Текст книги "Алчность"

Автор книги: Анита Берг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 37 страниц)

5

Германия, 1970

Теперь Дитер обладал и титулом отца, и его замком. Когда документы об усыновлении были подписаны, он воспринял это как чистую формальность. Он был дома, и права, данные ему по рождению, наконец, были восстановлены.

Его бабушка рассказывала своим престарелым подругам сказку о том, что ее, наконец, разыскал сын Генриха от брака, заключенного во, время войны. Таким образом, пятно незаконнорожденности было похоронено вместе с телом его отца в величественном мавзолее, который Дитер воздвиг в лесу, на месте старого охотничьего домика. Усыпальница была достаточно велика, чтобы вместить и самого Дитера, и его сына, и сына его сына.

Он отремонтировал замок и вернул окружающие земли в сельскохозяйственный оборот. Еще он восстановил по памяти интерьер помещений и расставил на свои места те вещи, которые ему удалось скупить. После этого он с удвоенным усердием принялся за поиски других пропавших вещей – от мебели до фарфоровых статуэток.

Титул и новое положение в обществе обеспечили Дитеру еще большее процветание. Ему начали предлагать различные выгодные проекты, он стал директором нескольких компаний, так или иначе связанных со сферой искусства. Он приобрел аукцион, который намеревался сделать достойным соперником Сотби и Кристи, и считался теперь признанным экспертом произведений средневековых итальянских мастеров. И, само собой, Дитер с каждым годом становился все богаче.

Круг его знакомых значительно расширился. Его нередко приглашали высказать свое мнение о какой-нибудь картине, которую «мог бы при случае продать» ее владелец. Благодаря аккуратному ведению дел, Дитер получил известность среди обедневших английских аристократов, и теперь они стали для него основными «поставщиками» художественных полотен.

Для этого ему приходилось посещать многочисленные английские приемы, хотя уровень комфорта и кулинарии там редко соответствовал его высоким требованиям. Но он терпел эти неудобства, чтобы быть в курсе последних сплетен и заводить новые ценные знакомства. Приобретенные полотна затем перепродавались другим важным клиентам – богатым американцам.

Он жаждал больших сделок, желал, чтобы ему доверили покупку или продажу знаменитых картин таких художников, как Тициан или Беллини. А потом он познакомился с Гатри Эврименом, и его мечта осуществилась – перед ним распахнуло свои объятия высшее общество.

Дитер достиг такого успеха в жизни, что легко мог бы отказаться от нелегальной торговли оружием. И он действительно всерьез задумывался над этим: всегда оставался риск, что его могут разоблачить, и тогда тщательно выстроенный карточный домик связей в высшем обществе рухнет в одночасье. Он знал, что репутация – вещь чрезвычайно ценная, хоть и нематериальная, и если о ней не заботиться, она растает, как утренняя дымка под лучами южного солнца. Но это беспокойство оказалось не в состоянии перебороть его желание зарабатывать все больше денег. Как и многие другие люди, поднявшиеся с самого дна общества, он безумно боялся того, что однажды его деньги могут исчезнуть и ему вновь придется добывать себе пропитание на улицах.

Тридцатичетырехлетний, богатый и обаятельный, обладающий графским титулом, он был пределом мечтаний многих матерей, имеющих дочерей на выданье. Он получал удовольствие от общения с женщинами, но связывать себя узами брака не спешил.

– Дитер, мне трудно в это поверить: ты стал настоящим графом и вернулся в отцовский замок! Я так горжусь тобой! – Его мать взволнованно обняла его, но он лишь ощутил неловкость.

– Я отремонтировал его и расставил все вещи по своим местам, и, естественно, мне захотелось, чтобы ты стала первым человеком, который все это увидит. Я даже восстановил прежнюю обстановку в твоей бывшей спальне.

– Дитер, у меня просто нет слов! – Обращенные на него глаза наполнились слезами. «Мама, ради Бога, только не надо плакать!» – мысленно произнес он.

– Долго же ты не приглашал ее, – многозначительно сказал его брат по матери Даррен, теперь высокий, довольно вялый молодой человек двадцати двух лет, одетый согласно моде тех времен в костюм из мягкого бархата.

– На восстановление всей обстановки ушло более трех лет. Замок был в ужасном состоянии, и мама наверняка огорчилась' бы, увидев его. Я решил, что он должен выглядеть точно таким, каким она его помнит, – ответил Дитер, про себя пожалев, что его отчим и брат сейчас здесь, а не в своем жутком доме. Он мечтал о том, чтобы мать, как когда-то давно, принадлежала только ему, но Софи настояла на том, чтобы привезти с собой всю свою семью. Дитеру оставалось лишь утешаться тем, что старший сын Боба, Лэнс, отказался приехать.

Все десять дней, в течение которых Софи жила в замке, Дитер ловил себя на мысли, что слова и поступки матери ставят его в тупик. Она заметно потолстела, хотя это было последнее, чего он от нее ожидал; почти не пользовалась косметикой и ничего не делала, чтобы скрыть морщины или закрасить седину. Она носила безвкусные вещи из синтетических тканей и выглядела так, будто сошла со страниц дешевого каталога товаров, высылаемых по почте. В замке она явно чувствовала себя не в своей тарелке, в том числе неловко вела себя с прислугой.

Неужели Софи из его воспоминаний была лишь сном? Была ли она когда-нибудь той элегантной, утонченной, чуточку взбалмошной француженкой, которую он помнил? Он теперь радовался тому, что запланировал приезд матери на время, когда его бабушка отдыхала на юге Франции: графиня ни за что не узнала бы в этой женщине тот образец совершенства, который ей описывал Дитер. Без сомнения, надменная аристократка заставила бы Софи почувствовать себя здесь еще более неловко.

– Мама, почему ты не тратишь свои деньги на хорошие вещи? – как-то спросил он, обратив внимание на то, что Даррен каждый день надевает новый костюм, а Софи, похоже, взяла с собой лишь парочку платьев.

– О, я уже давно не интересуюсь тряпками, – чуть натужно рассмеялась Софи.

– Тогда на что идут все те средства, которые я тебе высылаю?

– Да так, то на одно, то на другое, – сделала она неопределенный жест.

– Мама, ответь же мне! – настаивал Дитер.

– Поверь, мне есть куда их тратить. Я хочу сказать: Боб получает немного, а… он так талантлив…

– Талантлив? Боб? И в какой же области?

– Нет, я говорю о Даррене. Он очень хороший музыкант, знаешь ли. Однажды он затмит самих «Битлз».

– Мама, я мало что знаю о шоу-бизнесе, но мне известно, что пробиться наверх там очень сложно.

– Да, ты прав, и именно поэтому мы с его отцом настояли на том, чтобы он сначала получил хорошее образование. Он учится в политехническом институте, а в свободное время занимается музыкой.

– А ты платишь за его образование, инструменты, костюмы?

– Ну да… Я не думала, что ты будешь против.

– Я не против, мама, это твои деньги, и ты можешь расходовать их как угодно. Но я действительно рассчитывал, что ты хоть что-то будешь тратить на себя.

– На себя мне денег не хватает. – На лице Софи появилось решительное выражение.

Не хватает? Мама, на то, что я даю тебе, можно прокормить несколько семей!

– А мне нужно больше!

– Я уверен, что на Даррена, а не на себя.

– Ему необходимо более качественное оборудование, иначе он не достигнет успеха. Музыкальный мир жесток. Видишь ли, Дитер…

– Нет, мама, я не хочу тебя слушать.

– Ты ревнуешь, так ведь? Ревнуешь потому, что он мой сын, мой ребенок! – Голос Софи сделался пронзительным, она определенно рассердилась.

– Нет, мама. По правде говоря, он мне не нравится.

– Но как ты можешь говорить такое о собственном брате? Знаешь, Дитер, иногда мне кажется, что у тебя большие проблемы – ты так холоден.

– Нет у меня никаких проблем. Проблема заключается в Даррене: он слишком ленив, чтобы что-то делать самостоятельно, и всегда будет качать из тебя деньги. Сомневаюсь, что ему хватит жизненных сил, чтобы добиться хоть какого-нибудь успеха – не говоря уже о том, чтобы превзойти «Битлз»!

– Даже слушать этого не хочу! – Софи закрыла уши ладонями.

– Я и не сомневался: разве можно критиковать твоего драгоценного бесполезного Даррена? Мама, ты прямо-таки помешалась на нем.

– Что ты сказал? – вскочила на ноги Софи. – Почему бы тебе ни признать, что ты не хочешь помогать лишь потому, что ты гадкий человек? У тебя так много денег, но ты отказываешься помочь своему маленькому брату! Ты всегда был эгоистом! Ничего не изменилось: помнишь, как ты в Берлине прятал от меня значки и оружие? Мы могли бы использовать их намного раньше!

– А ты не забыла, на что потратила все то, что мы выручили за них? – гневно возразил Дитер.

К несчастью, эта размолвка переросла в грандиозную ссору. Мать оскорбила его, и он, потеряв контроль над собой, ответил ей тем же. Как оказалось, он был бездушным, бессердечным сыном и сквалыгой. Дитер услышал, что он был просто невозможным ребенком, а Софи – что она никогда его не любила и была легкомысленной матерью. Дошло до того, что мать заявила Дитеру, что он испортил ей жизнь и что лучше, если бы он вообще не родился на свет. Он же ответил, что больше не хочет ее видеть…

Софи быстро собралась и уехала, и тогда на Дитера навалилась черная беспросветная тоска. Он вновь почувствовал, что его предали, но потом подумал: почему это так важно для него? Разве он не забыл мать еще много лет назад, разве не решил, что больше не любит ее? Да и вообще, он взрослый мужчина, какая разница, что говорит ему мать? Да, он навещал ее, но лишь из чувства долга. Если Софи и впрямь думает то, что сказала ему, так тому и быть: он еще раз забудет ее. «Все это не имеет абсолютно никакого значения», – твердил он себе.

Но деньги по-прежнему регулярно пересылались в Англию.

Пять лет спустя, когда Дитеру было тридцать девять, он как-то проснулся с мыслью о том, что стал почти затворником. Его характер постепенно менялся, и когда он осознал случившееся, это потрясло его. Оглянувшись в прошлое, он смог точно установить, когда начались изменения – после ссоры с матерью. Этот разрыв смутил его, хотя он и притворялся, что ему все равно. Пусть он виделся с Софи довольно редко, тем не менее, Дитер знал, что в случае необходимости всегда может обратиться к ней. Очевидно, ему просто везло, что такой необходимости не возникало: теперь он понял, какую боль причиняет ему то, что он может не увидеться с матерью.

После того как Софи в раздражении уехала из замка, Дитер почувствовал, что больше не получает никакого удовольствия от важных для его положения в обществе вечеринок и званых обедов. Теперь он считал их бесполезной тратой времени: всегда одни и те же люди, одни и те же разговоры… Постепенно он прекратил устраивать такие приемы, и сам не посещал их. Прошло некоторое время, и в его ежедневнике остались только деловые встречи.

Дитер понял, что лучше всего чувствует себя дома, то есть в замке. Он получал большое удовольствие, занимаясь перепланировкой поместья. Ребенком он слишком много времени проводил наедине с самим собой, чтобы теперь бояться одиночества. Более того, он почувствовал, что часто его тянет побыть одному. Его вполне устраивали такие вечера с очень вкусным ужином, превосходным вином, музыкой, подобранной им по своему вкусу, и хорошей книгой.

Последним, от чего он отказался, были случайные связи. Как-то в постели со своей новой девушкой он поймал себя на мысли, что абсолютно не помнит ее имени, к тому же оно и не интересует его. Когда-то романы нужны были ему, чтобы удовлетворить потребность в сексе, но с годами эта потребность ослабла. Дитер понял, что довольно долго может вполне обходиться без секса. Когда он вспоминал, как вел себя с женщинами, то чувствовал что-то вроде угрызений совести: он был слишком эгоистичен, чтобы его можно было назвать хорошим кавалером. Теперь он уже не искал женщину – если роман складывался, он просто плыл по течению, но это случалось все реже и реже. Кроме того, укладывая в постель новую женщину, он даже отдаленно не ощущал такого удовольствия, как в молодости: в этих связях всегда чего-то недоставало, но чего именно, он не знал.

Дитер с болью понял, насколько он изменился и какой неуравновешенной стала его жизнь, в тот день, когда умерла Могги. Кошка была уже очень старой, но умерла она мирно, во сне. Дитер сам вырыл могилку в любимом месте Могги, в розовом саду. Пару раз копнув землю, он остановился, оперся о лопату и заплакал. Насколько он помнил, плакал он лишь пару раз в жизни – когда погиб Брюс и когда умерла Могги. Может быть, возводя стену между собой и миром, он зашел слишком далеко? Почему у него совсем нет близких друзей? Как он мог жить без них? Неужели его мать говорила правду и он действительно не способен любить? Если единственным другом тридцатидевятилетнего мужчины является черная кошка, тогда, наверное, Софи была права.

– Дитер, я хочу познакомить тебя с моей компаньонкой Магдой, – сказала его бабушка, стоя в огромном холле замка, срывая с себя перчатки и обводя помещение внимательным взглядом – она словно проверяла, не случилось ли чего за время ее отсутствия. Как обычно, она прибыла в замок без предупреждения. Пожив здесь с месяц, она, как правило, вновь срывалась с места и возвращалась к южному солнцу.

– Очень приятно, – в один голос проговорили Дитер и Магда и дружно засмеялись.

Магда была невысокой и худощавой молодой женщиной с длинными каштановыми волосами, перехваченными лентой. У нее были большие серые глаза и очень милое выражение лица: в нем не было пи малейшего намека на цинизм или искушенность, которые обычно привлекали Дитера в женщинах. Ее голос был весьма благозвучным, чуть хрипловатым, а смех – тихим и мелодичным. Дитер пожал девушке руку.

– Добро пожаловать, – произнес он и ощутил, что его возбуждает красота Магды и что она интересует его так, как давно уже не интересовала ни одна женщина.

За тот месяц, пока его бабушка жила в замке, Дитер влюбился. По крайней мере, он решил, что с ним случилось именно это: никогда раньше он ничего подобного не ощущал. Казалось, он тонул в море неизвестных ему чувств.

Когда он замечал Магду в саду, даже довольно далеко от себя, у него перехватывало дыхание. Когда она входила в комнату, сердце Дитера начинало колотиться. Он поймал себя на том, что подолгу стоит на лестницах и в коридорах, надеясь встретить ее. В присутствии девушки он держал руки прижатыми к бокам: настолько сильным было его желание коснуться ее, погладить ее гладкие блестящие волосы, зарыться в них лицом, вдохнуть их запах – он знал, что этот аромат будет восхитительным. По ночам он не мог заснуть – ему было невыносимо знать, что Магда лежит в одной из соседних комнат, и понимать, что он боится даже приблизиться к ней. Пожалуй, его терзал страх быть отвергнутым. Но больше всего Дитер удивлялся тому, что ему хотелось заботиться о девушке, защищать ее от неприятностей. Раньше он не питал подобных чувств ни к одному человеку – если не считать матери. Новые переживания смущали его и сбивали с толку. При этом ему казалось, что окружающие не замечают его смятения, что он ведет себя так же, как раньше.

– Не понимаю, почему ты не начнешь ухаживать за ней и не избавишь этим нас всех от головной боли? – как-то спросила его бабушка, когда они, как обычно, сидели вдвоем и попивали вечерний аперитив. Как всегда в последние дни, Дитер был очень нервным – вздрагивал при каждом звуке, надеясь, что слышит шаги Магды, а потом с разочарованным видом откидывался на спинку кресла.

– Понятия не имею, о чем вы, – Дитер смущенно отвел взгляд: ему показалось, что бабушка читает его мысли.

– Ты прекрасно меня понял. Даже дураку понятно, что ты влюбился в Магду.

– Она тоже знает? – спросил он, похолодев.

– Чтобы не заметить твоих страданий, надо быть глухим и слепым, – рассмеялась графиня. – Ну конечно же, знает. И все указывает на то, что то же самое происходит и с ней: она стала рассеянной, забывает забрать почту и принести книгу, покупает не те сигареты. Глупыш, она страдает по тебе!

– Но откуда вы знаете, что именно по мне? Что, если вы ошибаетесь и я ей даже не нравлюсь?

– С чего бы это? Своди ее куда-нибудь – например, в ресторан. А потом сделай ей предложение.

– Предложение! – вскричал Дитер. Его мысли еще не заходили так далеко: он ощущал лишь неясное желание заботиться о девушке.

– Как жена она вполне тебе подходит. Она из хорошей семьи, правда разоренной той проклятой войной. Но это не проблема – у тебя и так деньги некуда девать. Ты чудесный жених, Дитер, можешь в этом не сомневаться. – В голосе бабушки слышалось с трудом сдерживаемая гордость.

Все оказалось вовсе не так просто, как представлялось старой графине. Он действительно нравился Магде – об этом можно было догадаться уже по тому, как засветилось ее лицо, когда Дитер пригласил ее поужинать вместе. Он получил от этого вечера огромное удовольствие. Выяснилось, что у них намного больше общего, чем он предполагал: сходные вкусы в литературе, музыке, искусстве… Магде нравилось разговаривать об искусстве и политике; в первом случае Дитер с радостью поддерживал беседу, во втором скорее терпел ее. Он находил девушку удивительно серьезной для человека, который так много улыбается и смеется.

После этого они куда-то ходили почти каждый вечер, и всякий раз свидание оставляло у Дитера самые приятные впечатления. Особенно ему нравилось то, как Магда его слушала: ее большие серые глаза не отрывались от него, наполняя его уверенностью в собственной неотразимости.

В вечер перед тем, как Магда с его бабушкой должны были уехать, девушка призналась ему, как сильно она полюбила замок. «Почти как живое существо», – сказала она. От радости потеряв голову, Дитер сделал ей предложение. Но Магда, не размышляя ни секунды, ответила ему отказом.

– Но почему? Ведь мы просто созданы друг для друга! – проговорил сразу поникший Дитер.

– Дитер, мы знакомы всего лишь месяц, а этого слишком мало для таких решений.

– Для меня этого срока вполне достаточному меня нет никаких сомнений на твой счет: ты мой идеал.

– Мне очень приятно это слышать, но если я когда-нибудь выйду замуж, то это будет на всю жизнь. Я должна быть уверена в своем избраннике.

– Для меня это не менее серьезно: это отнюдь не легкомысленное предложение.

– Дитер, дорогой, я ни капельки в этом не сомневаюсь. Но только время покажет, не ошибаемся ли мы в отношении друг друга. А кроме того… – Девушка вопросительно посмотрела на него. – Да нет, глупости, это не имеет значения.

– Ну, скажи же, что ты имела в виду! – Дитер несмело взял ее за руку.

– Ты так и не сказал, что любишь меня, – проговорила Магда, опустив глаза.

– Дорогая моя, ради Бога, прости! Я просто забыл это сделать.

Девушка рассмеялась.

– Над чем ты смеешься? – нахмурился Дитер.

– Ты так и не произнес этих слов.

– Правда? Но я… Я люблю тебя, Магда, – запнувшись, выговорил он.

– Я тоже тебя люблю, Дитер. Пожалуйста, давай вернемся к этому разговору через полгода.

Но прежде чем она, наконец, согласилась стать его женой, прошел целый год, для Дитера заполненный бесконечными поездками из Германии на юг Франции и обратно, а также бесчисленными предложениями.

– Пожалуйста, повтори это, – почти не веря собственным ушам, попросил девушку Дитер.

– Я согласна, – сказала она и засмеялась изумленному выражению его лица.

– Ты уверена?

– Абсолютно.

– Но почему ты решалась так долго?

– Я не была уверена, что ты действительно меня любишь, что ты знаешь, что значит любить другого человека. Я часто задумывалась над тем, не принимаешь ли ты по ошибке свои чувства за любовь: ведь тебе так хочется быть любимым! Ты показался мне человеком, в жизни которого было очень мало любви, а такие люди часто не способны на это чувство: они просто этому никогда не учились.

Дитер был захвачен врасплох ее тирадой: подобные соображения никогда не приходили ему в голову. Он всегда сознательно избегал мыслей об этом, ибо они были ему неприятны.

– А тебя не тревожит наша разница в возрасте? Между прочим, в следующем году мне исполнится сорок один!

– Да что такое восемнадцать лет? Когда любишь, это не имеет ни малейшего значения. – Магда протянула руку и коснулась его. У меня по-прежнему остаются кое-какие сомнения, но я решила, что даже если тебе будет трудно полностью отдаться мне, моей любви хватит на нас обоих.

В тот вечер Дитеру хотелось от радости кричать во все горло.

Их отношения были весьма необычными для семидесятых годов – в том смысле, что они до свадьбы так ни разу и не были близки. Они целовались, и весьма страстно, но до постели дело не доходило. В самом начале их романа Дитер решил, что он будет не таким, как другие его романы. Он слишком уважал Магду, кроме того, ему не хотелось, чтобы она утратила ореол невинности, который был ему так по душе.

Возможно, это было его ошибкой.

– Магда, дорогая моя, мне очень жаль. Сам не знаю, что произошло, – чуть живой от стыда, Дитер откинулся на подушки их брачного ложа.

– Дорогой, не переживай понапрасну. Мы оба слишком устали после всех волнений дня свадьбы. Обними меня покрепче, и давай спать. – Она прижалась к мужу и вскоре уснула. Он же всю ночь пролежал, глядя в потолок.

Утром все повторилось. То же случилось и вечером, и на следующий день. Все романтическое свадебное путешествие к островам Карибского моря на нанятой им яхте пошло насмарку: как Дитер ни пытался, у него не получалось заняться с Магдой любовью. Каждый раз все начиналось просто идеально, но как только он входил в нее, у него разом все опускалось. Дни медового месяца шли за днями, и в конце концов матросы, на которых Дитер раньше не обращал ни малейшего внимания, стали казаться ему большими похотливыми самцами. В его душе поселился страх.

После возвращения Дитер воспользовался своими делами как поводом для двухдневной поездки в Мюнхен. Отыскав свою старую подружку, он трахал ее до тех пор, пока она не стала умолять его остановиться.

Он возвращался домой окрыленный: включил радиоприемник па полную громкость и во весь голос пел под него. Какой бы ни была мучившая его проблема, он излечился! Он поднял Магду на руки, покрыл ее лицо и тело поцелуями, понес в спальню и сорвал с нее одежду. И тут невероятное случилось вновь: как только он вошел в нее, его огромный еще несколько секунд назад пенис мгновенно опал. На Дитера было жалко смотреть: казалось, из него выпустили весь воздух.

Так их брак стал платоническим. Желанию Дитера иметь сына не суждено было сбыться. Он не мог сделать счастливой женщину которую обожал и которую в душе вознес на пьедестал.

Тем не менее, Магда утверждала, что она вполне счастлива, что отсутствие секса в их отношениях не имеет значения, что влечение душ и разумов намного важнее физической любви. Она также твердила мужу, что он не должен впадать в отчаяние, что ему вообще следует забыть об этой проблеме: ведь чем больше он переживал, тем менее вероятным было, что все разрешится к их общей радости.

Дитер завел любовницу: ему пришлось это сделать, ведь его потребность в сексе никуда не делась. Он просыпался по утрам с эрекцией, но из страха опять потерпеть фиаско боялся повернуться к женщине, которую любил, и это было для него невыносимой мукой.

Иногда он жалел, что Магда так терпелива и понимающе мягка: это лишь еще больше запутывало ту ненормальную ситуацию, в которой они очутились. Если бы она закричала на него, выразила свою злость и обиду, дала бы ему понять, что чувствует себя обманутой, – словом, если бы она как-нибудь наказала его, то, возможно, что-то изменилось бы. Но этого никогда не происходило: его жена всегда вела себя с пониманием и, казалось, была всем довольна.

Свою злобу Дитер срывал на любовнице – он почти ненавидел ни в чем не повинную женщину. «Ну почему я могу заниматься с ней любовью хоть ночь напролет, а с любимой женой – никогда?» – изводил он себя бесполезным вопросом.

Судя по всему, высшим силам показалось, что Магда страдала недостаточно, и они решили еще немного позабавиться. Настало время, когда Магда обратилась к нему с предложением зачать ребенка с помощью искусственного оплодотворения.

Другого выхода у них, похоже, не было, но, объясняя доктору жены свою проблему и выслушивая в ответ псевдонаучные фрейдистские банальности, Дитер все равно чувствовал себя до крайности униженным. Однако этот ход принес Магде лишь горькое разочарование: даже если бы Дитер мог заниматься с ней любовью, она все равно не зачала бы ребенка. Оказалось, она просто не может иметь детей.

Они подумали было об усыновлении ребенка, но Дитер отверг эту мысль, решив, что если уж им не суждено иметь детей, то так тому и быть. Но Магда все равно мечтала о наследнике.

Череда быстротечных любовных связей возобновилась. Дитер знал, что ему следует вести себя более сдержанно, но ничего не мог с собой поделать: наверное, он подсознательно желал, чтобы Магда обо всем узнала. «Но почему?» – часто задавал он себе вопрос. Возможно, это заставило бы жену разгневаться на него, и ее ярость подействовала бы на него как удар кнута. Возможно даже, что, узнав о его похождениях, Магда ушла бы от него – такая мысль неизменно наполняла его отчаянием, но и надеждой на то, что это станет для него своеобразным освобождением, то есть опять-таки карой за грехи. Но подобные рассуждения были ошибкой – Дитер понял, что если бы Магда обо всем узнала и смирилась с его поведением, это стало бы для него величайшим разочарованием.

Германия, осень 1992

– Софи, – опять прозвучал в пустой комнате голос Дитера, и тут он понял, что ничего не чувствует. Он не поедет на похороны, в этом нет смысла: в мыслях он похоронил мать еще много лет назад.

Или это не так? Иногда на задворках его сознания начинала шевелиться одна неприятная мысль: может быть, ему мешает быть настоящим мужем Магде что-то такое, что осталось в его прошлом? Быть может, все дело в том, что он вознес жену на этот свой недосягаемый пьедестал любви и считает, что если ее запятнает похоть, то любовь умрет – точно так же, как умерла в нем любовь к матери, после того как он открыл для себя правду о ней?

Дитер перевернулся на постели и некоторое время размышлял над этим. Так вот какое наследие досталось ему от Софи! Выходит, всю жизнь ему омрачило то, что она в детстве предала его?