Текст книги "Алчность"

Автор книги: Анита Берг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 37 страниц)

8

Дитер огляделся. Вокруг не было ни одного неповрежденного здания: одни почернели от огня, в других зияли огромные дыры от снарядов. Хлопали снайперские винтовки, в воздухе стояла отвратительная вонь паленого дерева и ощущался тошнотворный запах разлагающейся плоти. Холод пробирал до костей, и Дитеру на мгновение показалось, что он перенесся назад во времени и вновь очутился на улицах разрушенного войной Берлина. Он вздрогнул. Ну зачем Гатри надо было отправлять их. в этот ад? Незнакомый мужчина что-то крикнул ему на непонятном языке, но для того, чтобы понять смысл этой фразы, не нужно было знать слов: Дитер резко пригнулся. Воздух разорвал вой снаряда, и через секунду в ста шагах от него вырос столб пламени. Прогрохотал взрыв, на миг наступила тишина, затем раздались крики раненых: снаряд ударил прямо в центр рыночной площади, туда, где продавалась убогая еда. За время пребывания здесь Дитер не видел ни кошек, ни собак: если судить по голодному блеску в глазах исхудавших людей, всех животных уже давно съели.

– Здесь не слишком-то весело, правда? – спросил молодой человек, стоявший рядом с ним. – Нам лучше поискать укрытие.

Они спустились в какой-то подвал, где уже было полно народу. От вони, стоявшей в помещении, Дитер поморщился.

– Ничего, привыкнете, – усмехнулся его спутник.

Они нашли какую-то деревяшку и сели.

Молодого человека звали Джо, он оказался довольно приятным человеком. Дитера встретили в Белграде и, передавая по цепочке, доставили в зону военных действий. С Джо он повстречался милях в пятидесяти от этого места. Обходя многочисленные опасности, парень провел Дитера в город, названия которого тот раньше не слышал и даже не смог бы выговорить.

– Это просто ужасно, – заметил немец. – В новостях проскальзывают репортажи о войне, но в. действительности все выглядит гораздо хуже.

Он попытался подобрать слова, которыми можно было бы описать свое впечатление от увиденного, тот шок, которой он испытал от соприкосновения с жестокими реалиями осажденного города, но вместо этого лишь сказал:

– Ты отлично говоришь по-английски.

«Какие же банальности мы изрекаем!» – пришло ему в голову.

– Еще бы: я всю жизнь прожил в Милуоки, – рассмеялся Джо. – Я здесь всего три месяца, но люди тут быстро учатся всему. Мои родители родом из Боснии, так что мать заставила меня выучить язык пращуров.

Дитер вспомнил гнев и боль, охватившие его при виде развалин на месте берлинского особняка отца, и подумал: как Джон может быть таким веселым, видя, что сравнивают с землей город, в котором жили его предки?

– Так ты ощущаешь себя югославом или американцем? – поинтересовался он.

– Конечно, американцем, но я решил, что просто обязан приехать сюда и помочь этим людям.

– А кто прислал тебя на встречу со мной?

– Главврач. Скажите мне, зачем вы сюда приехали? Вы ведь не журналист? Да и, похоже, не какая-нибудь знаменитость: до того как нас начали постоянно обстреливать из пушек, они частенько приезжали к нам. Может быть, вы политик?

– Так ты не знаешь Гатри? – спросил Дитер, решив не отвечать на вопрос парня: как он мог объяснить, что променял роскошь пятизвездочных отелей на этот ужас лишь ради такой пустой забавы, как поиски клада?

– Гатри? Нет, не знаю, а что, должен был? Мне просто приказали встретить вас и доставить в сиротский приют.

– Сиротский приют? О Боже, опять?

– Прошу прощения? Вы не любите детей?

– Нет, это я прошу прощения. Просто лишь на прошлой неделе я стал свидетелем очень грустного зрелища, и оно также было связано со страданиями детей. По-моему, кто-то намеренно направляет меня на встречи с ними.

– Тогда вы попали именно туда, куда нужно: детям здесь живется очень непросто. Иногда мне даже кажется, что здешние малыши совсем разучились радоваться.

– А сюда поставляют какую-нибудь гуманитарную помощь?

– Очень нерегулярно. Все зависит от того, кто сейчас у власти, как долго длится очередное перемирие и сколько денег эти гады требуют за то, чтобы разрешить доставку помощи.

– Ты намерен остаться здесь надолго? – спросил Дитер.

– Сначала я вообще хотел сразу же бросить все и вернуться в нормальную, безопасную жизнь. Мне казалось, что я просто не выдержу, но прошло время, и я решил, что останусь. Когда ты видишь это, то чувствуешь себя таким беспомощным… Тебя охватывает желание хоть чем-то помочь этим детям. – если все от них отвернутся, то как они выживут?

Дитер коротко глянул на молодого человека и опустил глаза: ему вдруг стало стыдно за то, что в молодости, да и в зрелости тоже, ему никогда не приходило в голову помогать другим.

Обстрел прекратился, и они вышли на улицу. В воздухе плавала пыль и стоял запах взрывчатки.

– Нам надо перейти улицу вон там, где столпились люди. Снаряды уже не падают, но зато остались снайперы. Видите то полуразрушенное здание на повороте? Они стреляют оттуда, так что это самое безопасное место – относительно, конечно, – рассмеялся Джо. – Нам придется дождаться своей очереди.

– Неужели другого пути нет? – спросил Дитер.

– Только если вам надоело жить, – усмехнулся Джо.

Дитер принялся наблюдать за стоящими у каких-то развалин пожилыми женщинами с хозяйственными сумками и мужчинами в костюмах и с портфелями – они словно делали вид, что все в их жизни идет нормально. Лица людей застыли в ожидании: они к чему-то прислушивались. Когда раздавался сухой треск выстрела, они все дружно пригибали головы, и трое или четверо перебегали открытое пространство – очевидно, стрелку требовалось время на то, чтобы перезарядить оружие. Чтобы успокоиться, Дитер несколько раз глубоко вдохнул. «Черт возьми, я что, сошел с ума? Что я здесь делаю? Надо повернуться и пойти туда, откуда я пришел. Ради чего я подвергаю жизнь опасности?» – говорил он себе.

Раздался пронзительный крик в женщину, перебегавшую улицу, попала пуля. Тут же трое мужчин, в том числе Джо, припали к земле и по-пластунски поползли по выщербленному асфальту. Оказавшись рядом с женщиной, они осторожно перетащили ее в безопасное место.

– Джо, это был очень храбрый поступок, – проговорил. Дитер, похлопав парня по плечу.

– Пустяки, – пожал тот плечами. – Наверное, все дело в том, что я получаю от опасности какое-то извращенное удовольствие: честно говоря, жизнь здесь сильно отличается от жизни в Милуоки.

Наконец подошла их очередь. Дождавшись выстрела, Дитер бросился бежать. Его сердце бешено стучало – и от возбуждения, и от страха. Добравшись до противоположной стороны улицы, они радостно обнялись.

– Теперь будет полегче, – сообщил немцу Джо. – Но на всякий случай пригибайте голову.

Петляя и держась поближе к стенам, они продолжили свой путь и наконец достигли большого невзрачного здания с оштукатуренным фасадом. Похоже, когда-то это была школа, но теперь ее окна были забиты досками: стекол давно не было. На школьном дворе нс осталось ни одного дерева, зато повсюду торчали пни – судя по всему, деревья пошли на дрова. Джо открыл дверь, ведущую в подвал, и спустился по ступенькам. Вошедшему следом Дитеру показалось, что он попал в преисподнюю: в тусклом свете одинокой лампочки, висевшей под потолком, трудно было что-то разглядеть, но, судя по стоящему здесь шуму, помещение было битком набито детьми.

– Это наш сиротский приют, – почта с гордостью произнес Джо. – Мы не знаем наверняка, все ли они сироты: одних мы нашли на улицах, другие прятались в разрушенных домах. Некоторые из них здесь уже полгода, а некоторые прибыли лишь час назад. Пойдемте.

Они прошли через большую комнату и вошли в помещение поменьше, где юная медсестра терпеливо кипятила на огне кастрюлю с кухонными ножами и парой ножниц. Дитер подумал: не стерилизует ли она их, и если так, то с какой целью?

– Это не только приют, но и госпиталь? – спросил он.

Медсестра обернулась.

– Думаю, можно сказать и так, – ответила она. – Здесь менее опасно, ведь местная больница постоянно обстреливается. Мы делаем для детей все, что можем, и если ранения не слишком серьезные, то стараемся сами с ними справляться. Если же состояние ребенка по-настоящему тяжелое, мы отвозим его в больницу, но сегодня мы никого не возили: на улице постоянно стреляют. Джо, доктор опять не добрался до нас, – обратилась она к молодому американцу.

– Вот черт! – выругался тот. – Как мальчик?

– Мне очень жаль, но он умер. – Девушка протянула руку и погладила Джо по запястью. – Ты и так сделал все, что от тебя зависело.

Джо отвел взгляд.

– Вы принимаете только детей? – поинтересовался Дитер, чтобы дать парню возможность прийти в себя.

– Да, взрослые уж как-нибудь сами о себе позаботятся. Но кто позаботится о детях? А ведь они – наше будущее, – проговорила медсестра.

Дитер не стал ничего говорить по поводу того, как хорошо она знала английский – такие комплименты явно были здесь неуместны.

Джо и девушка провели его в следующую комнату. Весь пол здесь был устлан аккуратными рядами матрасов: их было так много, что пройти между ними было довольно трудно. На каждом из матрасов лежали по два или даже по три ребенка. На Дитера уставились большие детские глаза, но в этих глазах совсем не было жизни.

– Это наши самые тяжелые пациенты. Другие дети, те, которых вы видели в большой комнате, выглядят получше, – словно услышав его мысли, сказала медсестра.

Глядя на грязные бинты, Дитер медленно прошел между матрасами. Он почти физически ощущал страх и боль, не отпускавшие детей. Дойдя до стены, он обернулся.

– Их глаза совсем не похожи на глаза детей! – с мукой в голосе, проговорил он.

– Они видели то, чего не должны видеть дети – и смерть еще не самое страшное. Они видели, как пытают их родных, как насилуют их матерей и сестер. Некоторые из них испытали такое потрясение, что даже перестали говорить, – пояснила медсестра.

– Но если вы будете использовать такие грязные бинты, их раны воспалятся, – Дитер указал на одного мальчика, нога которого была обмотана какой-то серой тряпкой.

Девушка рассмеялась:

– Это все, что у нас есть.

– Думаю, я способен обеспечить вас всем нужным, – заявил Дитер.

– О, мы всем обеспечены, просто до нас ничего не доходит, понимаете? Из-за этого проклятого конфликта помощь не могут нам доставить.

Медсестра подошла к одному из матрасов, опустилась на колени и начала разматывать повязку на ноге девочки, которой было не больше трех лет.

– Шрапнель, – объяснила она Дитеру.

Девочка захныкала и попыталась вырваться из рук медсестры. Дитер с удивлением увидел, что слез не было, ребенок лишь издавал какие-то странные сдавленные звуки. Бессмысленное выражение у нее на лице сменилось гримасой страха.

– Вы можете ее подержать? – обратилась сестра к мужчинам. – Иногда они брыкаются.

Дитер осторожно прижал к матрасу худое, как скелет, тельце.

– Неужели у вас нет обезболивающих средств?

– Кое-что есть, но мы приберегаем их для по-настоящему тяжелых случаев.

– По-настоящему тяжелых? Боже мой, а как же можно назвать вот это? – Дитер указал взглядом на гнойники на ноге девочки. – Она выживет? – спросил он.

– Это известно одному Господу, – ответила медсестра.

– Как же вы все это выносите? – воскликнул немец. – Ведь это просто ужасно!

– Кто-то же должен это делать, – был ответ.

Девочка захныкала сильнее, худенькие пальчики впились в костюм Дитера, и ему захотелось, чтобы часть ее боли перешла к нему.

– Как тебя звать? – мягко спросил он.

Разумеется, ребенок не понял его и ничего не ответил.

– Она не знает, как ее зовут: она просто забыла это. Ее нашли в подвале в деревушке неподалеку отсюда, на ней лежала ее мертвая мать – наверное, женщина прикрывала ее от пуль своим телом. – Медсестра сообщила это таким сухим тоном, что у Дитера мурашки пошли по коже.

– О, Боже! – воскликнул он. – Забыла, как тебя зовут, да? – улыбнулся он малышке. – Тогда я буду звать тебя Катей – хорошее имя, правда? Я хотел бы назвать Катей свою дочь, – спокойным рассудительным голосом заговорил он. – Хочешь, я расскажу тебе сказку? Ну, конечно же, хочешь! Однажды давным-давно жила-была прекрасная принцесса по имени Катя…

Тем временем медсестра продолжала перевязывать рану.

– Большое спасибо… Дитер, кажется? Я никогда еще не видела ее такой спокойной. Она как будто понимала, что вы ей рассказываете – странно, правда?

Девушка собрала свои немногочисленные инструменты и поднялась.

– Вам еще нужны помощники? – к крайнему своему изумлению, услышал Дитер собственный голос. Он все еще держал ребенка на руках – отпускать маленькую Катю ему не хотелось.

– Ну, конечно же, мы не откажемся. Это было бы просто чудесно.

– Я подержу ее так, пока она не уснет. – И Дитер, чуть покачивая девочку, стал рассказывать ей новую сказку о рыцарях на горячих белых скакунах.

Вот уже третий день Дитер работал в приюте: помогал убирать помещение, стерилизовал драгоценные инструменты, даже как-то прокипятил на газовой печке кучу тряпок, которые медсестра называла бинтами… В подвале были слышны непрестанные разрывы снарядов, так что детям не давали забыть о происходящих наверху ужасах; Днем они плакали, а во сне все время вскрикивали.

Каждую свободную минутку Дитер старался проводить с Катей: держал ее на руках, старался успокоить… Он несколько раз думал о том, почему ее судьба тревожит его намного больше, чем жизнь других детей, и что в девочке было такого, что заставило его обратить на нее внимание. Наверное, подсознательно Дитер понимал, что помочь всем он не в состоянии, поэтому и решил облегчить жизнь хотя бы одному несчастному ребенку. Его безмерно удивляла охватившая его потребность заботиться о ком-то.

На четвертый день до приюта дошел слух о том, что в Сараево доставили груз гуманитарной помощи, предназначавшейся именно им, и что этот груз уже прибыл на контрольно-пропускной пункт, расположенный милях в двадцати от городка. Помощь могли украсть, поэтому нужно был немедленно выезжать за ней.

Не колеблясь ни секунды, Джо предложил свои услуги.

– Я поеду с тобой, – заявил Дитер, сам не зная, зачем вызвался на это опасное дело. Он понимал, что может пожалеть о своей опрометчивости, но в глубине души ему было ясно, что не поехать он просто не мог – Кате нужны были антибиотики.

Они сели в машину, которую словно только что привезли с какой-то свалки: она проржавела чуть ли не насквозь, а дверь со стороны пассажирского сиденья была настолько покорежена, что не захлопывалась, и чтобы не выпасть, Дитеру приходилось постоянно придерживать ее.

– Где вы берете бензин? – поинтересовался он.

– Связи… – односложно ответил Джо.

Им повезло: поездка до КПП прошла без каких-либо происшествий. Но добравшись до склада, они поняли, что самое трудное впереди: на военной базе царил абсолютный хаос. Найти, кто отвечает за груз, было невозможно: никто не хотел брать на себя ответственность. Еще более усугубило ситуацию то, что груз, за которым они приехали, лежал у всех на виду. Дитер, как это частенько за ним водилось, мгновенно вышел из себя, чем сильно осложнил их задачу: власти сделались еще более непреклонными. Увидев, как обернулось дело, Джо попросил Дитера посидеть в машине, а сам отправился на второй раунд переговоров. После длительных споров и уговоров разрешение забрать ценный груз было, наконец получено – в обмен на кое-какие подарки, разумеется.

Дитеру совсем не понравилось, как молодой американец вел машину, и он настоял на том, что на обратном пути за руль сядет сам. Но не успели они выехать, как их остановил военный патруль. Им сообщили, что из-за обстреливания местности снайперами путь в город слишком опасен и следует дождаться, пока миротворцы сформируют колонну сопровождения. На это ушло еще некоторое время, но зато за бронемашинами миротворческого контингента ООН они чувствовали себя в безопасности. Колонна двигалась очень медленно, не более двадцати миль в час. Внезапно раздался треск, и ветровое стекло покрылось паутиной трещин. Чтобы видеть, куда ехать, Дитер немедленно пробил в стекле дыру.

– Что это было? Камень? – спросил он, поворачиваясь к товарищу.

Джо сидел, выпрямившись и удивленно глядя перед собой.

– Дитер, кажется, в меня попали. Меня подстрелили! – проговорил он.

– О, Боже! – воскликнул немец и остановил машину.

Снова прозвучал резкий треск, и Дитер инстинктивно пригнулся, ударившись лбом о руль.

– Не волнуйся, Джо, и не шевелись: я вывезу тебя отсюда, – сказал он, чувствуя, как поднимается в нем волна паники. Переключая передачу, он выжал сцепление слишком быстро, и двигатель заглох. Джо молчал. Дитер выругался и повернул зажигание, но мотор не завелся. Почувствовав, как заколотилось его сердце, он попробовал еще раз, и на этот раз все получилось, но он так сильно нажал на газ, что мотор буквально заревел и опять заглох.

– Эй, приятель, полегче, ты посадишь карбюратор, – хрипло произнес Джо.

– Я сам знаю, что делаю! – рявкнул Дитер. Машины сопровождения уже исчезали за поворотом, и он почувствовал, как задрожали его руки. Они сидели, пригнув головы к коленям. Дитер несколько раз глубоко вдохнул, заставил себя успокоиться и попробовал завести двигатель вновь. На этот раз все прошло гладко. Держа голову над самым рулем, Дитер погнал машину вслед за конвоем. Руль почему-то стал липким, он опустил глаза, увидел, что на его бедро капает кровь, и повернул голову, чтобы посмотреть, откуда она взялась. Джо был мертвенно-бледен, он сидел, глядя перед собой и держа руку на животе, но крови не было видно. Тогда Дитер вновь опустил взгляд и обнаружил, что кровь стекает по его руке. Кровь была его собственной! У него закружилась голова. Но куда его ранили, и почему он ничего не ощущает? Оглядев себя, Дитер заметил, что кровь течет из-под рукава его пиджака: пуля попала ему в руку. В ту же секунду, когда он понял это, пришла и боль, она пожаром распространилась по руке и спустя несколько секунд достигла пальцев. Ему пришлось отпустить руль, и рука безжизненно упала на колено. Тем временем Джо начал постанывать, и Дитер увидел, что парень вот-вот потеряет сознание. Между пальцами прижатой к животу руки сочилась кровь: очевидно, именно туда попала пуля. Дитер знал, насколько опасны такие раны, и теперь ему следовало быстро научиться управлять своей болью и не обращать на нее внимания: если он хочет, чтобы его товарищ выжил, надо как можно быстрее довезти его до приюта.

Эта поездка стала для Дитера сплошным кошмаром, он знал, что уже никогда ее не забудет: дорога была изрыта воронками, а от каждого толчка и поворота его руку пронзала такая острая боль, что казалось, будто ее режут на куски опасной бритвой.

Когда они, наконец, подъехали к приюту, было уже почти темно. Неловко сойдя на землю, Дитер, придерживая раненую руку здоровой рукой, спустился в подвал. Каждая ступенька отдавалась в его теле электрическими разрядами боли. Он толкнул дверь, крикнул: «Анна, Джо ранен!», после чего без сил опустился в лежавшую на полу кучу и почти с облегчением позволил черноте обморока освободить его от всякой ответственности за то, что происходило дальше.

Неделю спустя Джейми наконец добрался до бывшей Югославии. Он ничуть не удивился, когда в вестибюле отеля в Загребе его остановил какой-то человек и сообщил, что Дитер давно уже здесь: украв в Бразилии самолет, немец значительно опередил его. Вспоминая об этом, Джейми все еще кипел от возмущения, поэтому встречи с Дитером он ждал с большим нетерпением. На этот раз вероломный граф фон Вайлер наконец-то получит то, чего давно заслуживает!

На то чтобы добраться до него, у Джейми ушло немало времени: одно дело приехать в Югославию и совсем другое – проникнуть в зону боевых действий. Туристические поездки в те районы местные власти, мягко говоря, не приветствовали. Поломав некоторое время голову над тем, что ему делать дальше, Джейми наконец пришел к замечательной мысли: на время поездки он превратится в журналиста! Судя по выпускам новостей, для телевизионщиков не составляло никакой проблемы проникнуть в любое место. К несчастью, редакторам газет идея, посетившая Джейми, вовсе не показалась такой уж великолепной. Казалось бы, что может быть привлекательнее для читателей: кинозвезда и одновременно пэр Англии отправляется в Югославию, чтобы оттуда слать репортажи о войне! Но редакторы, разумеется, понимали, что его могут убить: разумеется, тираж газеты значительно возрос бы, но в таком случае им пришлось бы отвечать на разные неприятные вопросы. Поскольку же за всю его богатую трудовую биографию Джейми так и не довелось поработать журналистом, газетчики с большим скепсисом отнеслись к его способности написать что-либо ценное. Однако после затянувшегося изрядно за полночь и сопровождавшегося обильными возлияниями ужина с редактором одной из бульварных газет Джейми наконец получил нужное ему удостоверение. Но даже после этого ему понадобилось несколько дней, чтобы добраться до Югославии, кроме того, проводник привез его не в Сараево, которое, судя по всему, имел в виду Гатри, а в маленький городок, названия которого он не слышал ни разу в жизни – и, как оказалось, мало что потерял.

– Вот дерьмо! – сорвалось у него с языка, когда его привели в крошечную комнатку, где на одном из приютских матрасов лежал Дитер. – Какая жуткая дыра! Дитер, ты выглядишь просто ужасно, – сказал он, хотя собирался приветствовать немца совсем другими словами.

Дитер слабо улыбнулся.

– Спасибо, Джейми, твоя забота придает мне сил, – с трудом проговорил он запекшимися губами.

– Поздравляю, Дитер, тебе осталось совсем чуть-чуть до вершин английского юмора.

– Мне тоже так показалось.

– Что случилось? У тебя что-то болит? – Врожденное добродушие взяло в душе Джейми верх над злостью.

– Мою руку раздробила пуля снайпера. К несчастью, началось воспаление, поэтому я и выгляжу'так плохо – да и чувствую себя ничуть не лучше.

– А у них тут есть антибиотики и болеутоляющие средства? Мне почему-то кажется, что здесь дефицит абсолютно во всем.

– Да, ты прав. Нам с Джо – это доброволец-американец – удалось довезти сюда кое-что, но я сказал работникам приюта, чтобы они раздали все детям, – с трудом произнес Дитер.

«Что-что?» – хотелось воскликнуть Джейми – настолько подобный альтруизм был нехарактерен для Дитера. Но вместо этого он лишь похлопал неприятного ему человека по плечу:

– С тобой все будет нормально, мы не допустим, чтобы что-нибудь произошло.

– Ты не знаешь, как там Джо? Его ранили в живот. Когда огонь стих, его удалось перевезти в больницу, но сегодня я про него ничего не слыхал.

– С ним все в порядке, и скоро он уже будет играть в свой бейсбол.

– Джейми, ты это серьезно?

– Да, мне сказала об этом та симпатичная сестричка. Его рана оказалась не слишком серьезной, так что в больницу следовало отвезти не его, а тебя.

– Мы очутились в настоящем аду. Ты уже видел детей?

– Пока нет. Когда я услышал, что ты ранен, то решил первым делом увидеться с тобой, – ответил Джейми. Его самого изумило, как быстро его гнев превратился в жалость при виде горящего в лихорадке и страдающего от боли Дитера.

– Предупреждаю, Джейми, это очень неприятное зрелище. Бедные дети! Разве можно доводить их до такого состояния? – обессиленный разговором, Дитер закинул голову и закашлялся.

– Но ведь если бы эмбарго на поставку оружия соблюдалось, никто не смог бы причинить им зло? – холодно проговорил Джейми, пожалев, что был так добр к этому лицемеру.

«Если бы люди, подобные тебе, не торговали оружием, то мир был бы намного лучше», – хотелось ему добавить, но из чувства приличия он сдержался.

Дитер остановил на нем горячечные от жара глаза:

– Джейми, я знаю, о чем ты думаешь, и поверь, мне в голову приходят те же мысли. Я лежу здесь и занимаюсь самобичеванием. Одно дело заключать сделки на поставку оружия анонимным людям из далеких стран, и совсем другое – своими глазами видеть, что творят проданные тобой пули.

– Ну конечно! Я уверен, ты и раньше хорошо понимал, что делаешь!

– Однажды я уже видел это в одной африканской стране. Но это случилось очень давно, я был молод, и все воспринималось как приключение: если бы мы не убили их, то умерли бы сами. Я никогда не задумывался о том, что происходит с моим оружием дальше, не думал о женщинах, о детях, которых я делал калеками… Это было для меня всего лишь бизнесом.

– С таким избирательным взглядом на вещи тебе можно только позавидовать, – отводя взгляд, с презрением произнес Джейми и пожалел, что в очередной раз бросил курить.

– Джейми, ты не можешь сказать мне ничего такого, чего бы я сам уже не сказал себе.

– Да ну?

– Ты мне не веришь?

– Что ж, прямо скажем, такое превращение в пацифиста кажется мне уж очень неожиданным. Возможно, когда ты выздоровеешь, все это пройдет – я имею в виду твой приступ совестливости.

– Нет, Джейми, ты ошибаешься! – Здоровой рукой Дитер схватил англичанина за рукав. – Ничего не пройдет. Я изменил свои взгляды не потому, что меня ранило! Ты можешь подумать, что я лежу тут в бреду и готовлюсь к встрече с Богом, но это не так. Это случилось со мной еще до ранения. Увидев этих детей, их страдания, я расплакался. Мое сердце словно растаяло, и меня охватило такое раскаяние…

Лицо Джейми выражало неверие, он ругал себя за то, что пришел сюда.

– Джейми, я занимался грязным бизнесом, я причинил людям столько страданий! Теперь я это понимаю. Если я выберусь отсюда, то навсегда брошу это дело. Заработанные деньги буду направлять на помощь другим таким детям, поверь мне, Джейми! – торопливо проговорил Дитер.

«Интересно, почему для него так важно, чтобы я ему поверил? Исповедовался бы кому-нибудь другому…» – подумал Джейми, по-прежнему глядя в сторону: смотреть на Дитера ему совсем не хотелось. По его мнению, немцу понадобилось слишком много времени, чтобы прийти к таким выводам.

– Мы вытащим тебя отсюда! – взяв себя в руки, бодро произнес он.

– Да, но пока что я не вижу, как это можно сделать. А ты?

– Доверься мне, Дитер, я что-нибудь придумаю, – уверенно сказал Джейми, не имея ни малейшего представления о том, как все организовать.

Как оказалось, Дитер ничуть не преувеличивал: Джейми не мог поверить своим глазам, когда увидел, в каком состоянии находятся некоторые дети и в каких условиях они вынуждены жить – не хватало лекарств, продуктов, даже питьевой воды… Такая бесчеловечность вместе с невозможностью что-либо изменить повергли Джейми в настоящую депрессию. Он мог написать проникновенную статью, но сомневался, что она что-нибудь даст: кто будет его слушать, если гораздо более красноречивые профессионалы уже много месяцев рассказывали о зверствах этой войны, но она все равно продолжалась? Поскольку единственного врача в приюте недавно убило, Анне, молодой медсестре, с которой Джейми познакомился здесь, пришлось взять руководство всеми делами приюта на себя. По мнению Джейми, такая ответственность слишком тяжела для хрупких плеч двадцатилетней девушки.

– Ты не знаешь, с кем мне следует связаться, чтобы вытащить Дитера отсюда? – как-то спросил он.

Анна посмотрела на него, нахмурив брови, словно припоминая, где она его могла видеть. Джейми не удивило, что его не узнают: здесь он совершенно не заботился о своей внешности, что было так не похоже на Джейми Гранта, одного из наиболее элегантных людей планеты.

– Проблема в том, захочет ли он уезжать? Несколько дней назад мы подыскали ему место на отлегающем из страны самолете, но он отказался лететь.

– Серьезно? – удивленно переспросил Джейми: такие благородные поступки как-то не вязались с Дитером.

– Он просто прелесть: постоянно предлагает нам свою помощь. А еще он очень по-доброму относится к детям, старается успокоить их, играет с теми, кто способен играть… После того как его ранило, мне его откровенно не хватает. Когда он улетит, я буду по нему скучать.

– Да ты что?!

Изумлению Джейми не было предела. Быть может, пребывание здесь и впрямь чему-то научило Дитера?

– Я считаю, ты должен сделать все возможное, чтобы увезти Дитера отсюда. Здесь ему не место: у меня нет возможности обеспечить ему нормальное лечение, да и, откровенно говоря, мне не хватает на это времени. Здесь столько больных детей… Скажем прямо: если ты не вытащишь его отсюда, он вряд ли выживет.

В последующие дни Джейми в который раз убедился, что быть знаменитым выгодно: даже в Югославии было очень мало людей, которые не видели фильмов о Питере Аскоте. Конечно, в кинотеатрах их уже не крутили, но зато эти фильмы до сих пор оставались во всех телевизионных программах. Так что когда Джейми умылся, побрился и привел себя в порядок, его сразу начали узнавать, и это заметно облегчило ему задачу.

Им повезло: в Сараево с инспекционной целью прилетела группа западных политиков, причем главный из них был большим поклонником Джейми Гранта. Как оказалось, сейчас он стремительно терял популярность, поэтому хватался за любую возможность лишний раз промелькнуть на экране или сделать так, чтобы его фото появилось в газете. Естественно, всемирно известный киноактер прекрасно подходил для этого, так что два дня спустя Джейми сообщили, что им с Дитером зарезервировали место на самолете и что наутро за ними пришлют машину, которая доставит их в аэропорт. Их предупредили, что эта поездка будет небезопасной, но другого выхода просто не было.

Пока они дожидались машины, Джейми сидел рядом с носилками, на которых лежал Дитер, и разговаривал с ним – разумеется, когда больной не спал. Про предстоящий отъезд он не упоминал: когда он впервые сказал о нем, Дитер пришел в сильное возбуждение и заявил, что не может бросить детей и никуда не поедет. Джейми мало чем мог помочь немцу: лишь поделиться с ним своим скудным запасом воды и уговорить съесть немного жидкого супу, который был здесь единственным доступным блюдом. Когда Дитер спал, Джейми, как мог, помогал Анне и другим работникам приюта. Эта работа очень нервировала его: он с трудом переносил страх на детских лицах, безразличие малышей ко всему, что происходит вокруг, и их страдания. Постепенно маленькие пациенты начали привыкать к нему, и это лишь усиливало в нем чувство беспомощности. Джейми знал, что полные боли крики этих детей будут преследовать его до конца дней. Больше всего он жалел, что не может, словно какой-нибудь суперкиногерой, подогнать к выходу из здания голубой автобус, погрузить туда детей и повезти их навстречу зеленой траве, солнцу и радости.

Обстрел города все усиливался, и Джейми начал уже сомневаться, смогут ли они когда-нибудь выбраться отсюда. Как странно: возможно, именно здесь ему суждено погибнуть, и именно здесь будет положен конец всем глупостям, которые он сотворил в жизни. Теперь он отчаянно жалел, что так и не подружился с Фионой. Винтер была права: он сам избегал дочери. Когда он выберется отсюда – вернее, если выберется, – то обязательно встретится с ней. О том, что он может погибнуть, так и не поговорив с ней, Джейми старался не думать.