Текст книги "Алчность"

Автор книги: Анита Берг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 37 страниц)

5

Берлин, 1946–1947

Софи продолжала дружить с врагом – как с английскими, так и с американскими военными, и Дитер был просто убит тем, что его предали.

Его также расстроила и разозлила судьба его сокровищ: Софи вскоре обменяла их, как он ни умолял ее оставить все на черный день – как деньги, которые папа хранил в банке. Еще больше его рассердило то, что она приобрела взамен: шелковое покрывало на кровать, кое-какую мебель, соболью шубу в придачу к норковой, которая у нее уже была. Ни еды, ни керосина, ни угля у них не прибавилось. Когда же Дитер начал распекать ее, она на него разозлилась и сказала, чтобы он не лез не в свое дело. Но это было его дело – все эти вещи принадлежали ему.

Он начал избегать матери, проводить все меньше и меньше времени в их подвальном пристанище – теперь, когда в воздухе уже веяло весной, делать это было намного проще. А еще он начал посещать школу. Учитель, живший на их улице, организовал импровизированную школу на развалинах старой. Парт не было, ученики сидели на досках, положенных на стопки кирпича. У них было мало книг, поэтому приходилось делиться теми, что имелись. Бумага и карандаши были большим дефицитом – они писали мелом на шиферных плитах. Ученики не понимали, что из-за нехватки всего нужного для школы и необходимости внимательно слушать учителя и запоминать, они развивали в себе такое полезное для жизни качество, как феноменальная память.

Дитеру уже исполнилось девять лет, им владела жажда знаний, но хотя интеллект его быстро развивался, физически он заметно отставал – к его крайнему огорчению, росту ему откровенно недоставало. В надежде подрасти он каждую неделю измерял свой рост – ему хотелось быть высоким, как отец, а не маленьким, как мать. Теперь это стало еще одним ее качеством, которое ему очень не нравилось. Точно так же мальчик винил мать за темный оттенок своих волос – он хотел быть блондином, как отец, истинный ариец. Его глаза были правильного цвета, и как же ему было жаль, что цвет глаз не дополнялся правильным цветом волос!

Герр Шрамм, учитель, увидел тягу мальчика к знаниям и начал проявлять к нему интерес. Юргену Шрамму и его жене Лотти повезло больше, чем большинству людей, – в том смысле, что их дом остался почти цел и что много лет назад, еще до начала налетов, Юрген перенес свою бесценную библиотеку в подвал. Именно эти книги и обеспечивали существование маленькой школы. Заметив, насколько смышленым и жадным к учебе был Дитер, учитель стал давать ему книги домой – Дитер был единственным учеником, которого почтили таким доверием. Таким образом, мальчик был даже рад, что по вечерам мать уходила и он оставался дома один: теперь ему никто не мешал читать и учиться.

Юрген был хорошим учителем и своим учительским чутьем почувствовал: перед ним необычный, достойный особого внимания ребенок. Он составил для мальчика список полезной литературы; выяснив, что французский Дитера намного лучше его собственного, он стал учить его латыни, а открыв, что у ребенка хорошие математические способности (сам Юрген был гуманитарием, и довольно скоро ученик превзошел учителя), он заручился помощью профессора математики. Оба педагога считали, что молодой Дитер так одарен, что способен принести новой Германии немалую пользу.

Дитеру очень нравилось бывать у Шраммов, и скоро он уже проводил у них больше времени, чем дома. Словно бестелесный дух, он сутки напролет сновал туда-сюда между двумя домами – комендантский час все еще действовал.

– А твоя мама не возражает против того, что ты все время здесь? – однажды вечером спросила его Лотти, передавая ему тарелку картошки с сосиской.

– Ей все равно, что я делаю, ее никогда нет дома – она на гулянках.

Лотти над головой Дитера обменялась с мужем понимающими сочувственными взглядами.

– Она ведь еще очень молода, и ей хочется развлечений, – сказала Лотти, которой уже давно перевалило за сорок, хотя она ничуть не комплексовала по этому поводу.

– Она развлекается с врагом, и я никогда не прощу ей этого, – посмотрел в сторону мальчик.

– Дитер, если мы хотим, чтобы новый мир, новая Германия когда-нибудь возникла, нам следует начать мыслить по-другому. Мы не можем вечно таить в сердце ненависть.

– А я могу, – упрямо ответил девятилетний мальчик.

– Но, Дитер, ты не задумывался о том, что, возможно, наши вожди вели нас по неправильному пути? Что те, кто руководил нами, и были нашими настоящими врагами? – спокойным низким голосом проговорил Юрген.

– Нет, я никогда в это не поверю!

– Но ведь эти люди застрелили твоего отца, – мягко заметила Лотти.

– Я уверен, что это был несчастный случай. Мой отец был преданным солдатом Фатерлянда! – повысил голос Дитер.

. – Я тоже уверена, что так оно и было, но, возможно, именно потому, что он был не такой, как все…

– Герр Шрамм, мой отец был офицером и джентльменом. Честь значила для него больше, чем жизнь. – Дитер выпрямился на своем стуле.

– Да-да… – уклончиво сказал Юрген, взял с полки трубку и начал аккуратно набивать ее драгоценным в те времена табаком.

– Хочешь еще одну сосиску, Дитер? – обратилась к мальчику Лотти. Она уже успела привязаться к нему и даже начинала считать его своим внуком – ведь она знала, что собственного у нее уже не будет, их единственный сын погиб под Сталинградом. – А потом займемся следующим отрывком из оперы?

– Да, конечно, – ответил Дитер. И хотя никакой другой ребенок так бы не ответил, Юрген ничуть этому не удивился.

Дитер не мог с точностью сказать, когда понял, что его мать была проституткой. Этот факт вошел в его разум постепенно, по мере взросления – в девять лет он уже намного опережал по развитию своих сверстников.

Теперь он много читал и часто засиживался до поздней ночи, поэтому знал, что в некоторые дни мать возвращается в квартиру по нескольку раз. При этом мальчик обычно слышал мужские голоса, слышал, как мать вздыхает и стонет. Но теперь он знал, что это означает. Однажды вечером, возвращаясь от Шраммов, он увидел в парке на траве полуголую парочку. Охваченный любопытством, он затаился – ему хотелось увидеть женскую грудь, а также, если повезет, то, что у женщины между ног Мальчики в школе часто обсуждали женскую анатомию и то, откуда появляются дети, – их теории на этот счет были самыми разнообразными. Спрятавшись за кустом, Дитер смотрел, как мужчина засунул свою штуковину в женщину, которая лежала, расставив ноги и смеясь. Затем она начала стонать и вскрикивать. Мужчина отпустил ей несколько тяжелых пощечин, и она стала кричать все громче. Пока Дитер раздумывал, что ему теперь делать, женщина довольно рассмеялась, обвила ногами спину мужчины и притянула его к себе. Мальчик был уверен, что именно этим занимается его мать. Если бы он захотел, то легко мог увидеть все собственными глазами – в стене, разделяющей их комнаты, зияла довольно большая щель. Но он никак не мог на это решиться – ему хватало одних звуков.

Потом он услышал в школе разговор о женщинах, которые делают «это» за деньги, узнал, что существуют специальные дома, где их полно, и что некоторые из них стоят на улицах, предлагая себя мужчинам.

Теперь он подозрительно разглядывал всех женщин, которых встречал на улицах, – всех, за исключением Лотти. Он был уверен, что Лотти ни за что не станет делать ничего подобного.

Как-то мать одного из друзей Дитера вслух поинтересовалась, почему он и его мать никогда не стоят в очередях за продуктами. И действительно, у них дома всегда было полно еды, они могли даже раздавать ее. Женщина обратила внимание на банку американских консервов, которую Дитер принес с собой, и мальчик пожалел, что сделал это.

Однажды в начале зимы, которая выдалась намного более холодной, чем предыдущие, он спросил мать:

– Мама, ты спишь с мужчинами за деньги?

– Бог ты мой, что за странный вопрос! – рассмеялась Софи. Она гладила платье, опять собираясь куда-то пойти.

– Мне кажется, что спишь.

– Почему ты так думаешь?

– У нас больше вещей и еды, чем у других людей. Тебя никогда нет дома по вечерам. Ты приводишь домой мужчин, и я постоянно слышу, как ты стонешь.

– О, Дитер! Даже не знаю, что тебе сказать… – Глаза Софи наполнились слезами. Дитер не видел такого зрелища, наверное, уже несколько лет. Он почувствовал к матери жалость, но тут же подавил в себе это чувство, вспомнив, как часто она плакала в прошлом. А ведь она может жить без слез – за два года он убедился в этом.

– Как ты могла?!

– Нам нужно что-то есть.

– Мы запросто можем обойтись без шелковых шарфов и красивых светильников.

– Мне они необходимы!

– Мне стыдно за тебя!

– Да что ты можешь об этом знать? Ты ведь еще ребенок.

– Я только знаю, что это плохо.

– А что хорошо?

– Другие люди живут без этого.

– Я не знала, чем еще можно заняться.

– Папа никогда бы тебе этого не простил.

– Твой отец – последний человек, который может судить об этом!

Горечь в голосе Софи была Дитеру непонятна.

– Ты пустила врага в свою постель… отец никогда не понял бы тебя.

Софи рассмеялась – пронзительно, неприятно.

– Да что ты говоришь! – Она стояла, держа в одной руке утюг, а в другой шелковое платье. – Так ты считаешь, что с немцем спать можно, а с союзниками – нельзя? – Она снова захохотала и смахнула со щеки слезу, но это была слеза, выступившая от смеха. – О Дитер, ты просто золотце!

С этими словами она двинулась к нему. Мальчик отступил и воскликнул:

– Не прикасайся ко мне!

Софи поставила утюг на гладильную доску.

– Дитер, пожалуйста, послушай меня! Мне не следовало смеяться, я знаю. Нам необходимо серьезно поговорить. – Она села на стул, похлопав рукой по соседнему, и мальчик неохотно опустился рядом. – Понимаешь, я была на самом краю безумия. Нам нужна была еда. Я не такая, как большинство женщин, – ты же знаешь, как мы жили, какой избалованной я была. Не знала, чем я могла бы заняться. Я сделала это ради тебя…

– Вот уж неправда! Я отдал тебе кинжалы и значки, а ты обменяла их на ненужные вещи. Мы могли много месяцев жить на них. Ты поступила глупо!

– Мне нужны были друзья… – Софи начала всхлипывать.

– Но почему не друзья немцы?

– У них не было ни денег, ни еды. Посуди сам, ты же умный! – резко произнесла она.

Всхлипывания прекратились так же внезапно, как начались.

– Соседи говорят про тебя нехорошие вещи.

– Мне плевать на то, что они говорят! – Софи вскинута красивые ухоженные волосы. – Мы живем в ненормальное время.

– Я не хочу здесь оставаться.

– И куда же мы поедем?

– Во Францию – ты ведь француженка?

Софи опустила глаза на руки, которые она нервно сжимала, и посмотрела на них так, будто видела впервые в жизни.

– Мы не можем этого сделать.

– Почему? – поинтересовался Дитер.

– Из-за твоего отца.

– Не понимаю.

– Мои родные плохо его приняли.

– Но ты, же познакомилась с ним еще до войны! Вы поженились уже давно, я родился за два года до начала войны. Вы не могли знать, что она начнется.

– Да, но они все равно не одобряли моего выбора. Они слишком хорошо помнили предыдущую войну. А когда я уехала с Хайни, отец сказал, что для него я умерла и что мне лучше не возвращаться назад.

– Но это глупо! Война уже закончилась, а папа мертв.

– Видишь ли, для некоторых людей война никогда не заканчивается. – Дитер кивнул, это было ему понятно. – Кроме того, я слышала ужасные рассказы о женщинах, которые общались с немцами. Им отрезали волосы… – Софи нервно коснулась своих локонов, – мазали их дегтем… – Она содрогнулась. – Мне некуда возвращаться.

Ее взгляд стал отсутствующим, как будто она смотрела куда-то в грустное прошлое. Мальчик почувствовал, как его сердце стиснула жалость, и коснулся руки матери:

– Мы выкарабкаемся, мама. Прости меня.

– Все в порядке. – Софи взглянула на часы. – О Боже, я опаздываю!

Дитер нахмурился: это было совсем не то, чего он ждал.

Поток мужчин так и не прекратился. Каждую ночь из комнаты матери неслись похотливые звуки, и Дитер постоянно ощущал бессильную ярость. Когда-то мама была его идеалом, его путеводной звездой, но теперь эта звезда стремительно теряла свой блеск. Он не понимал, как она может спать с чужими людьми, как позволяет их обнаженным телам касаться ее. С каждым посетителем, побывавшим в ее постели, в Дитере умирала часть любви к матери. Он все чаще задумывался над тем, вернется ли когда-нибудь эта любовь, пока наконец не настал день, когда он понял, что сам этого больше не хочет.

Прошло еще четыре месяца. Однажды вечером, когда он был дома один, в дверь нетерпеливо постучали. Дитер открыл и увидел, что на пороге стоит какой-то человек. На улице было не очень темно – недавно выпал снег. Мужчина притопывал ногами от холода.

– Можно войти? – Он прошел в прихожую.

– Папа! – восторженно крикнул Дитер. – Папа? – с сомнением повторил он. Мужчина был высокого роста, со светлыми волосами, более худощавый, чем отец Дитера, но в остальном он был его точной копией. Даже то, как мужчина засмеялся, увидев охватившее мальчика возбуждение, напомнило ему об отце.

– Извини, что разочаровал тебя, парень. Я младший брат Генриха.

– О, ну конечно! Проходите, пожалуйста. – Смущенный своей дурацкой ошибкой, но ощущая восторг оттого, что он встретил родственника отца, Дитер провел его в гостиную.

– Вы тут устроились с комфортом. – Мужчина с надменным видом осмотрелся. Дитеру почему-то не понравилось то, как он это сделал.

– Моя мама любит уют, – заявил Дитер.

– Именно это я о ней слышал. – Мужчина рассмеялся снова, и теперь, в ярком свете, Дитер ясно увидел, что пришедший совсем не похож на отца. В его глазах застыло холодное выражение – даже когда он улыбался, улыбались лишь его губы.

– Мать дома?

– Нет.

– Но она вернется?

– Наверное.

– Тогда я подожду. – Мужчина сел на стул, аккуратно прикрытый симпатичной накидкой. Наверное, Софи подразумевала, что на этот стул будут больше смотреть, чем садиться – под весом мужчины накидка смялась, обнажив потертую обивку.

– А вы хорошо помните моего отца? – взволнованно спросил Дитер.

– Разумеется.

– Он был очень храбрым.

– Разумеется.

– И благородным.

– Разумеется.

– Налить вам чего-нибудь выпить? – спросил Дитер, ожидая, что ему опять ответят. – «Разумеется».

– Виски, – коротко бросил мужчина. Дитер побежал в кухню и с гордым видом достал бутылку из запасов, которые, как он знал, собрала мать. Наполняя бокал, он ощущал себя совсем взрослым. Гость внушал ему какую-то боязнь, но ведь он был родным братом отца, а значит, тоже благородным человеком! Без сомнения, он пришел, чтобы спасти их, забрать из этого подвала и этой трудной жизни. Мальчику хотелось броситься в дядины объятия так, как он бросался в объятия отца, но инстинкт подсказал ему, что это неудачная мысль, что этому человеку такое не понравится. Он подумал, можно ли рассказать дяде о коробочке драгоценных камней – теперь он уже знал, что это такое, и хотя почти не представлял их ценности, было понятно, что она немаленькая. Когда он вспоминал, как легко мог их утратить, то покрывался холодным потом. Мальчик уже начинал понимать, что с помощью этих камней он может радикальным образом изменить их жизнь – они могли бы переехать в сельскую местность, купить ферму… Но теперь, когда к ним приехал родственник, все пойдет по-другому. Он пока не будет рассказывать о камнях, сперва выяснит, можно ли доверять этому дяде. Жизнь уже успела научить Дитера тому, что доверять можно немногим людям. Он вернулся в комнату с бокалом виски в руке.

Тот час, который он провел в компании дяди, оказался не слишком приятным. Мальчик быстро истощил все возможные темы для разговора: он получал лишь односложные ответы. К тому же дядя был не слишком тактичен…

– Сколько тебе лет? – спросил он.

– Девять, почти десять.

– У тебя маленький рост, ведь так?

После этого Дитер оставил всякие попытки под держать разговор и сидел с обиженным видом. Его отец никогда не позволил бы себе такую бестактность!

Снаружи послышались шаги – это возвращалась Софи. Дитер надеялся, что она придет одна: хотя после войны минуло уже почти два года, ему все равно не хотелось, чтобы дядя знал, что она якшается с врагами.

– Дорогой, на улице так холодно! Приготовь своей бедной мамочке чего-нибудь погорячее. – Румяная от мороза, Софи вошла в комнату. В ее волосах, словно бриллианты, поблескивали снежинки. Она была так прекрасна!

– Йоганнес! – воскликнула она, но в ее голосе не было радости. Он пересекла комнату и, подойдя к Дитеру, быстро положила руки ему на плечи. – Давно ты здесь? – спросила она мужчину.

– Нет.

– Когда ты вернулся?

– Чуть больше месяца назад – русские очень не хотели отпускать меня, но у меня отыскался влиятельный заступник-американец. Мне еще очень повезло – это был просто ад.

– Мне так жаль…

– Вас захватили в плен? – с любопытством спросил Дитер.

– Софи, тебе придется уехать. Ты сама это понимаешь, – сказал Йоганнес, проигнорировав вопрос мальчика.

– Йоганнес, пожалуйста, не надо! Нам некуда податься!

– Это меня не интересует.

– Но ребенок…

– Такой же нарушитель права собственности, как и ты, – холодно перебил ее мужчина.

– Никакой я не нарушитель! Этот дом принадлежал моему отцу, а значит, теперь он мой! – уверенно заявил Дитер.

– А, так ты ничего ему не объяснила? Это было довольно глупо, Софи. – Дядя медленно повернулся к Дитеру, который стоял с колотящимся сердцем, ощущая, что происходит нечто ужасное. – Это мой дом, потому что наследник твоего отца – я. Ты незаконнорожденный.

Дитер перевел взгляд на мать и увидел, что она плачет. Но как такое может быть?

– Я не понимаю вас… Что значит это слово?

– Ты имеешь в виду «незаконнорожденный»? – язвительно улыбаясь, спросил Йоганнес. – Это означает, что у тебя нет никаких прав. Это значит, что твои отец и мать не были женаты, что твоя мать была всего лишь любовницей твоего отца. Это означает, что вам пора выметаться отсюда. – Он протянул бокал, словно требуя добавки. Двигаясь как автомат, Софи наполнила его, хотя Дитеру хотелось, чтобы она швырнула бокал дяде в лицо.

– Нет! Я вам не верю! – крикнул он.

– Йоганнес, пожалуйста, не делай этого! Ты же знаешь, что Генрих любил меня. Он сам тебе говорил, что собирается жениться на мне.

– Никогда ничего подобного не слышал. Сколько вы были вместе? Шесть, семь лет? Тебе не кажется, что он слишком долго не мог принять решение? – Йоганнес наклонился вперед, так что его лицо оказалось в нескольких сантиметрах от лица Софи. – Ты была для него всего лишь удобной подстилкой, ничего более.

– Но он привез нас в замок!

– Только для собственного удобства. После войны он должен был жениться на Фриде фон Цоллен – они были обручены. Разве он не сказал тебе этого? Наверное, забыл.

И дядя Дитера засмеялся – это был холодный, безрадостный смешок.

– Я не верю тебе, нет! – запричитала Софи.

– Сэр, думаю, вам лучше уйти, – выступил вперед Дитер. Он так до сих пор и не понял всего смысла этого разговора.

– О нет, сэр, уйти придется вам. Я буду снисходителен – дам вам неделю на сборы. Потом я сам сюда въезжаю.

– Йоганнес, я сделаю для тебя все что хочешь… – Софи бросилась к мужчине, но он оторвал ее руки от своего пальто с таким видом, будто сбрасывал неприятное насекомое.

– Нет, Софи, слишком поздно. Ты ведь помнишь, у тебя был вы-. бор, и ты сделала его неправильно. Ты выбрала богатство, но теперь Генрих мертв, а ты осталась ни с чем. Как выяснилось, ты выбрала не того брата!

– Я обращусь к властям! – решительно заявил Дитер, понимая, что его мать сейчас ни на что не способна.

– О, правда? Я уверен, что твоя мама хочет, чтобы ты это сделал. Какие бумаги ты им покажешь? – с усмешкой спросил он Софи. – Наверное, отсутствие документов является для тебя большой проблемой?

– Разумеется, у нас есть документы. Я гражданин Германии, она моя мать – нас не могут разъединить.

– Ты гражданин Германии? Как забавно. Неужели твоя мать ничего тебе не сказала? Ты не немец, а француз – ты родился во Франции, а там любят внебрачных детей ничуть не больше, чем здесь.

– Нет! Ты лжешь! – заревел Дитер во всю мощь своих легких, в несколько прыжков пересек комнату и что было силы заколотил по дяде руками и ногами. – Я немец, и не смей говорить, что это не так! – успел крикнуть он, но тут Йоганнес сильно ударил его по голове, и он потерял сознание.

Когда он пришел в себя, то увидел, что лежит в кровати. Мать сидела рядом, держа его за руку и тихо повторяя его имя.

– О, Дитер, я думала, что он убил тебя. – Она прижалась к нему, но мальчик раздраженно отстранился.

– Скажи мне, что это все неправда, пожалуйста, мама!

– Прости, дорогой. Вероятно, мне действительно следовало рассказать тебе все… наверное, я надеялась, что Йоганнес погибнет, как и многие другие… Я надеялась…

– Значит, это правда.

Софи опустила глаза.

– Думаю, ты должна все мне рассказать, – спокойно произнес Дитер.

Услышанное оказалось даже хуже того, что он мог вообразить. Его дед и бабка со стороны матери вовсе не жили в большом замке, как он это себе представлял, а были всего лишь владельцами бара в промышленном городке на севере Франции, потомками самых обычных земледельцев. Софи дала Дитеру понять, что по сравнению с ее дедом и бабкой родители жили еще относительно неплохо.

– Ты хочешь сказать, что они были крестьянами?

– Да. Но это хорошие, добрые люди. Когда твой отец зашел в бар, они тепло приветствовали его…

– Ты познакомилась с папой в баре?

– Да.

– Но почему ты врала мне? Почему говорила, что твои родители богатые, что ты познакомилась с папой на выпускном школьном балу в Париже?

– Сама не знаю… – Софи заплакала, но ее слезы лишь усилили злость Дитера – ему даже показалось, будто вместо сердца у него стоит ледышка.

Сказка оказалась грустной. Софи рассказала, что после того как она забеременела и ее родители узнали об этом, они выгнали ее на улицу. Генрих снял для нее квартирку в Париже, и именно там родился Дитер. После начала войны молодой женщине стало опасно иметь покровителя-немца, и Генрих перевез их в Германию, поселив в фамильном замке. Никто из его родственников, кроме младшего брата Йоганнеса, не знал об их существовании.

– Но он же любил нас! – озадаченно нахмурил брови Дитер.

– Да, любил. Ты никогда не должен об этом забывать.

– Он бы женился на тебе после окончания войны?

– Ну конечно! – Софи вскинула голову и засмеялась.

– Сажи мне правду, мама.

Она посмотрела на сына большими полными грусти глазами.-

– Не знаю, Дитер.

Мальчик сидел, сжав колени и положив на них руки.

– Так ты поэтому не можешь получить документы?

– Да. Тебе было намного проще сделать это, ведь сейчас так много сирот с утерянными бумагами, и никто не задавал лишних вопросов.

– Думаю, я лучше посплю. – Дитер с мрачным видом отвернулся к стене.

После того как мать поцеловала его, поправила одеяло и ушла, он сел на постели и долгое время сидел в темноте, сжав кулаки и тихо повторяя:

– Я немец! Я немец! Немец! Немец!