Текст книги "Иной разум. Тетралогия"

Автор книги: Андрей Ливадный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 69 страниц)

– Ты хоть думаешь о чем говоришь?!

– Да. Я лишь информирую тебя об одной из перспектив развития. Жизнь без войны, долгая, интересная, где каждый человек будет озабочен не борьбой за глоток воздуха или брикет синтезированного пищевого концентрата, а познанием окружающего мира, исследованием, развитием своего разума. Скажи, как в базах данных «Тандема» оказалась информация о таком пути развития? Разве не логично предположить, что люди, готовившие корабль к полету, заложили в память компьютеров эти данные для того, чтобы будущие поколения воспользовались ими?

– Я не знаю...

– А ты подумай над этим, Ник.

Астафьев не нашелся что ответить. Состоявшийся разговор оказался для него полной неожиданностью.

– Хорошо. Я подумаю над твоей информацией. А сейчас... убирайся! Оставь меня одного!

ИПАМ послушно выскользнул сквозь приоткрывшуюся дверь.

Зерно сомнения упало.

Ему оставалось лишь ждать, какие всходы оно даст на плодородной ниве отчаянья, которым была переполнена душа Николая?

* * *

Пленный ксенобианин не подавал признаков жизни.

– Надо бы развязать его. – Неожиданно произнес Постышев, первым нарушив ломкую, напряженную тишину.

Ван Хеллен, тщетно пытавшийся уловить хотя бы звук, из-за герметичных переборок, перегородивших вход в компьютерный зал, обернулся на голос.

– Ты погоди Антон. – Без злобы ответил он. – Братство народов восстанавливать рано. Пусть повисит. Для нас же безопаснее.

– Но он помог Курту. – Напомнил Постышев.

– Помог. – Кивнул Доминик. – Когда ствол к башке приставили, отчего не помочь?

– Ты считаешь записи на кристаллодисках – ложь? – Спросил Андрей, вставая с кресла, чтобы дать пришедшему в сознание Зигелю глоток воды из фляги.

Щека Ван Хеллена продолжала подергиваться, – он откровенно злился, не в силах справиться с неприятной нервной реакцией.

– Вот что я скажу, ребята... – Он присел на корточки, положив ИПК на колени. – Я не считаю, что это ложь. В голове не укладывается, вериться с трудом, но, клянусь мраком, эти послания многое объясняют. Но, – Доминик искоса посмотрел на ксенобианина, – давайте не будем строить иллюзий. Нам не выйти отсюда живыми. Здание центра окружено боевыми особями чужих, которые не слышали ни о Земле, ни о «Тандеме».

– Может быть, он остановит их? – Андрей помог Зигелю сесть, одновременно покосившись в сторону чужого.

– Ксенобианин? С какой радости?

– Он понимает наш язык. И тоже слышал записи.

– Ну, спроси у него! – Завелся Ван Хеллен.

– Спрошу. – Лозин встал, сделал шаг к чужому и вдруг невольно остановился.

Как будто пелена морока спала с глаз.

Ноги ксеноморфа подогнулись, и он стоял на коленях, бессильно свесив голову на грудь. В вертикальном положении его удерживали лишь веревки, туго стянувшие запястья.

Чужой. Враг. Отвратительная форма жизни, от которой воротило взгляд.

Это фобия.– Стучал в висках голос отца.

Колючий взгляд Ван Хеллена говорил иное. Он чурался новых слов, которые не меняли реальной ситуации.

«Тандем» давно утратил свое истинное предназначение – он стал Миром, где процветала непримиримая борьба двух рас.

Злость и бессилие внезапно окатили Андрея, волной потливого жара. Что они могут изменить в существующем положении вещей? Да и как менять устоявшееся бытие, когда оставшихся в живых людей можно сосчитать на пальцах руки?

Штурмовые группы погибли, значит остались только они вчетвером, да еще Астахов, ожидающий появления на свет партии репликантов?

Наверное, это был правильный подсчет, хотя от него Лозину стало не по себе.

Новейшая история Мира закончится здесь и сейчас, как только, дрогнув, откроются аварийные переборки, изолирующие их не только от пожара, но и от боевых особей ксенобиан.

Злая, горькая досада переполняла рассудок.

Мир изувеченный ненавистью, страхом, непониманием, далекая, призрачная Земля, непознанная раса Иных, – истинных виновников двух великих трагедий, – эти образы затмевали сознание, нашептывая: ты уже умер, по правилам ты труп, и никто не способен изменить предопределенность событий.

Что они могли сделать, если отбросить иллюзии и здраво взглянуть на ситуацию?

Собраться с силами, волей, духом, и еще раз совершить невозможное: прорваться сквозь плотное оцепление компьютерного центра, уйти на простор смежного сектора?

Да, небольшой шанс был. Возможно, они смогут проложить себе путь сквозь вражеские ряды, но куда они пойдут потом?

Андрей понял в эти минуты, – он не хочет возвращения в потерявшие смысл пустые помещения тесных отсеков, где разбито оборудование и остались лишь стены, оболочка, отгораживающая их от необъятной бездны.

В таком случае лучше погибнуть здесь.

И он бы погиб, свято веря, что выполнил долг, победил, если бы не четыре невзрачных носителя информации, которые вывернули сознание наизнанку и оставили его в таком виде.

Истина вызвала у Андрея протестующую реакцию. Исчезли иллюзии, сами собой отпали вопросы, еще вчера казавшиеся ему неразрешимыми загадками. Мир – это всего лишь наполовину разрушенный корабль, на борту которого после Внешней Атаки чудом сохранилась жизнь, и вот они, представители этой самой жизни теперь барахтаются на искалеченных палубах не в силах, ни жить, ни вернуть утраченного...

Смысл жизни.

Он горько усмехнулся своим мыслям губ, и Ван Хеллен, краем глаза поймавший эту усмешку, вдруг ощутил озноб.

Для него записи с информационных кристаллов казались злой выходкой таинственных автоматических систем, каким-то неправильным, нереальным продолжение смутных мифов, но Лозин, видно, думал иначе – он, несомненно, понимал ускользающую от Доминика истину.

Между ними тоже лежала пропасть.

Репликанты, лишенные большинства предрассудков, были восприимчивы ко всему новому, он же закоснел в собственных предубеждениях, не принимая на веру слова.

Что ему до далекой Земли, до смены названий, когда куда ни глянь – везде пропасть, и на поверку есть лишь один надежный, никогда не предававший друг – холодный, равнодушный ко всему ИПК, что лежал на коленях в ожидании своего часа...

...В этот миг за стеной внезапно раздался вибрирующий гул, и секунду спустя внутренняя переборка пришла в движение, начиная подниматься вверх.

Вот и свершилось, – подумал Ван Хеллен, падая на пол, чтобы открыть огонь в расширяющуюся снизу щель.

Сзади, за его спиной отчетливо и сухо щелкнули два автоматных затвора, но Доминик не успел оглянуться чтобы узнать, кто из ребят не взял в руки оружие: в расширяющийся зазор внезапно и стремительно ворвался чужой, – казалось что ксеноморфа кто-то швырнул вдоль пола короткого тамбура...

Доминик встретил его короткой очередью.

Переборка продолжала движение, открывая взгляду ожидаемую, но не ставшую от этого менее жуткой картину: все обозримое пространство шевелилось.

ИПК Ван Хеллена захлебнулся длинной очередью, поверх его головы били еще два автомата, и только четвертый упорно молчал.

Наверное, Зигель...– промелькнула в голове Доминика короткая мысль. Либо вновь потерял сознание, либо боится попасть в меня из-за неудобной позы...

Он ошибался.

Не стрелял Лозин.

В тот момент, когда начала подниматься переборка Андрей стоял подле связанного ксенобианина, который по всем признакам впал в кому.

Первые выстрелы вырвали разум из порочного круга безысходных мыслей, – с визгливым рикошетом пуль и хрустом ломающих пластик игл вернулось безудержное, инстинктивное желание жить, дышать, видеть, и он вдруг начал бить ксенобианина по лицу, ладонью, наотмашь...

Глухие шлепки безболезненных для чужого пощечин сопровождались яростным шипением, – в состоянии полного аффекта Андрей вдруг вспомнилтруднопроизносимые фонемы ксенобианского языка, которые с легкостью воспроизводил маленький Лозин:

Пощелкай, дядя Дрог!...

Пощелкай же сволочь, очнись!

Чужой дернулся от очередной пощечины, и вдруг замотал головой, приходя в сознание.

Переборка уже поднялась на половину своего хода и ровно на такую высоту выросла баррикада из изрешеченных пулями чуждых тел.

Ван Хеллен извернувшись, достал последнюю гранату.

Осколочная.

Не жить вам твари.

Так получилось, что Постышев и Зигель одновременно начали менять опустевшие магазины ИПК, и в зале компьютерного центра на несколько секунд наступила тишина...

Сразу с десяток ксенобианских бойцов одновременно перепрыгнули через баррикаду тел, приземляясь на тонкие, кажущиеся хрупкими конечности.

Ну, вот и все.

Палец Доминика поставил гранату на сенсор, Ван Хеллен начал привставать с пола, с таким расчетом, чтобы осколки от гранатного взрыва не ударили внутрь помещения – их примет он сам...

Резкий шипяще-щебечущий звук раздался в неестественной тиши, он прозвучал неожиданнее и громче чем выстрел или разрыв гранаты.

Бойцовские особи чужих внезапно застыли, будто кто-то щелкнул выключателем, превратив их в манекены.

Рука Ван Хеллена не завершила короткий замах, – стоя на одном колене он обернулся через плечо и увидел Лозина, поддерживающего за плечи разумного ксеноморфа, а тот, захлебываясь продолжал издавать резкие повелительные звуки...

Боевые особи, неподвижно стоявшие в нескольких метрах от Доминика внезапно повернулись и неторопливо полезли назад, перебираясь через выросшую в течение одной минуты баррикаду.

Андрей отпустил ксенобианина, достал нож и перерезал веревки, стягивающие запястья чужого.

Потом сел на пол и застыл, зажав ладонями пульсирующие виски.

Палец Ван Хеллена начал неметь на сенсоре гранаты.

– Войны не будет, командир... – просипел надсаженным горлом Андрей.

Доминик несколько секунд смотрел то на него, то на неестественно выпрямившегося ксенобианина, а затем, молча поднявшись с колена, ногой отвалил крайние к стене тела, освобождая узкий проход. Боком протиснувшись в него, он вышел в тамбур, затем на широкую лестничную площадку, покрытую копотью отбушевавшего здесь пожара.

Вокруг стояли десятки ксенобианских бойцов, но никто из них даже не повернул головы в сторону человека.

Выглянув в разбитое панорамное окно Ван Хеллен замахнулся и швырнул гранату подальше от здания.

...

Где-то на улице бухнул взрыв.

Андрей словно очнулся от этого звука.

Медленно опустив руки, он посмотрел на ксенобианина.

– Тебя то же зовут Дрог? – Хрипло спросил он, уже не напрягаясь от звуков чуждой речи, что выходили из першащего, пересохшего горла.

Чужой кивнул, совсем как человек, и ответил загадочно:

– Мои предки помнят тебя.

* * *

Смежный сектор...

Он выглядел совершенно иначе, чем несколько суток назад.

Нет, не изменились его просторы, все так же укутывала горизонт сиреневая дымка, срывалась мелкая морось дождя от прячущихся за туманными испарениями сводов, чернел мертвый ксенобианский лес, робко пробивалась зелень молодых кустарников и деревьев, принадлежащих флоре далекой Земли, но впервые за невыясненное пока количество лет люди и чужие шли по аллее, пусть обособленными группами, но вместе.

Неизвестно какие чувства владели ксеноморфами, но для четверых бойцов группы, привычный мир выглядел иначе, словно окружающая их действительность трансформировалась, приобрела не иные краски, но другую тональность.

Пусть не исчезла враждебность и настороженность, но в глубине быстро огрубевших душ в эти часы появился робкий лучик надежды.

Прежде всего эти перемены коснулись Ван Хеллена, хотя, казалось бы Доминик должен сопротивляться новому чувству сильнее других.

Нет. Сосало под ложечкой, не то от голода и усталости, не то от взгляда, что постоянно цеплял фигуры ксенобиан, палец ныл на сенсорной гашетке ИПК, но мысли уже необратимо изменились.

На его глазах произошла немыслимая коллизия. Исконный враг возможно никогда не станет для него другом, но сам факт, что они шли в одном направлении, не возобновляя попыток взаимного уничтожения, переворачивал сознание...

Куда вел их путь?

Ксенобианский лес закончился, на проплешинах голой земли все чаще стали появляться целые поляны, поросшие травой, их обрамляли кустарниковые заросли, а вдалеке, на пределе видимости темнел молодой лес.

– Андрей... – Ван Хеллен догнал Лозина и пошел рядом. – Объясни куда мы идем?

– Мне кажется, Дрог ведет нас в свой сектор. Чтобы передать информацию и заключить перемирие мы, наверное, должны говорить и с другими разумными ксенобианами?

– Ты думаешь, из этого выйдет толк? – Невольная дрожь прокралась по затылку Ван Хеллена.

– В нашей войне нет смысла.

Доминик покачал головой.

– Смысл был. Ежегодные схватки за ресурс...

Лозин внезапно остановился.

– Наша борьба рождена невежеством, Доминик. – С глухой яростью в голосе произнес он. – Все происходило из-за нежелания или неспособности договориться. Учитывая сколько нас осталось, ресурсов «Тандема» хватит всем, с лихвой. Возможно, сразу после Внешней Атаки положение складывалось иначе, но сейчас нам уже нечего делить. Мы практически истребили друг друга.

– Что-то я не вижу тут сиротливых ксеноморфов. Обрати внимание на эту толпу.

– Боевые особи не в счет, Доминик.

– Они не дышат? Не едят?

– Они не живут. Пройдет пара недель и все погибнут. Вопрос в том, возникнет ли у ксенобиан необходимость воспроизводить новые отряды.

– То есть, если мы договоримся, то они не станут штамповать их?

– Ты правильно меня понял. Дрог уверяет, что поддержание определенного числа боевых особей очень обременяет его.

– Интересно, с какой стати? Последние годы все ресурсы «Тандема» принадлежали чужим. Он врет, наверное.

– Нет, не врет.

– Почему ты так уверен?

– С момента Внешней Атаки, после отказа основных кибернетических систем корабля, их сектор постоянно нуждается в дополнительных ресурсах. Этот излишек нужен не ксенобианам.

– А кому?

– Спящим. – Коротко ответил Андрей.

Глаза Ван Хеллена сузились.

– Легендарный экипаж?

– Доминик, ты можешь хоть на минуту поверить в происходящее? – Лозин почти выкрикнул эти слова, и вдруг добавил, уже тише:

– Мне страшно, командир. Там, среди спящих мой генетический прототип, настоящий Андрей Лозин. Понимаешь?

Не дождавшись ответа, он развернулся и молча зашагал вперед.

* * *

Ван Хеллена не удовлетворил короткий разговор с Андреем.

С одной стороны ситуация выглядела предельно ясно: Мир, как обычно, преподнес неожиданный сюрприз, приоткрыв людям одну из своих тайн, которую Доминик подсознательно стремился понять все последние годы, но так и не смог сделать этого в силу объективных причин.

Да, во время долгих, опасных скитаний по смежному сектору он пытался сложить вместе доступные ему фрагменты мозаики прошлого, но картина получалась не только не полной, – на поверку она оказалась искаженной, будто повсюду, куда ни глянь, высились кривые зеркала, уродующие реальность, до полного абсурда.

– Так, всем стоять! – Неожиданно выкрикнул он, машинально сделав шаг назад.

– Командир, что ты делаешь?! – Лозин буквально остолбенел, увидев, как палец Ван Хеллена соскользнул на сенсорную гашетку ИПК.

Во взгляде Доминика сквозило безумие.

За двадцать три года им была прожита целая жизнь, и сейчас он сам себе казался стариком, не выжившим из ума, нет, – вот только память саботировала работу рассудка, переиначивая слова и мысли, – он слишком хорошо помнил кровавые годы борьбы, детей, замерзающих в стылых отсеках, тринадцатилетних ребят, которые в критический момент вышли на передовую, чтобы встать на пути атакующих сектор ксенобиан.

Между людьми и чужими лежала не только пропасть непонимания.

Фобии можно преодолеть, к отвратительному виду привыкнуть, от запахов отгородиться дыхательными фильтрами, но куда подевать собственную память?

Перед глазами стоял Сережа Лукорьев, – нескладный мальчуган, в большом не по размеру бронежилете, надвинутом на самые глаза боевом шлеме...

Он умер.

Его убили чужие. Ван Хеллен чувствовал, – ему не суждено прозреть, истина оказалась слишком тяжела для его рассудка, несовместима с памятью, да и с реальность тоже...

– Командир! – Голос Лозина рвался издалека, он не доходил до помутившегося сознания, не воспринимался им за данность, глаза Доминика сузились, источая так долго сдерживаемую в себе ненависть, – это был неизбежный срыв, способный вмиг разрушить хрупкое, едва наметившиеся взаимопонимание между жалкими остатками двух цивилизаций.

– Командир, опусти автомат.

– Прочь! – На губах Доминика выступила пена.

– Тебе придется убить меня!

– Отойди в сторону, Андрей. Мне не по пути с этими тварями.

Где-то на пределе слышимости, за гулким шумом крови в ушах раздался скрежещущий голос ксенобианина.

Ван Хеллен знал низший язык ксеноморфов, по крайней мере в том объеме, чтобы понять адресованную ему фразу:

– Так уже было, человек. Сразу после Внешней Атаки. Вы назвали нас тварями и не пожелали справедливо разделить аварийный ресурс «Тандема».

Ван Хеллену захотелось взвыть.

В нем еще оставалась капля рассудка, не позволяющая пальцу сильнее нажать на сенсор, – Андрей Лозин заблокировал линию огня, и первые пули достанутся ему.

– Отойди... – прохрипел Ван Хеллен. – Они убили всех, кто был мне дорог... Сережу Лукорьева, Дашу Стравицкую...И еще многих... Я не могу Андрей. Шестьдесят человек... – Голос Доминика сорвался. – Я любил каждого из них, и вас, репликантов, и сирот, оставшихся, как мы с Николаем, в пустых, наглухо задраенных отсеках... Это было последнее поколение, ПОНИМАЕШЬ?!

Андрей понимал.

За несколько дней, проведенных в смежном секторе, он успел понять столько, что хватило бы на несколько жизней.

Он вдруг вспомнил, как трепетала душа, когда пальцы касались нежной листвы берез, и как потом дымчатую зелень рвало в клочья разрывом гранаты...

У него тоже внутри, как заноза, сидела боль.

Он чувствовал: ему не заслонить своей грудью искалеченный мир, где ломались, коверкались души, восставая из пепла уродливыми призраками. Доминик был лучшим из всех, кого он встречал на коротком жизненном пути, но даже он не мог сделать шаг навстречу врагу. Ван Хеллен не видел смысла в этом шаге, и Лозин чувствовал: еще секунда, и командир резко уйдет в сторону, открывая себе линию огня...

– Ты несправедлив, человек. – Раздался в гулкой пульсирующей тиши голос ксенобианина. – Мы боролись, но никого не убивали. По крайней мере, в последний период.

Что он несет?!– Андрея пробила короткая дрожь. Не хватало еще такой неприкрытой циничной лжи... теперь Доминик точно изрешетит Дрога, и сам найдет смерть...

– Чтобы включить программу перераспределения ресурсов, нужен человек и ксенобианин. Вы захватили меня. Мы тоже знали – нам потребуется человек. Но вы не склонны к сотрудничеству, даже когда ситуация безвыходна.

– И что? Что ты хочешь этим сказать?! – Доминик все же рванулся вперед и в сторону, машинально оттолкнув Лозина. Теперь между ним и ксенобианином не осталось живого щита.

– Мы брали пленных.

– Сколько?

– Всех, кого смогли найти в смежном секторе.

– Ты лжешь. Люди не сдаются.

– Ты прав. Вы не сдаетесь. Но мы несколько раз меняли формулу токсина, в зависимости от потребностей текущего момента. Один состав убивает, другой только парализует. Сопротивление не может длиться вечно. Мы смогли взять в плен достаточно людей.

– Достаточно для чего?

– Для того, чтобы кто-то из них стал вторым оператором при активации введенных в компьютер программ. Мы не знали, кто способен к сотрудничеству, поэтому жертвовали своими бойцами, стараясь захватить максимальное число людей.

– Я не верю тебе... – Противореча словам, в хриплом голосе Ван Хеллена прорвались нотки безумной надежды. – Где они?

– Это недалеко. В соседнем гнезде. Люди спят.

– Их не убили? – Вмешался в разговор Андрей. – В этом году вы проиграли. – Напомнил он.

– Да. – Лаконично ответил Дрог. – Но время не стоит на месте. А вас уже не осталось.

Чуждая логика. Они думали о будущем, с точностью зная, что в жилых секторах осталось всего несколько человек.

– Веди. – Ствол ИПК уперся в грудь ксеноморфа. – Если ты солгал...

– Я не лгу, человек. МЫ НЕ УМЕЕМ ЛГАТЬ.

Дрог развернулся и зашагал в прежнем направлении.

* * *

Доминик обессилено сел на мшистый бугор.

Ему хотелось бросить автомат, закрыть лицо руками, чтобы хоть на миг отгородиться от восприятия ненормальной, рвущей душу и разум реальности, но мешала кислородная маска, да и Андрей, присевший рядом, видно не понимал, что командира нужно оставить одного.

– Доминик.

– Я в порядке. – Ван Хеллен с силой сжал приклад ИПК. – Я в порядке.

– Мне кажется, Дрог не лжет. Помнишь поляну среди черного леса? Мы ведь не нашли там ни одного тела. Только фрагменты экипировки и обглоданный хитин.

– Да, помню. – Коротко ответил Доминик.

Это было похоже на правду.

Правду, в которую хотелось неистово верить, но если умрет эта последняя надежда...

– Пойдем, командир.

– Пойдем. – Ван Хеллен с усилием встал. – Андрей, я не могу общаться с ним. – Взгляд Доминика нашел удаляющуюся фигуру ксенобианина. – Но у меня есть еще один вопрос, который требует ответа.

– Ты хочешь, чтобы я задал его?

– Да. Это важно. Очень важно.

– Хорошо, командир. Я сделаю, как ты скажешь.

* * *

Спустя несколько минут Лозин нагнал Дрога.

– Есть еще одна проблема, Ксеноб. – Обратился он к чужому, используя не имя, а всплывшую в памяти форму обращения.

– Я слушаю.

– Несколько дней назад, перед выходом нашей группы в сектор, ваша боевая форма проникла в систему вентиляции.

– Я знаю об этом.

– Боец нес заряд взрывчатки.

– Ему удалось? – Задал встречный вопрос Дрог.

– Нет.

– Жаль.

– Целью был Астафьев?

Ксенобианин некоторое время шел молча, будто решил проигнорировать вопрос.

– Я не разбираюсь в ваших именах. – Наконец произнес он. – Целью являлся человек, запустивший систему репликации.

– Почему вы хотели убить его? Из-за страха, что нас станет больше?

– Нет.

– Тогда почему?

Дрог опять промедлил с ответом. Очевидно, он подбирал слова низшего языка, способные правильно передать суть предполагаемого высказывания.

– Он не то, что вы думаете. – Наконец произнес ксенобианин. – Я допросил пленных репликантов и понял, – его необходимо убить.

– Почему? – Настаивал Лозин. – Постарайся объяснить. Это важно, Дрог.

– Он не человек. – Лаконично ответил ксенобианин.

В первый момент Андрей растерялся, не зная, что ответить на такое абсурдное утверждение. Пусть он мало общался с Астафьевым, но...

И тут Лозина осенило.

– Ты ошибся. – Сказал он, вспомнив, что у ксенобиан то же есть свои укоренившиеся фобии, доставшиеся ныне живущим в память о чудовищном противостоянии их предков с расой Иных. – У Астафьева нет ноги, ее действительно заменяет кибернетический протез, но это вовсе не значит, что он перестал быть человеком.

– Я думал, прежде чем послать бойца. Протез не при чем. Он не человек.

– Ты говоришь непонятно.

– Я думал. – Упрямо повторил ксенобианин. – Люди забыли, как управлять кораблем. Вы отказались от своих устройств, перестали понимать их. Процесс репликации очень сложен. Знания о нем давно утрачены.

– Ну и что? Утраченное можно восстановить. Знания не исчезли, они хранились в компьютерах.

– Которых вы боялись. – Уточнил Дрог. – Тот, кого ты называешь Астафьевым, не мог сам постичь суть сложнейшего процесса и запустить в действие аппаратуру репликации. Я не знаю, как это произошло. Но при здравом размышлении есть только два варианта – либо им руководит машина, либо он не человек. И в одном, и в другом случае его следовало уничтожить.

Теперь настал черед Лозина надолго задуматься.

– Дрог, наши машины – не зло. Очевидно, в твою логику вкралась ошибка. Компьютеры «Тандема» действительно могли направлять действия человека, подсказывать ему определенные решения, но это не выходит за рамки естественного. Ты должен понимать или помнить, что в прошлом и люди и ксенобиане пользовались совместно разработанной техникой.

– Да. Так было. До Внешней Атаки.

– До Внешней Атаки? Что ты знаешь о ней?

– Иные. Они напали на «Тандем», уничтожив все основные системы корабля. Не спорь, человек. Это истина. Внешняя Атака породила ежегодные схватки за ресурс Мира и всеобщую деградацию. Ответь на простой вопрос, – почему мы каждый год должны совместно, вручную распределять ресурсы, когда подобная операция, по определению, доступна примитивной автоматической системе?

– Я не знаю... – Подумав, откровенно признал Андрей.

– Вся автоматика «Тандема» уничтожена. Сейчас на борту работают аварийные полуавтоматические системы, которыми нужно управлять вручную. – Пояснил свою точку зрения Дрог.

Слова ксенобианина прозвучали логично, они объясняли многое, за одним «но».

– Если Иные атаковали корабль, то почему они не довершили начатое, не разрушили «Тандем», оставив нам шанс на выживание? – Спросил Андрей. Это был даже не вопрос, скорее мысль высказанная вслух.

– Подробностей не знает никто. Как твой отец не знает причины, по которой видоизменились корабли Иных, появившиеся в Солнечной системе с опозданием в четыре года. Была атака, которая не просто разрушила корпус смежного сектора, но и уничтожила все автоматические подсистемы корабля. Мотивы Иных мне неизвестны. Возможно, они сочли, что нанесли критические повреждения «Тандему», и не стали прилагать усилий к полному разрушению всей конструкции.

– Или?

– Или они тут, среди нас. – Коротко ответил Дрог. – Наблюдают, учатся, перенимают технологии. Такой вариант логичен и возможен.

Некоторое время они шли молча, каждый со свой точки зрения обдумывая сказанное.

– Поэтому действия Астафьева так взволновали тебя? – Нарушил затянувшуюся паузу Лозин.

– В вашем секторе заработала автоматика. – Скупо ответил Дрог. – Та автоматика, программы которой были уничтожены атакой Иных.

Андрей вздрогнул. Второе предположение ксенобианина внезапно начало выступать на первый план.

– Значит, вы считаете, что это Иные дали Астафьеву возможность реанимировать часть аппаратуры?

– Наконец, ты меня понял, человек. Когда начинает работать уничтоженная система, возникает вопрос: кто ее восстановил? Кто дал человеку знания? Если это действует Иной, нам всем грозит гибель. Если я ошибаюсь – то погиб бы один человек.

– По вашим меркам такая цена соизмерима приобретаемому спокойствию?

– Да.

* * *

Чем больше Андрей узнавал о «Тандеме», тем труднее становилось ему.

Он не обладал достаточными знаниями, чтобы оценить, осмыслить огромный объем новой информации.

Один неправильно сделанный вывод мог нанести непоправимый вред, и потому, переговорив с Дрогом, он не стал излагать Ван Хеллену опасений ксенобианина.

– Они испугались протеза. Сочли, что Астафьев превращается в киборга, по аналогии с ранними формами Иных.

– Дебилы. – Зло выругался Доминик.

– Не напрягайся, командир.

– А что мне делать?

– Думай о скорой встрече с ребятами.

– Ты все-таки веришь ему? – Сощурился Ван Хеллен.

– Ксенобиане не умеют лгать. – Ответил Андрей. – Я много узнал о них благодаря подсознательной памяти. Задумайся, ведь Дрог добровольноведет нас к своему сектору.

– Если это не ловушка. – Мрачно предрек Ван Хеллен.

– Мы можем поставить определенные условия, чтобы обезопасить себя.

– Какие, например?

– Если всех пленных содержат в одном месте, я потребую у Дрога, чтобы их вывели из состояния паралича, и вернули оружие.

– Если он пойдет на это...

– То мы воспримем его действия, как доказательство окончания войны. – Завершил мысль Доминика Андрей.

– Он такая шишка среди ксенобиан? Хочу, начинаю войну, хочу, заканчиваю, да?

– У них общественный разум. Наверное, решения принимает не Дрог, сейчас он лишь посредник, выражающий волю всех разумных ксенобиан.

– Ладно, Андрей. Поживем – увидим.

* * *

Идти осталось недолго, вскоре просека, ведущая через живой, не окаменелый лес, принадлежащей человеческой биосфере, вывела небольшой отряд на просторную вырубку, где высилось куполообразное здание, сплетенное из толстых, узловатых стволов ксенобианских деревьев.

Как и бункера древней линии укреплений, оно было не построено, а выращено, с применением уникальных технологий, которыми чужие владели в совершенстве.

Боевые особи чужих, всю дорогу сопровождавшие Дрога, остались снаружи, а он, прежде чем пригласить людей внутрь постройки, счел за благо предупредить:

– Держите себя в руках. Не думаю, что вам понравиться увиденное, но не следует неверно истолковывать назначение наших устройств. Они служат для поддержания жизни.

– Все поняли? – Ван Хеллен демонстративно закинул ИПК за спину. – Мотаем нервы на кулак. Не надо повторять моего срыва. Наша задача – освободить ребят, все остальное пока что по боку.

С этими словами он вслед за Дрогом шагнул во влажный сумрак гнезда.

* * *

Необратимые изменения происходили в сознании.

Тяжелее других приходилось Доминику. Его мировоззрение ломалось, в то время как рассудки репликантов, таившие в своих глубинах сокровенные воспоминания прошлого, лишь гнулись, как тонкие прутья под ураганным ветром.

Оглядываясь по сторонам в сумеречном коридоре, похожем на ребристую глотку фантастического животного, Курт Зигель не испытывал страха, даже отвращение не тревожило душу, – все выглядело внове, и лишь нервное возбуждение периодически давало знать о себе, накатываясь волнами внутреннего жара.

Коридор плавно изгибался, поднимаясь вверх по широкой спирали.

Помещения отделялись от него тонкими полупрозрачными мембранами, обладающими странным свойством, – они не рвались, когда через них проходил кто-то из чужих, а растягивались, истончались, повторяя контур тела, затем раздавался вибрирующий звук и невредимая органическая пленка вновь оказывалась на своем месте.

Ван Хеллен совсем иначе воспринимал восхождение по спиральному коридору. Он находился в логове врага,и его разум ничего не мог поделать с въевшимся в душу чувством.

Чтобы не концентрировать внимание на окружающих деталях чуждого интерьера, он поравнялся с Дрогом, решившись заговорить с ним.

– Это не похоже на казарму. – Произнес он, с трудом заставив свои голосовые связки воспроизводить непривычные фонемы чуждого языка.

– Не казарма. – Односложно ответил Дрог. – Инкубатор.

– Андрей. – Позвал Доминик Лозина.

Тот поравнялся с ними, благо ширина ребристого коридора позволяла идти рядом.

– У меня горло не выдерживает. Поговори с нелюдем.

– Что тебя интересует командир?

– Он только что заявил, что мы находимся в инкубаторе. Здесь производят бойцов?

Лозин перевел вопрос.

Доминик ожидал короткого утверждения, но Дрог по непонятной причине пустился в шипящие пояснения.

– Инкубатор расположен ниже. – Выслушав его, перевел Андрей. – Там действительно выращивают боевых особей. А мы направляемся в залы спящих.

– Ты не чувствуешь тут подвоха? Слишком уж он покладист.

Лозин не стал обращаться за разъяснениями к Дрогу.

– Ты не понимаешь образа мышления ксенобиан. – Ответил он Доминику.

– Ну, так поясни. До меня все еще не доходит, – меньше суток назад мы были готовы порвать горло друг другу... Он думает, что в обмен на заложников мы поделимся с ними ресурсом Мира? Где мотивы? Я не вижу их, Андрюша, хоть убей. Вчера была война, и вдруг мир. Ты оглядись – их десятки, сотни... Он не понимает, что, выиграв бой за компьютерный центр, мы проиграли все остальное? Или для него тайна, что людей сейчас можно пересчитать по пальцам?