Текст книги "Мир культуры. Основы культурологии"
Автор книги: Анна Быстрова
Жанры:
Культурология
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 53 страниц)
звучит в музыке Людвига ван Бетховена (1770—1827). Его, как и некоторых других
романтиков, например, Петефи, Байрона, коснулось и личное несчастье – глухота,
но, подобно романтическому герою-борцу, он преодолевает его, этот “несчастный
бедняк, больной одинокий человек, воплощение горя в человеке, которому жизнь
отказывает в какой-либо радости,– сам превращает горе в радость, чтобы нести ее
миру! Он чеканит эту радость из своего несчастья, как он однажды сам сказал в том
гордом слове, которое резюмирует его жизнь... через страдание – радость!” —
писал Ромен Роллан [207, с. 87].
432
Т. Жерико. Бег свободных лошадей
Во второй половине века герой-энтузиаст, как бы устав от борьбы с
несовершенным миром, уступает место одинокому мечтателю, разочарованному
скитальцу, а иногда отчаявшемуся бунтарю или холодному нигилисту. Такой герой
противопоставляет себя всему миру, его недовольство жизнью обретает характер
“мировой скорби”, он остро ощущает несоответствие идеалов реальности. “Но как
бы ни обособлялся романтический бунтарь, в его бунте... сохраняется жажда
гармонии, воссоединения с миром, тоска по утраченной простоте и целостности”
[121, т. 6, с. 23]. Эта жажда гармонии ведет писателей романтиков к поэтизации
любви, к созерцательности и умиротворению (Гейне) или, наоборот, к ироническому
взгляду на мир (Гофман), к сочувствию гонимым и страждущим (Жорж Санд) или к
гордому одиночеству (Байрон).
Огромен мир любви, в который ведут романтики. Именно здесь с особой
силой проявляются все глубинные черты характера, эмоциональное богатство,
которое тоже поднимает человека над эмпирическим царством пошлости,
показывает огромную меру напряжения духовных сил лирического героя. Таким
было творчество Г. Гейне (1797—1856), поэта, чей лирический герой то ироничен, то
насмешлив, то восторжен, то патетичен. Его любовь безмерна и прекрасна:
Я вновь мучительно оторван
От сердца горячо любимой.
Я вновь мучительно оторван, —
О, жизни бег неумолимый!
Грохочет мост, гремит карета,
Внизу поток шумит незримый.
Оторван вновь от счастья, света,
От сердца горячо любимой.
А звезды мчатся в темном небе,
Бегут, моей пугаясь муки.
433
Прости! Куда ни бросит жребий, —
Тебе я верен и в разлуке.
[72, с. 123]
Вся его ирония направлена против верноподданных филистеров, политиканов,
пошляков, как, например, в стихотворении “Ослы-избиратели”:
Свобода приелась до тошноты.
В республике конско-ослиной
Решили выбрать себе скоты
Единого властелина.
Собрался с шумом хвостатый сброд
Различного званья и масти.
Интриги и козни пущены в ход,
Кипят партийные страсти.
Берет слово один из действующих лиц:
Осел я и сын своего отца,
Осел, а не сивый мерин!
И я заветам ослов до конца
И всей ослятине верен.
Я вам предлагаю без лишних слов
Осла посадить на престоле.
И мы создадим державу ослов,
Где будет ослам раздолье.
[там же, с. 370—372]
Гейне был одним из первых поэтов-романтиков, принявших участие в
создании политической агитационной поэзии. Его стихотворение "Силезские ткачи”,
может быть, впервые создает романтический образ рабочего, чье проклятье
угнетателям звучит как грозное предупреждение будущих мстителей.
434
О. Домье. Законодательное чрево
Мягкость и сострадательность к слабым мира сего сделали необыкновенно
популярным творчество Жорж Санд и Диккенса. Романы Жорж Санд (1804—1876)
наполнены знанием жизни сердца, сочувствием к гонимым, отзывчивостью к
чужому страданию и мечтой об идеальном герое. Все это подняло ее “к вершинам
духовной культуры века и заставило даже самые скептические умы приносить ей
...дань уважения и восхищения” [121, т. 6, с. 168]. Диккенс (1812—1870)
создал гимн домашнему очагу, сформулировав мысль о “разумности не ума, а
сердца” [там же, с. 122]. Он показал, что не деньги приносят счастье его беднякам, а
чистое, преданное, самоотверженное сердце, нарисовал контрасты Лондона,
контрасты добра и зла, и его трогательная вера в непременную победу первого над
вторым сделала его романы непреходящей ценностью гуманизма XIX века.
Среди романтиков были и те, кто искали пути ухода от тягот жестокого мира в
фантастических, легендарных, мифологических картинах, запечатленных на
страницах, полотнах, в музыкальных произведениях. Мрачные фантазии Гофмана
(1776—1822) (его сказка “Щелкунчик” стала балетным спектаклем в России) с
иронией описывали нравы современных немецких обывателей, попавших в
необычные обстоятельства; композитор Р. Вагнер (1813—1883) в операх
“Летучий голландец”, “Тангейзер”, “Лоэнгрин”, “Тристан и Изольда” использовал
легенды, возникшие в эпоху географических открытий XVI века, в средние века – о
кающемся рыцаре-миннезингере Тангейзере (XIII век), о защитнике обиженных
женщин Лоэнгрине и трагической любви Тристана и Изольды (X век).
Романтики впервые в истории культуры проявили пристальный интерес к
национальному искусству и национальной самобытности. Мы уже называли
сборник народных песен, составленный И. Гердером. Братья Якоб и Вильгельм
Гримм собирают, обрабатывают и выпускают “Детские и семейные сказки”, в
которых живо звучит голос фантазии народа. Знаменитый датский сказочник
435
Андерсен (1805—1875) на базе народного искусства создает произведения, имеющие
не только развлекательный, но и глубокий философский смысл, несущий все те же
черты романтического сознания: гордую самоотверженность, верную любовь,
готовность к сражению со всеми силами зла за лучшую жизнь и горькую иронию,
связанную с несбыточностью мечты об идеале.
Ведущим направлением в искусстве, начиная с
30-
х гг. XIX века, стал реализм, вызвавший к жизни
произведения, навсегда вошедшие в золотой фонд
культуры человечества. Как и романтизм, реализм
был не только направлением искусства, но и
мировоззрением художников и широких масс
общества. Он берет свое начало в эпохе
Возрождения, а в XIX веке постепенно вызревает
внутри романтизма. Великий мудрец двух эпох —
Гёте – осознал, что и мир, и человек в нем
взаимосвязаны, пребывают в постоянной
изменчивости, что социальные факторы,
формирующие личность человека, сами являются
продуктом человеческой деятельности. Сложные
взаимосвязи между человеком и миром, поиски
Г. Доре. Бедняки в
причин и сущности происходящих перемен
Бургосе. 1874 год
становятся целью реализма. “Все сословное и
застойное исчезает, священное оскверняется, и люди приходят, наконец, к
необходимости взглянуть трезвыми глазами на свое жизненное положение и свои
взаимные отношения” [188, т. 4, с. 427]. Если романтизм только отмечает
трагичность времени, крушение надежд и идеалов Просвещения, то реализм
пытается вникнуть в сущность этих процессов, и “чем более углубляется понимание
основ мира, тем сложнее он предстает перед глазами” [121, т. 6, с. 29].
Лучшей иллюстрацией этого положения становится творчество Оноре де Бальзака
(1799—1850), создателя “Человеческой комедии”, куда входят циклы произведений:
сцены частной жизни, сцены провинциальной жизни, сцены парижской жизни,
“Этюды о нравах”, в которых он отразил “блеск и нищету” мира, богатство связей
каждого персонажа, различные жизненные ситуации.
Реализм сумел увидеть мир в его подробностях, в закономерностях и
случайностях, в богатстве взаимосвязей. Реалистический герой не выглядит
оторванным от мира и находящимся с ним в вечном и непрестанном
противостоянии, напротив, он многими связями как раз соотносится с миром:
являясь представителем конкретного социального слоя, он сам выступает как
средоточие конфликта, несет в себе основные черты части мира, изображенной в
произведении. В реализме оформляется один из главных его принципов – принцип
типического. Герой выступает не просто как частный случай того или иного
отношения с миром, он сам – это отношение, носитель общего, поэтому через
судьбу отдельного человека талантливый автор показывает судьбу общества,
436
времени, народа, эпохи. Это очень тонко отметил М.Ю.Лермонтов (1814—1841) в
“Герое нашего времени”: “История души человеческой, хотя бы и самой мелкой
души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа...” [171, т. 4, с.
55]. Именно типизация – отбор самого существенного и передача его в наиболее
яркой, неповторимой форме – дала возможность реализовать другие принципы
реализма: стремление к объективности в передаче деталей, особое внимание к
детализации вообще, к раскрытию всеобщих связей и зависимостей
действительности. Для реализма характерны поиски идеала не в мечтах, а в
действительности, поэтому каждый из великих реалистов XIX века представляет
собой целую эпоху в искусстве.
Тесно связанный с материалистической философией своего времени, реализм
предложил миру богатейшую картину величия и низости современного ему
человеческого общества. Стендаль (1783—1842) и Бальзак, Теккерей (1811—1863) и
Флобер (1821—1880), другие великие писатели, соединив в себе глубины
человеческого духа, свойственные романтическим персонажам, с анализом и
наблюдательностью рационализма, сделали реализм на долгое время
господствующим направлением в искусстве.
Несмотря на такой высочайший уровень реалистического искусства
XIX века, оно, очевидно, не смогло уловить все стороны действительности, отразить
мир и человека в нем с полнотой, удовлетворяющей любой пытливый ум и любую
чувствительную душу. Стремление к еще более пристальному взгляду на мир, к еще
большей детализации в художественной картине мира привели к появлению в конце
века таких крупных художественных методов, как натурализм, импрессионизм и
символизм.
Натурализм (лат. natura “природа”), на первый взгляд, стремится превзойти
реализм в отражении действительности: он не упускает ни одной детали, во всяком
случае пытается это сделать. Но здесь сразу же появляется и его отличие от
реализма: в погоне за деталью натурализм перестает отличать их по степени
значимости, в произведении исчезает отбор существенного (что было важным для
реализма). В некоторых произведениях деталь самодовлеет, выступает на первый
план, закрывая собой всю картину. В отличие от реализма, более всего связанного с
материализмом, натурализм опирается на философию позитивизма, стремясь
перенести в искусство методы и цели естествознания, стремясь не идеализировать
человека, не проникать в его психологию, а объяснить
отношения человека с миром через биологические
закономерности, поэтому натурализм часто обращается
к физиологии человека, его врожденным порокам.
Достаточно почитать в романе Э. Золя (1840—1902)
“Нана” описание смерти героини, чтобы понять, как
автор устраняется от оценки происходящего и лишь с
фотографической точностью передает его мельчайшие
подробности.
Импрессионизм (фр. impression “впечатление”)
437
Э.Мане.
Портрет Эмиля Золя
также пытался “улучшить” реализм, стремясь отразить текучее мгновение жизни во
всей его непосредственности. Название возникло в живописи после появления в
1874 году картины Клода Моне (1840—1926) “Впечатление. Восходящее солнце”.
Сформировавшись в живописи – Клод Моне Эдуар Мане (1832—1883), Эдгар Дега
(1834—1917), Огюст Ренуар (1841—1919), Альфред Сислей (1839—1899), – он
получил развитие в скульптуре – Огюст Роден (1840—1917) и в музыке – Клод
Дебюсси (1862—1918), Морис Равель (1875—1937). Для импрессионизма важно
богатство изменчивого мира, которое передается “разнообразной техникой мелких и
точечных мазков”[341, с. 106] в живописи, смешением цветов, нечеткостью
контуров, которые действительно вызывали у зрителя полное впечатление
естественности и воздуха, наполняющего полотна импрессионистов [259]. В музыке
– это звучание “стихий”, стремление к передаче впечатлений от лунного света,
мгновенного настроения, неустойчивого и капризного.
Импрессионизм для многих художников стал
ступенью для перехода к другой системе отражения
мира – символизму. Для него свойственно
представление о мире как слабом отблеске мира идей,
которые можно постигнуть лишь при помощи
интуиции.
Жан Мореас,
автор Манифеста
символистов, писал: “Противница наставлений,
декламации,
фальшивой
чувствительности,
объективного описания символистская поэзия
пытается одеть Идею в осязаемую форму... Идея, в
свою очередь, вовсе не должна показываться без
роскошных одеяний внешних аналогий... Таким
образом ... картины природы, все эти конкретные
явления не могли бы выступать сами по себе: здесь это
осязаемые оболочки, имеющие целью выявить свое
скрытое родство с первичными Идеями” [109, с. 106,
О. Роден. Ева
107]. Символисты предполагали, что некогда, в древности, в мире царила Красота —
некое общее космическое состояние мира. Вследствие деятельности человека эта
красота была утеряна, и роль искусства заключается в том, чтобы найти следы,
знаки, которые могут помочь осмыслить или возродить ее. Эти знаки существуют
“рядом” с реальностью и представляют собой нечто тайное, или, как говорил
великий бельгийский поэт и драматург М. Метерлинк (1862—1949), область
“невидимых и роковых сил”, которые можно выявить только таинством искусства,
иносказаниями, переплетением ассоциаций или мистическим экстазом. Раскрыть
тайны мира может сон, мечта, сказка:
О, если б снова я достиг,
Сквозь сон моих ресниц смеженных,
До роз, когда-то благовонных,
Полузакрытых грез моих!
438
Я жду, что снова пред очами
Зазеленеет их мечта,
И месяц синими перстами
В молчаньи распахнет врата.
Э. Берн-Джонс.
Атлант, поднимающий Землю
***
Боже! Боже! на стеблях от лилий
Вырастают странные цветы;
Мерно взмахи серафимских крылий
Движут воду в озере мечты.
И за чашей чаша расцветает
На воде, по знаку, в этот час,
И душа, как лебедь, раскрывает
Крылья белые усталых глаз.
[187, с. 8]
Можно заметить, что на грани XIX и XX веков
мысль о потерянности человека, его жизни как пути
страданий, бесконечного и бессмысленного поиска
совершенства прозвучала именно в символизме.
§ 3 Человек на грани времен
XIX век в Европе отнюдь не был безбурным, скорее
О. Бёрдсли.
наоборот, по насыщенности событий, по их масштабам и
Павлинье платье
результатам он во многом предварил и достижения, и
катаклизмы XX века. Европа XIX века, как и другие континенты мира, сотрясалась
от революций, освободительных войн в Европе (Венгрия, Болгария, Румыния). В
этот же период произошло объединение Германии и Италии, начались грабительские
захватнические войны Франции, Англии, Испании на Востоке и в Африке.
Первоначально обособленное промышленное развитие различных стран постепенно
превращается в мировой процесс. Казалось, что великие открытия и изобретения
века принесут человечеству освобождение от многих бед и откроют людям дорогу к
знанию и счастью. Но так не случилось.
Капиталистическое устройство общества сменило
одну форму угнетения другой, несправедливость не
уступила место всеобщему благоденствию, в обществе
лишь усугубился индивидуализм, несущий с собой
отчуждение всех от всех и от всего. Даже пришедшая к
вершинам положения в обществе буржуазия
утрачивает свой оптимизм, поскольку никаких других
связей, кроме чисто корыстных, она не предложила
439
миру. Многие представители интеллигенции почувствовали, что общество в той или
иной форме зашло в тупик, поскольку к концу века исчезло ощущение причастности
каждого к историческим событиям, исчезла и возможность такой причастности. То,
что воспринималось романтиками как эмпирическая пошлость, пошлость
повседневности, заполняет все жизненное пространство каждого представителя
практически любого социального слоя. Это необыкновенно явственно запечатлено в
автобиографическом романе “Голод” норвежского писателя Кнута Гамсуна (1859—
1952). Он показывает различные слои общества, и везде царят ледяное равнодушие,
черствость, углубленность в повседневные заботы, за которыми нет ничего светлого.
“Общество, какое оно есть, не желает ничего знать о своих изгоях, о тех, кто
оказался выброшенным на обочины жизни, ибо каждый человек в этом обществе
занят собой, своими мыслями и делами” [68, т. 1, с. 15].
Век начинался не только реакцией на идеи Просвещения и Французскую
революцию, но и большими иллюзиями. На гребне этих иллюзий рабочие сделали
попытку договориться с приходящей к власти буржуазией. Чартисты, написавшие
требования о введении всеобщего избирательного права, повышении зарплаты и т.д.,
полагали, что, собрав подписи под этими требованиями и доведя их до парламента,
можно добиться их исполнения без революций и насилия. Это были не последние
иллюзии века, которым не суждено было осуществиться. Так же точно не
оправдались надежды на научный прогресс. Многие выдающиеся умы Европы
констатировали торжество буржуазной посредственности. Если в первую половину
века каждый ощущал себя участником исторических событий, то во вторую
половину– история ушла с полей сражений, баррикад, она творилась “даже не в
кабинетах министров, а в банковских конторах, в редакциях бульварных газет и за
прилавками модных магазинов. И человек мог стать дельцом, но никак не деятелем.
При этом он был обезличен и опустошен теми
Э. Рено.
Коммуна.
пошлыми, но всеохватывающими формами, в которых
Посвящается
проявлялась борьба всех против всех” [121, т. 7, с.
Национальной
236, 237]. К концу века в общественной жизни
Европы сформировались две резко противоположные тенденции: пессимистическое
представление о фатальном бессилии человека перед враждебным ему миром, с
одной стороны, и политическая борьба рабочего класса, несущая в себе надежды на
осуществление равенства и справедливости, с другой. С этими идеями Европа вошла
в XX век.
ВЫДЕЛИМ ОСНОВНЫЕ МОМЕНТЫ
1. Европейская культура XIX века унаследовала все проблемы прошлого:
стремление к преобразованию общества, развитие капиталистической экономики. В
центре этих процессов находятся возникновение и развитие промышленного
производства, которое повлекло за собой изменения политического, социального и
культурного характера.
2. Этот период европейской культуры стал веком философии, стремящейся не
440
только осознать существенные стороны мира, место человека в нем, построить
философскую картину мира, но найти тенденции и движущие силы развития
общества.
3. В области духовной жизни XIX век можно назвать веком контрастов:
расцвет духовной культуры и духовное обнищание общества отмечены не только
философией, но и искусством, а также науками о человеке, возникающими в этот
период.
4. Художественное освоение мира, создавшее романтического и затем
реалистического героя, достигает высокого уровня обобщения. Искусство
углубляется в понимание основ мира, совершая при этом движение от
“исключительного” к “обычному” и далее – в глубь сложных особенностей
субъективного мировосприятия.
Глава XXI
ЕВРОПЕЙСКАЯ КУЛЬТУРА XX ВЕКА
Русский поэт начала XX века С. Есенин (1895—1925) писал:
Лицом к лицу лица не увидать,
Большое видится на расстояньи.
[106, т. 3, с. 58]
Эти слова справедливы для рассмотрения культуры XX века: она слишком
близка, ее главные стороны и тенденции еще не закончены, она в движении,
развитии, в процессе своего раскрытия. Все предыдущие культуры отошли в
прошлое и позволяют взглянуть на себя как на результат, как на далекое и уже
свершившееся событие. И лишь культура XX века лицом к лицу с нами. Мы – ее
участники в той или иной форме, поэтому она зшглядит столь сложной,
441
неоднозначной, многообразной (каковой и является). Поворачиваясь к нам
различными гранями, она, кажется, не позволяет увидеть себя целиком. Все же мы
попытаемся выделить то главное, что уже состоялось в культуре нашего времени.
§ 1 Век техники: добро и зло
Европа, как и другие регионы, пришла к XX веку с огромным количеством
новых и новейших сведений о мире. В конце прошлого века разрушились
представления о неделимости атома. Открытие рентгеновского излучения (1895)
позволило англичанам Эрнесту Резерфорду (1871—1937) и Фредерику Содди (1877
–1956) обосновать теоретическое положение о том, что распад атомов обеспечивает
превращение одних элементов в другие (1903). Английский физик Джозеф Томсон
(1856—1940), открывший электрон (1897), создает первую его модель (1903).
Немецкий физик Макс Планк (1858—1947) предлагает теорию квантов, согласно
которой физические процессы, как, например, испускание и поглощение света, не
являются непрерывным процессом. Альберт Эйнштейн выдвигает сразу две теории:
одна касается представления о корпускулярной и одновременно волновой природе
света, другая – знаменитая теория относительности, разрушившая веру в
независимость пространства и времени (1905). Только этих открытий хватило бы для
того, чтобы считать XX век веком грандиозных научных революций, но практически
одна за другой следуют новые: создание квантовой механики – Луи де Брошь, Э.
Шрёдингер (1887—1961), П. Дирак (1902—1984), В. Гейзенберг
(1901—1976); углубление представлений о микромире – открытие нейтрона Дж.
Чедвиком (1891—1974), работы супругов Жолио-Кюри; развитие генетики, изучение
человеческой психики и появление психологии – К. Юнг (1875—1961), У.Джемс
(1842—1910), З. Фрейд. Можно сказать, что не осталось почти ни одной научной
сферы, сохранившейся на уровне предыдущего времени.
Еще одно обстоятельство отличает XX век от всех предыдущих. Крупные
открытия прошлого редко были связаны с развитием
техники. Они существовали вполне автономно, даже
тогда, когда опережали прогресс техники. Техника также
развивалась независимо от науки. Иногда они шли
параллельными курсами, иногда расходились
значительно, но практически не зависели друг от друга.
В XX веке, особенно в его второй половине, они
невозможны одна без другой. Наука стала сильным
фактором развития техники, техника – наукоемкой, и
обе обусловили дальнейший прогресс производства.
Появляются атомная энергетика, генная инженерия,
начинается освоение космического пространства. Все
это заставляет не без оснований называть XX век веком
442
Эйфель.
Башня в Париже
техники, проникающей во все сферы человеческого существования, затрагивающей
все формы жизнедеятельности человека.
Может показаться, что бурное развитие техники в нашем столетии
представляет собой торжество разума и может стать основой счастья и
осуществления многовековых мечтаний человечества. К сожалению, это далеко не
так. Технический прогресс, даруя человеку материальные блага, отнимает у него его
человеческое начало, превращая человека сначала в придаток машины, затем – в
обслуживающий элемент машинного производства. Человечество, мечтавшее об
освобождении от изнурительного труда, в очередной раз испытало разочарование:
оно стало рабом стандарта, отнимающего у человека даже его святая святых—
неповторимость чувств. Ортега-и-Гасет в книге “Восстание масс” показывает
процесс обезличивания масс, происходящий в мире производства, оснащенного
новой техникой. XX век с самого начала несет в себе скепсис по отношению к науке.
В 1918 году М. Вебер, выступая перед студентами в Мюнхенском университете,
говорил: “Научный прогресс является частью, и притом важнейшей частью, того
процесса интеллектуализации, который происходит с нами на протяжении
тысячелетий и по отношению к которому в настоящее время обычно занимают
крайне негативную позицию” [55, с. 134].
Техника XX века с ужасающей жестокостью проявила себя уже в первую
мировую войну, когда мир был потрясен применением отравляющих веществ и
других форм массового уничтожения. Вторая мировая война с еще большей
ясностью показала оборотную сторону развития науки и техники для человечества.
Так наука в XX веке стала слугой двух господ – добра и зла, жизни и смерти.
Энергия атома была использована для создания смертоносного оружия. Реакцией на
опасность мировой войны и возможности самоистребления человечества стал
антисциентизм (лат. scienta “наука”) – крайне враждебное отношение к науке,
технике и ученым. Еще Маркс высказал такую, на первый взгляд, парадоксальную
мысль: разум человека не всегда существует в разумной форме. Разве наука в рамках
европейского континента (и мира) органически соединена сегодня с высокой
гуманистической моралью, нравственной культурой? Далеко не всегда и не во всем.
“Знания, сопровождающиеся ростом сознания, – писал Б. Рассел, – являются
главным инструментом человеческого прогресса. Знания без роста сознания легко
становятся дьявольскими и увеличивают раны, которые один человек наносит
другому” [257, с. 165].
Доминируя в европейском сознании со времен Ф. Бэкона идея господства
человека над природой поставила общество XX века на грань экологического
кризиса. Перед современной европейской культурой стоят жизненно важные
вопросы: как сохранить и улучшить качество природной среды при возрастающем
научно-техническом воздействии на нее? Какими должны быть человеческие
качества в новой экологической ситуации? Как ликвидировать отчуждение человека
от природы? [257]. Еще Кант отмечал: “обязанности, однако, мы имеем лишь по
отношению к людям. Неживое полностью подчинено нашему произволу. И
обязанности по отношению к животным являются таковыми лишь в той степени, в
443
какой они попадают в круг наших интересов” [342, с. 304].
С тех пор, как были сказаны эти слова великого мыслителя, конечно,
расширились обязанности человека по отношению к природе. Заметно возросла
значимость экологической компоненты в системе европейской культуры.
Развиваются новые отрасли знания и культуры – социальная экология,
экологическое право, экологическая этика, экологическая эстетика. При этом важно
учитывать, что отношение к природе “утрачивает непосредственность, становится
косвенным, опосредуется вычислениями и приборами. Исчезает живость
переживания” [70, с. 148]. Складываются научные теории, целью которых
становится преодоление этого положения. Среди них учения Тейяра де Шардена и
Вернадского о ноосфере, Швейцера – об абсолютной ценности жизни.
Всеевропейское негосударственное сообщество ученых “Римский клуб” исследует и
обсуждает проблемы путей и способов преодоления экологического кризиса,
гармонизации отношений человека с природой.
С необычайной остротой встает в XX веке проблема человека: его места в
мире и роли во всех процессах, которые выступают двояко – как результат развития
всей прошлой культуры и как начало следующих эпох. Через человека проходит
демаркационная линия, отделяющая прошлое от будущего.
§ 2 XX век: человек в мире и мир человека
Еще в прошлом веке в философии начал складываться антропологизм
(антропологический принцип), при котором в центр рассмотрения закономерностей
мироздания начали ставить человека с его сознательной деятельностью,
эмоциональной сферой, логикой, идеалами, целями и формами жизнеобеспечения.
Это особенно значимо прозвучало в трудах Л. Фейербаха. Тайны человеческого
поведения долгое время были предметом изучения преимущественно медиков,
философия же строила свои предположения в достаточной мере умозрительно.
Труды Зигмунда Фрейда дали возможность увидеть человека как систему
взаимодействия бессознательного и сознательного начал. Его теория возникла из
практики лечения различных неврозов, но затем составила одно из первых учений о
структуре личности, где Фрейд выделил три компонента: “оно”, “эго” (или “я”) и
супер-эго (“сверх-я”). “Оно” включает в себя инстинкты, требующие мгновенного
удовлетворения, “эго” регулирует ответные реакции человека в целях его
самосохранения, “супер-эго” базируется на моральных нормах, усвоенных
сознательно или бессознательно в процессе воспитания, поэтому для анализа
поведения личности в системе психоанализа так важны воспоминания детства. Даже
при том, что Фрейд часто строил откровенно мифологические представления о
человеке, культуре, художественном творчестве и другом, он впервые начал
рассматривать человека в различных формах его взаимодействия с окружающим
миром. Его работы “Психология масс и анализ человеческого Я”, “Тотем и табу”,
444
“Неудовлетворенность в культуре” были одной из первых попыток объяснения
многих культурных феноменов через особенности человеческой психики.
Проблемой человека, как и в прошлые времена, занята и философия, так или
иначе пытающаяся преодолеть ограниченность подобного рода теорий предыдущих
времен. Духовный кризис конца XIX– начала XX века поставил вновь вопрос о
смысле жизни, как это было на сломе эпох в далекий период эллинизма. Прежние
идеалы рухнули, новые либо еще не сложились, либо не получили всеобщего
признания. Марксистская идеология рабочего класса видела цель и смысл
человеческой жизни в борьбе против частной собственности, в таком изменении
мира, при котором класс, производящий все материальные ценности, смог бы
владеть ими. Эти взгляды не были чем-то инородным в европейской культуре.
Рабочий класс, сложившийся только в начале прошлого века, представлял собою
реальную силу, способную придти к власти и изменить мир. Не будем вдаваться в
анализ того, насколько соответствовала действительности эта идея. Мир уже знал
идеи, представлявшиеся в свое время единственно верными, но не получившие
подтверждения практикой. XX век пока не дал своего окончательного заключения по
этому поводу. История продолжается, и она еще может дать шанс для
осуществления главной марксистской идеи – власти в обществе тех, кто созидает.
Европейский рабочий класс выступил объединенно в начале века: революционные
процессы сотрясали Германию, Италию, Испанию, Болгарию, духовная жизнь
Франции во многом была связана с коммунистическими идеями и борьбой за них. В
условиях всеобщего упадка, пессимизма и робких ожиданий коммунистическая идея
была единственной идеей, несущей в себе определенный оптимизм и конкретные
цели. Следует отметить, что и в системе коммунистического взгляда на мир были
значительные разночтения по поводу сущности, смысла борьбы, форм и путей ее
реализации.
Другая ветвь философских взглядов на человечество и его судьбы была более
пессимистической. Экзистенциализм не видел возможности для человека быть
понятым в обществе, в его повседневной деятельности. Только в экстремальной
ситуации или в смерти, считали сторонники таких взглядов – М. Хайдеггвр (1889—
1976), К. Ясперс, Ж.-П. Сартр (1905—1980), А. Камю, – человек может наиболее
полно выразить себя, хотя и быть не понятым. Альбер Камю (1913—1960) в книге
“Человек бунтующий” сравнивает жизнь человека с трудом Сизифа, бессмысленно
вкатывающего свой камень на вершину; так же, как и труд Сизифа, жизнь не имеет
смысла, и если хоть что-нибудь может быть значимо, то это бунт против
бессмыслицы и одиночества, бунт как процесс, ибо все, кроме бунта, абсурдно. Для
экзистенциалистов человек становится во многом страдательной величиной,
