Текст книги "Спиноза Б. Избранные произведения"
Автор книги: Андрей Майданский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 42 страниц)
вообще чтобы каждый, насколько ото для него возможно, стремился
5
37
сохранять свое существование. Это так же необходимо истинно, как
то, что целое больше своей части (см. т. 4, ч. III). Далее, так как
добродетель (по опр. 8) состоит не в чем ином, как в действовании по
законам собственной природы, и так как всякий (по т. 7, ч. III) стремится сохранять свое существование лишь по законам своей
собственной природы, то отсюда следует, во-первых, что основание
добродетели составляет самое стремление сохранять собственное
существование и что счастье состоит в том, что человек может
сохранять его. Во-вторых, следует, что добродетели должно искать
ради нее самой и что нет ничего лучше нее или полезнее для нас, ради чего должно было бы к ней стремиться. Наконец, в-третьих, следует, что самоубийцы бессильны духом и совершенно
побеждаются внешними причинами, противными их природе.
Д
алее, из постулата 4, ч. II, следует, что мы никогда не можем сделать
так, чтобы не нуждаться для сохранения своего существования ни в
чем внешнем и жить таким образом, чтобы не иметь с внешними
вещами никакого сношения. И мало того, если мы обратим внимание
на нашу душу, то найдем, конечно, что наш разум был бы менее
совершенен, если бы душа оставалась одинокой и не познавала
ничего, кроме самой себя. Таким образом, вне нас существует
многое, что для нас полезно и к чему вследствие этого должно
стремиться. Из числа этого ничего нельзя придумать лучше того, что
совершенно согласно с нашей природой. В самом деле, если, например, два индивидуума совершенно одной и той же природы
соединяются друг с другом, то они составляют индивидуум вдвое
сильнейший, чем каждый из них в отдельности. Поэтому для
человека нет ничего полезнее человека; люди, говорю я, не могут
желать для сохранения своего существования ничего лучшего, как
того, чтобы все, таким образом, во всем согласовались друг с другом, чтобы души и тела всех составляли как бы одну душу и одно тело, чтобы все вместе, насколько возможно, стремились сохранять свое
существование и все вместе искали бы общеполезного для всех.
Отсюда следует, что люди, управляемые разумом, т.е. люди, ищущие
собственной пользы по руководству разума, не чувствуют влечения
ни к чему, чего не желали бы другим людям, а потому они
справедливы, верны и честны.
5
38
В
от те предписания разума, которые я предположил указать здесь в
кратких словах, прежде чем начать доказывать их более
пространным образом. Я сделал это по той причине, чтобы, если
можно, привлечь к себе внимание тех, которые уверены, что это
начало, а именно, чтобы каждый руководствовался исканием
собственной пользы, составляет основу нечестия, а не добродетели и
благочестия. Поэтому, показав вкратце, что это совершенно
наоборот, я перехожу к доказательству того же самого тем же путем, каким мы шли до сих пор.
Теорема 19.
В
сякий по законам своей природы необходимо чувствует влечение к
тому, что считает добром, или отвращается от того, что
считает злом.
Д
оказательство. Познание добра и зла есть (по т. 8) самый аффект
удовольствия или неудовольствия, поскольку мы сознаем его; поэтому (по т. 28, ч. III) каждый необходимо чувствует влечение к
тому, что считает добром, и наоборот, отвращается от того, что
считает злом. Но это влечение есть не что иное, как самая сущность
или природа человека (по опр. влечения в сх. т. 9, ч. III и 1
опр. аффектов). Следовательно, всякий по законам своей природы
необходимо чувствует влечение к тому или отвращается от того и
т.д.; что и требовалось доказать.
Теорема 20.
Ч
ем более кто-либо стремится искать для себя полезного, т. е.
сохранять свое существование, и может это, тем более он
добродетелен; и наоборот, поскольку кто-либо небрежет
собственной пользой, т. е. сохранением своего существования, постольку он бессилен.
Д
оказательство. Добродетель (по опр. 8) есть самая способность
человека, определяемая одной только его сущностью, т.е. (по т. 7, ч. III) одним только стремлением человека пребывать в своем
существовании. Поэтому, чем более кто-либо стремится искать для
себя полезного, т.е. сохранять свое существование, и может это, тем
5
39
более он добродетелен, и следовательно (по т. 4 и т. 6, ч. III), поскольку кто-либо небрежет собственной пользой, т.е. сохранением
своего существования, постольку он бессилен; что и требовалось
доказать.
С
холия. Таким образом, никто не пренебрегает влечением к
собственной пользе, иными словами – сохранением своего
существования, разве только побежденный внешними, противными
его природе причинами. Никто, говорю я, не отвращается от пищи и
не убивает самого себя (а это возможно многими способами) по
необходимости своей природы, но только принужденный к тому
причинами внешними. В самом деле, человек убивает себя или
принужденный к тому другим, который обращает его руку, случайно
державшую меч, и принуждает его направить меч к сердцу; или же
вследствие того, что он, как Сенека, приказанием тирана
принуждается открыть свои жилы, т.е. вследствие того, что он
желает избегнуть большего зла через меньшее; или, наконец, вследствие того, что скрытые внешние причины таким образом
располагают его воображение и так действуют на его тело, что оно
принимает новую природу, противоположную первой, идея которой
(по т. 10, ч. III) в душе существовать не может. Но, чтобы человек
побуждался к небытию или изменению в иную форму
необходимостью своей природы, это так же невозможно, как то, чтобы из ничего произошло что-либо, как это каждый может видеть, поразмыслив хотя немного.
Теорема 21.
Н
икто не может желать быть счастливым, хорошо действовать и
жить, не желая вместе с тем быть, действовать и жить, т. е.
существовать в действительности ( актуально).
Д
оказательство. Доказательство этой теоремы или, лучше сказать, предмет ясен сам собой, а также из определения желания. Ибо
желание счастливо или хорошо жить, действовать и т.д. есть (по
опр. аффектов) самая сущность человека, т.е. (по т. 7, ч. III) стремление каждого сохранять свое существование. Поэтому никто
не может желать и т.д.; что и требовалось доказать.
5
40
Теорема 22.
Н
ельзя представить себе никакой другой добродетели первее этой
( именно стремления сохранять свое существование).
Д
оказательство. Стремление сохранять свое существование есть
самая сущность вещи (по т. 7, ч. III). Поэтому, если бы можно было
представить какую-либо добродетель первее этой, т.е. этого
стремления, тогда сама сущность вещи представлялась бы
предшествующей себе самой; а это (само собой разумеется) невозможно. Следовательно, нельзя и т.д.; что и требовалось
доказать.
К
оролларий. Стремление к самосохранению есть первое и
единственное основание добродетели. Ибо (по пред. т.) первее этого
начала нельзя представить никакого другого и без него (по т. 21) нельзя представить никакой добродетели.
Теорема 23.
П
оскольку человек определяется к какому-либо действию вследствие
того, что он имеет идеи неадекватные, про него нельзя сказать
безусловно, что он действует вследствие добродетели; последнее
возможно лишь постольку, поскольку он определяется вследствие
того, что познает.
Д
оказательство. Поскольку человек определяется к действию
вследствие того, что он имеет идеи неадекватные, постольку он (по
т. 1, ч. III) пассивен, т.е. (по опр. 1 и 2, ч. III) делает что-либо такое, что не может быть понято через одну только его сущность, т.е. (по
опр. 8) не вытекает из его добродетели. Поскольку же он
определяется к совершению чего-либо вследствие того, что познает, постольку он (по той же т. 1, ч. III) активен, т.е. (по опр. 2, ч. III) делает что-либо такое, что уразумевается через одну только его
сущность, иными словами (по опр. 8), что составляет адекватное
следствие его добродетели; что и требовалось доказать.
Теорема 24.
Д
ействовать абсолютно по добродетели есть для нас не что иное, как действовать, жить, сохранять свое существование ( эти три
выражения обозначают одно
5
41
и то же) по руководству разума на основании стремления к
собственной пользе.
Д
оказательство. Действовать вполне по добродетели (по опр. 8) есть
не что иное, как действовать по законам собственной природы.
Действуем же мы лишь постольку, поскольку познаем (по т. 3, ч. III).
Следовательно, действовать по добродетели есть для нас не что иное, как действовать, жить, сохранять свое существование по руководству
разума и притом (по кор. т. 22) на основании стремления к
собственной пользе; что и требовалось доказать.
Теорема 25.
Н
икто не стремится сохранять свое существование ради другой
вещи.
Д
оказательство. Стремление каждой вещи пребывать в своем
существовании определяется единственно сущностью самой вещи
(по т. 7, ч. III), и только из одной ее, а не из сущности другой вещи
(по т. 6, ч. III) необходимо следует, что каждый стремится сохранять
свое существование. Кроме того, эта теорема явствует из кор. т. 22
этой части. Ибо если бы человек стремился сохранять свое
существование ради другой вещи, то эта вещь (само собой очевидно) составляла бы первое основание добродетели, а это (по указанному
кор.) невозможно. Следовательно, никто не стремится и т.д.; что и
требовалось доказать.
Теорема 26.
В
се, к чему мы стремимся вследствие разума (Ratio), есть не что
иное, как познание; и душа, поскольку она руководствуется разумом, считает полезным для себя только то, что ведет к познанию.
Д
оказательство. Стремление к самосохранению (по т. 7, ч. III) есть не
что иное, как сущность вещи, которая, поскольку она таковой
существует, представляется имеющей силу к пребыванию в своем
существовании (по т. 6, ч. III) и совершению того, что необходимо
вытекает из данной ее природы (см. опр. влечения в сх. т. 9, ч. III).
Но сущность разума составляет не что иное, как наша душа, поскольку она познает ясно и отчетливо (см. его
5
42
опр. по 2 сх. т. 40, ч. II). Следовательно (по т. 40, ч. II), все, к чему
мы стремимся вследствие разума, есть не что иное, как познание.
Далее, так как это стремление души сохранять свое существование, поскольку она рассуждает, есть не что иное, как познание (по первой
части этого док.), то оно (по кор. т. 22) составляет первое и
единственное основание добродетели, и, следовательно, мы не
стремимся познавать вещи ради какой-либо цели (по т. 25), но, наоборот, душа, поскольку она рассуждает, может представлять
хорошим для себя только то, что ведет к познанию (по 1 опр.); что и
требовалось доказать.
Теорема 27.
М
ы ни про что не знаем с достоверностью, что оно хорошо или дурно, кроме как про то, что действительно приводит к познанию или что
может препятствовать ему.
Д
оказательство. Душа, поскольку она рассуждает, стремится лишь к
познанию и считает полезным для себя только то, что ведет к нему
(по пред. т.). Но душа (по т. 41 и т. 43, ч. II с ее сх.) обладает
достоверным знанием вещей лишь постольку, поскольку она имеет
идеи адекватные, иными словами (что по сх. 2 т. 40, ч. II одно и то
же), поскольку она рассуждает. Следовательно, мы ни про что не
знаем с достоверностью, что оно хорошо, кроме как про то, что
приводит к познанию; наоборот – дурно то, что может
препятствовать ему; что и требовалось доказать.
Теорема 28.
В
ысшее благо для души есть познание бога, а высочайшая
добродетель – познавать его.
Д
оказательство. Самое высшее, что душа может постичь, есть бог, т.е. (по опр. 6, ч. I) существо абсолютно бесконечное, без которого
(по т. 15, ч. I) ничто не может ни существовать, ни быть
представляемо. II потому (по т. 26 и т. 27) высшая польза или (по
опр. 1) благо души есть познание бога. Далее, душа активна лишь
постольку, поскольку она познает (по т. 1 и т. 3, ч. III), и лишь
постольку
5
43
можно сказать про нее безусловно, что она действует по добродетели
(по т. 23). Следовательно, безусловная добродетель души состоит в
познавании. А высшее, что душа может постичь, есть (как мы уже
доказали) бог. Следовательно, высочайшая добродетель души —
постигать или познавать бога; что и требовалось доказать.
Теорема 29.
Н
икакая единичная вещь, природа которой совершенно отлична от
нашей, не может нашей способности к действию ни
благоприятствовать, ни препятствовать, и вообще никакая вещь
не может быть для нас хорошей или дурной, если она не имеет с
нами чего-либо общего.
Д
оказательство.
Способность всякой единичной вещи, а
следовательно (по кор. т. 10, ч. II), и человека, в силу которой он
существует и действует, определяется (по т. 28, ч. I) не иначе, как
другой единичной вещью, природа которой (по т. 6, ч. II) должна
быть понимаема под тем же атрибутом, под которым представляется
природа человеческая. Следовательно, наша способность к
действию, как бы она ни представлялась, может быть определяема и, следовательно, способствуема или ограничиваема могуществом
только такой другой единичной вещи, которая имеет с нами что-либо
общее, а не такой, природа которой совершенно отлична от нашей. А
так как мы называем добром или злом то, что составляет причину
удовольствия или неудовольствия (по т. 8), т.е. (по сх. т. 11, ч. III) что увеличивает или уменьшает нашу способность к действию, благоприятствует ей или ограничивает ее, то та вещь, природа
которой от нашей совершенно отлична, не может быть для нас ни
хорошей, ни дурной; что и требовалось доказать.
Теорема 30.
Н
икакая вещь не может быть дурной через то, что она имеет с
нашей природой общего; но поскольку она для нас дурна, постольку
она нам противна.
Д
оказательство. Злом мы называем то, что составляет причину
неудовольствия (по т. 8), т.е. (по опр. его в сх. т. 11, ч. III) то, что
уменьшает или ограничивает нашу способность к действию. Если, таким образом, какая-
5
44
либо вещь была бы для нас дурна через то, что она имеет с нами
общего, то, следовательно, она могла бы уменьшать или
ограничивать то самое, что она имеет с нами общего; а это (по т. 4, ч. III) нелепо. Следовательно, никакая вещь не может быть дурна для
нас через то, что она имеет с нашей природой общего; но, наоборот, поскольку она дурна, т.е. (как мы уже показали) поскольку она
может уменьшать или ограничивать нашу способность к действию, постольку (по т. 5, ч. III) она нам противна; что и требовалось
доказать.
Теорема 31.
П
оскольку какая-либо вещь сходна с нашей природой, постольку она
необходимо хороша.
Д
оказательство. Поскольку какая-либо вещь сходна с нашей
природой, она (по пред. т.) дурной быть не может. Следовательно, она необходимо будет или хороша, или безразлична. Если
предположить второе, именно, что она ни хороша, ни дурна, то, следовательно (по опр. 10 этой части), из ее природы не будет
вытекать ничего, что служило бы к сохранению нашей природы, т.е.
(по предположению) что служило бы к сохранению природы самой
вещи. А это (по т. 6, ч. III) нелепо. Следовательно, поскольку она
сходна с нашей природой, она необходимо хороша; что и
требовалось доказать.
К
оролларий. Отсюда следует, что чем более какая-либо вещь имеет
сходства с нашей природой, тем она для нас полезнее или лучше, и
наоборот, чем какая-либо вещь полезнее для нас, тем более имеет
она сходства с нашей природой. В самом деле, не имея сходства с
нашей природой, она необходимо будет или отлична от нее, или
противоположна ей. Если отлична, то (по т. 29) она не может быть ни
хорошей, ни дурной; если же противоположна, то она будет
противоположна также и тому, что сходно с нашей природой, т.е. (по
пред. т.) противоположна хорошему, иначе дурна. Таким образом, хорошим что-либо может быть лишь постольку, поскольку оно имеет
сходство с нашей природой. И, следовательно, чем более какая-либо
вещь имеет сходства с нашей природой, тем она полезнее, и
наоборот; что и требовалось доказать.
5
45
Теорема 32.
П
оскольку люди подвержены пассивным состояниям, про них нельзя
сказать, что они сходны по своей природе.
Д
оказательство. Когда говорят, что вещи сходны по своей природе, то (по т. 7, ч. III) при этом разумеется сходство в их способности, а
не в бессилии или отрицании, а следовательно (см. сх. т. 3, ч. III), и
не в пассивном состоянии. Поэтому, поскольку люди подвержены
пассивным состояниям, про них нельзя сказать, что они сходны по
своей природе; что и требовалось доказать.
С
холия. Это ясно также и само собой. Кто говорит, что белое и черное
сходно только в том, что ни то, ни другое не красно, тот вообще
утверждает, что белое и черное ни в чем не сходно. Точно так же, если кто говорит, что камень и человек сходны только в том, что и
тот и другой конечен, бессилен или не существует по необходимости
своей природы, или, наконец, что их бесконечно превосходит
могущество внешних причин, тот вообще утверждает этим, что
камень и человек ни в чем не сходны между собой. Ибо вещи, сходные в одном только отрицании, иными словами – в том, чего у
них нет, на самом деле ни в чем не сходны.
Теорема 33.
Л
юди могут быть различны по своей природе постольку, поскольку
они волнуются аффектами, составляющими пассивные состояния; в этом отношении даже один и тот же человек бывает изменчив и
непостоянен.
Д
оказательство. Природа или сущность аффектов не может быть
объяснена через одну только нашу сущность или природу (по опр. 1
и 2, ч. III), но должна определяться могуществом, т.е. (по т. 7, ч. III) природой внешних причин в соотношении с нашей. Отсюда
происходит то, что существует столько же видов одного и того же
аффекта, сколько существует видов тех объектов, со стороны
которых мы подвергаемся действию (см. т. 56, ч. III), и что люди со
стороны одного и того же объекта подвергаются различным
аффектам (см. т. 51, ч. III) и
5
46
являются в силу этого различными по своей природе; наконец, что
один и тот же человек (по той же т., ч. III) от одного и того же
объекта подвергается различным аффектам и в силу этого бывает
изменчив, и т.д.; что и требовалось доказать.
Теорема 34.
П
оскольку люди волнуются аффектами, составляющими пассивные
состояния, они могут быть противны друг другу.
Д
оказательство. Человек, например Петр, может быть причиной того, что Павел подвергается неудовольствию, вследствие того что он
имеет какое-либо сходство с вещью, которую Павел ненавидит (по
т. 16, ч. III), или вследствие того что Петр один владеет какой-либо
вещью, которую любит также и Павел (см. т. 32, ч. III с ее сх.), или
по каким-либо другим причинам (главнейшие из них см. в сх. т. 55, ч. III). А потому отсюда произойдет (по 7 опр. аффектов) то, что
Павел будет ненавидеть Петра, и, следовательно (по т. 40, ч. III с ее
сх.), легко произойдет также, что и Петр в свою очередь будет
ненавидеть Павла, а потому они (по т. 39, ч. III) будут стремиться
причинить друг другу зло, т.е. (по т. 30) будут противны друг другу.
Но аффект неудовольствия всегда оставляет пассивное состояние (по
т. 59, ч. III). Следовательно, люди, поскольку они волнуются
аффектами, составляющими пассивные состояния, могут быть
противны друг другу, что и требовалось доказать.
С
холия. Я сказал, что Павел ненавидит Петра, вследствие того что
воображает Петра владеющим тем, что он сам любит. Отсюда с
первого взгляда следует, по-видимому, что оба они служат друг
другу во вред, вследствие того что любят одно и то же, и значит, вследствие того что сходятся по своей природе, – а если это так, то
теоремы 30 и 31 должны быть ложны. Но если мы захотим
беспристрастно исследовать дело, то увидим, что все это вполне
согласно одно с другим. В самом деле, оба тягостны друг другу не
постольку, поскольку они сходны по своей природе, т.е. не
поскольку оба любят одно и то же, но поскольку они различны
между собой. Ибо, поскольку они оба любят одно и то же, любовь
каждого из них (по т. 31, ч. III) тем самым увеличивается, т.е.
5
47
(по 6 опр. аффектов) увеличивается удовольствие и того и другого.
Поэтому они тягостны друг для друга вовсе не потому, что любят
одно и то же и сходны по своей природе: причина этого, как я сказал, только та, что они, по предположению, расходятся по своей природе.
В самом деле, мы предполагаем, что Петр имеет идею любимой
вещи, которой он уже обладает. Павел же, наоборот, – идею
любимой вещи, им утраченной. Отсюда и происходит, что последний
подвергается неудовольствию, первый же, наоборот, —
удовольствию: постольку-то они и являются противными друг другу.
Точно таким же образом мы легко можем показать, что и остальные
причины ненависти зависят от одного только того, в чем люди
расходятся по своей природе, а не от того, в чем они сходны.
Теорема 35.
Л
юди лишь постольку всегда необходимо сходны между собой по
своей природе, поскольку они живут по руководству разума (Ratio).
Д
оказательство.
Поскольку люди волнуются аффектами,
составляющими пассивные состояния, они могут быть различны по
своей природе (по т. 33) и (по пред. т.) противны друг другу.
Активными же (по т. 3, ч. III) люди называются лишь постольку, поскольку они живут по руководству разума; а потому все, что
вытекает из человеческой природы, поскольку она определяется
разумом, должно быть познаваемо (по опр. 2, ч. III), как через свою
ближайшую причину, единственно через самую человеческую
природу. Но так как (по т. 19) всякий по законам своей природы
чувствует влечение к тому, что считает добром, и стремится удалять
то, что, по его мнению, составляет зло, и так как, кроме того (по
т. 41, ч. II), все, что мы считаем добром или злом по внушению
разума, необходимо есть добро или зло, то, следовательно, люди, поскольку они живут по руководству разума, необходимо делают
только то, что хорошо для человеческой природы, а следовательно, и
для каждого отдельного человека, т.е. (по кор. т. 31) что согласно с
природой каждого человека. Следовательно, и сами люди, поскольку
они живут по руководству разума, необходимо всегда сходны друг с
другом; что и требовалось доказать.
5
48
К
оролларий 1. В природе вещей нет ничего единичного, что было бы
для человека полезнее человека, живущего по руководству разума.
Ибо для каждого человека всего полезнее то, что всего более имеет
сходства с его природой (по кор. т. 31), т.е. (само собой разумеется) человек. Но человек (по опр. 2, ч. III) действует вполне по законам
своей природы тогда, когда он живет по руководству разума, и лишь
постольку он (по пред. т.) необходимо всегда сходен с природой
другого человека. Следовательно, для человека среди единичных
вещей нет ничего более полезного, как человек и т.д.; что и
требовалось доказать.
К
оролларий 2. Когда всякий отдельный человек всего более ищет для
себя собственной пользы, тогда люди бывают всего более полезными
друг для друга. Ибо, чем более каждый ищет собственной пользы и
стремится сохранять самого себя, тем он (по т. 20) добродетельнее
или, что то же (по опр. 8), тем способнее к действованию по законам
своей природы, т.е. (по т. 3, ч. III) к жизни по руководству разума.
Люди же всего более сходны по своей природе тогда, когда они
живут по руководству разума (по пред. т.). Следовательно (по пред.
кор.), люди будут всего более полезными друг для друга тогда, когда
каждый всего более ищет для себя своей собственной пользы; что и
требовалось доказать.
С
холия. И самый опыт ежедневно свидетельствует истинность только
что показанного нами столькими прекрасными примерами, что почти
у всех сложилась пословица: человек человеку бог. Однако редко
бывает, чтобы люди жили по руководству разума; напротив, все у
них сложилось таким образом, что они большей частью бывают
ненавистны и тягостны друг для друга. И тем не менее они едва ли
могут вести одинокую жизнь, так что многим весьма нравится
известное определение человека как животного общественного; и в
действительности дело обстоит таким образом, что из общего
сожития людей возникает гораздо более удобств, чем вреда. Поэтому
пускай сатирики, сколько хотят, осмеивают дела человеческие, пускай проклинают их теологи, пускай меланхолики превозносят, елико возможно, жизнь первобытную и дикую, презирают людей и
приходят в восторг от животных, – опыт все-таки будет говорить
людям, что при взаимной помощи они гораздо легче могут
5
49
удовлетворять свои нужды и только соединенными силами могут
избегать опасностей, отовсюду им грозящих; я уже не говорю о том, что гораздо лучше и достойнее нашего познания рассматривать
действия людей, чем животных. Но об этом подробнее в другом
месте.
Теорема 36.
В
ысшее благо тех, которые следуют добродетели, обще для всех, и
все одинаково могут наслаждаться им.
Д
оказательство. Поступать по добродетели – значит действовать по
руководству разума (по т. 24), а все, что мы стремимся делать, следуя
разуму, это (по т. 26) – познавать. А потому (по т. 28) высшее благо
тех, которые следуют добродетели, состоит в познании бога, т.е. (по
т. 47, ч. II и ее сх.) это есть благо, общее для всех людей, которым
могут обладать равно все люди, поскольку их природа одинакова; что и требовалось доказать.
С
холия. Если же кто спросит: что если бы высшее благо тех, которые
следуют добродетели, не было обще для всех? не следовало ли бы
отсюда, как и выше (см. т. 34), что люди, живущие по руководству
разума, т.е. (по т. 35) люди, поскольку они сходны по своей природе, были бы противны друг другу? Ответ на это таков: высшее благо
человека является общим для всех не случайно, но в силу самой
природы разума, а именно потому, что это вытекает из самой
сущности человека, поскольку она определяется разумом, и что
человек не мог бы ни существовать, ни быть представляем, если бы
не имел способности наслаждаться этим высшим благом. В самом
дела (по т. 47, ч. II), самой сущности человеческой души свойственно
иметь адекватное познание вечной и бесконечной сущности бога.
Теорема 37.
В
сякий, следующий добродетели, желает другим того же блага, к
которому сам стремится, и тем больше, чем большего познания
бога достиг он.
Д
оказательство. Люди, поскольку они живут по руководству разума, являются для человека всего более
5
50
полезными (по кор. 1 т. 35); а потому (по т. 19) по руководству
разума мы необходимо будем стремиться к тому, чтобы и другие
люди также жили по руководству разума. Но благо, к которому
стремится всякий, живущий по предписанию разума, т.е. (по т. 24) следующий добродетели, есть (по т. 26) познание. Следовательно, всякий, следующий добродетели, желает и другим людям того же
блага, к которому сам стремится. Далее, желание, поскольку оно
относится к душе, есть (по 1 опр. аффектов) самая сущность ее.
Сущность же души (по т. 11, ч. II) состоит в познании, заключающем
в себе познание бога (по т. 47, ч. II), и без такого познания она не
может (по т. 15, ч. I) ни существовать, ни быть представляема. А
потому, чем больше познания бога заключает в себе сущность души, тем больше будет и то желание, которым следующий добродетели
желает другому того же блага, к которому сам стремится; что и
требовалось доказать.
И
наче. Человек (по т. 31, ч. III) будет тем постояннее любить то благо, к которому сам стремится и которое любит, если увидит, что и
другие любят то же. А потому (по кор. той же т.) он будет
стремиться, чтобы и другие любили то же самое. А так как это благо
(по пред. т.) обще для всех и наслаждаться им могут все, то он (на
том же основании) будет стремиться, чтобы все наслаждались им, и
(по т. 37, ч. III) тем больше, чем больше сам он наслаждается этим
благом; что и требовалось доказать.
С
холия 1. Кто вследствие одного только аффекта стремится к тому, чтобы другие любили то же, что он любит, и жили по его желанию, тот действует лишь под влиянием страсти и поэтому будет
ненавистен в особенности тем, которым нравится другое и которые
вследствие этого под влиянием такой же страсти стараются и
стремятся, чтобы другие, наоборот, жили по-ихнему. Далее, так как
то высшее благо, к которому люди влекутся вследствие аффекта, часто бывает таково, что им может обладать только один кто-нибудь, то отсюда происходит, что те, которые любят что-либо, не всегда
остаются верны самим себе и, находя удовольствие восхвалять
любимую ими вещь, в то же самое время боятся, как бы им не
поверили. Наоборот, кто стремится руководить другими разумно, тот
действует не под влиянием страсти, по гуманно и кротко и всего
более бывает верен сам себе.
5
51
Д
алее, всякое желание и действие, причину которого мы составляем, поскольку мы имеем идею бога, иными словами, поскольку познаем
его, я отношу к благочестию (religio). Желание же делать добро, зарождающееся в нас вследствие того, что мы живем по руководству
разума, я называю уважением к общему благу (pietas). Далее, желание человека, живущего по руководству разума, соединить с
собой узами дружбы других людей я называю честностью, а
честным – то, что одобряют люди, живущие по руководству
разума, и наоборот, постыдным – что препятствует дружественным
связям. Кроме того, я показал также, в чем коренятся основы
государства.
Д
алее, из вышесказанного легко можно усмотреть, в чем состоит
разница между истинной добродетелью и бессилием: а именно, истинная добродетель есть не что иное, как жизнь по одному только
руководству разума; а следовательно, бессилие состоит в одном
только том, что человек отдает себя на произвол вещей, существующих вне его, и определяется ими к таким действиям, которых требует общее состояние внешних вещей, а не самая
природа его, рассматриваемая единственно сама в себе.
В
от то, что я обещал доказать в сх. т. 18 этой части. Отсюда явствует, что известный закон, запрещающий убивать животных, основан
более на пустом суеверии и женской сострадательности, чем на
здравом разуме. Разум учит нас, что необходимость искать того, что
нам полезно, связывает нас с людьми, а не с животными или вещами, природа которых отлична от человеческой: по отношению к
последним мы имеем то же право, какое они имеют по отношению к
нам. Мало того, так как всякое право определяется добродетелью или
могуществом каждого, то люди имеют гораздо большее право над
животными, чем животные над людьми. Я не отрицаю, однако, что
животные чувствуют, а отрицаю только то, что будто бы вследствие
этого нельзя заботиться о собственной пользе, пользоваться ими по
произволу и обращаться с ними так, как нам нужно; ибо они не
сходны с нами по своей природе, и их аффекты по своей природе
различны от аффектов человеческих (см. сх. т. 57, ч. III).
О
стается еще показать, что такое справедливое и несправедливое, преступление и, наконец, заслуга. Об этом см. следующую схолию.
