Текст книги "Стратегия обмана. Политические хроники (СИ)"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 72 страниц)

– Как же вы тогда работали в Инквизиции? – решил поймать его на слове Ник.

– Я был всего лишь квалификатором, а не инквизитором.

– И что это значит?

– Выражаясь современным языком, я был экспертом в области права, а не прокурором, и, тем более, не был судьей.

– И скольких после вашего экспертного заключения отправили на костер? – Ник тут же пожалел, что спросил это, ибо вслух вопрос прозвучал очень грубо.

– За десять лет службы только одного, – без тени обиды ответил Мурсиа.

– Всего?

– Вам мало? – поддел он Ника.

– Да нет, – растеряно произнёс тот, – просто думал, что вы скажете про пятьдесят или сто человек.

– Стольких заподозренных в ереси я опрашивал в год.

– И что с ними было потом, после вас?

– Они каялись и отрекались от ереси.

– А потом?

– Потом возвращались домой и жили как раньше. Вам дико это слышать, мистер Пэлем, или вы думаете, я вас обманываю?

– Нет, что вы, – поспешил заверить его Ник, – просто это не совсем то, что мне приходилось читать и слышать об Инквизиции.

– Разумеется не то. История, знаете ли, делится на подлинную и ту, что описана в учебниках. А та, что описана в учебниках, расщепляется на множество других историй, на любой вкус, так сказать.

– То есть, всё было не так как в книгах, – заключил Ник.

– Видимо, вы ожидали услышать от меня что-то об охоте на ведьм…

– Если честно, да.

– Тогда спешу вас разочаровать. На ведьм охотились протестанты, а не католики. Особенно в вашей старой доброй Англии. Это у вас несчастных женщин сдавали властям за вознаграждение, а после вешали или топили.

Тут Пэлем не мог не заступиться за честь страны.

– Можно подумать, испанская Инквизиция была образцом человеколюбия.

– Покаяние, мистер Пэлем, вот и всё, что было нужно для свободы. Ни пытки, ни штрафы, только раскайся в грехе и никто не тронет тебя и пальцем.

– Вот так просто? Извиниться, сказать, что заблуждался и никакого костра?

– Игнатий Лойола так и сделал, – ответил бывший квалификатор, хитро улыбнувшись.

– Жалеете, что тогда ему поверили?

Мурсиа пожал плечами и ничего не ответил.

– А тот единственный ваш подследственный, которого отправили на костер, что же, не захотел каяться? Даже для вида?

Мурсиа еле слышно вздохнул. Видимо ему до сих пор было неприятно вспоминать о том человеке и его участи:

– Он искренне верил в то, что считал правдой и не захотел отрекаться от ереси, ни искренне, ни для вида, как бы я его об этом не просил и не уговаривал.

– Так вы просили его солгать перед судом? – поразился Ник.

– Я знал немало закоренелых грешников, которые к концу жизни всем сердцем отрекались от зла и начинали вести жизнь праведников. Я верю в искупляющую силу покаяния, и верю, что прийти к нему никогда не поздно, главное только прийти. Но… полагаю, вы тоже не считаете абсолютно все законы своего королевства справедливыми и мягкими. К тому же тот человек помимо ереси обвинялся и в убийстве посредством яда. К смерти его приговорил светский суд, так как церковный не имел на это право.

Странным получился это разговор, даже грустным. С полчаса они ехали в абсолютном молчании, пока Ник снова не спросил:

– Как же вы не разуверились в церкви после того как Лойолу назначили главой ордена иезуитов?

– Мистер Пэлем, если бы я связывал каждое действие папы с чистотой веры, то давно бы уже был атеистом.

– Но ведь Лойолу сделали святым, – не отставал тот.

– Это значит, что и папа может ошибаться.

– Как же так? – поразился молодой человек. – Разве католики не считают, что папа непогрешим?

– Папа непогрешим лишь в вопросах веры и морали. Этот догмат был принят только в 1870 году. А Лойола стал генералом ордена иезуитов в году 1541.

– Здорово, – усмехнувшись, заключил Ник. – В 1541 году папа мог ошибаться, а с 1870 – нет. Как так может быть?

– Политика, мистер Пэлем. В тот год папская область перешла под юрисдикцию Италии, и папа вместе с землями лишился и светской власти. В тот год Первый Ватиканский Собор, можно сказать, в качестве моральной компенсации наделил папу непогрешимостью.

– Надо же. Так вы верите в этот догмат или нет?

– Я верую в Отца, Сына и Святого Духа, Святую Вселенскую Церковь, общение святых, прощение грехов, воскресение тела и жизнь вечную.

У Ника едва не вытянулось лицо от такого списка, во что верит Мурсиа.

– Это апостольский символ веры, мистер Пэлем, – на всякий случай пояснил отец Матео. – Как видите, ничего о папе в нём не говорится.

– Стало быть, папа вам не указ, – почти разочарованно заключил Ник, а внутри уже нарождалось беспокойство.

– Что бы вы понимали, мистер Пэлем, признаюсь, что я не седевакантист и не старокатолик, ибо живу я на этом свете давно и знаю, что от церковных расколов и сектантства в первую очередь страдает чистота веры. Но я так же как и они не признаю решения двух ватиканских соборов и власти двух последних пап.

От этой информации Ник и вовсе пришёл в замешательство. Католический священник да ещё монах плевать хотел на папство? Это же нонсенс!

– Как же тогда вы собираетесь работать в Ватикане?

– Очевидно, с усердием и прилежанием. Не надо так нервничать, мистер Пэлем.

– Как же не нервничать, если с таким настроем вас в два счета оттуда выкинут!

– Вряд ли своими взглядами я кого-нибудь там удивлю.

– Сильно в этом сомневаюсь.

– И зря. Один провинциальный священник, позднее ставший папой, однажды приехал к ватиканскому двору. После этого он сказал: «Увидеть Рим, значит лишиться веры».

– И с таким настроем он стал папой? Здорово, ничего не скажешь.

– Однако это замечание весьма точно. Это для простых верующих папа небожитель. А для курии он вполне реальный человек из плоти и крови, которого можно запросто встретить в коридорах дворца или увидеть на аудиенции. Говорят, предыдущий папа запросто мог зайти в мастерскую ватиканских каменщиков и пригубить там стакан вина в компании рабочих. Так что не волнуйтесь, мистер Пэлем, говорить нынешнему папе в лицо, что он ересиарх, я не буду, и пить вино с ним тоже не стану.

И Нику пришлось поверить, ибо ничего другого ему теперь не оставалось. Зря он не послушал полковника Кристиана, а ведь тот предупреждал, что Мурсиа не так-то прост, как может показаться. Теперь Ник Пэлем с замиранием сердца ожидал когда поезд прибудет в Рим, в город, где он точно потеряет веру в свой и без того зыбкий профессионализм.

Глава вторая

1968, Средиземноморье

В солнечном Майами на вилле саудовского мультимиллионера хозяин по имени Аднан принимал дорого гостя.

Устроившись в роскошном кресле с замшевой отделкой, молодой человек по имени Джейсон поднял хрустальный бокал охлажденного виски с дизайнерского подноса и принялся смаковать напиток, пока хозяин виллы делился с ним своими планами:

– У меня есть на примете очаровательная девушка, специально для тебя.

– Большое спасибо, Аднан, за твое гостеприимство, но это будет лишним.

– Не спеши отказываться, Джейсон, – улыбался ему саудовец. – Мое предложение поистине ценное. Я предлагаю тебе дикий алмаз, необработанный и потому неприглядный на первый взгляд. Но ты можешь отшлифовать его по собственному вкусу, придать ту форму, какую сочтёшь нужной, добиться того блеска, какого только пожелаешь.

– Ты как всегда внимателен и заботлив, Аднан. Но, боюсь, мне придётся повременить с твоим предложением, если оно останется в силе, разумеется.

Аднан покачал головой.

– Джейсон, ты не понимаешь, от чего отказываешься. Мой алмаз призван не услаждать взор, а резать стекло.

Понемногу Джейсон начал понимать, куда клонит хозяин дома:

– Стало быть, – спросил он, – ты считаешь, что та девушка может быть полезна мне в работе?

– Ну конечно! О чём же ещё я говорю тебе последние пять минут?

Джейсон только улыбнулся. Витиеватые иносказания всегда деликатного саудовца могли запутать кого угодно.

– Тогда давай поговорим поподробнее, – предложил молодой человек. – Ты же понимаешь, в моём деле необходима точность, без всяких увёрток.

– Разумеется, – согласился Аднан.

– Значит, ты хочешь предложить мне нанять в управление одну из твоих контрабандисток?

– Самую лучшую из моих морских экспедиторов, – тут же внёс уточнение мультимиллионер. – Она не по годам умна и сообразительна. У неё феноменальная память. За пять лет, что она работает на меня, не было ни одной сорванной по её вине доставки.

– Так уж и не одной? – усомнился Джейсон. – Даже в облавы полиции в портах не попадала?

– Нет, такое бывало, но это уже не её вина, а мои просчёты. От полиции она уходит всегда, со всей документацией, деньгами, а если надо, то и с невыгруженным оружием.

– Интересно как?

– Она мой лучший экспедитор, – ещё раз повторил Аднан, будто это должно было всё объяснить. – Если надо, оружие сбросит в море и никаких улик не останется. А накладные с деньгами положит в водонепроницаемую сумку и уплывет с ними подальше от судна.

– Так на чём же уплывет?

– Ни на чём, Джейсон. Она просто нырнет под воду. У неё потрясающая способность обходиться без воздуха долгое время. Она может проплыть, не выныривая, несколько миль, а полиция решает, что она утонула. Но она вынырнет у ближайшего пляжа, а потом сядет на грузовой рейс и отплывёт на нашу базу. Пять раз, Джейсон, пять раз она возвращалась ко мне из самых глухих окраин Средиземноморья и всегда со всей суммой от сделки за вычетом того, что потратила на дорогу. Она умеет быть честной и верной.

– Я знаю, Аднан, твои работники уважают и любят тебя, как и ты их, иначе и быть не может.

– Никто из покупателей не сбил при ней цену, – продолжал перечислять достоинства своей контрабандистки Аднан, – никто не отказался платить и никто из покупателей не оставался без привезённого ею товара, который они приобрели у меня.

Джейсон лишь кратко кивнул и спросил:

– И чем той алмаз может быть ценен для моего управления?

– Много ли у вас на службе молодых женщин… да и просто женщин? Я говорю не о секретаршах и не об уборщицах, что натирают полы в вашем штабе. Есть ли у вас женщины-агенты?

– Не так много, – был ему краткий ответ.

– Готов поспорить, что их наберётся менее процента от общего числа. Поверь мне, Джейсон, женщины способны на многие вещи, абсолютно не подвластные мужчинам.

– Да, я слышал о компаньонках, которых ты постоянно отправляешь иранскому шаху, – усмехнулся молодой человек.

– Это бизнес, мой друг, – улыбнулся ему в ответ Аднан, – а мои смышлёные прелестницы умеют очаровывать клиента и приносить мне всегда добрые вести. Но та, о ком я тебе говорю, вряд ли способна очаровывать. Она цветок совсем для иного сада.

Пока Аднан вновь не перешел на поэтический язык, Джейсон поспешил уточнить:

– Она разбирается в оружии?

– Превосходно разбирается.

– Умеет им пользоваться.

– Возможно только немного. Но ты ведь можешь её этому научить.

И Джейсон всерьёз призадумался.

– Откуда она вообще появилась в твоей флотилии? – спросил он.

– Это удивительная история. Когда-то она была замужем за тунисцем и жила в пустыне вместе с его племенем, плела там ковры, а потом продавала на базаре. Когда муж погиб в песчаной буре, она решила вернуться на родину, пришла в Колло и попросилась на корабль до Европы. Когда я впервые увидел её в порту, то не сразу поверил, что она европейка, до того она успела одичать в пустыне. Если бы не светлая кожа и блондинистые волосы, так бы и продолжал думать, что она берберка.

– Европейка пожелала выйти замуж за пустынного кочевника? – усмехнулся Джейсон. – Действительно, что может быть удивительней.

– Только то, что она с радостью обрезала свои длинные кудри, сменила берберскую одежду на походную и согласилась отработать свой билет до Европы на моем судне. Сходила в один рейс, затем в другой, а потом она передумала возвращаться в Европу. Уже почти десять лет как она сопровождает мои грузы и не мечтает вернуться на родину. Поверь, я с болью в сердце отрываю от себя столь драгоценное создание и всё из любви к ней. Она несчастное одинокое дитя, без прошлого и с сомнительным будущим. Мне бы очень хотелось помочь ей. И помочь тебе, мой друг. Ты приятный молодой человек, несомненно, сумеешь найти к ней подход. А твой работодатель обязательно останется доволен таким ценным приобретением.

– Возможно-возможно, – задумчиво произнёс Джейсон и заметил, – Одного не могу понять. Если она такой хороший экспедитор, зачем ты хочешь отдать её мне? Не в одном ведь человеколюбии дело, Аднан. Ты бизнесмен и никогда не станешь упускать выгоду. Так что не так с твоей лучшей работницей, раз ты решил от неё так ловко избавиться?

Немного помявшись, саудовец признался:

– Как работник она хороша всем. Вот только порой в её голове появляются безумные идеи, которые хорошо бы применять на войне, а не в торговле. Уж не знаю, кто её родители и что они пережили во время войны, раз бежали из родных мест в Тунис. Знаю одно, их дочь – дитя войны, и они воспитали её так, что по родной Европе она не тоскует, даже напротив. И людей, что там живут, отчего-то крайне не любит. А ведь я заключаю сделки с европейцами, Джейсон. Я не могу и дальше присылать им груз с экспедитором, которая если и не хамит им в лицо, то может устроить злую шутку. Друг мой, прошу тебя, забери её в своё управление. Там ей наверняка помогут найти место, где она сможет выплеснуть агрессию и свои старые обиды. А ей это нужно, поверь мне. И вам это может быть крайне полезно.

* * *

Пока торговец оружием с многомиллионным состоянием рассыпался перед кадровым агентом управления обещаниями отдать ему на перевоспитание своего лучшего экспедитора, этот самый экспедитор вдвоём с капитаном судна плыл посреди Лигурийского моря.

– Терпеть не могу Монако, – буркнул Кэп, причаливая в порту.

Его видавшая виды яхточка смотрелась гадким утёнком посреди роскошных судов артистов и миллионеров, что прибыли в это мини-государство проматывать лишние деньги в казино и ресторанах.

– Что так? – ехидно поинтересовалась Алекс, разглядывая через стекло пристань.

– Да потому что из свободных мест всегда только это – напротив полицейского участка!

И вправду, впереди виднелось невзрачное здание, вывеска на котором гласила, что это и есть логово полиции. Алекс покосилась на своего единственного попутчика, капитана невезучей яхты. Его густые черные брови заметно вздыбились, а окладистая борода взъерошилась, скрывая большую часть лица. Этот прожжённый морской волк никогда не называл ей своего имени – в деле контрабанды оно было неуместным, поэтому Алекс называла его попросту Кэп. Своего же настоящего имени она и не думала скрывать. Зачем, ведь у неё давно нет даже документов, это имя подтверждающих.

Причалив, контрабандисты молча разглядывали полицейский участок и всех, кто туда входил и выходил.

– Когда прибудет покупатель? – недовольно поинтересовался Кэп.

– Через 135 минут, – тут же ответила Алекс, даже не взглянув на судовые часы.

– Долго, – проскрипел зубами Кэп и принялся недовольно бурчать, – Вот почему им приспичило получить груз именно в Монако, а не в Ницце или Сан-Ремо? Тамошние порты куда больше и затеряться там легче…

– Значит, груз им нужен именно в Монако.

– Вот скажи мне как экспедитор и эксперт по вооружению, зачем в Монако двадцать килограмм взрывчатки?

– Заказчику виднее, – пожала плечами Алекс.

Кэпа этот ответ не устроил.

– Пойду в город, – известил он, – на 135 минут. Если будет облава, поступай как ты всегда и делаешь. К чертям собачим всё остальное.

– Не жалко бросать яхту?

– Жалко, но свобода дороже.

Алекс ничего ему не ответила. Пригладив перед замызганным зеркалом светлые кудри, она поднялась из трюма на палубу.

Стоял полдень. Заезжая богема уже расползлась по городу в поисках развлечений. Кэп прохаживался в порту и по окрестным улочкам в надежде высмотреть в толпе покупателя ещё до того, как тот взойдет на борт яхты. Алекс от нечего делать курила на палубе.

За два года совместных плаваний у них так и повелось, что в европейских портах на землю сходил только Кэп, Алекс же всегда оставалась на судне. И дело было вовсе не в знании английского, на котором оба говорили с ощутимым акцентом, но Кэп всё же грамотнее и понятнее. Просто по окончании Второй мировой Александра Гольдхаген убедилась на собственной шкуре, что значит быть изгоем на жестоком континенте, где каждый готов тебе плюнуть в лицо и ударить в спину. После пережитого ей было несложно невзлюбить Европу, невзлюбить настолько, что Алекс брезговала попирать её землю своими разношенными шлепанцами. Так она и проводила все стоянки в портах Старого Света, куря на палубе или отлеживаясь в тесной каюте рядом с опасным грузом и размышляя о послевоенном сытом мире в Европе и неистребимой жажде европейцев приобретать самые разные орудия для убийства друг друга.

Покупатели, наконец, соизволили появиться на борту яхты, не постеснявшись опоздать на двадцать две минуты. Их было четверо – видимо, двое будут тащить ящик, а двое прикрывать его собой по флангам, чтоб не засветиться перед полицией. Два здоровяка действительно остались на палубе, куда подоспел Кэп, а двое, что выглядели посолиднее, спустились в трюм вслед за Алекс.

– Слушай, малышка, – игриво начал тот, что был помладше и улыбчивее, – и что тебя соблазнило на морские путешествия?

– Буду рассказывать лет через тридцать, как каталась на яхте с личным капитаном до Монте-Карло.

Ответ ему понравился и он рассмеялся. Но его спутнику было не до игривых бесед.

– Кое-что поменялось, – каменным голосом сообщил он Алекс, когда она привела визитеров к вожделенному ящику и открыла его, демонстрируя товар. – Вся партия была нужна нам ещё вчера. Но время ушло, и сегодня нам нужна только половина.

– И что мне делать с другой половиной?

– Что хочешь. Хоть выкинь в Лигурийское море, хоть продай монегаскам, мне всё равно. Меня интересует только моя половина.

– Ладно, плати как договаривались и бери сколько хочешь.

– Нет, бизнес есть бизнес, я беру половину и плачу за половину.

Алекс немигающим холодным взглядом серых глаз уставилась на обнаглевшего переговорщика.

– Это не бизнес, а развод, – твёрдым голосом произнесла она. – Плати за всё, бери всё и уматывай с яхты.

– Не груби мне, девочка. – Одним неспешным движением главарь вынул из-за полы куртки пистолет и направил его в сторону Алекс. – А лучше сделай скидку.

Беретта, девять миллиметров, профессиональным взглядом тут же отметила она. Лихо ответить не получится, хоть Алекс и торговала оружием, но при себе такового никогда не носила, ибо считала, что в мирное время оно не нужно. Всё-таки представление шестидесятидевятилетней «девочки» о жизнеустройстве сильно устарели.

Попятившись от вооруженного человека, она приблизилась к ящику со взрывчаткой, из желания закрыть собой ценный груз.

– Ты же должен понять, я экспедитор, а не продавец. Это не моя цена, не мой товар и не мои условия.

– Сочувствую тебе, но надо было причаливать в порту раньше.

– Мы не нарушили срок.

– Уверена?

– Абсолютно. И если вчера тебе нужно было снести старый мост или подорвать генерала де Голля, а взрывчатки не оказалось под рукой, это твой промах, а не мой.

Бандит взвёл курок и что-то шепнул своему молодому подельнику. Тот вынул из-за пазухи толстый свернутый конверт и кинул его на раскладной стол.

– Бери, что даю, а половину того, что привезла, оставь себе.

– Ты сам нарушаешь договор, – злобно произнесла она, – мы прибыли вовремя, ты опоздал…

– Лучше не спорь со мной, – пригрозил он. – Считаю до десяти. Один… Два… Три…

Делать было нечего. Не то чтобы Алекс боялась, что её застрелят – это-то как раз её ничуть не страшило. Страшнее было вернуться в порт Колло и предстать перед взором босса с половиной оговоренной им суммы.

Отойдя от ящика, Алекс безучастно наблюдала, как молодой бандит перекладывает в принесённую им дорожную сумку бруски взрывчатки. Апатично пересчитав купюры из конверта, она вернулась к опустевшему ящику. Взрывчатки поубавилось ровно на половину – хоть в этом мошенники оказались честны.

Понуро Алекс опустилась на край ящика и закурила.

– Знаешь, я ведь очень дорожу своей работой, – начала она, не сводя глаз с предводителя банды. – Если я вернусь с половиной суммы, мой работодатель этого не поймёт.

– Ничего страшного, отработаешь недостачу в следующих рейсах.

– Да нет, – она ненавязчиво стряхнула пепел в открытый ящик, – следующего рейса может и не быть.

– Шеф! – тут разволновался молодой подельник.

– Ты что творишь? – в посуровевшем голосе старшего отчётливо зазвучали панические нотки, и он поспешил точнее прицелиться.

– Курю, – пожала плечами Алекс и после глубокой затяжки снова стряхнула искрящийся пепел на взрывчатку. – Ты против?

– Черт возьми, да! – не сдерживая эмоций, прокричал он.

– А что мне ещё делать, если я расстроена? – и Алекс наигранно шмыгнула носом. – Мне так грустно при мысли как босс меня уволит, что и думать не хочется. Зачем жить без любимого дела? Без любимого моря? Уж лучше остаться навсегда под его волнами.

Сверху послышался топот. Через пару секунд в каюту ворвался Кэп.

– Уйми свою психопатку, а то она подорвет нас всех! – крикнул ему главарь бандитов.

– Убери оружие, полудурок, – прикрикнул в ответ капитан.

А Алекс продолжила говорить с вооруженным бандитом, при этом ехидно улыбаясь:

– Ты же сам предложил делать с остатком всё что захочу. Зачем же топить такой ценный материал? Уж лучше устроить фейерверк. Жаль только, что сейчас не ночь, будет смотреться не так эффектно.

– Ты точно спятила… – прошипел он.

– А ты точно не успеешь сбежать с яхты, – словно не слыша его, продолжала она. – И люди твои не успеют. Обидно, столько человек погибнет, и всё из-за твоей патологической жадности.

Пока Алекс изящно выдыхала дым мудрёными завитками, бандит прикидывал, что же ему делать. Видимо он пришёл к выводу, что если попадет с пяти метров психопатке прямо в лоб, скорее всего, в предсмертной агонии она успеет невольно потушить окурок о брусок взрывчатки.

Он тут же спрятал пистолет и вынул из куртки второй сверток с деньгами, идентичный по объёму первому.

– Бери и отдай ящик!

Алекс покорно поднялась с места. Спустившиеся с палубы мордовороты поспешили по команде своего шефа закрыть и унести ящик. Когда все четверо покинули яхту, проводив их, Алекс удовлетворенно выдохнула, а Кэп едва удержался, чтоб не отвесить ей подзатыльником, видимо посчитал, что скандал на палубе может привлечь ненужное внимание.

– Совсем сдурела? Всех решила на тот свет оправить? И меня тоже? А я вроде, согласия на это не давал!

– Да ладно тебе, – с беззаботным весельем отозвалась Алекс, – ничего же страшного не случилось, напротив…

– А если бы случилось?

– Если-если… – пробурчала Алекс. – Ты же не собрался жить вечно?

Кэп только разочарованно кинул:

– У тебя точно плохо с головой, – после чего поспешил опуститься в трюм.

– Конечно, – пожала плечами Алекс, – у меня ведь три контузии…

«… Ещё с войны», – про себя добавила она, – «и пуля в голове».

– Вернемся на базу, – раздалось снизу, – забуду, как тебя звать. Боссу расскажу, как ты хотела потопить его судно. Ни в один рейс с тобой больше не пойду.

А Алекс снова закурила и, повернувшись спиной к городу, принялась разглядывать гладь моря.

– Куда же ты денешься?

Вернувшись на базу в алжирский Колло, капитан поспешил ссадить Алекс на берег и пригрозил ей и близко к нему не подходить. Размолвка продолжалась не больше недели. Прибывший из Майами босс снова подкинул работу:

– Красавица моя, – как всегда воодушевлённо начал он, обнимая Алекс во время прогулки по набережной вдоль контрабандистской флотилии. Алекс и не думала отстраняться, ибо знала, что в мыслях у босса нет ничего скабрезного. Просто он всегда был со всеми вежлив и обходителен – хоть с клиентами, хоть со своими служащими, даже самого низшего звена. И откровенно льстит он тоже из вежливости. – Красавица моя, есть у меня очень сложный заказ. Рассчитываю только на тебя и ни на кого более.

– Неужто придется везти ядерную боеголовку?

Босс рассмеялся.

– Ну что ты, всего лишь сотню АК-47 с комплектом магазинов и два ящика гранат.

Алекс пожала плечами:

– Тогда в чём подвох? Придётся плыть в какой-нибудь Судан через Суэцкий канал?

– Ну, ты почти угадала. В Эн-Накуру, самый юг Ливана.

Алекс и этому не удивилась.

– Ливан так Ливан.

– Не боишься? – хитро спросил босс.

– Нет, а чего бояться? Будь я трусихой, не пошла бы на эту работу. Вот только Кэп, вряд ли согласится.

– А, – рассмеялся он, – я слышал, как вы сплавали в Монте-Карло. Вот за что люблю тебя, так это за неугасающий цинизм и изобретательность.

– Кэп после этого меня знать не хочет.

– Ничего, захочет. Заказ хороший, клиент уже всё оплатил, нужно только доставить груз и вернуться назад. Ничего сложного.

– Да, – охотно согласилась Алекс, – ничего сложного.

Кэп был другого мнения, но противиться воли босса он не стал. Не в том он был возрасте, чтобы раскидываться предложениями выйти в рейс, а после искать новую работу.

Долгие дни в море разбавлялись краткими остановками на небольших средиземноморских островах Гаудеш и Гавдос. Только когда яхта вышла к финальному рывку, до того молчавший все те дни Кэп внезапно заговорил:

– Да, – задумчиво протянул он, не сводя взгляда с горизонта, – проплываем мимо Тира… Великая Финикия. Родина алфавита и пурпура. Античная морская империя…

– Что это ты такой сентиментальный сегодня? – поинтересовалась Алекс.

– Потому что хочу думать о том, как в этих местах процветала Финикия, а не о том, что теперь здесь граница Ливана и Израиля.

Алекс прекрасно понимала его тревогу. Ей и самой было немного страшно. Груз надо было доставить в ливанскую Эн-Накуру. Ошибись Кэп в навигационных расчетах на четыре мили, и они высадятся около какого-нибудь израильского кибуца. Не надо быть семи пядей во лбу, чтоб понять, что их заказчики палестинцы, и стрелковое оружие им нужно не для шумного празднования свадьбы.

– Израильтяне тебе не тихие монегаски, – хрипло бурчал Кэп, – если надо, не постесняются войти в воды Ливана. И тогда нас расстреляют. А если это будут не пограничники, а «Иргун» со «Штерном», тогда нас расстреляют, а после вырежут сердца и съедят их.

Алекс недоверчиво покосилась на капитана. Кэп был не из трусливых, иначе бы не стал заниматься контрабандой, однако кто-то его неслабо припугнул, поведав о взрывном нраве израильтян.

– Что за ересь, Кэп? «Иргун» со «Штерном» лет пятнадцать как расформировали. Но они даже в Дейр-Яссине не ели сердец.

– Зато вырезали нерожденных младенцев из женских животов. Не бубни под руку, лучше смотри по сторонам.

Нерожденные младенцы… У самой Алекс имелись свои причины недолюбливать израильтян после того как она схлопотала две пули в спину от их пограничной службы. К слову, в то самое время она ещё не была контрабандисткой, а вполне себе мирной кочевницей, овдовевшей ковроплётчицей из племени амазигов, которая просто хотела покинуть Магриб, где все напоминало о почившем супруге. Но те две пули и крики умирающих женщин и детей вокруг заставили её повернуть обратно и бежать без оглядки. Второй раз она попыталась покинуть Магриб морем, вот только от одного вида европейского берега в сердце защемило, а от пары пренебрежительных и напыщенных фраз заказчика злоба начала закипать внутри, и Алекс поняла, что зря хотела вернуться. Дороги обратно не было, как и той страны, которую она когда-то давно покинула.

– Кажется, приплыли, – объявила она, разглядывая в бинокль береговую линию.

Прямо по курсу лежал город, вернее небольшой городок. Пока Кэп выруливал к пристани, они с Алекс успели присмотреться к окружающей обстановке. С севера в их сторону шёл военный катер, и белый флаг с голубым могендовидом окончательно привёл контрабандистов в чувства.

– Твою мать! – пораженно выдохнул Кэп.

– Конец, – тихо подтвердила Алекс.

Шок от увиденного оказался настолько сильным, что Кэп и не пытался развернуть яхту и на всех парусах кинуться прочь в море.

– Приплыли, говоришь? – злобно кинул он Алекс, будто она и вправду была в чём-то виновата.

– Лучше ты мне скажи, гениальный штурман, как ты умудрился идя с севера проскочить весь Ливан и Эн-Накуру, раз завёз нас в Израиль!

Одним резким жестом она указала на пристань, увешенную всё теми же флагами сионистского государства.

Яхта зашла в гавань. Пограничный катер всё приближался.

Кэп пулей кинулся из рубки в каюту. Алекс поспешила следом.

– Поздно скидывать груз! – кричала она вслед. – Что нам делать?

– Делай что хочешь, а я буду готовиться к аресту, – он заметался в поисках ножниц и бритвы, – Когда повяжут, пусть помучаются с опознанием.

– Вот так просто? – поразилась Алекс. – Ты сразу сдашься?

Кэп понял её настрой и поспешил рявкнуть:

– Даже не думай брать АК и отстреливаться! Нас потопят одним орудийным залпом. Это тебе не монегаски!

Алекс только скорбно глядела, как капитан кромсал ножницами густую черную бороду, гордость любого морского волка.

– Затупятся же, – жалобно процедила она.

Но Кэп её не слушал.

Нужно было срочно что-то делать, как-то отделаться от пограничников, наплести им что-то. На иврите Алекс знала только два слова – кашрут и маца. Надежда, что израильские солдаты знают английский, оставалась. Вот только Алекс знала его не настолько хорошо, чтобы притвориться заплывшей на Святую Землю американской или английской туристкой. К тому же у неё не было ни американских, ни британских документов – вообще никаких. Последние канули в Лету ещё в 1942 году, а поддельными ей обзаводиться было лень. К тому же теперь не избежать проверки трюма, а там…

Дерзкий план родился внезапно, искра наглости заиграла в мозгу, призывая к решительным действиям.

– Я поднимаюсь на палубу, – трепеща от предвкушения объявила Алекс.

– Куда? – Кэп чуть не выронил из рук бритву. – Дура! Жить надоело?

– Брейся лучше. Я скажу им, что плыву с мужем в Хайфу к любимому дяде.

– Какому ещё дяде?

– Моше Кацу. Должны же найтись в Хайфе хотя бы с десяток Моше Кацев.

– На каком языке ты собралась им это втирать?

Алекс не ответила, она уже поднималась по ступенькам.

– Крест спрячь, племянница Каца, – прозвучало снизу.

Разумная мысль. Алекс поспешила застегнуть рубашку на груди, словно готовясь замерзнуть от морского ветерка. Катер подобрался к яхте вплотную. Пограничники с автоматами наперевес недружелюбно взирали на неё со своей высокой палубы. А Алекс приветливо улыбалась им. Бесцеремонно военные высадились на яхту, сопровождая своё вторжение нагловатыми репликами на экзотичном восточном наречии, какое раньше нельзя было услышать даже около синагог.

– Ой, мальчики, я вас совсем не понимаю, – защебетала она. – А кто-нибудь у вас говорит на идиш?

Если верить статистике, то большинство поселенцев в Израиле прибыли сюда из Восточной Европы, то бишь, Идишлянда. Может молодые люди после идеологической обработки сионистов считали своим родным языком иврит, но те, кому за сорок точно должны были знать идиш, а те, кому тридцать, хотя бы помнить его из детства. Сама же Алекс помнила только, как сотни больных заключенных в Берген-Белзене говорили меж собой на этом языке. Она слышала его и даже понимала сквозь призму родного немецкого почти дословно.