Текст книги "Мир культуры. Основы культурологии"
Автор книги: Анна Быстрова
Жанры:
Культурология
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 53 страниц)
относят их происхождение к гораздо
И мягким, когда рок жестокий бьет.
более ранним векам. В эти книги
Пер. В. И. Ожогина
входят стихи и песни, поэмы,
летописи, философские и эстетические суждения, нравоучения и легенды. Тексты и
темы книг всячески варьировались в поздние времена, становясь все более
изысканными, утонченными и символичными, как и живопись на шелке, как и само
искусство каллиграфии (греч. kalligraphia “красивый почерк”).
Иероглифическое письмо имеет одну особенность: оно несет не только
смысловую нагрузку, оно изобразительно. Поэтому в переводе исчезает огромная
часть семантических нюансов оригинального текста, написанного иероглифами:
здесь важно все – как двигалась рука мастера, какое состояние он передал в
начертании иероглифа, какой образ несет в себе, помимо собственно слова, этот
знак. Поэтому литература Китая, особенно поэзия,– не только выразительное, но и
в какой-то мере изобразительное искусство. Красота природы, воспетая
возвышенным слогом поэта соединялась с особенностями его каллиграфии, его
кисти, создавая неповторимый художественный образ. Вот стихи великого
китайского поэта Ли Бо (701—762), которого называли “бессмертным, низвергнутым
с небес” из-за его трагической судьбы:
В струящейся воде осенняя луна.
201
На южном озере покой и тишина.
И лотос хочет мне сказать о чемто грустном,
Чтоб грустью и моя душа была полна.
[137. с. 264; пер. А. Гитовича]
Пожалуй, в Китае только литературу нельзя обвинить в гражданском
безмолвии: она выражала бунтарские настроения, протестовала против жестокостей
и насилия, осмеивала человеческие пороки, в том числе и конкретных достаточно
высокопоставленных лиц. Ее создатели, как и все поэты-бунтари во все времена,
подвергались различным наказаниям, вплоть до изгнания из страны. Китайский поэт
Цюй Юань (ок. 340—ок. 278 до н. э.) в поэме-элегии “Скорбь отверженного” писал:
Твой дикий нрав, властитель, порицаю,
Души народа ты не постигал.
Придворные, завидуя поженски
Моей красе, клевещут на меня.
Бездарные всегда к коварству склонны,
Они скрывают черные дела.
Всегда идут окольными путями.
Увертливость – единый их закон!..
[293, с. 6]
Стремление китайского государства к централизации затронуло и культуру, в
частности художественную. В период империи Хань была сделана попытка собрать
все древнекитайские памятники литературы, систематизировать их,
прокомментировать все, что осталось от наследия более ранних времен. В это время
составляются первые словари, зарождается историческая проза, в которой не только
описываются те или иные события, но и действуют личности, оставившие след в
истории. Историк Сыма Цянь считается основоположником жанра литературного
портрета. После него писатели Китая начинают излагать династическую историю
Поднебесной, которая предстает исключительно в последовательной смене
правящих особ и их семей, приближенных, сановников и мудрых советников.
В управленческий аппарат империи, среди других, входило ведомство,
ответственное за организацию общегосударственных культов в противовес местным
[101, с. 275]. Была создана музыкальная палата, где собирались и обрабатывались
народные песни, поэтому сохранилось огромное количество древних песенных
творений. Им тоже подражали поэты, создавая песни о любви, о повседневных
делах, светские сочинения, сказочные и мистические стихи.
Китайская музыка, как и другие явления культуры, уходит своими истоками в
глубь веков. Найдены различные инструменты: например шицин – каменный цин
(ок. XII века до н. э.), состоящий из каменных пластин, которые издают звук с
металлическим оттенком. В разные времена пользовался любовью цисяньцинь —
струнный инструмент с семью шелковыми струнами, отдаленно напоминающий
будущую цитру. Считается, что на таком инструменте играл Конфуций. Основу
202
музыкального строя в Китае составляла пентатоника —
система из пяти звуков. Составить о ней представление
можно, если сыграть на рояле гамму из черных клавиш.
Может быть, потому, что китайская музыка не знает
полутонов, ее звучание кажется европейскому слушателю
шатким, неустойчивым, но передающим удивительно
утонченную систему чувств.
Китайская культура, среди прочих восточных культур,
– менее всего повторима и более всего узнаваема. Это ярко
проявилось в изобразительном искусстве с его желанием
передать временные изменения, с его прозрачными, почти
незаметными переходами оттенков цвета друг в друга и той
гармонией, которую невозможно “алгеброй поверить”,
Буддийское
потому что она не поддается вычислениям и связана с
божество милосердия
пониманием космических отношений изображаемых
явлений. Даже каноны в изобразительных искусствах
Китая требуют не показа статического состояния, а действия, в котором (независимо
от того, изображаются люди или животные) выявляются не характеры, а условные
типы, где боги всегда больше людей, где явно чувствуется поиск Абсолюта,
знакомый нам по учениям великих мудрецов древности. Но главная их особенность
– недосказанность, незавершенность, представляющая зрителю простор для
сотворчества.
Несомненные успехи сделала и китайская наука. Свыше трех тысяч лет назад
в городе Чжоугуне (современная провинция Хэнань) находилась астрономическая
обсерватория, где велись и фиксировались наблюдения за планетами и звездами.
Тогда же был создан, а затем усовершенствован лунно-солнечный
календарь. В 28 году до н. э. китайские астрономы открыли существование
солнечных пятен. В этот же период был изобретен компас в виде квадратной
железной пластины с магнитной “ложкой”, ручка которой указывала на юг.
Ученый Чжан Хэн (I век н. э.) изобрел прототип современного сейсмографа,
сконструировал небесный глобус, описал 2500 звезд, включив их в 320 созвездий.
Математики этого времени знали десятичные дроби и отрицательные числа, а также
пользовались (как и в Индии) десятичной системой записи чисел (см. гл. IX, § 4).
Первые труды по медицине содержат 35 трактатов по разным болезням, а во II
веке разработана диагностика заболеваний по пульсу и сделаны попытки лечения
эпидемических заболеваний. Поиски монахами-даосами лекарства “бессмертия”
позволили изучить и описать огромное количество лекарственных растений и даже
составить первые пособия по лечебному голоданию.
Многие достижения материальной культуры принадлежат только Китаю, в
частности, древнее производство лаков, позволявших сохранять дерево, ткани и
металл от воздействия окружающей среды. Китайские лаки могли противостоять
воздействию кислот и высоких (до 500 градусов) температур. Кроме того, Китай —
родина шелка, бумаги, туши и пороха.
203
Китай сохранил древние традиции, несмотря на все перипетии истории, на
войны, нашествия, смены типов и форм правления и, наконец, на западную
культурную экспансию, не прибегая при этом, как Япония, к изоляции. Главной была
установка – каждое новшество рассматривать через призму традиций, имеющих
тысячелетнюю историю. Для этого не нужны государственные вердикты и
постановления – это особенности китайского менталитета, как и желание
“сохранить свое лицо”. “Лицо” китайской культуры, в отличие от тех культур,
которые исчерпали себя в истории человечества, сохранилось во всем своем
богатстве и многообразии до наших дней.
ВЫДЕЛИМ ОСНОВНЫЕ МОМЕНТЫ
1. Китайская культура не переживала периодов кардинальной ломки, поэтому
смогла сохранить большинство традиций, уходящих корнями в глубокую древность.
Любое новшество могло войти в контекст китайской культуры лишь в том случае,
если в прошлом находились хотя бы слабые намеки или предпосылки для его
утверждения. Изречение “Новое – это хорошо забытое старое” как нельзя лучше
выражает сущность развития китайской культуры.
2. Китайская культура представляет собой прочный конгломерат
государственности и самых различных сторон духовной культуры. В ней трудно
отделить политические проблемы и этику, философию и этику, философию и
художественные взгляды. И все эти пласты культуры в определенной степени
пронизывают повседневное существование каждого человека.
3. Одной из тенденций китайской культуры является стремление к познанию
мира путем углубленного созерцания, поиска природного смысла всех вещей,
предопределенного ему Небом. Образ Неба – основа всей космогонической
картины мира в китайской культуре.
4. Основу духовной жизни общества составляет этика, отводящая каждому
человеку его особое место, его особую роль, регламентирующая все его действия от
рождения до смерти. Этика обуславливает не только систему гражданского
послушания, но, как ни странно, и систему гражданского неповиновения. И
жесткость, и мягкость одновременно являются сущностью поведения, о которой
говорил Конфуций: “великодушие и жестокость помогают друг другу”. Это довольно
противоречивое положение философа вполне объясняется другим его
высказыванием: “На то, что противоречит правилам поведения, нельзя смотреть; то,
что противоречит правилам поведения, нельзя слушать; то, что противоречит
правилам поведения, нельзя делать” [123, с. 63—66].
5. Одной из характерных особенностей китайской культуры является особое,
почтительное отношение к авторитетам, в какой бы сфере они ни проявлялись,– к
правителю, мудрецу или художнику, к мифологическим героям или вымышленным
фантастическим существам. Это рождает особую упорядоченность того мира,
который выстраивает для себя китайская культура.
204
Глава XI
КУЛЬТУРА ЯПОНИИ
§ 1 Государство и люди Страны Восходящего Солнца
Первый великий японский поэт Какиномото Хитомаро (конец VII– начало
205
VIII века) однажды написал:
На полях, что лежат предо мною,
Я вижу, как блики сверкают
Восходящего солнца,
А назад оглянулся —
Удаляется месяц за горы...
[346, с. 84]
В этом пятистишии – танка – отразилось не только чувство прекрасного,
созерцание раннего утра, но и самая сущность Японии – страны, находящейся на
грани Востока и Запада, утра и ночи, солнца и луны. Недаром главным божеством
Японии считалась богиня Солнца и прародительница японских императоров
Аматэрасу. Время японцы отсчитывали от разделения неба и земли, произошедшего
по приказанию богов, а Япония считалась первой
страной на земле.
Япония размещается на множестве мелких и
четырех больших островах (Хонсю, Кюсю, Хоккайдо и
Сикоку). Морские пространства с их беспокойным
характером стали естественной преградой для самых
неустрашимых завоевателей. Даже монголы,
покорившие не одну страну, не проникли в Японию.
Казалось, что сами стихии ограждали острова от
вторжения: монгольский флот, направлявшийся в
Японию, был уничтожен тайфуном. Поэтому с
Догу. Фигурки человека.
VIII тысячелетия до н. э. здесь в мире и спокойствии
Культура Дзёмон
обитали местные жители, занимаясь собирательством,
охотой и рыболовством. На местах древних поселений были найдены керамические
изделия, украшенные орнаментом из глиняного жгута, напоминающего веревочный
узор, поэтому культура неолита в Японии названа Дзёмон (“След веревки”).
К I тысячелетию до н. э. на острова Хонсю и Кюсю приходят маньчжуро-
корейские и малайские племена, от смешения которых произошло японское племя
ямато. Они вели длительную войну с коренным населением японских островов —
племенем айнов, которые частично были оттеснены на север Хонсю, частично
смешались с пришельцами. Поселенцы умели выплавлять бронзу, знали ткачество и
сеяли рис. Вместе с ними на островах появилось “оружие, украшения, бронзовые
зеркала и колокола, которые клались в захоронения или употреблялись при
сельскохозяйственных обрядах. Зеркала были знаками неба и возлагались на грудь
покойнику... Звучание колоколов должно было отпугивать злых духов и привлекать
богов – покровителей землепашцев” [133, с. 191].
Во главе каждого рода (удзи) племени ямато стоял старейшина, он же
военачальник, жрец и руководитель земляных работ. Между родами шла постоянная
борьба, они постоянно увеличивались за счет побежденных родов и переселенцев,
206
зачастую обращаемых в рабов (яцуко).
Процесс разложения родового строя в Японии происходил в III—
IV веках, постепенно складывается государственность на основе китайской,
завезенной сюда переселенцами. Это было традиционное для восточных стран на
ранней стадии развития государство, во главе которого стоял военный вождь,
выполнявший и функции жреца. Его окружала знать, стяжавшая себе богатство в
военных действиях. Они управляли населением в округах, из них формировались
чиновники. Знать кормилась за счет крестьян, которые обрабатывали рисовые поля и
платили ренту-налог в казну. Часть переселенцев с континента становилась
неполноправными (бэ) или даже рабами.
Особенности уклада Японии, в особенности ее островное положение, как бы
замыкавшее людей в небольшом пространстве, занятие преимущественно сельским
хозяйством делало ее жителей людьми консервативными, ревностно сохраняющими
свои традиции. Тем не менее японцы были восприимчивы к внешним влияниям,
поэтому не только буддизм, но и конфуцианство легли в основу принципов
взаимоотношений между правителями и подчиненными. Но если в Китае Конфуций
предлагал строить государство по принципу семьи, в которой правитель – отец
подданных, а сами подданные – его дети, то в Японии образ семьи в отношениях
высших с низшими не был принят, сохранился лишь строгий закон подчинения
младших старшим (не только по возрасту, но и по положению). Начиная с V века, в
Японию проникает китайская культура, из Индии через Китай – буддизм, а через
Корею – даосизм. Собственной письменности у японцев тогда не было, и тексты
памятников записаны по-китайски, однако китайские иероглифы чаще
использовались как фонетические знаки для передачи японской речи при записи
песен, а также для передачи собственных имен и географических названий.
(Китайские иероглифы могли обозначать как слоги, так и целые понятия, причем
ключевой иероглиф в сочетании с другими мог в корне изменить смысл).
Хорошо отлаженная китайская система государственности далеко не сразу
вошла в жизнь Японии, раздираемой междоусобными распрями. То один знатный
род, то другой захватывали власть, ведя настоящую войну друг с другом. Эти войны
были жестоки и кровопролитны, непреклонность одних наталкивалась на
непреклонность других. В 645 году глава сильнейшего рода Сога – Котоку
подчинил своей власти тогдашнюю Японию (так называемый “переворот Тайка”) и
принял титул meннo (императора), объявив себя, как и в Китае, “сыном Неба”. За
годы его правления (645—654) под девизом “Тайка”
(“Великая перемена”) было проведено множество
реформ.
В Японии, в отличие от Китая, представители
аристократии (сегуны) имели большую, иногда более
сильную власть, чем “сын Неба”, который “более
царствовал, нежели реально управлял страной”
[52 т. 1, с. 436]. В то время как китайцы сами
создавали свою администрацию и чиновничество,
207
Портрет принца Сётоку-Тайси
с сыновьями. Первая половина
II века
обучая их, выбирая из обученных лучших, у японцев власть захватывалась
представителями наиболее сильных домов. Вместе с властью они получали и
влияние на правителя. В этих условиях трудно было понять, кто же осуществляет
подлинную власть, тем более, что при правителе мог находиться не один
влиятельный царедворец, а несколько. Они распределяли сферы влияния между
своими сторонниками в провинции, что давало им возможность укрепляться и даже
обособляться. Так постепенно Япония вошла в феодализм. Все это отражалось на
крестьянских массах, бывших вольными или невольными жертвами амбиций
местных властей, которых они должны были содержать. Помимо естественных
восстаний на этой почве происходил и еще один процесс, повлиявший на многие
стороны японской культуры: для борьбы с восстаниями и массовым уходом крестьян
со своих земель стали создаваться отряды профессиональных военных из людей,
искавших покровительства у знати.
Так появилось целое сословие рыцарей на японский
лад – сословие самураев. В их среде выработался
особый кодекс законов поведения, особая, довольно
жестокая этика, требовавшая беспрекословной
верности, слепого подчинения, обязательного
самопожертвования без колебаний, а в крайнем случае
–
и добровольной смерти (харакири).
Так в Японии вырабатывается особый
менталитет, включающий в себя систему
беспрекословного подчинения снизу доверху.
Император же, стоящий наверху, всегда (вплоть до
середины XX века) считался божеством, получая все
почести, положенные божеству. “Личность
императора, сама идея императорской власти
Статуя стража Синконгосина
всегда выступали как важный цементирующий
из монастыря Тодайдзи.
VII век
фактор национального самосознания японцев”
[252, с. 9]. Одним из представлений этого самосознания было представление об
особой миссии японского народа, его роли наследника небесных богов, потомков
богини Аматэрасу. И хотя в обществе с VIII века происходило множество
изменений, большинство древних обычаев сохранялось в сознании людей. На пороге
VI века японское общество включало в себя свободных земледельцев, ведущих
общинное земледелие, полусвободных ремесленников и несвободных рабов,
“бывших домашними слугами-работниками в семьях свободных” [148, с. 11]. Над
этими группами людей стояла знать, происходившая из родовой аристократии.
После переворота Тайка были ликвидированы подневольные слои населения,
формально они стали равны остальным земледельцам. Но поскольку все крестьяне
были наделены государственными земельными участками, которые нельзя было
бросать, то они стали фактически крепостными и беспрекословно платили налоги,
считая такое положение дел законным и справедливым. Если добавить к этому
постепенное распространение среди них конфуцианских представлений, то
208
становятся понятными и многие формы поведения, и традиции послушания и
покорности.
Все поведенческие формы закреплялись как традициями, так и законами, во
многом заимствованными из основных китайских доктрин – конфуцианства и
легизма. В VII веке был создан “Табель о 12 рангах”, основанный на кофуцианских
добродетелях, появляется “Закон из 17 статей”, в котором изложены принципы
власти и государства. Как сильно отразились в нем конфуцианские понятия, видно,
например, из 3-й статьи: “Государь – Небо, его слуги – Земля. Небо покрывает.
Земля – несет. Четыре времени года следуют друг за другом. Все силы природы
непрерывно действуют... Когда государь повелевает, его слуги исполняют; когда
наверху действуют, внизу склоняются” [148, с. 27]. Так в сознании японцев
соединяются законы и традиции, обязательства и мудрость повседневного
поведения.
Нет ничего странного в том, что на основании таких
представлений о мире и обществе постепенно возникает
идея самоизоляции, позволившей довести уровень
регламентации общественной жизни, норм поведения до
самых глубин социальной психологии. С начала XVII века
в Японию не допускаются ни купцы, ни, тем более,
миссионеры из Европы, появились указы, запрещающие
также выезд японцев из страны. Тем же, кто выехал
раньше, под страхом смерти было запрещено
возвращаться. Такого рода изоляция способствовала
укреплению сложившегося экономического и
политического уклада, сформировались черты “строго
ритуализированного сословного общества: трудолюбие,
организованность, готовность к безоговорочному
подчинению,
настойчивость,
выдержка,
нетребовательность в отношении жизненных условий и
т.д.” [252, с. 12]. Эти исконные черты японцев
Статуя царя-охранителя стран
света из монастыря Тодайдзи.
органично сочетались с духом воинственности
Раскрашенная глина
еще со времен самураев, с их готовностью к
подвигам и мести за нанесенное оскорбление, с их
умением вынести приговор самому себе и привести его в исполнение, с их
нечеловеческой выдержкой, когда они исполняли харакири с соблюдением всех
необходимых при этом условностей.
Такое самосознание обусловило высокий уровень самопожертвования даже в
XX веке во время Второй мировой войны, когда вместо ритуала харакири появился
ритуал личного подвига добровольного смертника – камикадзе (“Ветер богов”). По
американским данным, камикадзе потопили 45 и повредили около 300 боевых
кораблей.
209
§ 2 В единстве с природой: религия и эстетика Японии
Главная особенность японской культуры связана с многообразным
взаимодействием, взаимопроникновением и борьбой двух начал – мира природы и
мира человека. При этом то “мир природы выражался через образ человека, ...то,
наоборот, мир человека олицетворялся через образы природы” [59, с. 210]. Поэт IX
века Отомо Якамоти писал:
Когда о доме я тоскую
И ночи провожу без сна в пути,
Изза весенней дымки мне не видно
Зеленых тростников, где плачут журавли!
[137, с. 656]
Природа Японии причудлива, сурова и неспокойна. Большие территории
заняты горами и не пригодны для земледелия. Частые землетрясения и другие
стихийные бедствия вынуждали японцев с древних пор строить легкие жилища,
которые не жаль потерять и можно быстро восстановить, а также научили
терпеливому, невраждебному отношению к природе. У японцев никогда не было
стремления, свойственного европейцам, подчинить ее себе, преобразовать, внести в
нее несвойственное ей логическое начало. Напротив, они постоянно ищут точки
соприкосновения человека с природой, способы гармонии с ней, что определило
эстетическое восприятие мира, органичное всей японской культуре чувство
прекрасного, когда каждое природное проявление вызывает желание любоваться им
а в некоторых случаях – поклоняться и обожествлять.
Такое отношение к природе, скорее всего, и породило древнейшую религию
Японии – синто (“путь богов”), происхождение которой до сих пор не вполне ясно.
Востоковед академик Н.И.Конрад (1891 – 1970) связывал возникновение синто с
земледелием, с его магией, в которой заложены действия, должные создать условия
благоприятные для получения урожая. Среди таких магических обрядов главное
место занимали весеннее Действо Испрашивания урожайного года и осеннее
Действо Пробы нового хлеба [148, с. 14].
Для проведения действ выбирали
определенное место которое начинало
считаться местом пребывания божества.
Сначала это мог быть любой уголок
природы, а затем здесь стали возводить
какое-либо святилище. Храмы появились
гораздо позже, поскольку божества не
отделялись от природы, что делало природу
в
глазах японцев особенной ценностью.
Религия синто очень близка
Кацусика Хокусай.
Вид Фудзи в Сэндзю
210
мифологии, в которой мир представляется как единое, нерасчлененное целое, где
излагаются взгляды на происхождение мира, народа, ремесел и древнюю историю. В
синто утверждается, что в мире сначала царил хаос. Впоследствии он упорядочился,
небо отделилось от земли, мужское начало от женского. В результате соединения
этих начал – богини Идзана-ми и ее мужа Идзанаги – родились богиня солнца
Аматэрасу, богиня луны Цукиёми и бог воды и бури Сусаноо. Через долгие годы
борьбы богиня Аматэрасу осталась на небе, а ее внук Ниниги сошел с неба и стал
управлять государством Идзумо. Символами его власти были зеркало
(божественность), меч (могущество) и яшма (верность подданных). Именно от
Ниниги произошел первый император Японии – микадо, унаследовавший все три
символа власти. Так объясняется божественное происхождение власти, остальные
же японцы, согласно синто, произошли от других божеств – коми – духов героев,
предков, богов природы, которыми населен весь мир. Именно происхождением от
божеств и объясняется представление японцев о своей миссии в мире, особых
качествах своего характера, своей жизни, своих правилах.
Современные исследователи выделяют пять
главных принципов синто:
1. Утверждение о том, что мир сам по себе
хорош, совершенен, поскольку и сам мир, и все
сущее в нем является результатом его
саморазвития.
2. Понимание естественной силы жизни.
Считается, что интимные отношения впервые
произошли между богами, поэтому в них не
может быть ни греха, ни вины (в отличие от
христианских представлений о первородном
Ханива. Жрица.
грехе). Для японца поэтому нет жесткого
Деталь. VII век
разделения на “чистое” и “нечистое”, напротив,
он
полагает, что “нечистое” может быть очищено при помощи различных ритуалов и
после этого принято в качестве национальной традиции.
3. Представление о единстве природы и истории. Исходные представления
синтоизма не делят мир на живой и неживой. Все, что окружает людей, – живое:
животные, растения, вещи, камни и т.д., так как во всем живет дух – ками. Поэтому
божественную силу следует искать не в потустороннем, а в окружающем мире.
4. Признание многобожия, вытекающее из предыдущих взглядов. Поскольку
божества живут в каждом явлении природы, то у каждого поселения существуют
свои местные, родовые, племенные божества. В X веке, например, был составлен
список богов синто, их оказалось 3132.
5. Ками породили не всех людей на земле, а только японцев, поэтому
принадлежать синто и поклоняться его божествам может лишь японец, хотя синто и
не возбраняет японцу исповедовать, кроме синто, любую другую религию [252, с.
58, 59].
На этих представлениях базируются главные японские праздники, многие из
211
которых связаны с земледельческими работами, календарными датами, событиями
истории. Множество сезонных праздников просто посвящено различным
проявлениям природы, ее мельчайшим подробностям. Это весенние, летние, осенние
и зимние праздники, во время которых принято созерцать природу, “любоваться” ею.
Японский писатель Камо-но Тёмэй (1153—1216) писал: “...все желания жизни
пребывают [у меня] лишь в красотах сменяющихся времен года” [137, с. 311]. Ему
вторит поэт Догэн:
Цветы – весной,
Кукушка – летом.
Осенью – луна.
Холодный чистый снег —
Зимой.
[127, с. 388]
Важное место занимают праздники любования цветущей сакурой (под этим
понятием понимаются более десятка сортов
деревьев, цветущих всего 5 дней в году),
снегом, горой Фудзи, луной. Умение созерцать
природу, впитывая в себя ее красоты,– самая
поэтичная сторона отношений японцев с миром.
С приходом в японскую культуру китайских
религиозных учений синтоизм не перестал
существовать, он вобрал в себя основные стороны
китайских учений, преобразовал их на основе
японских традиций и буквально растворил в
собственной культуре. Начиная с VI века через
Корею в Японию проникли даосизм и буддизм.
Даосизм с его идеей о “недеянии” стал основой
многих форм отношения человека с
природой и самим собой. Буддизм был
Серебряный павильон в Тогудо.
воспринят японцами в форме махаяны,
Дзисёдзи. Киото. 1486 год
однако его основные положения были
приспособлены под японские взгляды на мир. Современный японский исследователь
буддизма Кисимо Хиэдо полагает, что главное для буддизма в Японии – его идея
освобождения от страданий, а страданиями считаются только такие события
действительности, которые самим человеком воспринимаются в качестве страданий.
Поэтому преодоление страданий – в самом человеке, в его разумном
понимании страдания. Японцы полагают, что только неясные беспокойства, а не
разнообразие желаний (как считает классический буддизм) становятся причиной
страданий. Поэтому не нужно избавляться от желаний, довольно лишь осмыслить их
причину и перенести акценты с негативного к ней отношения в иную плоскость:
увидеть или извлечь из житейских ситуаций пользу.
212
Ассимиляция буддизма в японской культуре породила новое явление
религиозного, философского и социально-психологического плана —
дзен-буддизм. Термин дзен (санскр. “сосредоточение, созерцание”) означает
самоуглубление, в результате которого происходит внезапное озарение – сатори.
Для достижения этого состояния разработаны самые различные ритуалы,
предполагающие сосредоточенности, иногда медитации в процессе “любования”
какими-то явлениями или состояниями природы. На основе дзен возникли и
развились чайная церемония, искусство аранжировки цветов, искусство создания
садов и парков, многие боевые искусства, требующие особой формы
“вчувствования” человека во все, что его окружает, и в свои действия.
Конфуцианство в японской культуре первоначально было воспринято знатью в
качестве руководящей и почти тайной доктрины, но постепенно распространилось
на всю систему поведения людей в обществе, включая в себя все те принципы,
которые Конфуций предпослал воспитанию “благородного мужа”.
Все особенности религиозных взглядов в Японии можно свести к
следующему: для них не было никакого верховного божества, но сам мир, с его
формами и способами существования становился выражением божественного
присутствия, чем обусловлены эстетические взгляды японцев на мир.
Для эстетического восприятия мира характерно
отношение к нему как к гармоническому единству внешнего и
внутреннего, и это единство прослеживается во всех сторонах
действительности: в природе, труде, мире вещей. Японская
эстетика выделяет четыре типа прекрасного: саби, ваби, сибуй и
югэн.
Саби
переводится как
“патина”. Это красота
естественного, следы времени, оставшиеся на предметах.
Цудзи Ёдзиро.
Считается, что саби возникает тогда, когда у человека,
Котелок для чайной
созерцающего произведение искусства или предмет, вдруг
церемонии.
появляется ощущение эпохи. Например, трещины на
Железо. XVI век
посуде для чайной церемонии позволяют ощутить связь
времен, бренность и вечность мира. Это вечная природа со следами этой вечности на
камнях, дереве или в самой вечной смене своих состояний. Такое чувство
предполагает внутреннюю сосредоточенность, отсутствие шума, толпы, яркости.
Ваби– это красота повседневного, обыденного, утилитарная красота
предметов и в то же время – красота повседневного труда, тех усилий, которые
каждый человек совершает, сознавая свое дао в этом мире. Ваби можно также
понять как скудость, бедность или гордое одиночество. Для японца бедность не
унизительна, а ваби позволяет ему найти некий моральный идеал, ощущение
внутренних сил, противостоящих суровости жизни. “В обычных условиях ваби
побуждает многих японцев довольствоваться скромным жилищем, тарелкой овощей
к обеду и ужину, простой одеждой” [252, с. 176]. Даже в состоятельных домах
существует тяготение к привычному и повседневному, лишенному роскоши и
доставляющему чувство эстетического удовольствия.
213
Сибуй – соединение естественности и повседневности в каких-либо
предметах и действиях. “Это не красота вообще, а красота, присущая назначению
данного предмета, а также материалу, из которого он сделан... Чашка хороша, если
из нее удобно и приятно пить чай и если она при этом сохраняет первородную
прелесть глины, побывавшей в руках гончара” [217, с. 39].
Югэн (“внутренняя глубина, сокровенное”) “воплощает собою мастерство
