Текст книги "Письма 1875-1904"
Автор книги: Антон Чехов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 213 (всего у книги 267 страниц)
3287. Е. Я. ЧЕХОВОЙ
2 (15) февраля 1901 г. Рим.
Милая мама, я теперь в Риме. Отсюда поеду в Неаполь. Пусть Арсений скажет на почте, чтобы мою корреспонденцию никуда не посылали, а отдавали ему всю; скоро я приеду.
Писем ни от кого не получаю. Здесь в Италии прохладно.
Будьте здоровы, желаю Вам всего хорошего.
Ваш А. Чехов.
Пятница.
На обороте:
Евгении Яковлевне Чеховой.
Ялта.
Russia. Jalta.
3288. M. П. ЧЕХОВОЙ
2 (15) февраля 1901 г. Рим.
2 февр.
Милая Маша, я не в Ницце, а в Италии. Бонье и Ольги Мих<айловны> не видел, но напишу им насчет Коновицера сегодня же. Здоровье мое превосходно. Сегодня я в Риме. Проживу здесь еще немного, потом в Неаполь, а потом, вероятно, на остров Корфу. Из Корфу в Ялту. В феврале уже буду дома.
В Италии холодно, т. е. холодней, чем в Ницце, хотя большинство ходит в летнем пальто. Очень возможно, что поеду назад в Ялту морем.
Будь здорова и благополучна. Напиши мне Naples, post. rest.,* только поскорее, а то письмо не успеет дойти. Кланяюсь низко.
Твой А. Чехов.
На обороте:
Марии Павловне Чеховой.
Москва.
Спиридоновка, д. Раевской.
Mosca. Russia.
* Неаполь, до востребования (франц.)
3289. О. Р. ВАСИЛЬЕВОЙ
4 (17) февраля 1901 г. Рим.
Многоуважаемая Ольга Родионовна, я в Риме. Из Неаполя сюда прислали мне два Ваших письма, большое Вам спасибо. Очень возможно, что Ваше одесское имение стоит 200 тыс. Только Вы не торопитесь, будьте хладнокровны, успеете продать. Я буду в Одессе проездом, наведу там справки и буду писать Вам, и, быть может, отыщется там, в Одессе, какой-нибудь знающий человек, который скажет, сколько стоит Ваше имение, и который поучит, как Вам продать его повыгоднее. Во всяком случае не торопитесь. Деньги по продаже пошлете в Москву проф. Поспелову или московскому городскому голове – это смотря как нас научат знающие люди.
Вы ничего не пишете о Вашем здоровье. Вероятно, оно превосходно. А как поживает моя дочь? Поклонитесь этой хорошей девочке и скажите ей, чтобы она не забывала меня.
Желаю Вам всего хорошего. Пишу открытое письмо, потому что нет марки и нет под рукой бумаги. Теперь мой адрес: Naples, Hфtel Vesuvio, или лучше post. rest. Правда, лучше post. rest.
Ваш А. Чехов.
4 февр.
На обороте:
Mademoiselle О. Vassilieff.
Hфtel Grimaldi.
France.
Nice. Alpes M-mes.
(Nizza).
3290. О. Л. КНИППЕР
4 (17) февраля 1901 г. Рим.
Rome, le 4 Fevral 1901.
Милая дуся моя, я все еще в Риме. Отсюда поеду в Неаполь, из Неаполя на о. Корфу, если только, по справкам, окажется, что в Константинополе нет чумы; в противном же случае поеду в Россию на Вену.
Скверно писать, плохой огонь и большая тень лежит на бумаге. Вчера получил из Неаполя телеграмму от Немировича с извещением, что шли "Три сестры". По его словам, женские роли были исполнены превосходно. Теперь буду ждать от тебя письма.
Сегодня получил письмо из Лиона от Льва Антоновича, получил из Nervi телеграмму от Миролюбова. Сегодня же с одним русским семейством и двумя барышнями осматривал древний Рим. Объяснения давал проф. Модестов, а барышни очень милые. Купил Маше зонтик, но, кажется, плохой. Купил и платки, но тоже неважные. Рим, это не Париж.
Погода здесь холодная. В Неаполь уеду завтра и пробуду там дней пять или четыре. Твои письма пересылаются мне сюда из Ниццы, милая моя девочка, ни одно не пропало. Итак, стало быть, в феврале я буду уже в Ялте; там буду писать, писать много, впредь до свидания с тобой, а потом вместе поедем куда-нибудь. Так?
Крепко тебя целую. Будь здорова, не хандри.
Твой Antonio.
3291. О. Л. КНИППЕР
7 (20) февраля 1901 г. Рим.
Rome, 20 февр. (7 февр.) 1901.
Милая моя, часа через два я уезжаю на север, в Россию. Очень уж здесь холодно, идет снег, так что нет никакой охоты ехать в Неаполь. Итак, пиши мне теперь в Ялту.
От тебя ни одного письма насчет представления "Трех сестер", а между тем в "Новом времени" в телеграмме сказано, что ты играла лучше всех, что ты отличилась. Напиши мне в Ялту подробности, напиши, дуся моя, умоляю тебя.
Писать трудно, паршивый электрический свет.
Ну, обнимаю тебя и целую крепко. Не забывай. Тебя никто не любит так, как я.
Твой Antonio.
Пиши теперь в Ялту.
3292. В. М. ЛАВРОВУ
7 (20) февраля 1901 г. Рим.
Милый Вукол, корректура "Трех сестер" догнала меня в Риме. Так как теперь уже 7-е февраля, то пьеса не поспеет для февральской книжки. Сегодня я уезжаю в Ялту, откуда и пришлю ее, а ты пока вели выслать мне "действующих лиц", которых нет в корректуре и которых нет у меня. В Ялте я буду через 4—5 дней, т. е. около 12 февр<аля>.
Желаю тебе здравия и спокойствия. Крепко жму тебе руку и остаюсь любящий тебя
А. Чехов.
7 февр.
На обороте:
Вуколу Михайловичу Лаврову.
Москва.
Шереметевский пер., в редакции "Русской мысли".
Mosca. Russia.
3293. M. П. ЧЕХОВОЙ
7 (20) февраля 1901 г. Рим.
Rome, 7 февр. 1901.
Милая Маша, в Неаполь я не поеду, холод гонит домой, в Ялту, куда уже взят билет. Итак, пиши мне теперь в Ялту, где я буду уже в тот день, когда ты получишь это письмо. Твое письмо о репетиции "Трех сестер" получил, спасибо. Платки в Италии скверные, зонтики еще того хуже, так что поручение твое будет исполнено мною не ахти как. Вещей, кстати сказать, никаких с собой не везу, ничего не купил, кроме серых брюк, да и те коротки, так что в Ялте придется их бросить.
Я еще не читал газет насчет пьесы и ничего не знаю. Телеграмму от Немировича получил – вот и всё. Ну, будь здорова и благополучна, желаю всего хорошего.
Пиши же в Ялту.
Твой Antonie.
Поклонись Ивану с семьей его.
На конверте:
Москва.
Ее Высокоблагородию
Марии Павловне Чеховой.
Спиридоновка, д. Раевской.
Mosca. Russia.
3294. О. Л. КНИППЕР
11 февраля 1901 г. Волочиск.
Телеграфируйте Одесса, "Лондон". Еду Ялту. Кланяюсь.
Чехов.
На бланке:
Москва.
Мерзляковский, дом Мещериновой. Ольге Леонардовне Книппер.
3295. M. П. ЧЕХОВОЙ
16 февраля 1901 г. Ялта.
16 февр.
Милая Маша, я уже в Ялте. Приехал ночью, не спал и ничего не знаю насчет Москвы, насчет пьесы и проч. и проч. Сейчас зашил и завтра утром посылаю тебе посылку "с доставкой да дом"; скажи Маше, чтобы она сообщила почтальону, когда ты будешь дома, или спросила, когда принесут тебе посылку, – иначе придется тебе ехать в почтамт. В посылке, между прочим, найдешь платки, купленные не во Франции, а в Италии, т. е. неважные, найдешь пакет, который передай Ивану.
Зонтик я привез тебе, он стоит в твоей комнате. Если не угодил, то извини; оправдываюсь тем, что покупка была сделана не во Франции, а в Италии, и притом холодище был отчаянный. Половину платков можешь выбросить.
Был за границей, но все же нового нет ничего, писать не о чем. Будь здорова и пиши, буде есть время.
Твой А. Чехов.
Сегодня у меня целый день народ, не дали отдохнуть.
3296. О. Л. КНИППЕР
19 февраля 1901 г. Ялта.
Жду подробной телеграммы здоров влюблен скучаю без собаки. Посылаю письма. Как дела здоровье настроение.
Чехов.
На бланке:
Петербург.
Панаевский театр.
Ольге Леонардовне Книппер.
3297. П. Н. БОЯРОВУ
20 февраля 1901 г. Ялта.
20 февраля 1901 г., Ялта.
Многоуважаемый
Пантелеймон Николаевич!
Простите, без вины виноват перед Вами. Не отвечал так долго на Ваше письмо, потому что только вчера вернулся из-за границы. Не сердитесь, пожалуйста. Спасибо Вам большое, что меня не забываете – я плачу Вам тем же, т. е. и я помню Вас очень хорошо.
Желаю Вам всего хорошего и крепко жму руку.
Преданный
А. Чехов.
3298. О. Л. КНИППЕР
20 февраля 1901 г. Ялта.
20 февр. 1901.
Милюся, мамуся моя дивная, я тебя обнимаю и целую горячо. Пятнадцать дней был в дороге, не получал писем, думал, что ты меня разлюбила, и вдруг теперь привалило – и из Москвы, и из Питера, и из-за границы. Я уехал из Италии так рано по той причине, что там теперь снег, холодно и потому что стало вдруг скучно без твоих писем, от неизвестности. Ведь насчет "Трех сестер" я узнал только здесь, в Ялте, в Италию же дошло до меня только чуть-чуть, еле-еле. Похоже на неуспех, потому что все, кто читал газеты, помалкивают и потому что Маша в своих письмах очень хвалит. Ну, да всё равно.
Ты спрашиваешь, когда увидимся. На Святой. Где? В Москве. Куда поедем? Не знаю, решим сообща, моя замечательная умница, славная жидовочка.
В Ялте тепло, погода хорошая, в комнатах уютно, но в общем скучно. Здесь Бунин, который, к счастью, бывает у меня каждый день. Здесь же Миролюбов. Была Надежда Ивановна. Она стала слышать хуже. Средин выглядит совсем здоровым человеком. Альтшуллер пополнел.
Ну, дуся, зовут ужинать. Завтра опять буду писать, а то и после ужина. Да хранит тебя создатель. Пиши подробно, как в Петербурге. Отчего мне не пишет Вишневский?
Еще раз целую мою дусю.
Твой иеромонах
Антоний.
3299. H. П. КОНДАКОВУ
20 февраля 1901 г. Ялта.
20 февр. 1901 г.
Многоуважаемый Никодим Павлович, я третьего дня вернулся в Ялту, а сегодня пришло Ваше письмо, путешествовавшее 15 дней. Большое Вам спасибо! В Ницце я получил от Вас одно письмо – и за него тоже шлю Вам сердечную благодарность, шлю теперь, так как, очевидно, Вы письма моего, ответа на Ваше, из Ниццы не получили.
Я бежал из Ниццы в Италию, был во Флоренции и в Риме, но отовсюду пришлось бежать, так как всюду неистовый холод, снег и – нет печей. Теперь в Ялте я отогреваюсь.
Вы спрашиваете, читаю ли я, что пишут обо мне повсюду? Нет, за границей я редко читал русские газеты; но брань Буренина читал. Я отродясь никого не просил, не просил ни разу сказать обо мне в газетах хоть одно слово, и Буренину это известно очень хорошо, и зачем это ему понадобилось обвинять меня в саморекламировании и окатывать меня помоями – одному богу известно.
С Ковалевским, который ездил со мной в Италию, мы говорили о Вас неоднократно, и он велел мне кланяться Вам. Насчет профессуры его пока еще ничего неизвестно, он только хохочет весело; в июне едет в Америку читать лекции и уже, кажется, получил 10 тысяч франков.
Вы в письме Вашем изъявили согласие написать о том, что будет в Художественном. Спасибо Вам, буду ожидать с нетерпением. Мне кажется, что художественные актеры, привыкшие играть в маленьком московском театре, совсем оробеют и будут неслышны в Панаевском, этом театре-чудище.
Еще раз приношу Вам сердечное спасибо за письмо, дай Вам бог здоровья! Передайте мой поклон и сердечный привет всему Вашему семейству, будьте здоровы и благополучны.
Искренно преданный
А. Чехов.
3300. А. А. ТЕТЕРЕВУ (ЕПИФАНСКОМУ)
20 февраля 1901 г. Ялта.
20 февраля 1901 г. Ялта.
Милостивый государь
Александр Артамонович!
Позвольте принести Вам глубокую благодарность за в высшей степени лестное для меня приветствие, афиши и Ваше письмо, которые я принимаю с радостью и с чувством человека, не заслужившего этих подарков. Большое, большое спасибо Вам и всем подписавшимся под приветствием, и всем, принимавшим участие в вечере.
Желаю Вам всего хорошего и жму Вашу руку. Фотографию посылаю.
Искренно преданный
А. Чехов.
3301. О. Р. ВАСИЛЬЕВОЙ
21 февраля 1901 г. Ялта.
21 февр. 1901 г.
Ялта.
Многоуважаемая Ольга Родионовна, наконец я приехал в Ялту. Здесь тепло, весна – и так, говорят, было всю зиму. Проездом я был в Одессе, жил там дня два и нашел в "Одесских новостях" одного человечка, который обещал навести справки, написать Вам и проч. и проч. В Одессе сообщили мне, между прочим, что дела торговые идут неважно, что цены на недвижимость в этом году пали чуть ли не на целую треть. Ну, да бог милостив! Как Вы живете? Приехали ли Вы в Швейцарию, или же всё еще в Ницце? А как поживает моя прекрасная, моя послушная дочь? Помнит ли она меня? Увы, едва ли!
Низко Вам кланяюсь и прошу не забывать и в случае отъезда всякий раз сообщать свой новый адрес.
Крепко жму руку.
Ваш А. Чехов.
В Ялте тепло, но скучно адски, скучно до чёртиков.
3302. А. Ф. МАРКСУ
21 февраля 1901 г. Ялта.
21 февраля 1901 р.
Ялта.
Многоуважаемый
Адольф Федорович!
В настоящее время я нахожусь в Ялте, куда и прошу Вас адресовать письма. У меня сохраняется список рассказов, составляющих содержание каждого тома, этот список составлен Вами – и я посылаю Вам его копию. В IV том, кроме рассказов, указанных в списке, должен войти еще рассказ "Пассажир I класса", выпущенный мною из III тома.
Желаю Вам всего хорошего и. остаюсь искренно преданным.
А. Чехов.
3303. О. Л. КНИППЕР
22 февраля 1901 г. Ялта.
22 февр. 1901.
Дуся моя милая, ну как живешь в Петербурге? Мне кажется, что сей город скоро надоест вам всем и опротивеет своею холодностью, своим пустозвонством, и ты, бедняжка, начнешь скучать. Вчера получил от Немировича телеграмму о том, что "Одинокие" успеха не имели – значит, уже начинается канитель. Как бы ни было, мне кажется, в Петербург вы больше уже никогда не поедете.
Здесь погода не холодная, но серая, грязноватая, скучная. Публика серая, вялая, обеды дома невкусные. "Русская мысль" напечатала "Трех сестер" без моей корректуры, и Лавров-редактор в свое оправдание говорит, что Немирович "исправил" пьесу… Стало быть, моя дуся, пока всё неинтересно, и если бы не мысли о тебе, то я бы опять уехал за границу.
Когда будет светить солнце, начну работать в саду. Теперь облачно и сыро. Деревья в этом году пойдут очень хорошо, так как они уже пережили одно лето и принялись.
Отчего ты мне не пишешь? Здесь пока я получил от тебя только одно письмо и одну телеграмму. Ты весела, и слава богу, моя дуся. Нельзя киснуть.
По-видимому, у вас абонемент до четвертой недели поста. А потом как? В Москву вернетесь? Напиши, голубчик.
Я тебя крепко обнимаю и целую, ужасно крепко. Хочется поговорить с тобой, или, вернее, поразговаривать. Ну, прощай, до свиданья. Пиши же мне, не ленись.
Твой Антоний иеромонах.
3304. M. П. ЧЕХОВУ
22 февраля 1901 г. Ялта.
22 февр. 1901.
Милый Мишель, я вернулся из-за границы и теперь могу ответить на твое письмо. Что ты будешь жить в Петербурге, это, конечно, очень хорошо и спасительно, но насчет службы у Суворина ничего определенного сказать не могу, хотя думал очень долго. Конечно, на твоем месте я предпочел бы службу в типографии, газетой же пренебрег бы. "Новое время" в настоящее время пользуется очень дурной репутацией, работают там исключительно сытые и довольные люди (если не считать Александра, который ничего не видит), Суворин лжив, ужасно лжив, особенно в так называемые откровенные минуты, т. е. он говорит искренно, быть может, но нельзя поручиться, что через полчаса же он не поступит как раз наоборот. Как бы ни было, дело это нелегкое, помоги тебе бог, а советы мои едва ли могут оказать тебе какую-либо помощь. Служа у Суворина, имей в виду каждый день, что разойтись с ним очень не трудно, и потому имей наготове казенное место или будь присяжным поверенным.
У Суворина есть хороший человек – это Тычинкин, по крайней мере, был хорошим человеком. Сыновья его, т. е. Суворина, ничтожные люди во всех смыслах, Анна Ивановна тоже стала мелкой. Настя и Боря, по-видимому, хорошие люди. Был хорош Коломнин, но умер недавно.
Будь здоров и благополучен. Напиши мне, что и как. Ольге Германовне и детям в Петербурге будет хорошо, лучше, чем в Ярославле.
Напиши подробности, буде они уже есть. Мать здорова.
Твой А. Чехов.
На конверте:
Ярославль.
Михаилу Павловичу Чехову.
Казенная палата.
3305. О. Л. КНИППЕР
23 февраля 1901 г. Ялта.
23 февр.
Милая моя актрисуля, замечательная моя собака, за что ты на меня сердишься, отчего не пишешь мне? Отчего не телеграфируешь! Жалеешь деньги на телеграммы? Телеграфируй мне на 25 р., честное слово, отдам и, кроме того, еще обязуюсь любить тебя 25 лет.
Я дня три был болен, теперь как будто бы ничего, отлегло маленько. Был болен и одинок. Из петербургских газет я получаю одно "Новое время" и потому совсем ничего не знаю о ваших триумфах. Вот если бы ты присылала мне газеты, наприм<ер> "Биржевые вед<омости>" и "Новости", т. е. те места из них, где говорится о вашем театре. Впрочем, это скучно – чёрт с ним.
Ты не написала, как долго будешь сидеть в Питере, кого видаешь там, что делаешь. Будет ли ужин (или обед) в "Жизни"? Если будет, то непременно опиши. Завидую тебе, я давно уже не обедал хорошо.
Тебя ждет у меня флакон духов. Большой флакон.
Был Бунин здесь, теперь он уехал – и я один. Впрочем, изредка заходит Лавров, издатель "Русской мысли". Он видел тебя в "Трех сестрах" и очень хвалит.
Нового ничего нет. Итак, жду от тебя письма, моя славная актрисуля, не ленись, бога ради, и не зазнавайся очень. Помни, что жена да убоится мужа своего.
Твой иеромонах.
3306. О. Л. КНИППЕР
25 февраля 1901 г. Ялта.
Послано три письма все благополучно. Жду телеграммы подлиннее. Как настроение.
На бланке:
Петербург.
Больш. Морская 16.
Книппер.
3307. О. Л. КНИППЕР
26 февраля 1901 г. Ялта.
Миленькая, сегодня уже 26 февр<аля>, а от тебя нет писем, нет! Отчего это? Писать не о чем или Петербург со своими газетами донял тебя до такой степени, что ты и на меня махнула рукой? Полно, дуся, всё это чепуха. Я читаю только "Новое время" и "Петерб<ургскую> газету" и не возмущаюсь, так как знал давно, что будет так. От "Нового времени" я не ждал и не жду ничего, кроме гадостей, а в "Петербург<ской> газете" пишет Кугель, который никогда не простит тебе за то, что ты играешь Елену Андреевну – роль г-жи Холмской, бездарнейшей актрисы, его любовницы. Я получил телеграмму от Поссе о том, что всем вам грустно. Наплюй, моя хорошая, наплюй на все эти рецензии и не грусти.
Не приедешь ли с Машей в Ялту на Страстной неделе, а потом бы вместе в Москву вернулись? Как ты думаешь? Подумай, моя радость.
Я был нездоров, кашлял и проч., теперь легче стало, сегодня уже выходил гулять, был на набережной.
28 февр<аля> в "Новом времени" юбилей. Боюсь, как бы Суворину не устроили скандала… Мне не "Новое время" жаль, а тех, кто скандалил бы…
Долго еще ты не будешь мне писать? Месяц? Год?
Целую тебя крепко, крепко, моя родная. Господь тебя благословит.
Твой Антоний
иеромонах.
3308. О. Р. ВАСИЛЬЕВОЙ
27 февраля 1901 г. Ялта.
27 февр. 1901.
Многоуважаемая Ольга Родионовна, большое Вам спасибо за письмо и за доброе расположение. Мать, получив Вашу фотографию, обрадовалась и тотчас же приказала мне написать Вам, что она благодарит и что она по-прежнему любит Вас.
О больнице, которую Вы желаете построить, поговорим, когда Вы будете в Москве. Лучше и толковее советчика, как д-р П. И. Куркин, Вы не найдете нигде в свете. А если Вам мало его, то я предоставлю Вам смоленских врачей.
Что касается одесского дома, то лучше всего обождать немного, обождать хотя один год, хотя полгода. Нужно, чтобы Вы сами побывали в Одессе и убедились в том, что Ваш дом и место около него стоят не 125 и не 200 тысяч, а не менее 300. Жить Вам придется еще много (по крайней мере, еще 60 лет), продать успеете так же, как успеете и прожить все денежки. Если найду какого-нибудь опытного и честного одессита, то поручу ему осмотреть и оценить Ваш дом, потом напишу Вам.
Пишите нам, пожалуйста, почаще, не забывайте нас. Если б Вы знали, как здесь в Ялте скучно, какая погода, серая и унылая!
Ну, храни Вас бог. Не забывайте.
Преданный
А. Чехов.
3309. О. Л. КНИППЕР
1 марта 1901 г. Ялта.
1 март.
Милая моя, не читай газет, не читай вовсе, а то ты у меня совсем зачахнешь. Впредь тебе наука: слушайся старца иеромонаха. Я ведь говорил, уверял, что в Петербурге будет неладно, – надо было слушать. Как бы ни было, ваш театр никогда больше в Питер не поедет – и слава богу.
Я лично совсем бросаю театр, никогда больше для театра писать не буду. Для театра можно писать в Германии, в Швеции, даже в Испании, но не в России, где театральных авторов не уважают, лягают их копытами и не прощают им успеха и неуспеха. Тебя бранят теперь первый раз в жизни, оттого ты так и чувствительна, со временем же обойдется, привыкнешь. Но, воображаю, как дивно, как чудесно чувствует себя Санин! Вероятно, все рецензии таскает в карманах, высоко, высоко поднимает брови…
А тут замечательная погода, тепло, солнце, абрикосы и миндаль в цвету… На Страстной я жду тебя, моя бедная обруганная актриска, жду и жду, это имей в виду.
Я послал тебе в феврале с 20 по 28-е пять писем и три телеграммы; просил тебя телеграфировать мне, но – ни слова в ответ. От Яворской я получил телеграмму по поводу "Дяди Вани".
Напиши, до какого дня вы все будете в Питере. Напиши, актриска.
Я здоров – честное слово.
Обнимаю.
Твой иеромонах.
3310. H. П. КОНДАКОВУ
2 марта 1901 г. Ялта.
2 марта 1901.
Многоуважаемый
Никодим Павлович!
Большое, сердечное Вам спасибо за книгу. Я прочел ее с большим интересом и с большим удовольствием. Дело, между прочим, в том, что моя мать, уроженка Шуйского уезда, 50 лет назад бывала в Палехе и Сергееве (это в 3-х верстах от Палеха) у своих родственников иконописцев, тогда они жили очень богато; те, что в Сергееве, жили в двухэтажном доме с мезонином, громадном доме. Когда я сообщил матери содержание Вашей книги, она оживилась и стала рассказывать про Палех и Сергеево, про этот дом, который тогда уже был стар. По сохранившимся у нее впечатлениям, тогда была хорошая, богатая жизнь; при ней получались заказы из Москвы и Петербурга для больших церквей.
Да, народные силы бесконечно велики и разнообразны, но этим силам не поднять того, что умерло. Вы называете иконопись мастерством, она и дает, как мастерство, кустарное производство; она мало-помалу переходит в фабрику Жако и Бонакера, и если Вы закроете последних, то явятся новые фабриканты, которые будут фабриковать на досках, по закону, но Холуй и Палех уже не воскреснут. Иконопись жила и была крепка, пока она была искусством, а не мастерством, когда во главе дела стояли талантливые люди; когда же в России появилась "живопись" и стали художников учить, выводить в дворяне, то появились Васнецовы, Ивановы, и в Холуе и Палехе остались только одни мастера, и иконопись стала мастерством…
Кстати сказать, в избах мужицких нет почти никаких икон; какие старые образа были, те погорели, а новые – совершенно случайны, то на бумаге, то фольге.
Я "Геншеля" не видел и не читал, таким образом, совсем не знаю, что эта за пьеса. Но Гауптман мне нравится, и я считаю его большим драматургом. Да и по игре, притом только одного акта, нельзя судить, а если играла Роксанова, то и подавно.
Мне все эти дни нездоровилось. Напал кашель, да такой, какого у меня давно уже не было.
Ваша книжка об иконописи написана горячо, даже местами страстно, и потому читается она с живейшим интересом. Несомненно, иконопись (Палех и Холуй) уже умирают, или вымирают, и если бы нашелся человек, который написал бы историю русской иконописи! Ведь этому труду можно было бы посвятить целую жизнь.
Однако чувствует мое сердце, что я уже надоел Вам. К отлучению Толстого публика отнеслась со смехом. Напрасно архиереи в свое воззвание всадили славянский текст. Очень уж неискренно или пахнет неискренним. Будьте здоровы и богом хранимы и по возможности не забывайте искренно Вас уважающего и преданного
А. Чехова.
