Текст книги "Алчность"

Автор книги: Анита Берг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 37 страниц)

Кухарка Мария и ее муж Вилли были пожилыми людьми уже тогда, когда Дитер жил здесь, поэтому он сомневался, что застанет их в живых. Он не продумал заранее, что скажет новым слугам – возможно, ему следует просто уехать…

– Вилли! – с чувством облегчения воскликнул он, когда дверь открылась и на пороге показался старик, казалось, ничуть не изменившийся за прошедшие годы. – Вилли, как я рад тебя видеть!

– Прошу прощения? – Вилли отступил на шаг, явно смущенный энтузиазмом незнакомца.

– Это я, Дитер! Дитер фон Вайлер!

– О, Боже! Это вправду ты? Глазам своим не верю – это просто чудо! А мы боялись, что ты погиб… Ну заходи же! – затараторил старый слуга и распахнул пошире дверь. Дитер вошел, вдохнул все тот же теплый аромат, который он помнил с детства, и впервые за двадцать один год почувствовал, что наконец-то дома.

Краснолицая, располневшая Мария в сапогах на застежках, которые, как вспомнил Дитер, она всегда носила, и белом накрахмаленном передничке сжала его в объятиях так, словно больше не собиралась отпускать. Дитер подумал, что здесь ему комфортно и тепло, как нигде.

– Вы ничуть не изменились, – удивленно проговорил он, когда Мария наконец-то отпустила его.

– Что-то мне не верится, – со смехом ответила служанка. – Мне уже семьдесят три, а Вилли – семьдесят семь.

– Выглядите вы намного моложе, – слукавил Дитер.

«Как странно, – подумал он, – когда я уехал отсюда, им было около пятидесяти пяти, но мне тогда казалось, что они уже одной ногой стоят в могиле».

– А сколько тебе, Дитер? Нет, молчи, я сама вспомню. Тебе… если я не ошибаюсь, тебе двадцать девять. – Мария лучисто улыбнулась ему. – Кофе? Шоколадный пирог? Ты обожал мой шоколадный пирог, помнишь? Если бы я позволяла, ты съедал бы его целиком. – От нахлынувших воспоминаний она счастливо рассмеялась.

– Кофе! – с презрением фыркнул Вилли. – У нас чудесный повод устроить себе праздник. Шнапс! – воскликнул он и пошел к буфету за бутылкой. – И еще кое-что, – усмехнулся он и вышел из комнаты, чтобы через пару минут вернуться с маленьким потрепанным чемоданчиком. – Ты не забыл, что это такое, Дитер?

– Ну конечно! Этот чемодан мне пришлось оставить здесь, когда мы с мамой уезжали.

– Да, это именно он, – проговорил Вилли и громко высморкался.

– А что внутри? – Дитер клацнул замками. – Мои солдатики… почти не веря собственным глазам, пробормотал он.

– Я же сказал, что присмотрю за ними, пока ты не вернешься!

И туг Дитер вынужден был не менее шумно высморкаться в свой белый носовой платок От нахлынувших чувств они с Вилли обнялись.

Он сел за длинный, безупречно чистый кухонный стол из сосны, а Мария начала суетиться вокруг него. Он оглядел большое помещение и огромный буфет, полностью закрывавший одну стену. В буфете хранилась посуда, которой пользовались слуги: белые с синим чашки, тарелки, стоящие аккуратными рядами по размеру… На других полках были большие керамические горшки для муки, сахара и других необходимых на кухне продуктов. На стенах, на тех же местах, где и раньше, висели начищенные до блеска медные кастрюли и сковородки. В дальнем углу гудела плита, как обычно поглощающая уйму дров. Ничего не изменилось, все было точно таким же, каким Дитер это помнил.

– Кажется, я чувствую запах хлеба? – втянул он воздух.

– Хочешь? – вскочила на ноги старая кухарка.

– Не сейчас, дорогая Мария, возможно, позже.

– Обязательно захвати с собой буханку. А также варенье – ты не забыл моего варенья? О, милый мой мальчик, столько воспоминаний! – Она уголком передника вытерла глаза.

– Как хорошо! – воскликнул Дитер, откинувшись на спинку стула и чувствуя себя полностью довольным жизнью.

– А как мама? – осторожно спросила Мария – она явно опасалась того, что может услышать.

– С ней все нормально, – улыбнулся ей Дитер, мысленно послав женщине просьбу не задавать больше вопросов на эту тему.

– Она тоже живет в Мюнхене?

Очевидно, телепат из Дитера был никудышный.

– Нет. Она снова вышла замуж, – четко проговорил молодой человек – ему очень не хотелось бы услышать от этих людей бред о своей незаконнорожденности. – За одного англичанина, безупречного джентльмена.

– Так она теперь живет в одном из тех симпатичных английских домиков с разноцветными балками?

– Именно так. Дом окружает огромный парк – раза в два больше нашего, – вдохновенно соврал Дитер.

– Я рада. Плохо, что ты тогда уехал, в этом не было никакой необходимости. Мы пытались внушить это твоей матери, но она была явно не в себе – решила, что непременно отыщет твоего отца. Ее было не удержать, а жаль к Мюнхену приближались американцы, а не русские, как ей казалось. Меня поразило, насколько вежливо и уважительно держались американцы, ведь, что ни говори, мы были их врагами. Сколько раз мы думали о том, что случилось с тобой и твоей бедной мамой и куда вас занесла судьба! Она всегда была так добра к нам!

– Спасибо, Мария. Разумеется, она еще долго не могла забыть отца, и я уверен, что он навсегда останется самой большой любовью в ее жизни.

– Когда человек пропадает без вести, это всегда хуже, чем если доподлинно известно, что он погиб, правда? Чтобы оправиться от горя, нужно сначала увидеть тело, ведь так? Хочешь еще кусочек пирога?

– Нет, благодарю, – машинально ответил Дитер, чувствуя, как забилось его сердце: значит, серебро, лежавшее рядом с телом, тоже никто не нашел? – Ну и как вы здесь живете? – сменил он тему.

Вилли презрительно фыркнул:

– Ни за что не догадаешься, что нынешний хозяин был родным братом предыдущего! Он настоящий мот.

– Вилли, как можно такое говорить? – упрекнула его жена.

– Можно, Мария, можно. Должен признаться, нас с дядей Иоганнесом не связывают абсолютно никакие родственные чувства. Он совсем не похож на отца. Продолжай, Вилли, мне интересно узнать, что здесь происходит. По дороге сюда я не мог не заметить, что в поместье царит запустение. – От любопытства Дитер даже наклонился вперед. – А еще я видел, что лес срубили намного раньше срока и что дядя водит очень дорогую машину.

– Запустение… чертова машина… он идиот, просто идиот! – разволновался Вилли. Его больше не надо было подгонять: он разразился длинным обличительным монологом по адресу Йоганнеса, упомянув отвратительный уход за хозяйством, неаккуратную выплату жалованья и бездумную трату денег на пустые развлечения, невежество в отношении вин, пьянство, плохой вкус в отношении женщин и многое другое. Да, Мария и Вилли явно не одобряли образа жизни нового хозяина!

– А ты знаешь, где он сейчас? – с заговорщицким видом спросила Мария.

Дитер покачал головой.

– В постели с женой пастора – вот каков наш герр Йоганнес. Отвратительно! – бросила старая служанка и отрезала им всем еще по куску пирога.

– Каждый четверг пастор ездит на церковное собрание в Мюнхен и остается там ночевать, А наш Йоганнес набрасывается на его жену, как кобель на течную сучку.

– Отвратительно! – еще более пылко воскликнула Мария.

– Но хуже всего то, что он плохо кончит, – продолжал Вилли. – Он основал лесозаготовительную компанию – попросту говоря, сводит наши леса. Все подряды на поставку дерева от местных властей получает именно он. А ведь такие молодые деревья никуда не годятся: через год доски обязательно покорежатся. Все дело во взятках, которые он дает.

– Его мать очень переживает, – сообщила Дитеру Мария.

– Бабушка здесь?

– Да, она появилась тут вскоре после окончания войны, еще до того, как русские выпустили твоего дядю. Если тебя интересует мое мнение, лучше бы они этого не делали. Графиня управляла имением намного лучше, чем Йоганнес. Она прямо влюбилась в это место, старается о нем заботиться – в отличие от него.

Она что, утратила свое поместье? Кажется, оно было где-то в восточных землях? – спросил Дитер.

– Ее ободрали как липку. Бедняжка пришла сюда среди ночи, с одним чемоданом и служанкой, почти обезумевшей от страха. Эта служанка уже умерла, но даже когда она была жива, от нее было мало проку. Чемодан и одежда – вот все, что осталось у графини. Ее драгоценности, серебро – все это сгинуло! – затараторила Мария.

– Разумеется, она ничего не знала о судьбе твоего отца. Когда мы сказали ей, что он пропал без вести и ей надо быть готовой к худшему, она слегка свихнулась. – Вилли покрутил пальцем у виска.

– Вилли, как ты можешь такое говорить, – сказала Мария, но затем продолжила пересказывать местные сплетни.

Дитер и не помнил, когда он в последний раз получал от разговора такое удовольствие. Он сидел, откинувшись на спинку стула, и слушал, как пожилая чета трещит без умолку, проклиная своего работодателя. Когда он наконец посмотрел в окно, то увидел, что уже смеркается.

– Мне пора ехать, – поднялся он.

– А ты не хочешь повидаться со своей бабушкой?

– Не в этот раз.

– Значит, ты приедешь сюда еще?

– Знаешь, Мария, пожалуй, что приеду. Мне кажется, следующий четверг будет вполне подходящим днем, ведь мой дядя Йоганнес будет занят своими делами, так? У него совсем иные, чем у меня, интересы – засмеялся Дитер.

– И я этому даже рад, – послышался ответный смех Вилли.

4

Германия, 1965–1967

Дитер никогда не забывал о своем решении отомстить дяде Йоганнесу. Он пока еще не знал, как сделает это, но с каждым годом все лучше понимал, что почти у каждого человека в жизни случилось что-то такое, что он желал бы сохранить в тайне. Дитеру не хотелось вступать в схватку неподготовленным и таким образом испортить дело. Он понимал, что ему потребуются значительные ресурсы, и когда на его банковских счетах скопилась немалая сумма, он решил, что время настало.

За прошедшие годы он завел множество полезных связей: с кем-то вместе делал деньги, кому-то оказал ценную услугу… И теперь он хотел получить кое-что взамен – а именно нужную ему информацию.

Скорость, с какой эта информация полилась изо всех источников, изумила его и еще раз доказала, что его дядя был недалеким, самонадеянным человеком. Если бы Йоганнес был умнее, то лучше заметал бы за собой следы и не считал бы, что ему все сойдет с рук.

Дитеру стала известна целая цепочка грязных тайн. Во-первых, Йоганнес обманул своего партнера по лесозаготовительному бизнесу, и теперь это человек горел решимостью уничтожить его. Во-вторых, он оказался крупным неплательщиком налогов. В-третьих, аферы с поставкой некачественных строительных материалов были намного значительнее, чем это представлял себе Вилли, и распространялись на добрую половину Западной Германии. Помимо пастора, на Йоганнеса имели зуб еще немало обманутых мужей. В поместье жили две молодые девушки; одну из них дядя изнасиловал, вторая же ложилась с ним в постель добровольно, но когда она неожиданно забеременела, он бросил ее и отказался как-то помочь материально – то есть Йоганнеса считали своим врагом два озлобленных отца.

В общем, как оказалось, его ненавидели десятки людей. Дитер даже мог не вредить дяде лично – ему было достаточно сделать так, чтобы отдельные ручейки ненависти слились в один большой поток. До того как он занялся этим делом, все враги Йоганнеса думали, что они остались один на один со своими проблемами, но, объединившись, они превратились в мощную, монолитную силу. Дитер попросту отошел в тень: консультировались с юристами, нашептывали нужные слова в нужные уши и запускали в действие механизмы власти совсем другие люди. Теперь Дитера интересовали лишь время и место ареста дяди Йоганнеса, и чтобы не пропустить это долгожданное событие, он даже дал взятку местному прокурору.

За те три месяца, которые ушли на сбор необходимой информации, он завел привычку каждый четверг приезжать в замок. Дитер заходил исключительно через черный ход, предварительно убедившись, что дядя уехал на очередную любовную забаву. И каждое такое посещение становилось для Дитера настоящим испытанием. Он всегда знал, что любит замок, в котором прошло его детство, но о силе своей любви даже не подозревал. Обладание поместьем стало для него физической потребностью, ему до боли хотелось вновь поселиться здесь. Чувства к старому дому лишь подчеркивали то, как далеки от любви были его отношения с женщинами. Но эта мысль ничуть не тревожила Дитера: он говорил себе, что дом намного более устойчив и надежен, чем любая женщина, и к тому же он красивее самого привлекательного человеческого существа.

Теперь Дитер знал, что таится за его неодолимым желанием копить деньги. Мысль о приобретении замка всегда лежала где-то в глубинах его подсознания – эта мечта досталась ему в наследство от детских лет, но до сих пор казалась несбыточной.

Он так никому и не сказал о местонахождении останков отца. Его долгое время влекла мысль отправиться в охотничий домик и забрать все серебро, но он переборол себя. Если его поймают, то назовут самым обычным вором, а это никуда не годилось, поэтому он отложил все до лучших дней.

Дитер разрешил Марии небольшими порциями кормить старую – графиню рассказами о маленьком мальчике, который жил в замке во время войны. Некоторое время спустя служанка рассказала старушке о том, что Дитер часто приезжает к ней, но не покидает пределов кухни замка. Первое время бабушка Дитера никак на это не реагировала, потом начала интересоваться, приезжал ли он на прошедшей неделе, и наконец попросила Марию устроить с ним встречу. Как и предполагал Дитер, любопытство в конце концов победило гордость. Но пока что он решил не принимать этого приглашения…

Дитер ехал к замку и думал о том, что, возможно, настал самый лучший день его жизни. На этот раз он не пробирался тайком к черному входу, а спокойно подъехал к парадному. Через несколько минут после того, как он остановил машину, двери замка распахнулись – и по ступенькам начал спускаться Йоганнес, сопровождаемый парочкой огромных полицейских. К разочарованию Дитера, на дяде не было наручников – это было бы наивысшим шиком, – но подавленный вид и неуверенная походка Йоганнеса красноречиво говорили о том, что он морально убит. Дитер оперся о капот своего новенького «БМВ» и с улыбкой наблюдал за этим зрелищем.

– Добрый день, дядя, – вежливо произнес он.

Йоганнес поднял глаза:

– Кто ты такой, черт возьми?

– Ваш родной племянник. Неужели вы меня не помните? Я сын Генриха. Это меня вы пытались выгнать из одного берлинского подвала, вместе с моей матерью, Софи. Ее-то уж вы точно помните, вы тогда так злились на нее за то, что она выбрала не вас, а вашего брата, – с улыбкой продолжал Дитер. Он понимал, что в таких обстоятельствах эта улыбочка должна просто бесить Йоганнеса. Было заметно, что его откровения вызвали живой интерес у полисменов: до сих пор Дитер никому не рассказывал о своем происхождении, но знал, что к вечеру вся округа уже будет в курсе дела.

– А, это ты, ублюдок? Лягушатник вернулся, чтобы позлорадствовать? – нанес ответный удар Йоганнес.

– Что-то в этом роде. Но прежде всего я хотел, чтобы вы знали, что это все моих рук дело, что именно я сделал все возможное, чтобы вас арестовали.

И тогда Йоганнес прыгнул на него, занеся руку и пытаясь ударить его в лицо. Но Дитер даже не шелохнулся. Дядю прямо на лету перехватил гигантский полицейский, и он вынужден был ограничиться проклятиями по адресу своего незаконнорожденного племянника.

– Думаю, мне надо осмотреть замок, поглядеть, что здесь требует ремонта, – тягуче проговорил Дитер.

– Ах, ты дерьмо! Ты никогда его не получишь, никогда! – зарычал Йоганнес.

– А вам не кажется, что со всеми предстоящими вам штрафами и при нынешнем состоянии вашего банковского счета вы будете просто вынуждены его продать? – спокойно и рассудительно сказал Дитер.

Его дядя уже чуть не лопался от злости.

– Даже если мне придется это сделать, ты будешь последним человеком, которому я его продам! Ты получишь замок только через мой труп! – завизжал он.

– Как пожелаете, – рассмеялся Дитер. – Удачи вам, дядюшка! – И он впервые за двадцать два года вошел в дом своего отца через парадный вход. Захлопнув за собой дверь, он без сил прислонился к ней и замер, впав в какое-то тихое неистовство. Да уж, правду говорят, что месть сладостна: такого счастья он не знал с самого раннего детства!

Следующего этапа неумолимого падения дяди Дитеру пришлось ждать совсем недолго. Допросы по поводу мошенничества и уклонения от налогов продолжались несколько дней, после чего Йоганнеса выпустили под залог – дожидаться результатов расследования. Дитеру понравилась эта зловещая формулировка. Он тешил себя воображаемыми картинами того, как охваченный страхом и уже покрытый позором дядя сидит в замке, гадая, чем обернется все это расследование. В итоге было принято решение предъявить Йоганнесу обвинение по трем пунктам: мошенничество, хищение и дача взятки должностному лицу. Финансовые вопросы интересовали государство больше, чем нравственные.

Адвокат Йоганнеса посоветовал ему признать себя виновным и таким образом получить меньший срок лишения свободы – ведь его вина была очевидной. Но дядя Дитера отреагировал на это предложение, послав юриста к черту, после чего отправился в ресторан, напился, провел незабываемую ночь у любовницы, вернулся домой и застрелился.

– По крайней мере, он кончил жизнь как джентльмен, – с удовлетворением заявил Дитер Вилли.

Он решил, что предоставит старой графине приличествующий случаю срок на оплакивание сына: подождал три месяца и лишь тогда сообщил Марии, что хотел бы встретиться с бабушкой.

По тому, что рассказывала служанка о своей хозяйке, Дитер ожидал встретить согбенную годами, чуть тронувшуюся умом старую каргу. Поэтому он с трудом смог скрыть свое изумление, когда, пройдя в главную залу, увидел элегантно одетую и, несомненно, умную женщину с горделивой осанкой, очень красивую для своих лет. Это немного огорчило его: сумасшедшей старой каргой было бы совсем просто манипулировать, а в глазах этой женщины явственно читался вызов.

– Графиня, – щелкнув каблуками, поклонился он.

– Мария говорит, вы утверждаете, что приходитесь мне внуком, – без предисловий заявила дама, почти не обратив внимания на его вежливое приветствие.

– Я не утверждаю, я и есть ваш внук.

– Встаньте вон там, – сказала она, указав на место у окна, и целую вечность рассматривала его.

Наконец она проговорила:

– Вы немного похожи на моего сына Хайни, но он был блондином, а вы темноволосы.

– Моя мать была француженкой, брюнеткой.

– Да-да, я знаю, что Хайни предпочитал брюнеток. Я также припоминаю разговоры о француженке, дочери владельца бара. Вряд ли можно назвать эту связь достойной его положения в обществе.

– Я полностью с вами согласен, графиня. Боюсь, мой отец был излишне романтичен.

– Но недостаточно романтичен, чтобы жениться на той женщине, не так ли? – графиня окинула его взглядом, в котором светился острый ум.

Перед тем как ответить, Дитер обходительно улыбнулся.

– Вы правы, но ведь, как вы уже отметили, она была ему неподходящей парой.

– Как вы думаете, как бы он поступил, если бы вернулся с войны?

– Я часто задумывался над этим. Зная своего отца, я пришел к выводу, что он назначил бы матери щедрое содержание и предложил бы ей вернуться в Париж, в квартиру, которую он купил бы ей. Он обеспечил бы мне достойное образование и приемлемый уровень жизни – по крайней мере, на годы молодости.

– Понятно, – безучастно ответила старая дама. – А вас не задевало бы такое положение вещей?

– Без сомнения, в конце концов, я принял бы его как объективную реальность, – уклончиво ответил Дитер: смысла строить из себя ангела не было.

– Неужели вас не злило бы то, что отец, по существу, бросил вас?

– Наоборот. Я только рад тому, что все обернулось именно так я научился пробивать собственную дорогу в жизни. Если бы меня ограждали от всех неприятностей богатство и опека отца, я, возможно, не стал бы таким успешным человеком.

– Так вы считаете, что добились успеха? – переспросила графиня, не обращая внимания на Марию, которая вошла с чайным подносом в руках.

– Да.

– И насколько же вы успешны? – поинтересовалась бабушка Дитера и принялась разливать чай по чашкам.

Дитер подождал, пока Мария выйдет. Казалось, графиню это забавляет.

– Я не возражаю против того, чтобы вы знали размер моего состояния, но слуги… – сказал он.

– Правда? И почему же? – в голосе графини послышался едва сдерживаемый смех.

– Потому что вы моя бабушка, – со спокойным достоинством ответил Дитер, после чего сообщил ей, каково его богатство – вернее, лишь его часть, ведь он не собирался раскрывать истину никому, даже самым близким людям.

– Да, вы крепко стоите на ногах, – заметила старая графиня, передавая ему чашку чая.

– Я трудился не покладая рук. – Он добавил в чай сахар.

– Мой второй сын узнал о вашем существовании?

– Можно сказать, в самом конце жизни, – ответил Дитер, с трудом скрыв свое изумление.

– Вы его не любили?

– Нет. Мне очень жаль, что я…

Его собеседница подняла руку:

– Можно обойтись и без проявлений сострадания. Я тоже недолюбливала своего второго сына, он причинял мне только боль. Но, кроме этого замка, мне негде было жить.

– Я так понимаю, ваше поместье на востоке страны…

– Да, оно очутилось в руках коммунистов. Именно оно было моим настоящим домом. А этот замок мой муж считал всего лишь охотничьим домиком, но теперь я всем сердцем полюбила его.

– А дом в Берлине?

– Йоганнес продал участок, и теперь там невероятно уродливый многоквартирный дом, в котором живут гнусные людишки. Я не стала бы жить там, даже если бы могла себе это позволить.

Сразу после этого графиня сменила тему, и Дитер ничуть против этого не возражал: ее рассказы о юности в Берлине показались ему очень интересными. Он пришел сюда, готовый невзлюбить бабушку, но когда час спустя уходил, то почувствовал, что графиня ему понравилась – хотя было понятно, что она его не признала.

У порога он обернулся, чтобы напоследок поклониться. Графиня окинула его критическим взглядом:

– Да, без сомнения, вы похожи на Хайни. Но, молодой человек, вы должны понимать, что одного этого недостаточно для того, чтобы я сочла вас своим внуком. Мне нужны доказательства.

В свой следующий визит, после всех необходимых формальностей, Дитер передал графине первое издание Шиллера. Взяв книгу, она некоторое время гладила обложку.

– Я собственноручно передала ее Генриху.

– Я это знаю.

– Откуда?

– Он сам сказал мне об этом.

– На книге имеется моя дарственная надпись. Вы могли купить ее в книжном магазине – нашу библиотеку разворовали нацисты.

В следующий раз он привез с собой маленький револьвер, рукоятка которого была инкрустирована жемчугом.

– Насколько мне известно, его дала вам ваша свекровь, – сказал он, передавая револьвер графине.

– А почему не свекор? – ответила старуха и хитро ему улыбнулась.

Наконец, Дитер привез в замок поднос.

– Преподнесен вашему мужу его полком – 36-м полком прусской артиллерии.

– Это мог разузнать любой дурак.

– Послушайте, бабушка, это все, что у меня есть, – эти вещи и мои воспоминания. Я ответил на ваши вопросы, не так ли? Вас изумило то, что я знаю все это. – Дитер раздраженно наклонился вперед на стуле. Каждый визит сюда превращался для него в экзамен, и он благодарил Бога за свою хорошую память, но ощущал, что та начинает истощаться.

– На карту поставлено слишком многое. Эти предметы мог приобрести и самозванец.

Дитер в негодовании встал:

– Но я не самозванец! Мне известна одна тайна – об этом знаю только я один. Но я не хотел бы сообщать ее вам, она вас очень расстроит.

– Мистер Кларксон, – обратилась к нему графиня – она всегда отказывалась называть его фон Вайлером, как он того хотел, – я потеряла обоих своих сыновей, пережила две войны, утратила все, что имела. У меня остались только этот дом и его содержимое, но если я хочу выжить, мне, как это ни печально, придется все продать. Как вы думаете, могу я оставаться спокойной?

Прежде чем ответить, Дитер долго смотрел на нее.

– Я знаю, где лежит тело моего отца и как он погиб. Кроме того, мне известно, где находится лучшее фамильное серебро. Хоть это вас убедит?

– Да, мистер Кларксон, думаю, этого будет достаточно.

Графиня оказалась храброй женщиной. Надев сапоги и пальто, она села в автомобиль Дитера, и они поехали в лес. Дороги, которая когда-то вела к охотничьему домику, больше не существовало – ее поглотил лес. Но это не остановило графиню: минуту спустя она, поддерживаемая с одной стороны Дитером, а с другой Вилли, уже пробивалась через густой подлесок.

Когда они вошли в домик, Дитер содрогнулся и оглянулся, словно ожидая увидеть эсэсовцев. Он сильно волновался: что если после войны те люди вернулись и забрали награбленное? Что если в подвале ничего нет, что если они решили поступить, как подобает порядочным людям, и похоронили останки отца где-нибудь в лесу? Как он тогда объяснит свои действия бабушке? А может быть, увидев скелет, она обвинит его в том, что он просто подбросил его сюда? Похоже, она была на это вполне способна.

Они с Вилли с трудом сдвинули тяжелый дубовый шкаф, и Вилли начал орудовать ломиком, освобождая дверь подвала от досок. Хотя Дитер уже убедился в бесстрашии своей бабушки, он не мог предложить ей спуститься в подвал на старом кухонном подъемнике, которым он воспользовался в детстве.

Вилли включил мощный фонарь.

– Я пойду первым, – заявил Дитер, – ведь ступеньки могли сгнить.

Его сердце бешено колотилось: а что если кто-то проник в подвал через кухню? Что если все ценности давно украдены?

Если не считать густого слоя пыли и паутины, все выглядело точно так же, как в тот зимний день 1945 года. Было очевидно, что за прошедшие десятилетия здесь так никто и не побывал. На полу лежала сброшенная эсэсовцами форма, с которой Дитер когда-то сорвал значки, а у стен стояли мешки с серебром. Трясущейся рукой он навел свет на кучу сгнившей одежды и костей, которая некогда была его отцом.

Графиня долгое время стояла молча и смотрела на останки. Послышалось громкое всхлипывание – это заплакал Вилли. Графиня обернулась и укоризненно поглядела на него, и тогда бедный старик, борясь с охватившими его чувствами, полез по лестнице наверх.

Почти всю дорогу к замку графина молчала, лишь однажды спросила:

– Вилли, ты ничего об этом не знал?

– Нет, мадам. Во времена графа Генриха домиком уже не пользовались, если не считать того, что там часто играл молодой Дитер. Если бы не мальчик, граф снес бы дом. Я даже забыл, что он существует: лес хорошо его спрятал. Про эти ящики мне также ничего не известно, хозяин, должно быть, сам перевез их туда. Он сказал мне, что все спрятано в надежном месте, что о самом ценном серебре я могу не волноваться. Я решил, что он сдал его в банк.

Графиня ничего не ответила.

Когда они вернулись в замок, Дитера пригласили остаться на ужин и, если он пожелает, переночевать. Само собой, он согласился: раньше такого не случалось.

После того как они закончили ужин и уединились с бокалами бренди в руках, графиня вдруг сказала:

– Я любила его.

Казалось, она ни к кому не обращается и не ждет ответа. Дитер заметил, что в глазах старой женщины заблестели слезы.

– Теперь он по-настоящему умер, – проговорила она и промокнула глаза крошечным носовым платком. Лишь тогда Дитер понял, что графиня надеялась, что сын жив – надеялась несмотря на то, что эта надежда с каждым годом становилась все слабее. Как и многие другие, она убедила себя, что ее сын не погиб, а содержится в каком-то отдаленном лагере в СССР. Сегодня он отнял у нее эту надежду.

– Мне не надо было показывать вам это место. Я лишил вас сына.

– Нет-нет, я должна была об этом узнать. Расскажи мне, что тебе известно.

Дитер рассказал об эсэсовцах, пересказал те обрывки разговора, которые ему удалось услышать, сообщил, что после того, как отец по-французски плохо отозвался о гитлеровском режиме, его, должно быть, пытали и принудили сообщить, где он спрятал ценности. После этого его, судя по всему, отвезли в домик и застрелили.

Графиня долго молчала, словно переваривая услышанное.

– Дитер, нам надо обсудить кое-какие деловые вопросы, – повернулась она к нему, и он улыбнулся, впервые услышав от старой женщины свое имя. – Ты же понимаешь, что я должна была сначала увериться в тебе?

– Да, понимаю.

– Теперь право собственности на поместье перешло от Йоганнеса ко мне. У меня нет ни денег, ни живых родственников, и мне нужен наследник. Я могла бы усыновить тебя, сделать тебя своим законным сыном. Тогда все это достанется тебе, в том числе и титул твоего отца. Ты бы этого хотел?

Его сердце замерло, перехватило дыхание.

– Да, хотел бы, – наконец осторожно произнес он.

– И если я так поступлю, что ты предложишь мне взамен?

– Я пока не думал об этом.

– Тогда давай подумаем вместе. Мои условия просты. Я хотела бы сохранить за собой несколько комнат, в том числе помещение для служанки – мне нужна новая служанка, Мария уже стара. Еще я хотела бы получить в свое распоряжение виллу на юге Франции – мои старые кости требуют солнца, а также соответствующий доход до конца жизни.

– Все это можно устроить.

– Но еще мне потребуется залог, равный стоимости этого поместья – так, на всякий случай.

– Какой случай вы имеете в виду, бабушка?

– А если ты переоценишь свои силы и разоришься?

– Уверяю вас, это вряд ли случится.

– Тем не менее…

Дитер рассмеялся:

– Бабушка, вы так жестко ведете свои денежные дела!

– А ты очень необычный внук.

– В каком смысле?

– Твой отец был сердечным человеком, почему же ты так холоден?

– Вы считаете? Даже не знаю;:. Возможно потому, что наши жизни сложились по-разному. Трудно доверять людям, когда ты борешься за выживание на улицах города, почти стертого с лица земли войной.

– Мне очень жаль. Но ты должен научиться доверять.

– А вы мне доверяете? – засмеялся Дитер.

– Самую малость, – присоединилась к нему графиня.