Текст книги "Письма 1875-1904"

Автор книги: Антон Чехов

1045. А. С. СУВОРИНУ

26 ноября 1891 г. Москва.

26 ноябрь.

От жены Курепина я получил письмо, в котором она просила меня приехать к ней. Я поехал. Она сказала мне, что хочет просить у Вас взаймы 500 р. и, ссылаясь на мои хорошие отношения с Курепиным и с Вами, попросила меня помочь ей, т. е. подкрепить ее письмо ходатайством. Я обещал. Но я не знаю, что написать Вам. Во-первых, Курепин уже в бессознательном состоянии, на днях умрет и в деньгах не нуждается; во-вторых, г-жа Курепина получает жалованье; она служит у Левинского в "Будильнике". В-третьих, а это главное, те 500 рублей, которые в последний раз Вы приказали выслать Курепину, не потрачены, а положены в банк, откуда не могут быть взяты раньше 1-го марта без некоторой потери. Вот Вам! Г-жа Курепина будет просить в долг. Отдать она может. Больше я ничего не могу сказать. О том, что деньги в банке, мне говорила сама г-жа Курепина, вероятно, по секрету.

Сегодня немец-переводчик прислал мне мои "В сумерках" на немецком языке. Еще одна литературная новость: московский фельетон в прошлую субботу написан Вами. Вы напрасно думаете, что он не остроумен. Что Ермолова и Федотова любят друг друга, – это очень остроумно. Желаю, чтоб Вас цензура так любила!

Здоровье мое поправляется с каждым днем. "Дуэль", пожалуйста, кончайте в эту неделю, а книжку издайте, пожалуйста, в декабре, до Рождества.

Последний фельетон Атавы очень хорош.

Была у меня издательница "Сев<ерного> вестника" Гуревич. Девица добрая и образованная, но не журнальная. В литературных делах она так же мало смыслит, как испанец в русских мужиках. Бранила Михайловского, а я, видя в этом влияние Филоксеры, хвалил.

Будьте здоровы. Низко кланяюсь Анне Ивановне и всем Вашим.

Ваш А. Чехов.

Как Ваш кашель? Вот Вам мой докторский совет: одевайтесь потеплее, а после захода солнца старайтесь сидеть дома.

1046. А. И. СМАГИНУ

Ноябрь, после 26,1891 г. Москва.

Милостивейший государь мой!

Посылаю Вам письмо, которое я получил из "Русских ведомостей". Пишут, что у них вышло постановление не посылать наложенным платежом по причинам, в письме изложенным. Я ответил, что ответственность принимаю на себя и что могу даже представить залог, ибо все Вы люди благонамеренные и цивилизованные, хотя устриц и не едите. Таким образом, "Сборник" будет Вам выслан. Если же синклит "Русских ведомостей" со свойственною ему педантичностью не пожелает сделать для меня исключения, то я взнесу деньги из "хуторских", а при свидании сочтемся. Я уже писал Вам, что сестра выезжает из Москвы 20-го. Деньги могу выслать хоть сейчас, потому что нраву моему не препятствуй, могу всё купить и выкупить. Три тыщи! Ждем от Вас писем.

Если покупка хутора состоится, то я приеду первого марта.

Со мной произошла перемена: те две классические рюмки водки, которые я выпивал за ужином, чтобы крепче спать, теперь уж я не пью. После инфлуэнцы у меня испортился вкус, и все спиртные напитки кажутся мне микстурой. О, несчастье особого рода!

Лешковская кланяется Вам. Будьте здоровы тысячу раз.

Ваш А. Чехов.

1047. А. С. СУВОРИНУ

27 ноября 1891 г. Москва.

27 ноябрь.

Вызвал Ежова телеграммой и сообщил ему что нужно. Он готов служить отечеству, и я весь вечер поучал его. Говорил ему, чтобы напирал на предметы и вопросы общего характера, имеющие притом практический интерес. Он хочет писать вместе со своим приятелем Лазаревым (Грузинским); вдвоем веселее, да и Лазарев немножко умнее его.

Я написал рассказ на злобу дня – о голодающих и послал в "Сев<ерный> вестник". Попросил 250 р. за лист. Условия мои приняты.

Завтра посылаю рассказ в "Север".

Если Вы будете покупать выигрышные пятирублевые билеты для себя и для своих подписчиков, то купите и мне два билета или 10 купонов. Я привезу Вам десять руб. Простите, что беспокою таким пустяком, но в Москве билеты расхватают в один час, и я останусь без надежды выиграть 100 тысяч.

Я еще не получил конца корректуры "Дуэли" и думаю, что чтение корректуры по обстоятельствам, от меня не зависящим, продлится до начала декабря; значит, книга может не выйти в декабре.

Ежов порядочный и толковый парень, но надо его на вожжах держать и постоянно направлять его то вправо, то влево. При таком условии из него выработается хороший работник.

Будьте здоровы и богом хранимы.

Мечтаем все о переезде на хутор.

Ваш А. Чехов.

Две рукописи получил. Сегодня ночью прочту.

1048. А. П. ЛЕНСКОМУ

29 ноября 1891 г. Москва.

29 ноябрь.

Дорогой Александр Павлович, зять покойного В. П. Бегичева г. Голубев прислал мне счет, который просил передать А. М. Кондратьеву. Но так как адрес Алексея Михайловича мне неизвестен, то счет посылаю Вам для передачи по адресу.

Я давно уже болен, давно уже не выхожу из дому и забыл, что значит свежий воздух и холод. Дела мои пошли на поправку, и скоро я стану выходить, и первым делом – к Вам. Говорят, Вы на меня сердитесь за что-то, ну, а я по-прежнему всей душой расположен к Вам, и для меня было бы большим удовольствием повидаться с Вами. У меня была инфлуэнца, а после нее отчаянный кашель и скрипенье в правом легком.

Поклон Лидии Николаевне.

Ваш А. Чехов.

1049. А. С. СУВОРИНУ

30 ноября 1891 г. Москва.

30 ноябрь.

Возвращаю Вам две присланные Вами чрез контрагентство рукописи. Один рассказ – индийская легенда. Цветок лотоса, лавровые венки, летняя ночь, колибри – это в Индии-то! Начинает с Фауста, жаждущего младости, и кончает "благом истинной жизни" во вкусе Толстого. Я выкинул кое-что, выгладил и получилась сказка, хотя и неважная, но легкая и которая прочтется с интересом. Другой рассказ безграмотен, сделан по-бабьи и аляповато, но есть фабула в некоторый перец. Я, как увидите, сократил его вдвое. Оба рассказа печатать можно. И мне кажется, что если набрать таких рассказов побольше и потом прочесть их в корректуре, то может выйти интересный и разнообразный рождественский номер. Во втором рассказе участвует елка, кстати сказать.

Ежов мало видит и мало знает, но погодите произносить над ним приговор. Авось у него с Лазаревым и выйдет что-нибудь. Лазарев умен и не стал бы писать про московские газеты. Вы ничего не будете иметь против, если к будущей субботе я напишу московский фельетон? Хочется тряхнуть стариной.

А я всё мечтаю и мечтаю. Мечтаю о том, как в марте переберусь из Москвы на хутор, а в октябре-ноябре приеду в Питер жить до марта. Хочется прожить в Питере хоть одну зиму, а это возможно только при одном условии – если я в Москве не буду иметь берлоги. И мечтаю, как все пять месяцев я буду говорить с Вами о литературе и делать в "Новом времени" то, что я умею. А на хуторе медицина во всю ивановскую.

Был у меня Боборыкин. Он тоже мечтает. Говорил мне, что хочет он написать нечто вроде физиологии русского романа, его происхождение у нас и естественный ход развития. Пока он говорил, я никак не мог отрешиться от мысли, что вижу перед собой маньяка, но маньяка литературного, ставящего литературу паче всего в жизни. Я в Москве у себя так редко вижу настоящих литераторов, что разговор с Боборыкиным показался мне манной небесной, хотя в физиологию романа и в естественный ход развития я не верю, т. е., может быть, и есть эта физиология в природе, но я не верю, чтобы при существующих методах можно было уловить ее. Боборыкин отмахивается обеими руками от Гоголя и не хочет считать его родоначальником Тургенева, Гончарова, Толстого… Он ставит его особняком, вне русла, по которому тек русский роман. Ну, а я этого не понимаю. Коли уж становиться на точку зрения естественного развития, то не только Гоголя, но даже собачий лай нельзя ставить вне русла, ибо всё в природе влияет одно на другое и даже то, что я сейчас чихнул, не останется без влияния на окружающую природу.

Вы говорили, что мы будем писать рассказ вместе. Если так, то Вы не оканчивайте, а мне оставьте кусочек. Если же раздумали писать вместе, то оканчивайте скорее и начинайте новый. Летом давайте напишем два-три рассказа для летних читателей: Вы начало, а я конец.

Сегодня хоронили Курепина. Был венок от "Нового времени". Из шести венков это был самый большой, но не самый красивый. Как-то странно подумать, что пойдешь на новую пьесу и не встретишь в театре завсегдатая Курепина.

Вы боитесь инфлуэнцы? Но ведь она у Вас прошла. У Вас, несмотря на плохие нервы, которые утомлены у Вас и потому раздражены, здоровье крепкое, и в этом я всё более и более убеждаюсь. Вы будете жить еще 26 лет и 7 месяцев.

Будьте здоровы. Читаю "Дневник провинциала" Щедрина. Как длинно и скучно! И в то же время как похоже на настоящее.

Анне Ивановне поклон нижайший.

Ваш А. Чехов.

1050. В. А. ТИХОНОВУ

30 ноября 1891 г. Москва.

30 ноябрь.

Ну-с, добрейший Владимир Алексеевич, посылаю Вам маленький, чювствительный роман для семейного чтения. Это и есть "Обыватели", но, написавши рассказ, я дал ему, как видите, другое название, более подходящее. Если напечатаете с этим названием, то в марте я пришлю Вам другой рассказ, который будет называться "Обыватели". Впрочем, как хотите.

Если покажется длинно и скучно, то пришлите назад, а я напишу для Вас что-нибудь другое. Так как до января остался еще целый месяц, то Вы успеете прислать мне корректуру рассказа, а я успею прочесть ее.

Что еще сказать Вам? Пригласите в "Север" для всякого рода фельетонных писаний осколочного Игрэка. Это Виктор Викторович Билибин, Колокольная 9, кв. 12. Из всех питерских обозревателей это самый даровитый.

Я яко наг, яко благ и зубы положил на полку. Если Вы в самом скором времени пришлете мне деньжонок, то уподобитесь водоносу, встречающемуся путнику в пустыне.

При сем прилагаю подписной бланок. Сделайте распоряжение, чтобы по этому адресу высылался "Север" в счет моего гонорара.

Ну, будьте здоровы. Пишите. От души желаю Вам успеха.

Ваш А. Чехов.

Неделю тому назад мой приятель Н. М. Ежов, беллетрист, послал Вам рассказ. Получили?

Чехов.

1051. Л. Я. ГУРЕВИЧ

2 декабря 1891 г. Москва.

2 декабрь.

Простите, многоуважаемая Любовь Яковлевна, что я своею просьбой об авансе задал Вам такую задачу. Я никогда не пишу о деньгах и считаю это ужасно щекотливой штукой, но заикнулся об авансе в письме к Михаилу Ниловичу, потому что у меня в карманах буквально ни гроша. Я прошу Вас убедительно не стесняться и выслать мне гонорар за мои рассказы, когда Вам угодно и удобно. Это относится и к настоящему и к будущему. Можете выслать по частям, в рассрочку, дробя гонорар мой хоть на десять частей, – как угодно, одним словом. Если Вы теперь пришлете мне рублей 200, то остальную часть гонорара можете прислать хоть в марте или в несколько месяцев по частям. Одним словом, делайте так, чтобы я не стеснял Вас.

Еще раз прошу извинить.

Наши пикантные телеграммы "позвольте оставить жену" и "оставьте жену, согласен", должно быть, поставили телеграфное ведомство в тупик. Но заглавие "В деревне" лучше.

Желаю Вам всего хорошего.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

1052. Н. А. ЛЕЙКИНУ

2 декабря 1891 г. Москва.

2 декабрь.

Обращаюсь к Вам с большой просьбой, добрейший Николай Александрович. Дело вот в чем. До прошлого года я жил по своему университетскому диплому, который и на суше и на море служил мне паспортом, но всякий раз при прописке его полиция предупреждала меня, что по диплому жить нельзя и что я должен взять вид из "надлежащего учреждения". Я спрашивал у всех, что значит это "надлежащее учреждение", и никто не давал мне ответа. Год тому назад Моск<овский> обер-полиц<мейстер> дал мне вид, но с условием, что через год я буду иметь вид из "надлежащего учреждения". Ничего не понимаю! На днях я узнал, что так как я нигде не служу, а по образованию я лекарь, то мне нужно записаться в почетное гражданство, и что какой-то департамент, кажется, герольдии выдаст мне диплом, каковой и будет служить во все дни живота моего паспортом. Я вспомнил, что недавно Вы получили почетное гражданство, а вместе с ним и диплом и что, стадо быть, Вы обращались куда-то и к кому-то и что Вы в некотором роде уже человек испытанный в боях. Посоветуйте мне ради создателя, в какой департамент я должен обратиться? Какое прошение я должен написать и сколько марок к оному прилепить? Какие документы к прошению приложить? и т. д. и т. д. В городской управе есть "паспортный стол". Не может ли этот стол раскрыть тайну, если она Вам недостаточно известна?

Простите, что я Вас беспокою, но, право, положительно не к кому обратиться, а сам я законовед очень плохой.

Наша московская публика подбирается помаленьку. Не успели похоронить Пальмина, как умер Курепин. Вообще в эту осень у меня умерло много знакомых. Умер, между прочим, сахарозаводчик Харитоненко, с которым я был знаком. Очень интересный человек.

А вскоре после Вашего отъезда я заболел инфлуэнцей, которая осложнилась катаром правого легкого, и только теперь я стал по малости поправляться.

В театре Корша часто идет Ваша "Медаль", которая имеет успех. Она идет вместе с "Зайцем" Мясницкого. Я не видел, но знакомые говорят, что в обеих пьесах чувствуется сильная разница между литератором и не литератором, что "Медаль" в сравнении с "Зайцем" представляет из себя нечто чистенькое, художественное и имеющее образ и подобие. То-то вот оно и есть! Из театра литераторов метлой гонят, в пьесы пишутся молодыми и старыми людьми без определенных занятий, а журналы и газеты редактируются купцами, чиновниками и девицами. Впрочем, чёррт с ними.

Будьте здоровы. Низкий поклон Прасковье Никифоровне и Феде.

Ваш А. Чехов.

1053. А. С. КИСЕЛЕВУ

3 декабря 1891 г. Москва.

3 дек.

Ваше Высокородие! Пьесу получил и внимательно прочел. Вот мое мнение: 1) По нынешним временам, она очень длинна, и сократить ее трудно; монологи, пожалуй, сократить можно, но 18 явлений, сударь мой!! Это в одноактной-то безделушке! 2) По нынешним временам, она безусловно не цензурна и цензурою дозволена не будет. Ее придется посылать в цензуру, а в ней, не говоря уж об адюльтере, добро в конце концов не побеждает зла, фигурирует безнравственное превосходительство и часто упоминается слово "министр". Да за это, батенька, в Сибирь!

Что цензура не пропустит, я в этом убежден. Если Вы не боитесь загубить даром две гербовые марки (1 р. 60 к.), то напишите мне, и я пошлю в цензуру, т. е. Вы, гг. наследники, пришлете мне прошение, а я вместе с ним пошлю. В случае если бы цензура разрешила (во что я глубоко не верю), то пьесу можно отдать: 1) Коршу и 2) Немировичу-Данченко, моему приятелю, состоящему членом в Театрально-литературном комитете, от которого зависит судьба пьесы, жаждущей появиться па казенной сцене.

С Шиловским говорить совсем не нужно. Следует, и это обязательно, переменить название пьесы, так как в цензуре имеются списки всех пьес, когда-либо запрещенных цензурою. Тут давности не полагается. Уж коли лишен прав, так шабаш. Вот подумайте хорошенько и напишите мне. Воля Ваша для меня священна!!!

После 10-го я, вероятно, уеду в Питер, а потому постарайтесь прислать ответ до 10-го. Пришлите кстати и денег, этак тысячи две-три.

Марии Владимировне от всей души желаю скорейшего выздоровления и душевного покоя. Хотел было написать ей письмо насчет Владимира Петровича, которого я любил, но меня остановило соображение, что все мы умрем, так же как Владимир Петрович, и что никакие соболезнования и сожаления не помогут там, где дело непоправимо. Не воскресишь ведь.

Мне бы ужасно хотелось побывать в Бабкине. Хоть на один час. Но едва ли я вырвусь. Работы по горло, да и в Питер нужно. Маша, вероятно, приедет к вам. Она каждый день об этом толкует.

Одначе будьте здоровы. Низкий поклон Марии Владимировне, Василисе Пантелевне, Елизавете Александровне и о. Федору. Я записал на себя три билета. Если выиграю сто тысяч, то пожертвую в Никулинскую церковь тысячу, о. Федору на утешение и прихожанам на пользу, а Вам дам взаймы десять тысяч. Вот доброта! Редкое сердце!

Ваш А. Чехов.

1054. А. С. СУВОРИНУ

3 декабря 1891 г. Москва.

3 декабрь.

Получив корректуру "Каштанки", я тотчас же сделал поправки и написал новую главу. Я разделил сказку на большее количество глав. Теперь уже не 4 главы, а 7. Новая глава даст несколько лишних страниц, и авось получится что-нибудь. Друга дома и неверную жену, конечно, я выбросил вон. Корректуру посылаю Вам, а Вы пошлите ее Неупокоеву с объяснением, для чего написана новая глава. Если эта глава Вам покажется резонансом, то бросьте ее.

Получили ли две рукописи?

Был у меня вчера кн. Урусов, сидел от 7 ч. до 12 1/2 ночи и рассказывал про французских литераторов. Это упитанный, богатый, умеющий увлекаться Флобером и <…>, и, по-видимому, очень довольный собою человек. Но и у него есть заноза в мозгу. Как у Вас прогрессивный паралич, так и он думает, что у него спинная сухотка. Это его мучительная и ровно ни на чем не основанная idee fixe * поддерживаемая в нем подагрическими болями и частыми беседами с докторами.

Из Петербурга, из Вильны и из разных российских городов я получаю письма насчет "Дуэли". Пишут какие-то незнакомцы. Письма в высшей степени задушевные и доброжелательные. В провинциальных газетах стали критиковать "Дуэль" уже после третьего фельетона. Значит, можно рассчитывать, что книжка окупит себя.

Когда выйдет в свет "Каштанка", прикажите послать 100 экз. в правление Общества покровительства животным.

Вчера какой-то, по-видимому, очень молодой человек прислал мне из Воронежа рукопись листов в 40, мелко исписанную. Роман. Название очень новое: "Нищие духом". Умоляет юный автор прочесть и написать ему свое мнение. Можете себе представить мой ужас! Стал я ночью перелистывать роман, а там всё честное прошлое, служение народу, общность интересов, заходящее солнце… Другой, но уже не юный, а отставной полковник, принес мне две рукописи: "Непрошенные цивилизаторы, или Плоды невежества" и "Знаменитый извозчик". Во второй рукописи изображен идейный молодой человек, который из нужды пошел в извозчики (укор равнодушному обществу, доводящему своих лучших представителей до такого ужасного положения); ну, извозчик сидит на козлах и разговаривает со своими седоками о Марксе, Бокле и логике Милля.

Гуревич не дала аванса. Какова? Я не огорчился, конечно, но ее-то положение! Нет денег у бедняжки, а в типографию надо, за бумагу надо, авторам надо, Филоксере надо… Мне за мой рассказ приходится рублей 600. Написал ей, чтоб не стеснялась и высылала мне гонорар, когда ей угодно и удобно. Кстати сказать, я "выскочил". Я столько написал, что если мне будут присылать гонорар аккуратно, то я проживу безбедно до самого отъезда на дачу.

Да хранит Вас аллах! Акакий Московский весьма достоин того, чтобы стать штатным сотрудником "Нового времени".

Ваш А. Чехов.

1 навязчивая идея (франц.).

1055. А. С. СУВОРИНУ

4 декабря 1891 г. Москва.

4 дек.

Посылаю Вам моск<овский> фельетон. Хотел изобразить кратко московского интеллигента. Сел вчера писать, но мешали посетители, так что писал сегодня и спешил. Не знаю, что вышло. Должно быть, неважно. Если бросите, в претензии не буду. Но никому не говорите, что я автор.

Хотел было переписать, да некогда, пора на почту. Простите.

Получили корректуру "Каштанки"?

Ваш молитвенник

А. Чехов.

1056. В. А. ТИХОНОВУ

8 декабря 1891 г. Москва.

8 декабрь.

30-го ноября, дорогой Владимир Алексеевич, я послал Вам рассказ, прошло уже десять дней, а от Вас – ни гласа, ни воздыхания… Получили ли Вы рассказ? Не затонул ли он где-нибудь в житейских волнах? Годится ли он? И проч. и проч. Если рассказ годится, то пришлете ли Вы мне корректурку, как я просил? В письме, приложенном к рассказу, я также вопиял к Вам насчет авансика. Вы как-то в одном из своих писем проговорились, что можно получить "и вперед". Посылая рассказ свой, я вспомнил об этом "и вперед" с особенным удовольствием, так как у меня денег буквально ни гроша. Надо в Питер ехать, а у меня даже на билет нет, и я сижу у моря и жду погоды, Просто хоть караул кричи! Вот что значит путешествовать.

Как Вы живете? Какова у Вас подписка? Рекламируется "Север" хорошо, и успеха ждать можно.

У нас в Москве новостей никаких. Может быть, они и есть, но я об них ничего не знаю, так как по целым дням сижу дома и выздоравливаю от инфлуэнцы. Говорят, что в театрах скучно. О хороших новых пьесах что-то не слышно. Мороз в 23 градуса.

Отвечайте и вообще пишите поподробнее. Еще одно: если будете высылать мне деньги, то нельзя ли устроить эту церемонию через контору бр. Волковых (Невский), переводом по телеграфу. Расходы по переводу мои. Страсть, как приспичило!

Всего хорошего! Когда буду в Питере, увидимся. Остановлюсь я у Суворина, а Вашего домашнего адреса я не знаю.

Поклон общим знакомым.

Ваш А. Чехов.