Текст книги "Стратегия обмана. Политические хроники (СИ)"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 72 страниц)

– У вас гости? На сколько персон мне накрывать?

– Одну.

– Заказ принят, – весело ответила Мадлен и повесила трубку.

Харрис заинтересованно спросил:

– И кто это одалживает вам свою секретаршу?

– Волтон Пэлем.

– А, – понимающе протянул старик, – Пэлем, главный геолог. Ещё не заходил к нему. Надо будет обязательно навестить.

– Решили нанести визиты во все отделы?

– А что мне ещё делать, полковник? – развёл руками старик, – больше суток я летел в Лондон именно для этого. Сначала добирался из Бёрчипа до Мельбурна, из Мельбурна вылетел в Лондон. Пока летели, садились сначала в Сингапуре, потом в Бомбее, затем в Дубае, потом в Стамбуле. А из Хитроу ещё пару часов добираться до Фортвудса…

– Тяжёлое путешествие, мистер Харрис, – серьёзно, не скрывая обеспокоенности, заметил полковник. – В ваши годы такие перелёты здоровья не прибавляют.

– А что делать, полковник? Такие события в Фортвудсе, а я на окраине мира.

Заслышав стук каблучков, полковник поспешил подняться с места и подойти к двери, чтобы открыть её перед Мадлен. Девушка, любезно улыбаясь, вошла в кабинет и, поставив на стол поднос, кошачьей походкой покинула помещение. Лишь у самых дверей она обернулась, чтобы одарить полковника одной из своих самых обворожительных улыбок, после чего окончательно ушла.

– Видная девушка, – сухо заметил Харрис, когда та покинула кабинет. – Из Грэев или Темплов?

– Нет, её фамилия Бетелл.

– Наёмная? – удивился старик, беря чашку в руки, – Что так? Здешние дамы считают ниже своего достоинства помогать своим братьям и мужьям, что приходится приглашать посторонних?

– Это совсем другая история, – заверил его полковник. – Мисс Бетелл попала в Фортвудс два года назад прямиком из под-Лондона.

– Даже так? – удивился Харрис, – что, белолицые захотели поживиться?

– Не в том смысле. Мисс Бетелл привёл к гипогеянцам один её поклонник, так сказать для приобщения к клану вечноживущих. По чистой случайности оперативники её нашли вовремя, но насмерть перепуганную.

– Ещё бы. Так что вы сделали с тем альваром, что привел её к гипогеянцам.

Полковник пожал плечами:

– Провели профилактическую беседу в течение трёх часов, получили заверение, что больше красивых девушек он водить по подземельям не будет. И отпустили. А что мы ещё можем ему предъявить? А Мадлен Бетелл, как понимаете, после потрясения от лицезрения белых кровопийц пока что приходит в душевное равновесие здесь, в Фортвудсе.

Таков уж был порядок работы в Обществе: свидетелей, соприкоснувшихся с жизнью подземного мира, ненавязчиво заставляли остаться в Фортвудсе – для реабилитации, для успокоения, для сохранения альварской тайны, в конце концов. Так они и служили на невысоких должностях в поместье, пока не свыкались с мыслью, что мир населяют не только смертные люди, и что трезвонить на каждом углу о существовании бессмертных кровопийц не стоит.

– А у вечноживущих всё же есть чувство прекрасного, – заметил Эрик Харрис. – Из этой девушки вышла бы самая настоящая альваресса.

– Вряд ли, – произнёс полковник, – мисс Бетелл призналась, что не переносит даже вида крови, а чтобы её ещё и пить…

– Ерунда, – отмахнулся старик, – привыкла бы, никуда не делась.

Полковник улыбнулся. Его всегда забавляли ситуации, когда смертный со знанием дела рассказывал альвару как альварам должно жить.

– Вы, наверное, уже догадались, зачем я приехал, – наконец перешёл к делу Харрис.

– Есть кое-какие соображения, – кивнул полковник и напрягся в ожидании дальнейшего развития разговора.

– Было, конечно, грубостью с моей стороны не приехать на похороны сэра Гарольда, но, полагаю, все отнеслись с пониманием к моему положению.

– Разумеется, мистер Харрис. Никто и не думал обижаться на вас, зная, где вы живёте.

– Однако сейчас я приехал, – и он вздохнул. – Если б я только знал, чем закончится совет восьми семейств, поверьте, я бы прибыл к самым похоронам, лишь бы принять участие в совете и наложить вето на кандидатуру Майлза Стэнли.

Полковник немало удивился такому развитию событий. Впервые он слышал, чтобы в Фортвудсе с его всепроникающими и разветвленными семейными связями, кто-то выступил бы против члена своей семьи.

– Я уже в курсе, – продолжал Харрис, – что было на собрании после напутственной речи. И знаю всё, что наговорил вам этот мерзавец после.

– Мистер Харрис… – начал было полковник, но старик не дал ему слова.

– Подождите, полковник, я знаю, ваше безупречное дворянское воспитание не позволяет вам жаловаться на оскорбления какого-то сопляка, но то, что вытворил мой зять, просто уму непостижимо.

Полковник не стал спорить ни о дворянском воспитании, которого у него, к слову, не было, ни о том, что сэр Майлз действительно вёл себя чересчур экстравагантно.

– Я до сих пор не могу понять, – признался Эрик Харрис, отложив остывающую чашку чая, – как совету вообще могло прийти в голову упоминать имя Майлза на собрании. Кто вдруг решил, что из него выйдет неплохой глава Фортвудса? Сегодня я весь день ходил по особняку и спрашивал – никто не сознался. Это просто катастрофа, такому человеку как Майлз нельзя ничего возглавлять.

– Полно вам, Мистер Харрис, мне кажется, вы слишком принижаете заслуги своего зятя.

– О каких заслугах вы говорите?

– Если честно, – признался полковник, – я не часто контактирую с администрацией Фортвудса, но, полагаю, совету восьми о сэре Майлзе известно больше моего.

– Черта лысого им известно, уж простите за грубое выражение. Там сидят старые маразматики, которым уже лет за семьдесят, видимо они и почувствовали в Майлзе родственную душу. Я уже говорил с Колином Темплом, Мартином Грэем и Питером Расселом. Они рассказали мне о его стратегии войны с Гипогеей, – и старик раздраженно покачал головой. – Я бы на их месте не посмеивался. Их счастье, что Майлз предложил им самим разработать план. Если б сейчас у него был период обострения, то план он бы сделал сам, да такой, что и Вашингтону не снилось. Сколько я уже насобирал за девять лет его гениальных планов, – с презрением выплюнул он, – об оптимизации закупок говядины в зимний период, об экономии электричества в рабочее время – всё сжег от греха подальше. Поймите правильно, Майлз болен.

Полковник недоуменно спросил:

– Чем болен?

– Душевным недугом. Это было чудовищно ошибкой избирать такого человека главой Фортвудса. Хотя, я отчасти понимаю членов совета. Поверьте, Майлз может быть дьявольски убедительным, даже обаятельным. Признаться честно, вначале я и сам поверил, что он перспективный служащий с неординарным мышлением, иначе бы не выдал за него свою дочь. В первые полтора года всё было нормально, а потом началось обострение. Месяц он изводил нас и своих коллег идиотскими идеями. Сам-то он полагает, что его идеи просто гениальные, бесценные не только для Фортвудса, но и для всей галактики. Потом мы нашли врача, который объяснил, что это болезнь и болезнь циклическая. Когда и сколько будет длиться период спокойствия, а когда наступит обострение, предсказать невозможно. Так что теперь, когда Майлз по вечерам начинает выкручивать в комнатах лампочки или глубокой ночью распиливает замороженное мясо на двенадцать равных кусков, мы всей семьей понимаем, что пора. Дочь начинает подмешивать ему в еду лекарства, потому что этот, простите, сукин сын, пить их добровольно отказывается. Ему, видите ли, хорошо, просто превосходно и восхитительно, у него невероятный подъём сил, фонтан гениальных идей, а мы, бездари, ничего не понимаем. В общем говоря, в такой период его пора изолировать от нормальных людей. Сейчас с ним всё более-менее в порядке.

– Серьёзно?

– Да, полковник, и не дай Бог вам увидеть, что бывает, когда наступает маниакальная фаза. Майлзу нельзя было становиться главой Фортвудса. Даже Роберт Вильерс это понимал и не продвигал его на постах в администрации. Но теперь переигрывать поздно – королева возвела Майлза в рыцари, и по заведённым не нами правилам он останется главой Фортвудса да конца своих дней.

Старик Харрис задумчиво воззрился на полковника, будто что-то обдумывая. Полковника это взгляд насторожил.

– Только не говорите, что собираетесь мне кое-что предложить.

– Нет, полковник, я хочу известить вас, что пока я жив и здоров, мой драгоценный зять будет под надежным присмотром. Никаких угроз ареста, никаких стратегических планов войны с Гипогеей. Будьте спокойны, я за этим прослежу. Можете считать это регентством.

– Ну да, – мрачно откликнулся полковник, – при короле Георге III что-то подобное уже было.

– Да, а теперь его потомки больны порфирией и гемофилией и пребывают под нашим надзором. Кстати, вы ведь знали всех дедов и прадедов Майлза. Неужели среди них тоже были больные люди?

– Признаться честно, не могу ничего такого припомнить. Правда, такого в Фортвудсе ещё не бывало.

– Всё когда-нибудь случается в первый раз.

Полковник согласно кивнул и заметил:

– Как бы сказал один мой знакомый и уже давно покойный анатом – это вырождение от близкородственных браков.

– Может и так, я не спорю. У меня ведь есть общие корни со Стэнли, по линии сестры того Стенли, что основал группу кельтологов. Так что, ещё неизвестно, что станется с моими внуками при таком-то отце, – и старик устало вздохнул.

На этом они расстались, и Эрик Харрис побрёл по коридорам Фортвудса, налаживать диалог с остальными главами отделов.

Полковник ещё долго рассуждал про себя о перспективах своей дальнейшей службы в Фортвудсе и смирился, что ничего хорошего в ближайшие десятилетия его не ожидает. Одно дело безумный клерк, другое дело начальник секретной спецслужбы с наполеоновскими планами и бредовыми идеями.

В дверь постучала Мадлен Бетелл. Она пришла, чтобы забрать посуду.

– Мадлен, ты, случайно не едешь в эти выходные в Лондон? – поинтересовался полковник.

Девушка окинула его изучающим взглядом, видимо, пытаясь угадать, что же может последовать за этим вопросом.

– Да, вместе с Ритой Грэй и Энн Темпл мы поедем в центр.

– Пройтись по магазинам?

– Угадали.

– Мадлен, у тебя, случайно не найдётся времени зайти в книжный магазин?

Брюнетка кокетливо улыбнулась.

– Случайно найдётся.

– Ты сможешь купить для меня справочник или учебник по психиатрии?

Взгляд девушки стал заметно хитрее, глаза сузились, а красные губы растянулись в ехидной улыбке.

– А что случилось?

– Ничего, – невозмутимо ответил полковник. – А что должно было случиться?

– Вы уже второй человек за сегодня, кто спрашивает у меня о книге по психиатрии.

– А кто был первым?

– Колин Темпл. Он хотел попросить меня зайти в фортвудскую библиотеку, поискать книгу там, но я отказалась.

– Что так?

– Во-первых, у мистера Темпла есть своя секретарша. Во-вторых, какой смысл идти в нашу библиотеку, если найти в ней и так ничего невозможно?

Полковник был с ней полностью согласен. В 1901 году, после изгнания Общества из Лондона, всю документацию из штаб-квартиры спешно и беспорядочно погрузили в коробки и так же беспорядочно выгрузили в левом крыле особняка. То, что после этого назвали библиотекой и архивом, больше напоминало склад макулатуры и тогда, в 1901 году, и сейчас, ибо раскрутившаяся спираль бюрократии заставила все отделы строчить тысячи листов документации, которые нашли упокоение в хаотичных недрах архива-библиотеки. По традиции единовременно обслуживал её всего лишь один архивариус-библиотекарь, и разобрать залежи бумаги по хронологии и темам никто из четырёх человек пребывавших в разное время на этом посту по сей день так и не смог.

– Но в книжный магазин для меня ты сходишь? – на всякий случай переспросил полковник.

– Схожу.

– И чем это я заслужил такое расположение?

Девушка только пожала плечами.

– Вы – это вы, а мистер Темпл всего лишь мистер Темпл.

Полковник достал из ящика стола крупную купюру и протянул её Мадлен.

– Сдачу оставишь себе.

От неожиданности девушка захлопала ресницами.

– Но этого много…

– Ничего страшного. Мне, правда, неудобно отвлекать тебя поручениями в твой же законный выходной.

– Я бы всё равно купила бы для вас эту книгу.

– Спасибо тебе, Мадлен. Ты мне снова очень помогла.

И девушка направилась к выходу. Изящно обернувшись, она загадочно улыбнулась и произнесла:

– Когда-нибудь я обязательно спрошу с вас все долги, – и на этом она вышла из кабинета.

Недолго полковник пребывал в недоумении от её слов, так как в помещение ворвался Ник Пэлем, оперативник двадцати четырёх лет.

– У меня к вам деловое предложение, – с ходу начал светящийся энтузиазмом молодой человек.

– Давай-ка без этого угрожающего блеска в глазах, – попытался осадить его полковник. Он прекрасно знал своего подчиненного, особенно то, что порой тот слишком увлекался работой не на пользу делу. – Что ты на этот раз придумал?

– Есть идея как нам контролировать под-Рим.

«Ну хоть не с Гипогеей воевать» – с облегчением подумал про себя полковник и вслух сказал:

– Сначала обоснуй, зачем нам это нужно.

– Из-за метро, разумеется.

– Метро в Риме построили ещё в 1955 году, – напомнил ему полковник.

– Тогда построили только одну ветку, – не отставал Ник Пэлем, – Сейчас собираются строить вторую, я узнавал. И будет она проходить рядом с Латинской и Аппиевой дорогами.

– И?

– Это античные дороги.

– Я понял, что дальше?

– А под ними – катакомбы.

Теперь всё действительно встало на свои места. Старый город, его пересекают древние дороги, под ними лежат древние катакомбы, по ним прогуливаются не менее древние гипогеянцы. Развороши этот улей подземным строительством как когда-то в Лондоне, и белые кровопийцы всем назло станут жить ещё и в римском метро.

– Слушаю твои предложения, – произнёс полковник.

И Ник снова засветился счастьем.

– Самое интересное, что новая ветка будет кончаться сразу возле Ватикана, вроде как для удобства туристов. Но, – он сделал наигранно трагическую паузу, – в самом Ватикане тоже имеются подземелья.

– Вообще-то, их подземелья именуются некрополем. Там хоронят пап.

– Да, но этот некрополь до конца так и не изведан. Перед войной под Собором Святого Петра начали раскопки и даже нашли новые ходы. В античные времена на этом месте стоял цирк Нерона, так что неизвестно в какие годы и куда провели эти ходы. Может до Колизея, может до Кастель-Гондольфо.

– И что про эти ходы написали в археологических отчетах?

– Ничего. Это же Ватикан. Там всё секретно, – и глазом не моргнув нашёлся с ответом младший Пэлем.

– Так в чём суть твоего предложения?

– Нам нужен человек, который обитал бы и в Риме и в Ватикане одновременно. Он бы мог контролировать ситуацию и там и там – кто, где, когда вылезает на поверхность, и что там делает. Такой человек был бы нашим агентом в Вечном Городе. Он должен знать об альварской и гипогеянской специфике, быть готовым к походам в подземельях, не бояться столкнуться там с белыми кровопийцами. Для внедрения идеальным вариантом был бы священник. Так что вы думаете?

Полковник Кристиан немного помолчал, прежде чем сказать:

– Благословляю тебя, друг мой. – Легким жестом полковник перекрестил удивленного Ника и добавил. – Езжай в церковь, окрестись по католическому обряду. Может через несколько лет тебе разрешат поступить в семинарию. А лет через пятьдесят ты станешь кардиналом, и папа любезно пригласит тебя в Ватикан возглавить какую-нибудь конгрегацию или комиссию. Вот тогда-то ты и сможешь беспрепятственно ходить из Рима в Ватикан и обратно. Только, подозреваю, подземелья тебя к тому времени уже перестанут интересовать.

– Я ведь серьёзно, – почти обиженно произнёс Ник. – Нам нужен священник, который согласится работать на нас, и работать против белых.

– Пэлем, любой священник шарахнется от белых как от демонов из преисподней и будет прав.

– Только если он сам не альвар, – расплылся в самодовольной улыбке оперативник.

– Я даже не буду спрашивать, где ты собираешься искать такого и как уговаривать. Извини, Пэлем, но это дурость, а не план.

– Не спешите с выводами, полковник, – напустив серьёзности, произнёс молодой человек. – Я прошерстил фортвудскую картотеку и нашёл там папку с данными на Матео Мурсиа. Идеальный вариант: 770 лет, монах-цистерцианец, священник, бывший квалификатор Инквизиции, в XVII веке уже бывал в Ватикане. Ревностный католик, не терпит кровавых зверств белых подземников. Вчера я вернулся из Каталонии, говорил с ним по этому поводу…

– Ты что делал? – посуровел полковник, не скрывая своего удивления.

Час от часу не легче… Полковник вспомнил отца Матео, католического священника, всегда сурового на вид, с тяжёлым пронизывающим взглядом, и подивился, как у молодого оперативника Ника Пэлема вообще хватило духу с ним беседовать.

– Да, я ездил в монастырь, где сейчас живёт Мурсиа. Знаю, вы против, чтобы младшие сотрудники один на один общались с альварами…

– Я не об этом. Уж кто-кто, а Мурсиа тебя и пальцем не тронет. Я о другом – зачем ты вообще стал его беспокоить? Он старый человек, хочет побыть один, раз снова вернулся в монастырь. Не надо к нему лезть с сомнительными предложениями. Он всё равно не согласится. Когда-то я объездил пол-Европы, чтоб найти его и спросить совета. Так он говорил со мной сквозь зубы, и это при том, что между нами не было никакой вражды. Он очень устал от мира, не надо его опять туда тянуть.

– Так вам интересно узнать, что он ответил на мое предложение? – загадочно улыбнулся Пэлем.

– И что же? В жизни не поверю, что согласился.

– Во всяком случае, не отказался.

– Неужели? – недоверчиво произнёс полковник. – Может, ты путаешь вежливость с согласием?

Ник отрицательно мотнул головой:

– Он сказал, что готов поехать в Рим.

– Вот так просто?

– Вот так просто.

– И в чём подвох?

– Ни в чём, – невозмутимо ответил Ник.

– Вот уж позволь тебе не поверить. Ни один альвар старше двухсот лет в здравом уме не согласится сотрудничать с Фортвудсом по доброй воле.

– Но вы же сотрудничаете.

Полковник глубоко вздохнул и, досчитав до трёх, степенно произнёс:

– Я полноправный глава отдела и получаю за это деньги. Вот мне и интересно, что такого ты предложил отцу Матео, что он тут же согласился на твой план?

– Если честно, я ему ничего не предлагал. Но, вы бы видели тот монастырь, где он обитает – одни развалины, по ним бродит пять стариков, самому молодому не меньше семидесяти лет. На их фоне даже Мурсиа стал выглядеть лет на пятьдесят, хотя судя по досье должен казаться тридцатидвухлетним. Он явно мечтает сбежать из этого малолюдного дома престарелых хоть в Рим, хоть в Ботсвану, лишь бы, наконец, напиться молодой крови. Полковник Кристиан, дайте добро на его вербовку и я…

Полковник невольно рассмеялся в голос:

– Парень, ты явно ошибся дверью. Вербовкой занимаются в международном отделе, как их этому учили в МИ-6. Не отнимай у людей хлеб.

– Да не хочу я с ними связываться! – возмутился Ник. – Стоит только предложить им сотрудничество, считай, всё пропало, и дело они забирают себе. Надоело, – упёрся он. – Я не стану с ними ничем делиться.

– Пэлем, я серьёзно, будет конфликт интересов. Мне этого не нужно.

– Кто занимается гипогеянцами? – насел на полковника Ник, и сам же ответил – оперативный отдел. Вот и всё. Это наше дело и международникам незачем совать в него свой нос. Полковник, всё можно сделать тихо, без шума. Есть же у вас завербованные оперативники во всех европейских странах.

– И не только европейских.

– Вот именно. И о них не знает никто кроме вас. Это ваша персональная агентура и никто на неё не покушается.

– Предлагаешь включить в её ряды и Мурсиа? Даже для меня это слишком.

– Почему нет?

– Он альвар, к тому же старше меня лет на двести.

– И что, только возраст для вас помеха? Но это же такая мелочь.

– Зато не мелочь то, что из отца Матео агента не сделать. Он, конечно, служил какое-то время в Инквизиции, но кровавым мясником точно не был. Отец Матео богослов, книжник, одним словом, человек интеллектуального труда. Он не силовик, у него нет нужной подготовки как у меня или даже у тебя, и посылать его в ватиканские и римские подземелья не слишком разумно.

– Да что с ним там может случиться? Не съедят же его, в самом деле.

– Откуда ты знаешь?

Ник Пэлем недоуменно захлопал глазами:

– Это вы о чём?

– Был у меня такой случай, хотел я побеседовать в под-Лондоне с одним тамошним обитателем. Но, разговор как-то не задался с самого начала, и он порезал мне печень, забрал свечу и оставил истекать кровью.

Ник открыл было рот, но не сразу нашёлся что сказать, видимо так его потрясло откровение о том, что даже полковник Кристиан не всесилен.

– И как же вы выбрались наружу?

– Неважно как, но выбрался и исключительно чудом. А ведь мог там и остаться надолго, если не навсегда. Поэтому оперативные группы и ходят в под-Лондон по четыре-пять человек. А ты предлагаешь послать отца Матео в одиночку патрулировать античные катакомбы. Пожалей старого богослова.

– Да нет же, я предлагаю сделать его агентом, человеком, который был бы в курсе, что творится под Ватиканом и Римом. А если возникнет необходимость для патрулирования, можно будет собрать посвященных людей. У вас же есть агенты среди тамошних карабинеров?

Полковник ничего не ответил и лишь продолжал испытующе смотреть на молодого человека.

– А в папской гвардии? – хитро сузив глаза, продолжил Ник.

И снова полковник ничего не ответил.

– Вот видите, силовая поддержка для Мурсиа у вас найдётся. Так я поеду в Кастилию?

– Зачем в Кастилию?

– К Матео Мурсиа. Дожму богомольца, и он с радостью поедет в Рим поступать в Латеранский университет.

– Это ещё зачем? – изумился полковник – Пэлем, что ты напридумывал? Я тебе говорю, пожалей старого богослова, зачем ему опять учиться?

– А как иначе он попадет в Ватикан? Документы, где он священник лет двадцати шести мы ему выправим, даже найдем епископа, который согласится в случае надобности сказать, что это он рукоположил Мурсиа в священники. Но в Ватикан простой священник может попасть только если он личный секретарь кого-нибудь их тамошних шишек, или если он учится в одном из папских университетов, а чтоб заработать на жизнь, нанимается в Ватикан на мелкую должность, вроде как опыта набраться и помозолить глаза тем, кто потом сможет взять его на постоянную должность. Вот мы так и сделаем.

Полковник только невольно хмыкнул.

– А что? – удивился Ник. – Ну, лично я не сомневаюсь, что Мурсиа сможет закончить университет. В девятый раз. Он сам мне так сказал. Ещё он сказал, что в Григорианский университет не пойдёт, потому что там всем заправляют иезуиты, а он их всерьёз не воспринимает…

– То есть, – пытаясь систематизировать услышанное на всякий случай спросил полковник, – вопрос переезда в Рим вы с ним обсудили детально?

– Ну да. Я не особо разбираюсь в тонкостях ватиканской жизни, это он о них всё знает.

– Тогда чего вдруг ты вообще стал мутить воду со своим планом контроля под-Рима, если ни в чём не разбираешься? – сурово спросил полковник.

– Извините, обязательно исправлюсь, – тут же скороговоркой пообещал Ник. – Мурсиа мне в этом поможет. А я буду при нём связным. Так я еду в Кастилию?

– Послушай, Пэлем, – как бы нехотя начал полковник, – в этом вопросе мы можем полагаться только на желание самого отца Матео. Если он так хочет – пусть едет в Рим, пусть снова занимается учебой. Но учти, никто не даёт гарантии, что он понадобится кому-нибудь из иерархов Ватикана.

– Поверьте, понадобится.

Было заметно, что Ник Пэлем настолько уверен в собственных словах, что полковник больше не мог сопротивляться.

– Ладно, но учти, всё, что произойдет после этого разговора, будет лежать целиком на твоей совести. Не знаю, что задумал отец Матео, раз решил согласиться на твою авантюру, но отвечать за неё будешь только ты…

– С радостью!

– … потому что я не стану подписывать никаких бумаг, пока вы вдвоём не поймаете в ватиканском некрополе какого-нибудь кровопийцу или хотя бы нарушителя папского спокойствия.

– Можете положиться, найдём всех.

На этом Пэлем бойко покинул кабинет полковника, и, видимо, заторопился в аэропорт на рейс до Испании. А полковник сидел и гадал, чем же обернётся безумная идея сотрудничества Фортвудса и наземного альвара в борьбе с альварами подземными.

* * *

Уже через три дня Ник Пэлем сидел в купе поезда, а напротив него расположился смуглый брюнет невысокого роста, одетый в сутану – Матео Мурсиа или Инквизитор, как звали его сами альвары. В последний раз, несколько дней назад, Ник видел его с густой черной бородой. Видимо, вернувшись в мир, Мурсиа решил её сбрить, чтобы выглядеть как традиционный католический священник. Правда волосы, что закрывали уши и шею, он оставил нетронутыми.

Альвар не сводил с Ника тяжёлого взгляда исподлобья, к которому тот начал понемногу привыкать. Ведь было бы как-то не правильно, если бы куратор побаивался своего агента, пусть даже тот и кровопийца семисот семидесяти лет.

Более суток им предстояло ехать из Барселоны в Рим. Ник Пэлем не стал теряться и решил расспросить альвара насчёт его римских планов:

– И всё-таки, сеньор Мурсиа, почему вы согласились? Просто мой начальник уверял меня, что вы бы ни за что не стали работать на Фортвудс, и всё же…

– Ваш начальник не эксперт в области чужих мотивов, – был ему холодный ответ испанца.

– Может быть… наверное, – замялся Ник. – Так каковы ваши мотивы?

– Я монах, мистер Пэлем, уже 755 лет все мои помыслы лишь о Боге, а действия во служение ему.

На столь краткий и ёмкий ответ крыть было нечем. Ник, буквально кожей ощущал тяжесть взгляда монаха, потому для Пэлема Мурсиа слабо ассоциировался с добром и святостью. Ник попробовал зайти с другой стороны:

– А при чём здесь гипогеянцы? Каким образом они помешают вам служить?

– Христианину ничто не может помешать в единении с Богом, кроме его собственных грехов и страстей.

И с этим тоже не поспоришь.

– Значит, – Ник попытался в третий раз докопаться до истины, – вы бескорыстно согласились на моё предложение?

– Вы же не предлагали мне денег, так что, очевидно, да.

– Конечно, Фортвудс будет вам платить ежемесячное пособие, – поспешил заверить его Ник, – небольшое, но регулярное. А когда вы устроитесь на постоянную работу в Ватикан, думаю, финансовых проблем у вас не будет.

– Деньги меня мало интересуют, – холодно ответил отец Матео.

– Правда? – с лёгкой ноткой недоверия произнёс Ник.

– Обет нестяжательства, мистер Пэлем.

– Ну да, – закивал тот, – конечно. А какие ещё обеты дают монахи?

Матео Мурсиа, видимо, такому вопросу даже не удивился и тут же ответил, не сводя с собеседника немигающих черных глаз, словно гипнотизировал его.

– Обет целомудрия и обет послушания. Иезуиты дают ещё и обет послушания папе. Но я не иезуит.

– Помню. Вы говорили, что недолюбливаете их. А почему?

– Ещё сто лет назад их не любила вся прогрессивная общественность Европы, не только я.

– Так почему?

– В былые годы говорили, что иезуиты убивали королей, посредством интриг и подкупа назначали министров, шпионили за всем и каждым, и учредили масонские ложи, чтобы поработить мир.

– Вот это да, – только и смог произнесли Ник.

– Разумеется, всё это фантазии, – тут же произнёс священник. – После революции в среде французских антиклерикалов их возникало немало. Сначала заговор иезуитов, потом евреев, потом масонов – и всё по одному сценарию. Так что если когда-нибудь услышите, что иезуиты управляют жизнью целых государств, не верьте, Церкви тяжело даже мечтать о таком.

Обдумав услышанное, Ник возразил:

– Но не на пустом же месте берутся всякие сплетни. Вот вы тоже недолюбливаете иезуитов, значит, есть за что.

Немного помолчав и посверлив Пэлема тяжелым взглядом, Мурсиа всё же ответил:

– Мое мнение об иезуитах сложилось ещё в пору, когда я познакомился с основателем их ордена Игнатием Лойолой, ныне святым Игнатием.

– Правда? – по-детски наивно удивился Ник, – а расскажите.

И Мурсиа поведал:

– Когда Лойола учился в университете Алькалы, по моему письменному заключению инквизитор приговорил его к сорока двум дням тюрьмы и покаянию.

Ник пораженно захлопал глазами. Видимо, эта его реакция весьма позабавила Мурсиа, ибо на лице альвара появилась лёгкая тень улыбки.

– Так вы его засудили? А как же так? А за что?

– За то, что проповедовал среди горожан, не имея священнического сана.

– И за это тогда давали сорок два дня тюрьмы? – Ник невольно поёжился, представив в красках все прелести казематов испанской Инквизиции. Ещё больше ему стало не по себе от понимания, что современник тех людоедских времен сидит напротив и как-то хищно на него смотрит.

– Как вы считаете, мистер Пэлем, что будет, если студент, окончивший лишь один курс обучения в медицинском институте, возьмётся делать сложную хирургическую операцию? Чем она, по-вашему, кончится?

Ник неуверенно ответил:

– Нормальный студент бы побоялся лезть во внутренности пациента, если он не знает толком, что с ними делать.

– А если он ничего не боится и искренне верит, что знает всё и даже больше своих наставников?

– Если не случится чуда, он просто-напросто зарежет человека.

– Вот именно, мистер Пэлем. Так почему же вы считаете, что людские души менее хрупки, нежели тела?

И Ник призадумался. Он не был особо подкован в вопросах веры, чтобы устроить диспут на равных. Да даже если бы и был, с семисот семидесятилетним альваром этого бы и так не получилось. Однако Ник тут же вспомнил о своей тётушке Джесс Сессил, обладающей отменным здоровьем, но всё время расстраивающейся по всяким пустякам. «Оно нарушило мое душевное равновесие» – постоянно говорила тётя Джесс, когда на неё наваливалась чёрная меланхолия. А случалось это по нескольку раз в месяц. Тут-то невольно задумаешься, что легче вылечить – депрессию или аппендицит. Последний хотя бы можно вырезать, а депрессию из головы не вынешь.

– То есть, формально Игнатий Лойола был еретиком? – решил уточнить Ник. – А как же тогда он стал святым?

– А вы верите, что действительно стал? – задал ему встречный вопрос отец Матео.

Ник даже растерялся, не зная, что и ответить монаху. Из них двоих только Мурсиа был католиком.

– А вы, значит, не верите? – чуть ли не с укором вопросил Ник.

– Я уже давно не молод, мистер Пэлем, вся моя жизнь наполнена верой, но верой в Единого Бога, а не в Лойолу. А ещё я знаю, что собой представляет созданная им чёрная гвардия Ватикана и для чего она была создана.

– И для чего же?

– Для такой обыденной вещи как политика, мистер Пэлем. Тогда шел 1540 год, самый разгар Реформации, а орден иезуитов стал для папы инструментом теологической борьбы с ересью протестантизма. С тех пор прошло уже 427 лет и сейчас в мире живет около семисот миллионов человек, кто называет себя протестантами. Так что судите сами, насколько успешно иезуиты отрабатывали свой хлеб. Хотя, как христианин я не вправе никого осуждать.