Текст книги "Стратегия обмана. Политические хроники (СИ)"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 64 (всего у книги 72 страниц)

– За то, что руководствуются правилом Мёрфи: хороший католик – мёртвый католик, – подсказала Алекс. – Я только одного не могу понять, отчего же лоялисты боятся запачкать ручки? Почему сами не пристрелят этого выродка?

– Видимо, не все лоялисты плохого о нём мнения.

– Ну да, ну да, – кивнула Алекс.

– Видимо, если его убьют свои, есть риск раскола внутри движения, а этих лоялистских группировок, сама знаешь, не счесть, и все готовы друг другу глотку вырвать даже по незначительному поводу.

– Нет консолидации, что поделать, – улыбнулась Алекс.

– Значит так, – заключил командир, – вместе с Шоном займешься Мёрфи. Даю вам неделю.

– А почему с Шоном? – тут же запротестовала Алекс. – Я и сама могу прийти в гости к Мёрфи.

– Вот поэтому приглядывать за тобой я и поручил Шону. Я знаю твою наглость и самоуверенность, будто ты бессмертная… – на этом месте Алекс жиденько засмеялась, но командир сделал вид, что ничего не заметил. – Даже не думай близко подходить к этому психопату. Выследите его, расстреляете, а потом скрывайтесь с места, чтобы никто ничего не видел.

– Я даже расстроена, – изобразив печаль на лице, ответила Алекс. – Значит, пыток в отмщение не будет?

– А оно тебе надо? – абсолютно серьёзно, даже с неодобрением спросил командир, – хочешь морально приблизиться к Мёрфи?

– Да нет, – пожала плечами Алекс, – это ведь хлопотно, сначала выдергивать тридцать два зуба плоскогубцами, потом горло резать. Кровищи-то будет, что не отмыться. Можно, конечно, повесить его на дыбу, чтобы долго мучился, но ведь это надо время, чтобы выждать.

Командир смотрел на Алекс крайне неободрительно:

– Может, хватит строить из себя безжалостного душегуба? Я ведь помню, как ты отказалась от бомб.

Сбросив с лица хитрую маску, она расслабилась:

– Ладно, ты меня раскусил. Я просто играю, – уже серьёзным тоном ответила она. – Расстрелять, так расстрелять. Жаль, конечно, что Мёрфи умрёт слишком быстро. Но ведь после этого он не сможет больше убивать, а это важней.

Перед акцией она только и сказала своему напарнику:

– Эта мразь и его банда убили двадцать католиков, – проверив барабан пистолета, Алекс добавила. – У меня шесть патронов, тогда с тебя четырнадцать выстрелов.

– Идёт, – охотно согласился Шон.

Они сидели в чёрном фургоне, припаркованном на улочке возле дома подружки Мёрфи. Когда он шёл по тротуару, как и говорилось в досье-расписании «за выпивкой», Алекс и Шон синхронно вышли из авто и открыли огонь по цели, а после того как Мёрфи упал замертво, быстро сели обратно и скрылись. Через несколько дней ВИРА заявила о своей причастности к убийству «мясника Шанкилла» Ленни Мёрфи.

Писали, что на его похоронах собрался весь свет лоялистов Белфаста. Трижды над его гробом раздавался залп орудий, а на могильной плите начертали «Здесь лежит солдат». А мамаша Мёрфи всё причитала, какие изверги убийцы его драгоценного сынка, ведь он в своей жизни и мухи не обидел.

А пока Алекс с Шоном вели незримую охоту на Ленни Мёрфи в Белфасте, в Арме полиция Ольстера начала дикую охоту на бойцов ВИРА. Во время облав полицейские задерживали республиканцев возле оружейных складов и тут же их разоружали – но таковы правила игры, и с ними не поспоришь. Спорить хотелось с другим. После задержания, разоруженных, а значит и не представляющих угрозу республиканцев, полиция просто расстреливала – на месте без всякого следствия и суда. Официальное объяснение – задержанные пытались оказать сопротивление, по факту – полиции просто хотелось пострелять в католиков. Не стало мясника Ленни Мёрфи, ему на смену пришли полицейские-киллеры.

За пять недель были убиты шесть католиков-парамилитаристов, и никаких служебных расследований о превышении полицейскими их полномочий так и не последовало.

Не то, чтобы раньше в ВИРА не знали, насколько жестокой и изуверской может быть ольстерская полиция. Все прекрасно помнили, как в самом начале конфликта они избивали дубинками демонстрантов, как потом врывались в квартиры людей и забивали некоторых насмерть, и как сейчас вместе с британскими солдатами отстреливают детей в парках пластиковыми пулями наповал. Но убийство на месте после задержания… Это уже было слишком. Если полиция хотела бы бороться с республиканцами, достаточно после задержания бойца отвести его в управление и сдать в тюрьму. Но нет, полиции этого было мало, им хотелось крови. И ВИРА ответила любезностью на любезность.

Полгода в составе мобильной ячейки Алекс только и занималась тем, что выслеживала полицейских, как на службе, так и после неё, а потом поджидала намеченную жертву в безлюдном месте и стреляла. На войне как на войне: либо полиция перебьёт ВИРА, либо наоборот.

Слишком остро в воздухе чувствовалась злоба и агрессия, какой не было в католических кварталах даже после Кровавого Воскресенья. Если тогда командование и рядовые бойцы ВИРА довольствовались разрушениями инфраструктуры, то теперь они всё больше жаждали крови и убийств по принципу «око за око». Людей чрезмерно озлобило нескончаемое противостояние, которому не было видно конца.

Но Алекс хотела остаться верной старым идеалам, что привил ей командир Туми. Верхом мастерства для неё стал подрыв полицейского участка в западном Белфасте в излюбленной ею диверсионной манере – без жертв, но с ущербом на миллионы фунтов стерлингов. Горда Алекс была и тем, что взрывчатку для подрыва, не залезая и в без того худую кассу ВИРА, она приобретала на свои деньги, что в предыдущие годы на пару с Родериком смогла заработать на политических провокациях.

А потом к ней пожаловал новый куратор от РУМО и приказал сворачиваться.

– Управление отзывает вас из Ольстера, – сообщил Алекс бесцветный и безэмоциональный субъект средних лет, назвавшийся Домиником. – В ближайшие дни вам рекомендовано покинуть пределы Великобритании, а лучше и Европы.

Алекс выслушала его внимательно, не перебивая, а под конец только спросила:

– А с чего это вдруг?

– Ронни очень дружен с Мэгги, – туманно объяснил он, – и поэтому в управлении приняли решение не омрачать их союз дорогостоящими выходками.

Алекс только усмехнулась этому намеку на сотрудничество Рейгана и Тэтчер:

– А если бы я не подорвала полицейский участок, а продолжила и дальше отстреливать полицейских, вы бы ко мне не приехали, чтобы пожурить? Ронни и Мэгги бы устроило такое положение вещей, когда отстреливают каких-то мелких людишек, но не покушаются на дорогостоящую инфраструктуру? То есть пока я не заставляю власти лишний раз лезть в казну, я их устраиваю?

– Вы очень верно подметили суть проблемы, – монотонно отчеканил Доминик.

– Да? А Мэгги Тэтчер случайно не кажется, что три миллиона безработных по всей Британии, куда большая проблема, чем взорванный участок в провинциальном городе? Она что, в прошлом году не прокалькулировала, во сколько военному бюджету обошлось отхапать у Аргентины Мальвинские острова?

– Победоносная война для самого непопулярного премьер-министра, – с жиденькой улыбкой развёл руками Доминик.

– Да чёрта с два она победоносная. Мэгги бы ещё объявила войну пигмеям в Габоне. Отобрала кучку островов у придурковатой диктатуры, а дифирамбов столько, будто она возродила Британскую Империю в былом величии и отвоевала Индию, не меньше.

– Это сила пропаганды. Она вселяет в людей гордость и заставляет забыть о насущных проблемах. Вы же, фрау Гольдхаген, их только создаете.

Алекс ужасно не понравилось это официозное обращение к ней по фамилии.

– Ты не понял, Доминик, – не сводя с него глаз, произнесла она, – я никуда не уйду, пока Ольстер не воссоединится с республикой. Я стольких товарищей похоронила за эту мечту, что не имею права от неё отказываться.

– Прискорбно это слышать, – и без тени всякой скорби проговорил он. – Вы, фрау Гольдхаген, слишком заигрались в ольстерского партизана. Ирландская мечта совсем не ваша. Вот если бы вы мечтали об объединении двух Германий…

– Да мне плевать на них, что на Западную, что на Восточную, – отрезала Алекс. – Я, как и мой прадед, сторонник независимой Баварии. А там, почему-то сейчас стоят натовские войска. Может, у Ронни Рейгана спросить, какого чёрта они там делают и против какой такой «империи зла» направлены?

Взгляд Доминика был более чем неодобрительным:

– Я знаком с такими умонастроениями. Я понимаю, что за пятнадцать лет службы вы слишком правдоподобно вжились в роль. Но срок вашей службы подошёл к концу, и вам пора возвращаться в реальный мир.

– Какой? Там, где натовские ракеты стоят чуть ли не в каждой европейской стране? А ты знаешь, Доминик, мне будет не очень-то комфортно жить в такой Европе, ведь случись что, одолеет Ронни старческий маразм или ещё что похуже, он нажмёт красную кнопку, и Советы ответят в первую очередь не ему, а тем странам, откуда улетят ракеты.

– Только не вздумайте устраивать теракты на объектах НАТО, – серьёзно заявил Доминик.

– Кстати, отличная идея, – озорно улыбнулась Алекс, – с моим-то уровнем подготовки почти плевое дело, спасибо РУМО за бесплатное обучение.

– Не вздумайте, – ещё раз повторил он. – Во Франции один ваш коллега тоже забылся и переступил грань между оплаченным террором и личными интересами, и сейчас взрывает всё что ни попадя и обещает продолжать это до тех пор, пока из тюрьмы не выпустят его жену.

– Это кто же такой? – заинтересовалась Алек, – не Карлос, случайно?

– Случайно он. Так вот, я настоятельно предостерегаю вас от подобной беспечности. Вас нанимали на работу не для решения личных вопросов за служебный счёт, а для вполне конкретных дел. Если вы, как и Карлос, перестанете это понимать, то вспомните что происходило в Риме в начале этого года. Будьте уверены, и вас не минёт чаша сия.

Намёк на суд по делу Моро и двадцать пять обвинительных приговоров был более чем понят. Но партизанскую войну Алекс так и не оставила.

Вслед за полицейскими, внесудебным отстрелом бойцов ВИРА занялась и армия, в особенности специальные подразделения САС. Они даже не стеснялись публично заявлять о своём кредо: «сначала стреляй, потом спрашивай». Слишком самоуверенное поведение для оккупационной армии, что стоит на чужой земле. Именно поэтому мобильной ячейке ВИРА было поручено умерить пыл и разубедить САС в безнаказанности, если не по суду, то по справедливости военного времени.

Больше полугода длилась эта охота. Доминик больше не приезжал к Алекс, чтобы укорить её в неповиновении. Зато в один из дней в своём почтовом ящике она обнаружила газету, которую никогда не выписывала, хотя бы потому, что газета эта была американской. В ней была краткая заметка, о том, что в Штатах арестован сотрудник итальянской разведки СИСМИ по имени Франческо Пацьенца. Фотография над текстом не оставляла место сомнениям – это был тот самый Франческо, с которым Алекс обстряпала покушение на папу римского три года назад. И вот Франческо в тюрьме. Невесёлый намек, от неизвестного почтальона.

Но Алекс на провокацию не поддалась. Она чувствовала, что в стране назревает что-то необычайное, сильное и может быть даже разрушительное для правительства и спасительное не только для Ольстера. Это случилось, когда Тэтчер начала классовую войну против британских шахтеров и профсоюзов. Надо же, весь прогрессивный мир сочувствует профсоюзу «Солидарность» из далекой Польши в их борьбе против диктата Советов, а здесь, в Британии выступления горняков против закрытия шахт умудрились назвать антидемократическим выступлением против правительства. Какое совпадение, а ведь Советы о «Солидарности» говорят точно так же. Вот только для британского правительства «Солидарность» – страдальцы от бесчеловечной тирании коммунизма, а горняки Британии сумасшедшие – так о них пишет «неподкупная» и «независимая» от правительства пресса.

Алекс внимательно следила за ходом забастовки и дивилась, как же всё это походило на Ольстер пятнадцатилетней давности. Бастующих избивает полиция, их кидают в тюрьмы, разве что не расстреливают, видимо Тэтчер считает это привилегией специально для ирландцев. А в остальном сходство поразительно. Если раньше Алекс свято верила, что конфликт в Ольстере стал возможен только потому, что англичане зверски ненавидят католиков-ирландцев, то теперь ей открылась другая истина – просто английское правительство всегда презирало свой народ, смотря на них сверху вниз и с презрением, как аристократ, смотрит на чернь, забывая, что эта чернь его и кормит. Правительству Британии всё равно, кто ты – ирландец, активист профсоюза или шахтер – посмеешь сказать хоть слово против, и гнев обрушится на твою голову в стократ.

Верная старинным традициям феодализма Тэтчер и её вассалы заявляли, мол, горняки сами виноваты, что угледобывающая промышленность пришла в упадок. О том, что шахты закрывали не сами рабочие, а правительство, разумеется, умалчивалось. Разумеется, ведь этот конфликт, как и почти все конфликты в мире, начался из-за денег. Тэтчер подкупили нефтяники, которые сначала надоумили её отвоевать месторождения на Мальвинах, а теперь заставляют разорить своих главных конкурентов – углепромышленников. А то, что за каждой тонной добытого угля стоят тысячи человек, их семьи, само собой, Тэтчер не волнует. Ей даже в голову не придёт задумываться о таких ничтожных букашках, как простые люди.

Алекс смотрела на то, как по телевидению крутят репортажи из метрополии о бастующих шахтерах и искренне им сочувствовала, потому что прекрасно понимала – от такой кровожадной суки как Тэтчер они ничего не смогут добиться. Три года премьеру было плевать на общественное мнение, когда из-за её принципиальности умирал в тюрьме депутат парламента Бобби Сэндс и еще девять голодающих, не станет она сентиментальной и сейчас, когда тысячи бастующих выходят на улицы. Тэтчер не растрогать перспективой гибели целой отрасли и обнищанию многих горных поселков и городов. Шахты нужно закрывать, и точка. Протестующим дать отпор, а особо шумных посадить в тюрьму. Железная леди с кровавой ржавчиной. Интересно, а когда обнаружится, что добыча нефти в Северном море слишком дорога и её количества не хватает для нужд энергетики, будет ли Тэтчер скорбеть об угольных шахтах, которых больше нет и угля из них больше не добыть?

А ведь сейчас от политики Тэтчер страдают не одни английские шахтеры. В Белфасте поувольняли половину служащих верфи, каждый квартал закрывают самые разные заводы, и на улице остаются тысячи людей, для которых нет новой работы. И так теперь по всей Британии.

Но первостепенным интересом для Алекс всё же оставалась обстановка в Ольстере. Его затмил только приезд Рейгана в Ирландию, где он сказал, что вмешиваться в ольстерский конфликт не намерен. Это был чёткий сигнал для Алекс и куда более понятный, чем слова Доминика – она, как и горняки, попала под увольнение, и шуток тут быть не может. Правда, после выходки, что устроил Рейган через пару месяцев, когда начал обращение к нации со слов: «Дорогие американцы, я рад сообщить вам сегодня, что подписал указ об объявлении России вне закона на вечные времена. Бомбардировка начнется через пять минут,» – Алекс уверилась только в том, что Рейган старый маразматик и, слава Богу, политику Штатов за него определяют другие люди.

Но больше всего её расстроила новость из Лондона, когда объявили, что Китай и Великобритания подписали соглашение о передаче Гонконга Китаю в 1997 году. То есть с Китаем о каком-то Гонконге договориться можно, а с соседней Ирландией об Ольстере ни в коем случае. Потому что гордость не позволяет. Потому что хочется ещё больше крови католиков, и еще больше крови полицейских и военных, которую прольет ВИРА. Но то, что произойдёт дальше, Алекс никак не ожидала.

Когда после подготовки к нападению на очередной полицейский патруль, Алекс вернулась домой и включила телевизор, она не поверила своим ушам: в Брайтоне ВИРА взорвала Гранд-отель, где проходила конференция консервативной партии. Пять человек убиты, тридцать один ранен, премьер-министр Тэтчер объявила, что конференция не будет отменена. Но большим удивлением для Алекс стало не то, что эта стерва выжила, а то, что ВИРА действительно взяла на себя ответственность за этот теракт.

– Что это за лажа? – спрашивала она в штабе, всё еще не в силах прийти в себя, – Это же не правда, зачем вы взяли на себя ответственность?

– Потому что мы никогда не отрицаем того, что совершили, – ответил ей командир.

– Но это же невозможно, – в недоумении смотрела на него Алекс. – Взорвать кабинет министров и Тэтчер – это же утопия, ни одна служба безопасности и близко не подпустит к отелю ни одного подозрительного человека.

Видимо это неверие изрядно подпортило командиру его лучезарное настроение, и потому он свысока ответил ей:

– Послушай, Алистрина, ты добровольно отошла от подобных дел еще два года назад. Если тебе что-то не по зубам, это не значит, что в ВИРА нет других людей, которые могут справиться со сложной задачей.

– Ты не понял командир, – насела она, – нельзя пронести бомбу в отель, где проходит конференция правящей партии, если ты не состоишь в сговоре со службой безопасности, как отеля, так и премьера. Так что скажешь, командир, кого ты подкупил, чтоб они не досмотрели сумки, которые твои бойцы внесли с отель?

– Ты говоришь чушь. Бомбу завернули в пленку, потому собаки её не учуяли.

– И что, даже досмотр не предусмотрен?

– Всех не досмотришь.

– Всех это кого? Членов консервативной партии? А сколько их там было? А они случайно не сняли весь отель под предстоящую конференцию? И как это наши люди умудрились мимикрировать под консерваторов, раз беспрепятственно прошли туда?

– Бомбу принесли в отель за месяц до конференции и спрятали под ванну.

– И что, потом её чудесным образом не нашли?

– Я же тебе сказал, она в пленке, собаки её не учуяли.

– А люди куда смотрели, те же горничные, которые месяц должны были убираться в этой ванной?

Командир пытался ответить, что служба безопасности отеля полные идиоты, а правительство – идиоты непуганые, но Алекс не слишком-то верилось в подобные оправдания удачной акции.

– Да что ты хочешь сказать? – вскипел он, – что я пошёл на сделку с бриташками? Ради чего?

– Я не знаю, каков был твой мотив, но британский мотив мне предельно ясен.

– Да? И каков же он?

– А ты не видел прессу? Тэтчер ведь теперь мученица. Несчастная леди по чистой случайности работала до трёх часов ночи и чисто случайно в момент взрыва вышла из номера, это её и спасло.

– По-твоему она сама спаслась, а пятерых однопартийцев оставила умирать и двух министров дала искалечить? – с нескрываемым скепсисом спросил командир.

– А ты что первый раз видишь и слышишь Мэгги по телевизору? Таким голосом разговаривают бездушные роботы в кино, машины без эмоций и сердца. Ей, что разогнать демонстрации горняков, что дать умереть от голода республиканским заключенным, что отдать приказ потопить аргентинский крейсер в обход министра обороны. Плевать ей на партию и на министров. Как она подсидела Хита, так других пустит в расход, если в этом обозначится выгода.

– И в чём выгода, по-твоему?

Алекс призадумалась:

– Теперь у общества есть повод посочувствовать выжившему правительству, а не шахтерам, которых оно разоряет.

Командир натужно улыбался. Ему было мало этих объяснений.

– Знаешь, Алистрина, ты хороший стрелок, и не стоит завидовать чужим удачам.

– Удача, это когда Британия оплакивала бы безвременную кончину Маргарет Тэтчер.

На этом Алекс вернулась домой и ещё долго размышляла о произошедшем в Брайтоне. Может она перегнула палку, и никакого заговора ВИРА и службы безопасности не было? А может спецслужбы знали о готовящемся теракте, но не стали мешать и использовали ВИРА вслепую? Потому и Тэтчер с министрами поселили подальше от заминированного номера. А может, и этого не было, и командир прав, Алекс совсем потеряла квалификацию и не способна сама провернуть такую акцию, потому и не верит, что это могут сделать другие?

А может, она просто перестала думать о простых вещах просто. После всех тех лет работы в Европе, когда каждая акция проходила под прикрытием и с благоволения спецслужб, она уже и не представляет, как покушение на крупного политика может осуществиться без их участия. Нет, Мэгги не папа римский, чтоб убивать её понарошку.

Воспоминания о последней акции в Риме натолкнули Алекс на воспоминания о Франческо и недавних новостях, что он уже сидит в тюрьме. Писали, что он мог быть причастен к взрыву вокзала в Болонье. Теперь Алекс жалела, что не знала об этом раньше и не могла спросить у него лично. Тогда бы… чёрт его знает, что бы она тогда сделала.

В Болонье для Алекс всё изменилось – старые идеалы пошатнулись. После визита Доминика и то немногое, что осталось в багаже её диверсионных знаний, тоже должно было лечь на пыльную полку ненужных навыков. Алекс заметила, что в Европе в последние годы мало что происходило по части политических убийств, похищений и терактов, зато очень активно власти подписывали договоры с американцами на размещение ракет.

Алекс помнила публикации в прессе по поводу рассекреченных директив Пентагона о том, как на чересчур самостоятельные страны-союзницы надо влиять путём засылки и тренировки подрывных групп, вроде Красных Бригад и неофашистов в Италии, «Серых волков» в Турции, ГРАПО в Испании, «Прямого действия» во Франции – все, декларируя хоть крайне левые, хоть крайне правые взгляды, были подозрительно солидарны в одном – они убивали неугодных для руководства США политиков и общественных деятелей.

Мироустройство менялось, и Алекс чувствовала, что в этом новом мире её криминальные и диверсионные умения больше не нужны, как не нужен Франческо Пацьенца, и Карлос, за которым теперь охотятся спецслужбы. Про Халида до неё доходили смутные слухи, что он тоже в тюрьме. А она сама пока на свободе, но надолго ли? Родерика уволили, и хорошо, если просто выгнали из РУМО. С Домиником никаких отношений у Алекс не сложилось, да и недолжно было сложиться, ведь он прямо заявил – всё кончено, ей пора собирать вещи и уезжать, потому что новых заданий от управления не будет.

Но если не будет, почему она обязательно должна покидать Ольстер? Все эти годы, что её принуждали работать в Европе, она постоянно корила себя за то, что слишком далека от Ольстера и ВИРА. Но теперь-то разрываться на два фронта не приходится. Кажется и Доминик, или кто там стоит выше него, решили не вмешиваться, и дать Алекс либо обрести воинскую славу, либо схватить пулю наповал. Очевидно одно – с тех пор, как она перестала взрывать полицейские объекты и приносить ущерб Британии, никто её беспокоить не будет.

А взрыв в Брайтоне тем временем дал свои первые плоды, утешительные для британского правительства и фатальные для Ольстера. Если за день до акции в Европейском парламенте прозвучало обращение к Британии, запретить пластиковые пули, от которых в Ольстере пострадало, погибло немало случайных прохожих, то спустя полторы недели после «чудесного» спасения Тэтчер, растроганная Европейская комиссия по правам человека сжалилась над обижаемой всеми премьером, и признала, что пластиковые пули, которыми запросто можно убить человека, можно применять во время бунтов. А уж что британские власти могут счесть бунтом, Алекс, пережившая Кровавое Воскресенье, не сомневалась, и потому еще больше посочувствовала бастующим шахтерам.

Через месяц Тэтчер под всеобщие овации после англо-ирландской встречи на высшем уровне заявила, что она против объединения Ирландии, что она против создания конфедерации, что она против совместного управления. То есть на двухстороннюю встречу премьер-министр явилась непоколебимо упертой стервой, которую устраивает нынешнее положение вещей в Ольстере и ничего менять она не собирается. ВИРА и дальше может убивать оккупантов, оккупанты и дальше могут убивать ВИРА и гражданских – всё хорошо, конфликт продолжается, новые гробы несут на кладбище – ничего, по мнению, Тетчер менять не нужно.

Но кое-что действительно изменилось. Впервые под суд попал британский солдат, убивший в Ольстере гражданское лицо. Двенадцать лет прошло со дня Кровавого Воскресенья, и только сейчас британцы догадались, что убийство католика это уголовное преступление.

Пока Алекс продолжала охотиться на патрули, а с некоторых пор ещё и на информаторов, засланных в ВИРА, появился лишний повод подумать, а есть ли у неё в ВИРА будущее. Будет ли у неё это будущее хоть где-нибудь.

В новом году, как говаривал Доминик, Ронни пригласил Мэгги выступить в конгрессе. А вот депутата от западного Белфаста, которого католики Ольстера избрали вполне демократическим путём в палату общин, который, как и Тэтчер перенёс покушение, когда в него стреляли обласканные британскими властями лоялисты – его в конгресс не пустили. Новая политика и симпатии Рейгана, так сказать, были на лицо.

В Советской России, этой «империи зла», тоже не всё было ладно. За последние два года там скончался уже третий генсек. Когда Алекс услышала имя нового, оно смутно показалось ей знакомым. Потом Алекс всё же вспомнила – этот самый Михаил Горбачев не далее как несколько месяцев назад приезжал в Лондон и говорил, что хочет вести переговоры о сокращении ядерных вооружений. Тэтчер ещё тогда сказала, что Горбачев ей нравится и с ним можно иметь дело. Для Алекс более худшей характеристики сложно было придумать. Вряд ли Тэтчер могут нравиться иные политики, если они не конченные подонки. А в условиях противостояний США и СССР похвала от союзницы Рейгана выглядела более чем подозрительной.

Но не о мировой политике приходилось думать в последнее время. Получив новую партию оружия, Алекс с пятью товарищами отправились к тайнику, чтобы схоронить его. Но там их уже ждали каратели из САС. Град пуль из армейских автоматов прошил на месте троих бойцов ВИРА. Алекс успела закрыть собой Шона и принять на себя огневой удар. Шон успел подхватить её сумку с оружием, потом дернул Алекс за руку и вместе они сиганули в укрытие.

Больше часа они отстреливались от британского спецназа, но всё же успели вырваться из окружения и сбежать. Шон ещё долго спрашивал Алекс, цела ли она, точно ли всё хорошо:

– У тебя на спине куртка в решето, – каким-то странным голосом произнес он, – ты уверена, что не ранена?

Прокашлявшись свинцом и черной кровью, Алекс через силу ответила:

– В порядке.

Было заметно, что Шон ей не поверил, но убеждать его в том, что от автоматной очереди по корпусу можно выжить, ей было лень.

– Всех убили… – тяжело дыша, с хрипом, говорила она, – кроме нас.

– Да. – Шон втянул воздух и закурил. – Чёртовы сасовцы, сволочи британские, тэтчеровские свиньи… Таких парней… таких парней сгубили.

– Я не понимаю, – тоже закуривая, продолжила Алекс, – зачем они хотели нас убить?

– Чего? – опешил Шон, – ты первый день в Ольстере? Не слышала, что тут протестанты убивают католиков? Не в курсе, что полиция и армия без предупреждения убивает бойцов ВИРА? Алистрина, ты чего? Ты же старый боец, чего вдруг такие вопросы.

– А вопросы такие, именно потому, что я и есть старый боец. Знаю этих сволочей получше многих, поэтому не понимаю, зачем им нас убивать, зачем вообще надо было убивать ещё с десяток разоруженных ребят до нас. Мы террористы, Шон, с нами нельзя так поступать.

– Да, конечно, – горько усмехнулся он.

– А ты поставь себя на место полиции. Ты знаешь, где ВИРА прячет оружие, можешь устроить там засаду и переловить всех, кто туда придёт, а потом применить к ним пытки и выбить показания, в которых они сознаются, где заказали оружие, кто с ними ещё служит, когда ждать новых терактов.

– У нас много крепких парней, они никогда ничего не скажут.

– Есть такие. Но их не так много как ты думаешь. Любого можно сломать. Можно заставить говорить о том, что было и даже чего не было. Понимаешь, Шон, властям мы, бойцы ВИРА, полезны, пока живы. А если нас отстреливают без предупреждения, значит, властям не нужно знать правды о готовящихся диверсиях и засадах, о подполье и каналах сбыта оружия. Значит, им не выгодно с нами бороться по-настоящему.

– Ага. Я только что видел, как им не выгодно с нами бороться, когда они убили троих их нас.

– Я о другом, – вздохнула Алекс, чувствуя, как дыхание обретает прежний ритм.

– Я понял, – с нарастающим раздражением произнёс Шон. – Просто они идиоты и не понимают того, о чём ты только что сказала. Им интереснее охотиться на людей. Очень по-британски.

– Такое тоже может быть.

– А ведь они могли нас взять и арестовать… Но они просто мстят.

– Это не месть Шон. Помнишь, почему мы убили Ленни Мёрфи? Потому что полиции и суду было на него плевать. Нам пришлось вершить правосудие и останавливать эту кровавую скотину. Мы стреляем в полицейских и солдат, потому что они убивают гражданских и никогда не несут за это ответственности. Правосудие же над ВИРА в Британии никто вершить не мешает. Но нас всё равно решили расстрелять, и я уже сама не понимаю почему.

– А меня волнуют не их мотивы. У меня другой вопрос – кто их навел на склад?

На прояснение ситуации ушло три недели и три патрона в бедовую голову информатора. В военное время, когда предатель одним своим словом убил троих бойцов, простреленным коленом он не отделается.

Алекс все не могла перестать думать, почему САС собиралось расстрелять пятерых бойцов ВИРА, что шли к складу с оружием. Боялись, что республиканцы первыми откроют огонь? Нет, достаточно дождаться, когда оружие будет спрятано, и республиканцы пойдут обратно налегке, и тогда уже можно брать их без единого выстрела. Непрофессионализм САС? А ведь говорят, что они лучший спецназ в мире, хотя может и врут. А может у них был другой приказ – именно что убивать наповал. Зачем? Чтобы ещё больше нагнетать обстановку в Ольстере, чтоб добиться ещё более суровой ответной реакции. Да, железная леди с кровавой ржавчиной знает толк в политике.

А может, где-то за океаном бывшие работодатели дали добро на устранение бывшего агента Кастор-573? Ведь Ронни дружит с Мэгги, так почему бы и их спецслужбам не дружить? Почему бы в качестве жеста доброй воли не выдать всех внедренных агентов, которые своё отслужили и больше не нужны? Вот, Франческо Пацьенца уже в тюрьме американской и скоро поедет в тюрьму итальянскую. Так он и не террорист, чтоб его банально убивать. Мысленно прокрутив в голове, сколько за шестнадцать лет работы на РУМО она провела акций и сколько всего знает о тайных операциях спецслужб, Алекс ужаснулась. С таким багажом воспоминаний на пенсию не отправляют – только на тот свет. И тогда около склада с оружием у САС это вполне получилось, если не учитывать, что пулями альвара убить нельзя.