Текст книги "Опасная связь (СИ)"

Автор книги: Анна Джолос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 42 страниц)

Глава 7. Козел обыкновенный

– Страна Н – демократическое государство с динамично развивающейся рыночной экономикой и высоким уровнем жизни большинства граждан. Однако, с каждым годом в стране Н. растет число граждан, уклоняющихся от участия в выборах разных уровней. Укажите три возможные причины уклонения граждан этой страны от исполнения своего гражданского долга в качестве избирателя. Александра, ты меня вообще слушаешь? – голос репетитора становится громче и резче.

– Слушаю, – уверяю, встрепенувшись.

– Рассеянная сегодня до невозможного! Концентрации ноль, – недовольно ворчит Варвара Карловна, поправляя на носу очки. – Повтори вопрос, – командует, поджимая и без того тонкие губы.

– Уклонение избирателя от исполнения гражданского долга. Нужно назвать причины, – вздыхаю, дорисовывая котика на полях тетради.

Я, может, и ухожу в свои мысли, когда мне становится скучно, но продолжаю воспринимать фоном то, что она несет. Просто-напросто жаль потраченных родительских денег. Только и всего.

– Что такое абсентеизм? – Карловна в ожидании ответа грозно сдвигает брови-ниточки к переносице.

Достала. Проверяет мое внимание.

– Собственно то, о чем идет речь в задании. Политическая пассивность граждан, – не отвлекаясь от рисунка, отзываюсь я.

– Полное определение!

– Политический абсентеизм – уклонение избирателей от участия в голосовании на выборах, или, в более широком понимании, политическое поведение, характеризующееся бездействием, то есть уклонением от какого-либо политического участия, – выдаю заученный текст.

– Итак, причины, Александра! – отбирает у меня ручку.

Ну и наглость, скажу я вам!

– Низкая политическая культура. Недоверие к партии, к кандидатам, к политике в стране в целом. Убежденность в том, что выборы ни на что не повлияют. Слабый авторитет представительных органов власти. Стремление решать личные вопросы, а не вопросы государства. Да в конце концов, причины случайного характера. Погодные условия, нет настроения, плохое самочувствие избирателя.

Выкуси, старая Карга!

У нас в гимназии суперпрепод по обществу. Так что подловить меня не выйдет.

– Неплохо, – признает нехотя.

– Отлично я ответила, – отбираю свою ручку назад, вскидываю нетерпеливый взгляд на часы. – Тик-так, занятие окончено.

– Сообщу твоей матери, что сегодня ты сама не своя, – деловито информирует она, складывая в сумку учебники.

– А можно ли обойтись без стукачества? – выдыхаю утомленно.

– Что за выражения, Александра! – возмущенно зыркает на меня своими глазищами. – Будь добра, к следующему занятию повтори материал по темам: «Свобода и ответственность», «Отклоняющееся поведение и его типы».

– Что еще за намеки? – хохотнув, откидываюсь на спинку стула, и вгрызаюсь в большое сочное яблоко.

– У вас все в порядке? – в проеме показывается взволнованное лицо моей маман. – Саш, манеры!

– Есть хочу, – невозмутимо пожимаю плечом, глядя на старушенцию, шаркающую к двери.

Бесит, не могу прям! Пришелец блин из девятнадцатого века!

Разглядываю старомодное платье и высокую прическу.

– Варвара Карловна, я провожу вас, – тут же любезно семенит за ней мать.

Пока она занята моим репетитором, направляюсь на кухню. Приоткрываю крышку кастрюли и морщу нос, потому что обнаружила там очередную овощную херобору.

Беру стул. Встаю на него и вытягиваю шею, подобно страусу.

– Класс!

Спрыгиваю вниз. Мне удается стащить с полки пакет с круассанами. Сливочная начинка. Божественный хруст французской булочки. Ммм…

– И чем это мы тут заняты?! – прилетает в спину.

Аж давлюсь. Не ожидала, что она так быстро вернется.

– Аппетит испортишь!

Аппетит итак пропал, стоило только вдохнуть аромат ее чудо-варева.

– И ты помнишь, Сань, все, кроме папы до конца месяца на детокс-диете.

– Ну ее на фиг эту твою детокс-диету, – встаю на носочки и зло швыряю наверх пакет с вкусняшками. Попадаю куда надо не с первой попытки. Злюсь.

«Какой у тебя рост, кнопка?» – рефреном звучит в моей голове.

– Присядь-ка. Что с тобой? – тревожится она, утягивая меня за собой на диванчик.

– Все хорошо.

– Какая-то ты странная в последнее время, – задумчиво хмыкает и проходится по мне взглядом-рентгеном. – Особенно после поездки в этот ваш Бобруйск.

– Бобрино, – исправляю на автомате.

– Так ты расскажешь, в чем дело? – давит она настырно.

– Да ну перестань! – раздражаюсь еще больше. – Причем тут эта глушь?

– Значит, мне показалось? – заглядывает в глаза.

– Конечно показалось, – отражаю невозмутимо.

И нет, я совсем-совсем про него не думаю. И не вспоминаю даже. Еще чего! Обойдется!

А если и вспоминаю, то только для того, чтобы убедиться повторно: Паровозов относится к отряду «козел обыкновенный». Ушел, даже не попрощавшись. Словно я девица с улицы какая-нибудь!

И вот вроде осознаю, что ничем мы друг другу не обязаны, а все равно обидно и неприятно в душе.

– Сааашкааа… – многозначительно тянет мама.

– Просто устала, – гоню прочь ненужные мысли.

– Устала? – удивленно на меня смотрит. – Так каникулы же!

– У всех нормальных людей – да, – бормочу себе под нос. – А у меня что?

Репетиторы – интенсивный курс. Секции. Хор и дальше по списку.

– Не тащу уже твой режим.

– Зай, ну перестань, это все нехватка витаминов! – берет меня за руку и ласково прижимается щекой к щеке.

Кожа у нее такая нежная, гладкая и мягкая. Надо, наверное, и мне перестать уже игнорировать крема. Чтоб в сорок вот также потрясающе выглядеть.

– Потерпи до лета, солнышко. Поступишь, на море укатим! Недели на две. Хочешь?

– Хочу, – позволяю крепко себя обнять.

На море хочу. В университет МВД – нет.

– Китайский учить не буду. Не обижайся, – выдвигаю свое требование, пока ощущаю внутри решительный настрой.

– Саш…

– Извини, но сил итак нет, – дергаю плечом и высвобождаюсь из плена материнских рук.

– Мне кажется, тебе понравится, – рассуждает она вслух.

– А мне кажется, что и без китайского забот предостаточно, – гну свою линию. Впервые за долгое время, что называется, показывая зубы.

– Даже и пробовать не станешь?

– Не стану, – отказываюсь упрямо.

– Ну как знаешь, – и все же обиженно дуется.

– Спасибо, мам, – целую ее в плечо. – Давай, накладывай свою стряпню.

Она заметно приободряется. Рассказывает про новый рецепт, который увидела в соцсетях, и с энтузиазмом раскладывает непрезентабельно выглядящее месиво по тарелкам.

Храбро вооружаюсь вилкой и приступаю к трапезе.

За проявленную по отношению ко мне гибкость в знак благодарности рискну попробовать этот ее убийственно-пахнущий шедевр…

* * *

– А че это мы без настроения, Александра Павловна? – выбрасывая сигарету в сугроб, подтрунивает надо мной наш водитель Глеб.

– Плохо сплю, – отзываюсь нехотя.

– А потому что в гаджетах своих сидите по пол ночи, – умничает, открывая заднюю дверь нашей камри. – Мой Максим такой же. Рубится в стрелялки часами напролет. Эх, молодежь, молодежь…

– Я этой фигней не страдаю.

– Ты плохо спишь, Саша? – мама обеспокоенно на меня поглядывает.

– Ерунда.

– И ничего не ерунда. Завези-ка нас, Глеб Денисович, в клинику. Кровь по-быстрому сдадим.

– Мам, – раздраженно закатываю глаза.

Начинается. Анализы. Врачи. Она у меня тот еще паникер. На пустом месте проблему раздует.

– У тебя первым уроком физкультура, – беззаботно отмахивается, поглядывая на часы. – На алгебру успеем. Тут ехать недалеко.

– Вот и правильно, Евгения Владимировна, – поддерживает ее решение Глеб. – Мало ли, что там со здоровьем. Вон какая бледнючая.

Закатываю глаза повторно, а машина тем временем трогается с места.

Мама прям экстрасенс. Нам и правда удается управиться минут за сорок. В восемь пятьдесят я уже протягиваю пальто брюзге-гардеробщице, после чего направляюсь в спортзал. А там у нас – грандиозный забег. Мои одноклассники, высунув языки на плечо, бегут какой-то марафон.

– Чего прохлаждаемся, Харитонова? – рявкает физрук, неотрывно наблюдая за процессией.

– Анализы сдавала, Петр Алексеевич. – объясняюсь, присаживаясь на скамейку. – Плохо себя чувствую.

– Ну так немудрено. Носишься как энерджайзер с одного факультатива на другой.

– Всесторонне развиваюсь.

– Цыбин, поднажми! Плетешься как москвич моего деда! – орет он громко, а потом снова возвращается к нашему разговору. – И что с анализами?

– Да кто ж знает, надо подождать результаты. Думаю, там все нормально. Это мама, как всегда, тревогу бьет.

– Женька такая Женька… – замечаю появившуюся на его губах улыбку.

Эт чет новенькое…

– Знаете мою маму?! – восклицаю изумленно.

– Да знаю, разумеется. Вместе учились в школе, – неохотно делится интересными подробностями. – Живее тошнотики, живее! Купцова, брендовые кроссовки нужны не только для красивых фоточек. Быстрее копыта переставляем, барышни! Ран![6]6
  Run – (с англ. яз.) беги.


[Закрыть]

Вышеназванные барышни строят недовольные фэйсы, утирают пот со лба, но послушно разгоняются.

Своеобразная манера общения Петра с учениками давно уже никого не удивляет. Никто не пойдет на него жаловаться, потому что несмотря ни на что, все его тут уважают. И представители золотой молодежи, коих в нашей гимназии большинство, и те, кто оказался здесь, получив счастливый билет по специальной социальной программе.

– Бондаренко, Клюев, Макаревич, – шагом. Остальные бегут! – командует физрук. – Беркутов, дистанцию держи! Прилип к Лисицыной как банный лист.

– Не могу противостоять чувствам, Алексеич! Тянет как магнитом! – кричит ему Ромка в ответ.

Зал взбудораженно гудит, Петр молча вздыхает. Алена, краснея, прибавляет газу, а я хохочу.

Ну какой придурашка!

– Кто-нибудь смелый, дайте пинка Абрамову. Так сказать для ускорения. Не то вот-вот заснет.

Беркутов спешит исполнить поручение учителя. Ян в ответ лупит его по печени. Естественно, между этими двумя завязывается привычная возня.

– Эу! Угомонились, идиоты! – свистит Петр.

– Есть вода, Конопля? – раздается совсем рядом.

– Ну допустим, – смотрю на Бондаренко, стоящего около меня.

– Давай ее сюда, – лениво откидывает светлые пряди, упавшие на лоб.

– А волшебное слово, Леш? – вскидываю бровь, доставая бутылку из рюкзака.

– Быстрее, – бесцеремонно выдергивает ее из моих пальцев, нетерпеливо откручивает крышку и жадно пьет.

Я внимательно за ним наблюдаю. Чтоб вы понимали, в Алешу я вроде как влюблена. Последние года три так точно.

– Между шестым и седьмым в кабинете Ярохина, – бросает, даже не глядя в мою сторону.

Конспирация.

– Не уверена, что смогу, – перевожу взгляд на одноклассников и отвечаю также, в никуда.

– Не понял? – вроде как оборачивается, но я на него по-прежнему не смотрю.

– Что если мне надоело прятаться? Ты об этом не думал? – беру в фокус финиширующую Купцову, его нынешнюю подруженцию, кстати.

– Херней не страдай, – раздраженно цокает.

Звонок оповещает об окончании урока. Спрыгиваю на пол, забираю рюкзак и, намеренно задев его плечом, направляюсь к выходу из спортивного зала.

Настроение итак было никакущее, а теперь вон вообще уходит в минус.

Козел.

«Между шестым и седьмым в кабинете Ярохина»

И не подумаю. Хватит.

Жду пока Лисицына переоденется. Грызу яблоко, непроизвольно краем глаза замечая все ту же Купцову, активно виснущую на шее Бондаренко.

– Я готова. Идем? – из раздевалки появляется взлохмаченная Алена.

– Ага, – отталкиваюсь от стены и бросаю огрызок в урну.

– Рома ведет себя как неадекватный, – жалуется по пути к кабинету математики.

– Да брось, влюбленный Беркут – это так мило! – игриво толкаю ее локтем и подмигиваю.

– Все только и делают, что нас обсуждают, – расстроенно вздыхает она.

– Завидуют, Лиса. Не парься на эту тему.

– Мне ни к чему это пристальное внимание, Саш. Я хочу спокойно закончить учебу, – поправляет воротник на рубашке.

– Дай людям время на то, чтобы привыкнуть, – останавливаюсь посреди коридора и вытаскиваю из кармана настырно вибрирующий телефон. Хмуро взираю на цифры, ведь на экране высвечивается незнакомый номер. – Ты просто представь, какой это удар для нашей местной публики. Вы же враждовали на протяжении двух лет, а тут вдруг роман… да еще и такой громкий. Резонанс! Полный обалдайс!

– Я их понимаю. Мы же совсем друг другу не подходим, – Алена снова вздыхает и понуро опускает голову.

– Да перестань. Выше нос, Лиса! – убираю смартфон, так и не приняв вызов от неизвестного абонента. – Тебе досталась мечта девичьих грез, а ты вместо того, чтобы этим воспользоваться, беспокоишься об общественном мнении. Плевать на него. С высокой колокольни!

– Может, ты и права, Саш, – закусывая губу, произносит она задумчиво.

– Пфф. Права конечно! Лично я считаю, что Беркут молодец. Чихать он хотел на свое окружение. Любит он тебя, Лисицына. Гля, какой счастливый.

Приближающийся к нам Рома улыбается во все тридцать два. Смотрит исключительно на Аленку. Да так, что мне аж неудобно становится. Будто в замочную скважину за ними подглядываю.[7]7
  История Беркутова и Лисицыной отражена в романе «Девочка-лед».


[Закрыть] Потому и спешу отвести смущенный взгляд…

Глава 8. Обломинго

После шестого урока направляюсь… нет, не в кабинет отсутствующего по пятницам историка, я иду в столовую, где обедаю в компании Беркутова и Лисицыной. Лисицыной, пребывающей в шоке от количества еды, красующейся на ярко-желтом пластмассовом подносе.

Алена занимается бегом. Она очень худенькая, эдакая девочка-тростинка, вот Ромка и пытается накормить ее при каждом удобном случае. Порой и правда, знатно перегибает. Вот как сегодня. Первое, второе (два вида: плов и котлеты с пюре), салат, булочки, вафли, чай и яблочный компот. Куда ей столько?

– Давай на котлеты налетай, Лиса, – недовольно посматривает на суп, который исчезает очень медленно.

– Сказала же, не хочу! – сдвигая густые брови к переносице, упрямится девчонка.

– Скоро костями начнешь греметь, ей богу! Ешь сказал, – тоже хмурится и выражает суровым взглядом почти что приказ.

– Тебе надо, ты и ешь! – строптиво рикошетит она, отодвигая тарелку. – И вообще, я не просила покупать мне обед! В состоянии сама выбрать и оплатить то, что хочу. Ясно тебе?

– К чему эта показушная независимость? Я твой парень, этим все сказано! – раздувая грудь от негодования, отвечает Рома.

– Парень. И что? – недоумевает Алена.

– И то! Буду насильно кормить, если потребуется! – выдает на полном серьезе.

– Обалдел?

– Или запру в частную клинику. Капельницы будем капать! Доиграешься у меня! – всем своим видом дает понять, что не шутит.

Они начинают горячо спорить. Я спешу удалиться. Все-таки выяснение отношений – дело исключительно двоих. Не имею привычки вмешиваться в конфликт этой пары и принимать чью-то сторону. Сами разберутся.

До начала географии остается целых четыре минуты. Я планирую подняться на второй этаж и по пути быстренько заскочить в библиотеку, чтобы сдать прочитанную книжку. Подхожу к ступенькам, но кто-то достаточно грубо тянет меня за рюкзак, утаскивая под лестницу.

– Эй!

– Тише, Конопля! Это я.

– Отпусти, – резко дергаюсь и отступаю к окну. – Спятил, что ли?

– Где ты шарахалась? – с наездом спрашивает Бондаренко.

– Обедала, – транслирую взглядом вызов.

– Тебе было сказано прийти в кабинет Ярохина. Туго доходит?

– Если забыл, крепостное право отменили в тысяча восемьсот шестьдесят первом, – чеканю ледяным тоном.

– Я прождал тебя долбаных пятнадцать минут! – громко возмущается.

Обломинго!

– Я же сразу в спортзале предупредила о том, что не приду, – максимально невинно хлопаю ресницами.

– Что еще за выкрутасы? – хватает меня за руку и больно сжимает запястье.

Никогда такого прежде не было.

– У меня для тебя новость. Больше никаких встреч, – сообщаю, глядя ему в глаза.

– Не понял, повтори-ка… – разительно меняется в лице и за пару шагов угрожающе оттесняет к стене.

– С Купцовой целуешься, потом этим же языком в мой рот лезешь, – морщу нос. – Противно.

– А чего ты хотела? Она моя девушка.

– А я кто? Та, которую можно в удобное время зажимать по углам? – интересуюсь гневно.

– Ты разве была против? – насмешливо приподнимает бровь.

– Теперь против, – высекаю уверенно.

– Помнится, еще недавно тебя все устраивало, – наклоняется, сжимает щеки ладонью и проходится вышеупомянутым языком по моим губам. Очень грязно и пошло это у него выходит.

– Знаешь, – отпрянув, одним движением скидываю его руку, – Я тут внезапно поняла, что остыла к тебе, Леш.

И ведь правда. Раньше, оставаясь с ним наедине, я жутко стеснялась. Испытывала какой-то невыносимый дискомфорт. Мандраж. Волнение. В данный момент не чувствую ровным счетом ничего. Как бабушка отшептала. Это настолько непривычно и удивительно, что даже в какой-то степени пугает.

– Че ты гонишь, Конопля, – лениво улыбается и смотрит на меня так, словно я несу какую-то околесицу. – Сама чирикала, что влюблена по уши. Записку написала.

Дура.

С нее и закрутилось…

– Я, похоже, заблуждалась, – задумчиво рассматриваю вблизи хорошо знакомые черты.

До недавних пор могла часами залипать на его фотографии, размещенные в соцсетях. Считала Алешу самым привлекательным парнем на свете. Мечтой. Почти божеством. Абсолютно все казалось в нем идеальным…

Светлые волосы, которые он эффектным, отрепетированным жестом периодически отбрасывает назад или убирает за ухо. Ровная, бледная кожа. Холодные серые омуты, чувственный излом верхней губы.

Однако былого восторга как ни бывало.

– Представляешь, а ты ведь совсем не в моем вкусе, – непроизвольно озвучиваю свои мысли.

– Ну-ну, – недоверчиво хмыкает, – то-то ты с восьмого класса томно вздыхаешь и кипятком при виде меня ссышь!

– Перегорела, – равнодушно пожимаю плечом. – Выросла, наверное. Теперь мне нравятся другие парни.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Звенит первый звонок, но мы не двигаемся, застыли друг напротив друга.

– Обдолбалась чем-то, что ли? – прихватывает пальцами мой подбородок, поднимает вверх и внимательно заглядывает в глаза. Реально зрачки проверяет. Придурок.

– Постарше. Повыше. Покрупнее телосложением. Темненькие, – продолжаю я невозмутимо.

– Заткнись.

– Руки убрал! – в моем голосе такая твердость, что он на пару секунд теряется.

А накипело потому что! Не могу больше принимать тот факт, что меня ни во что не ставят!

– Нашла себе кого-то? – подозрительно прищуривается.

– Может и так…

И плевать, что это, по большому счету, ложь.

– Брехня! Да кому ты нужна? – фыркает презрительно. – Рыжее недоразумение…

– Ладно, на том и закончим, – уголки моих губ непроизвольно приподнимаются. – Грасиас[8]8
  Gracias – (исп.) «спасибо».


[Закрыть] за уроки поцелуев. Пригодились. Адьес амиго![9]9
  Adios amigo – (исп.) «пока, дружище».


[Закрыть].

– Я тебя не отпускал! – сверкая потемневшими глазами, преграждает путь. Взбесила я его конкретно.

– Ты оглох? На географию опаздываем, – пытаюсь обойти его, но он опять хватает меня сзади. Рюкзак с глухим стуком падает с плеча.

– Отвали, Бондаренко! – тяжело дыша, предпринимаю попытку освободиться. Брыкаюсь. Мотыляю ногами в воздухе, толкаюсь локтями.

– Тупая сука! – рычит на ухо. – Ты кем себя возомнила?

– Я сейчас тебе зеньки выцарапаю, козел!

– Что тут происходит?

Замираем. Нашу почти что драку угрюмо наблюдает мой одноклассник и друг, Камиль Юнусов.

– Ниче не происходит, – Леша сразу ставит меня на пол и беззаботно добавляет: – Дурачимся.

– Сыкло, – не могу не прокомментировать перемену в его поведении.

Получив долгожданную свободу, приглаживаю растрепавшиеся волосы. Одергиваю юбку, поднимаю портфель и ухожу прочь.

Ощущения примерно следующие: ты купил дорогущий торт, который всегда хотел попробовать. Невероятно красивый, аппетитно выглядящий.

Принес домой. Откусил кусок – и полное разочарование.

Потому что начинка у него – ну просто отвратная…

* * *

Сижу на ступеньках, обхватив руками коленки, затянутые в черный плотный капрон. Смотрю в окно на падающий снег и думаю о том, как было бы здорово пойти сейчас прогуляться в парк. Подышать морозным воздухом, слепить гигантского снеговика, поиграть с кем-нибудь в снежки и поваляться в сугробе.

– Не расскажешь, что между вами? – Камиль присаживается рядом со мной.

– Тоже не пошел на географию?

– Искал тебя.

– Ну вот еще, – поворачиваюсь к нему, – из-за меня тебе теперь влетит.

– Там замена. Может, и пронесет, если отмечать по журналу не станут. Саша, что с Бондаренко?

Так и знала, от допроса не отвертеться. И это не потому что Камиль любит совать нос в чужие дела. Нет. Он просто искренне, по-дружески за меня переживает, и вопрос сейчас задает не из праздного любопытства.

– Уже ничего.

– Хочешь откровенно? – смотрит на меня долгим, внимательным взглядом. – Я с Бондаренко знаком очень давно…

– Да знаю, к чему ты клонишь! – перебиваю, раздражаясь.

– Не надо с ним связываться. Ничего хорошего из этого не выйдет. Леша непорядочный. Некрасиво поступаю, обсуждая это с тобой, но молчать не буду, – заявляет он решительно.

– Уже связалась и развязалась, так что расслабься, – подкладываю ладонь под подбородок.

– Он тебя как-то обидел?

Ох уже эта горячая кавказская кровь! Так и слышу в голосе угрозу.

– Я сама себя обидела, впутавшись в это.

– Саша…

– Не осуждай только, ладно? – зачем-то ищу поддержки в его лице.

– Не стану, – обещает, тоже глядя в окно. – Мне жаль, что он не оценил тебя по достоинству.

– Все, Камиль, пожалуйста, я не хочу это обсуждать, – пресекаю дальнейшие разговоры на тему моих недоотношений с Бондаренко, уже сожалея, что призналась.

Интересно, чем сейчас занят Паровоз?

Мозг охотно подбрасывает варианты:

а) зависает со своими дружками: Кабаном и Черепом

б) грабит на дороге фуру

в) сидит в обезьяннике с бомжами

г) отстреливается от преследующей его опг.

Смеюсь про себя. У кого еще жизнь насыщенная! Кстати, есть вариант «д», но мне он заведомо не по душе. Отчего-то не хочется представлять Илью в постели с какой-нибудь длинноногой девицей. Вот вроде понимаю, что я у него далеко не первая (и явно не последняя), а все равно в груди как-то странно печет.

«Ты такая сексуальная»

«Рыжая-бесстыжая, хочешь меня? Хочешь?»

Да конечно я его хотела! Совершенно потеряла голову от страстных поцелуев и умелых ласк. Отключилась полностью. Разомлела. Вспыхнула. Взорвалась новогодним фейерверком. Так хорошо мне было, аж искры посыпались из глаз.

Ну хоть стало ясно, ради чего люди любовью занимаются…

«Сдохну, если прямо сейчас не окажусь в тебе!»

А потом я почувствовала сильную, режущую боль там, внизу. Правда постепенно неприятные ощущения отошли на второй план, и меня накрыло эмоциями. Пугающе сильными и противоречивыми.

То, что мы делали… Было в этом нечто постыдно-прекрасное. Засело глубоко в подкорке на повторе.

Полыхающий огнем, абсолютно дикий взгляд. Блестящее от пота, спортивно развитое тело. Напряженные мышцы под моими ладонями. Горячая кожа к коже, тяжелое дыхание, ритмичные толчки и жадные поцелуи.

Тесно. Мокро. Невыносимо близко. Он внутри меня…

– Саш, – резко дергаюсь, когда слышу свое имя.

– А? – растерянно взираю на Камиля и чувствую, как стремительно краснеют щеки. Будто к ним пару раскаленных кирпичей приложили.

– Я говорю, что ты замечательная девушка и достойна лучшего, – повторяет он, сохраняя невозмутимое выражение лица.

– Ээм, спасибо, – бормочу смущенно и спешу отвернуться.

Господи, совсем уже совесть потеряла! Тресните меня кто-нибудь! Да посильнее!

– Это не лесть и не комплимент. Это истина. Всегда знай себе цену, Саша, – произносит таким тоном, что мне невольно становится еще более некомфортно.

– Столько снега выпало… – чувствую непреодолимое желание срочно оказаться на улице.

– Можем погулять, – предлагает беззаботно. – Или ты занята?

– Волейбол в пятнадцать тридцать, – тут же сникаю.

– А после?

– Перерыв в один час. Репетитор с шести до восьми и выполнение домашки.

– Как насчет завтра? – не сдается горец.

– Завтра вечером у меня музыкальная школа. Специальность и сольфеджио.

– Понятно.

В повисшей тишине настойчиво вибрирует телефон. Не сразу даже понимаю, что мой. Камиль подсказывает.

Достаю айфон. Разблокировав, с удивлением обнаруживаю, что мне звонила мама. Несколько раз, во время перемены. После чего принялась атаковать мой гаджет сообщениями.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍«Саша, почему ты не берешь трубку?»

«Не могу до тебя дозвониться»

Закатываю глаза и раздраженно вздыхаю.

«На почту пришли твои анализы! Я крайне обеспокоена! Едем после волейбола к врачу!»

О Господи! Ну что за паникерша? Мало того, что заставила сдать все, что только можно, так еще и получается, затребовала срочную расшифровку. Ну что за женщина?! Чего там такого пугающего может быть?

– Все нормально?

– Угу.

Врач…

Пишу матери, но теперь не отвечает уже она. Имеет привычку оставлять телефон в своем кабинете.

«На почту пришли твои анализы! Я крайне обеспокоена!»

Сердце, гулко стукнувшись о ребра, падает куда-то вниз. Мне чего-то так страшно вдруг становится. Холодеет все внутри. В голове трепыхается лишь одна мысль, и она настолько шокирующая, что на какое-то время я замираю и даже не могу сдвинуться с места.

– Саш. Краснеешь, бледнеешь. Что с тобой?

– Прости, Камиль. Мне нужно идти, – объясняюсь сбивчиво.

– Попадешься кому-нибудь. Еще десять минут до конца урока.

– Я в туалет! – кричу уже на ходу.

Бегу туда со всех ног. Влетаю в одну из кабинок, закрываюсь на щеколду, хлопаю крышкой унитаза и сажусь на нее.

Ёпрст. ЁПРСТ!!!

Обращаюсь к вездесущему гуглу. Пальцы дрожат, не попадают на нужные буквы. Дыхание рвет и сбивается. Пульс частит. В висках стучит.

Ну почему ты такая дура, Сашка! Почему?

Просматриваю статистику по так называемому ППА и моментально дурно становится. Перемещаю пустой взгляд на белую поверхность двери и медленно умираю.

Вот только залететь от Бобринского гопника не хватало!