в любой момент может прийти.

– Ну что вы, донна Винченца, за шесть лет работы в Ватикане я ни разу его не видел.

– Да вы что?! – воскликнула она. – Как же так? За шесть лет и ни разу?

– Только во время служб в соборе Святого Петра. А в Апостольском дворце – ни разу.

– Ну, надо же, – задумчиво протянула она. – А я-то думала…

В дверь постучали. Хозяйка поспешила открыть и пригласила войти в дом того самого семинариста Петера. Отец Матео без лишних слов поспешил вручить ему вожделенные «Суммы против язычников».

– Вы меня так выручили, так выручили, – тараторил Петер, как-то странно посматривая на Мурсиа. – Я даже не знаю, как вас и отблагодарить.

– Хорошо учитесь, – напутствовал отец Матео, – для меня этого будет вполне достаточно.

На следующий день закипела работа по составлению доклада комиссии. Монсеньор Ройбер на время освободил отца Матео от секретарских обязанностей, дабы тот всецело посвятил себя помощи архиепископу Ганьону.

– Я прочёл доклад о положении «Римского обозревателя», – произнёс тот, перебирая бумаги под рукой. – Это ведь вы его составили?

– Да, ваше высокопреосвященство.

– Тревожно, очень тревожно, – вздохнул тот. – Что бы вы предложили? Можно ли ещё что-то исправить?

Собравшись с мыслями, отец Матео лишь покачал головой:

– Руководство «Римского Обозревателя» не хочет видеть проблемы газеты и как-то решать эти проблемы тоже не хочет. Можно, конечно, попробовать поменять руководство и сократить штат сотрудников, но принципиально это ничего не изменит. Как ни печально это звучит, но прежней читательской аудитории у «Римского обозревателя» нет и уже не будет. Единственный выход – это закрыть газету.

– Этого я и боялся, – признался Ганьон.

Много нового и огорчительного пришлось узнать и архиепископу и отцу Матео о работе Римской курии. Почти в каждой дикастерии штаты раздуты, работы на всех не хватает и служащие заняты бесполезными для Святого Престола занятиями. То, что назревает необходимость реформ, реорганизации и рационализации работы курии было более чем очевидно.

Но если бы только этим ограничивались проблемы Ватикана.

– Вы знаете, – произнёс архиепископ, сам удивляясь прочитанному в одном из отчётов, – исходя из расчета на душу населения Ватикана, каждый гражданин в день съедает девять килограммов мяса и запивает их пятью литрами виски.

– Не удивительно, – без всяких эмоций в голосе ответил отец Матео, – в ватиканских магазинах закупаются ведь не только его граждане, а весь приходящий сюда персонал, и покупает он мясо и виски не только для себя, но и для родственников, для друзей, для родственников друзей и так далее. Когда Европейский Экономический Союз об этом узнает, будет много крика.

– Почему? Объясните.

– Вопрос денег, вернее, таможенных пошлин. Ватикан ведь их не платит.

– Разумеется, нет.

– Потому и товары здесь на треть дешевле. Потому персонал и предпочитает экономить и без того невысокие доходы и закупаться товарами на территории Ватикана.

– Да, это всё очевидно. Но причем тут Европейский Экономический Союз?

И отец Матео терпеливо объяснил:

– Италия ведь входит в ЕЭС, а Ватикан нет. Следовательно, Италия делает отчисления за закупку товаров из стран вне ЕЭС, а Ватикан нет. На территории Ватикана граждане Италии покупают беспошлинное дешёвое мясо, а в самой Италии нет. От этого рынок ЕЭС несёт убытки. Вряд ли они стерпят подобное положение вещей, когда узнают.

– Да, – задумчиво произнёс архиепископ Ганьон, Делая пометки на полях, – пожалуй, вы правы.

Но не только ватиканские магазины продуктовых и промышленных товаров заставляли хвататься за голову. Особо отличилась ватиканская аптека, на полках которой один из отцов-инспекторов к собственному изумлению обнаружил противозачаточные средства. Возмущение было более чем очевидным: мало того, что гражданами Града Ватикана является, по большей части, духовенство, давшее обет безбрачия, так ведь ещё шесть лет назад папа в одной из своих энциклик решительно осудил контрацепцию, как желание человека взять на себя бремя Бога и решать, когда стоит появиться на свет новой жизни, а когда нет.

Отец Матео начал расспрашивать, как подобный товар мог появиться в ватиканской аптеке и выяснил. Всё оказалось просто и мерзко одновременно. Ватикан владеет контрольным пакетом акций фармацевтического концерна «Чероно», у которого широкий ассортимент продукции от аспирина, до презервативов. Концерн поставляет свои товары по низкой цене в контролирующий её Ватикан, а именно весь ассортимент без разбора.

– Негоже Святому Престолу вкладывать деньги верующих в столь сомнительные предприятия, – качал головой архиепископ, – да ещё и получать прибыль от того, что сам же и осуждает.

– Видимо епископ Ортинский иного мнения, – лишь заметил отец Матео.

– Вы думаете, ИРД виноват в этой щекотливой ситуации?

– Это ведь в его служебных обязанностях вкладывать деньги в прибыльные предприятия. Другое дело, почему епископ Марцинкус, перестал считаться с моральными принципами в вопросах бизнеса.

– Как говорил император Веспасиан: «Деньги не пахнут».

– О, да, – согласился отец Матео, – А может дело не в епископе Марцинкусе, а в папском советнике Синдоне? Кто знает, кому из них первому пришло на ум зарабатывать деньги для Ватикана на не богоугодных товарах.

Работа над докладом предстояла долгая, возможно несколько месяцев – слишком велик был объём сырой информации, которую предстояло вычитать и систематизировать. Каждый день Мурсиа подолгу засиживался в кабинете архиепископа.

– Отец Матео, хватит с вас на сегодня, – почти умоляюще протянул тот, – идите уже домой, а то скоро закроют ворота.

– Да-да, конечно, – ответил Мурсиа, устыдившись, что совсем забыл о времени и задержал архиепископ Ганьона.

На самом деле Мурсиа не заботили ни усталость, которой он не был подвержен, ни закрытие ворот в одиннадцать часов вечера, после которого из Ватикана нельзя было выйти. Как старательный агент Фортвудса, отец Матео уже давно выяснил для себя, как спуститься в подвал Апостольского дворца, пройти по подземному коридору, что проложен под музеями, библиотекой и секретным архивом, а потом подняться на поверхность за стенами Ватикана из подвала жилого дома неподалеку от строящейся станции метро.

Но сегодня так поступать он не стал. Выйдя за Бронзовые ворота, отец Матео неспешно побрёл домой по тёмным римским улицам. Немного задержавшись около будущей станции метро – обязательства перед Ником Пэлемом давали о себе знать – и, не увидев там никого в подозрительно белых одеждах, он вернулся домой за полночь.

Стоило отцу Матео переступить порог своей комнаты на первом этаже, как его тут же что-то насторожило. Теряясь в смутных ощущениях, он включил свет. На его расстеленной постели прикрывшись одеялом, но демонстрируя обнаженный торс, спал семинарист Петер. На письменном столе аккуратно лежали «Суммы против язычников», так же аккуратно была сложена на стуле и одежда молодого человека, включая нижнее бельё.

С минуту понадобилось Мурсиа, чтобы собраться с мыслями, оценить ситуацию и принять решение. Обстановка недвусмысленно подсказывала, что произошло, и с этим надо было срочно что-то делать. Единственное, что заботило отца Матео, так это как сохранить тишину, чтобы не всполошить донну Винченцу и Лючию.

Приблизившись к спящему, Мурсиа сгрёб его вещи со стула и метнул их на обнаженную грудь семинариста. Петер нехотя открыл заспанные глаза.

– У тебя минута, – каменным голосом произнёс отец Матео, – чтобы одеться и убраться отсюда.

Под его тяжёлым гневным взглядом молодой человек не смог произнести и слова, лишь испуганно заморгал заспанными глазами.

Мурсиа отошел к двери и отвернулся, демонстративно поглядывая на часы:

– Пятьдесят секунд, – решительно произнёс он, и за спиной послышалось спешное шуршание одежды и неловкие оправдания:

– Простите меня, отец Матео… я, наверное поспешил… простите… я правда думал, что вы… что мы… А эта книга лишь предлог…

Уже одетый, семинарист приблизился к отцу Матео и легким движением едва коснулся его плеча. Мурсиа резко обернулся.

– Что вы такое подумали? – понижая голос до шепота, грозно спросил он.

– Все эти дни я думал только о вас, – преданно глядя ему в глаза ответил юноша.

– Вы бы о душе своей подумали.

Но тот его словно не слышал и всё твердил о своём:

– Я наделся и в то же время боялся…

– И правильно делали. Что, в Тевтонском колледже подобные выходки теперь в порядке вещей?

– Это не выходка, отец Матео, – с пылом отвечал юноша, – я думал… я надеялся, что между нами что-то возникло, что-то вспыхнуло. Я ведь почувствовал это, и я… я готов на всё, что ни попросите.

– Я попрошу вас уйти.

«Все, что ни попросите» – слишком опасная фраза, если говоришь её альвару. Возьми искушение верх над разумом, Мурсиа бы воспользовался податливостью глупого семинариста, но совсем иначе – стал бы пить его кровь, чтобы больше не эксплуатировать набожное суеверие Лючии, будто кровопускание по древнему монашескому методу помогает унять греховные помыслы.

Но Петер не спешил вспоминать о благоразумии и, качнувшись в сторону отца Матео, попытался припасть к его губам. Мурсиа увернулся и, едва слышно зарычав, схватил семинариста за шкирку и тут же выволок его из квартиры в коридор, а затем и на улицу, попутно читая стихи из Книги Бытия об участи Содома и Гомморы.

– Ещё раз узнаю, о чём-нибудь подобном, – напоследок предупредил его Мурсиа, – немедленно доложу руководству вашего колледжа, чтобы они приняли дисциплинарные меры.

– Простите меня, отец Матео, – уже лепетал испуганный семинарист, – я все понял… я больше не буду…

Отцу Матео с трудом верилось сказанному, но продолжать дискуссию он больше не желал. Мурсиа вернулся в квартиру, а наутро как можно более спокойно и ненавязчиво поинтересовался у хозяйки:

– Донна Винченца, зачем вы впустили вчера в мою комнату того молодого человека?

– А не надо было? – тут же всполошилась женщина.

– Вообще-то нет. Так что он вам сказал?

– Сказал, что вернул книгу, ту самую, что при мне вы отдали ему. А ещё сказал, что хотел бы с вами поговорить, ну я и предложила ему остаться, кто же знал, что вы задержитесь на службе. А что случилось то?

– Ничего хорошего, – туманно ответил он. – Просто в следующий раз имейте в виду, что я не только секретарь епископа, но ещё и служащий госучреждения, и никого пускать ко мне не надо. Если кто и придёт, пусть оставит записку.

– Хорошо-хорошо, – поспешила заверить его хозяйка. – Так он что, украл у вас что-то? Надо же, а с виду такой приличный молодой человек…

Не в правилах отца Матео было осуждать человека за грех. Но произошедшее ночью мало походило на слабость плоти. Тут проглядывал далеко идущий расчёт. События последних дней подсказывали только одно – это не ошибка влюбленного и заблудшего юноши, а самая настоящая провокация. Провокация в ответ на всеобъемлющую инспекцию служб Ватикана, что закончилась не так давно. Оставалось только узнать, кто автор этой ловушки. Вряд ли на подобную гнусность решилось бы руководство «Римского обозревателя», даже учитывая, что большей критики от отца Матео в Ватикане в те дни никто не удостоился. Единственная аббревиатура, что вертелась на языке была ИРД. Видимо заместитель епископа Марцинкуса Меннини всё же сболтнул лишнее об акциях ИРД в банках Синдоны и Кальви, а теперь епископ Ортинский решил отыграться на отце Матео, пока окончательный текст доклада ещё не написан. И видимо семинарист Петер не просто так пришёл в приемную жаловаться на библиотеку колледжа, не подай ему эту идею высокие покровители курии. Он бы в жизни до этого не додумался, как не додумался бы лезть в постель отца Матео. Кто знает, может в комнате была спрятана ещё и фотокамера, и пока отец Матео отвернулся, Петер успел спрятать её под одежду и унести с собой. Хотя нет, вот же шторы демонстративно распахнуты – наверняка из дома напротив открывается великолепный обзор на комнатку отца Матео – спрятавшемуся там фотографу было бы что снять. Как же должно быть разочаровались покровители семинариста Петера, поняв, что повода для шантажа отца Матео у них не появилось, как и заветных фотографий, в обмен на которые отец Матео бы изъял из доклада всякое упоминание ИРД.

Все эти размышления навевали безрадостные мысли. Работать в Ватикане становилось как никогда опасно. Конечно, за семь лет службы отец Матео сумел нажить немало недоброжелателей, у которых одно упоминание его имени вызывало приступ паники. Но благодаря своей должности и скрытности епископ Марцинкус стоял в этом списке особняком.

Весь февраль, март и апрель отец Матео и архиепископ Ганьон были заняты составлением окончательного текста доклада для папы. Когда работа, наконец, подошла к концу, Мурсиа лично сдал документ в ватиканскую типографию и проследил, чтобы и без того вышколенные и умеющие хранить многочисленные тайны монахи, предельно точно выполнили свою работу. Что-то не давало отцу Матео покоя. Разум подсказывал, что доклад не всем придется по вкусу, а предчувствие вынуждало опасаться подделки или кражи. Монахи в типографии к его рвению относились с пониманием и в то же время неумело скрывали обиду на недоверие к своей порядочности.

Наконец, доклад был отпечатан, и не успела обсохнуть типографская краска, как отец Матео поспешил забрать документ и вручить его архиепископу Ганьону:

– Прекрасно, отец Матео, – обрадовался тот, с осторожностью принимая объёмную книгу, – сегодня же обращусь в статс-секретариат.

– Будете просить личной аудиенции у папы?

– Разумеется, иначе нельзя. То, что здесь описано, – он потряс докладом в руках, – его святейшество должен узнать из первых рук, иначе проку от нашей с вами работы не будет.

Отец Матео и сам прекрасно это понимал. Если комиссия выявила многочисленные факты злоупотреблений и коррупции по всему Ватикану, да ещё и неэффективность работы практически всех дикастерий, папа должен стать первым, кто об этом узнает.

Но прошла неделя, а архиепископа Ганьона всё не приглашали на аудиенцию к папе.

– Я решительно не понимаю, что происходит, – растерянно сетовал он. – Я обращался в статс-секретариат, но мне говорят ждать. Но я не понимаю, чего? Разве не папа поручил составить этот доклад? Разве не он ждал его четыре месяца?

Ситуация становилась странной и непонятной. На очередном «чаепитии» с кардиналом Оттавиани, отец Матео вскользь упомянул о вставшей перед архиепископом Ганьоном проблеме.