Текст книги "Спиноза Б. Избранные произведения"

Автор книги: Андрей Майданский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 42 страниц)

непосредственному соединению с богом, с тем чтобы вызвать в себе

идеи, а вне себя действия, согласующиеся с его природой; причем

его действия не должны быть подчинены никаким внешним

причинам, которые могли бы их изменить или преобразовать. Из

сказанного выясняется также, каковы вещи, которые находятся в

нашей власти и не подчинены никакой внешней причине; мы здесь

иначе, чем прежде, доказали вечность и постоянство нашего разума, и, наконец, каковы действия, которые мы должны ценить выше всего

прочего.

Ч

тобы закончить все, мне остается сказать еще друзьям, для которых я

это пишу: не удивляйтесь этим новостям, так как вам хорошо

известно, что вещь не перестает быть истиной от того, что она не

признана многими. А так как вам также хорошо знаком характер

века, в котором мы живем, то я буду вас особенно просить, соблюдать осторожность при сообщении этих вещей другим. Я не

хочу этим сказать, что вы должны совершенно удержать их при себе, но если вы начнете сообщать их кому-либо, то вас должен побуждать

к этому только интерес блага ближнего; при этом вы должны быть

определенно уверены, что ваш труд не останется без

вознаграждения. Если, наконец, у вас при чтении явится сомнение в

том, что я утверждаю, то я прошу вас не торопиться со своими

возражениями, пока вы не потратите достаточно времени на

размышление. При таком отношении к делу, я уверен, что вам

удастся насладиться желанными плодами этого дерева.

КОНЕЦ.

__________________

*

[Рабство вещи состоит в том, что она подчинена внешним причинам, напротив, свобода – в том, что она не подчинена им, но свободна от

них.]

ПРИЛОЖЕНИЕ

АКСИОМЫ

1

. Субстанция по природе существует прежде всех своих

видоизменений (modificationes).

2

. Различные вещи различаются реально или модально.

3.В

ещи, различимые реально, или имеют различные атрибуты, как

мышление и протяжение, или приписываются различным атрибутам, как разум и движение, из которых один относится к мышлению, а

другой к протяжению.

4.В

ещи, имеющие различные атрибуты, так же как относящиеся к

различным атрибутам, не имеют между собой ничего общего.

5.Т

о, что не имеет в себе ничего от другой вещи, не может также быть

причиной существования этой другой вещи.

6.Т

о, что является причиной самого себя, никогда не может ограничить

себя.

7.Т

о, чем вещи поддерживаются, по природе предшествует этим вещам.

Теорема 1

Н

и одной существующей субстанции не может быть приписан один и

тот же атрибут, который приписывается Другой субстанции, или (что

то же самое) в природе не может быть двух субстанций, если только

они не различаются реально.

1

65

Д

оказательство.

С

убстанции, если их две, различны, и потому они (по акс. 2) различаются реально или модально. Они не могут различаться

модально, ибо тогда модусы существовали бы по своей природе

ранее субстанции, что противоречит аксиоме 1; следовательно, они

различаются реально. Поэтому (акс. 4) об одной нельзя сказать того, что сказано о другой, что и требовалось доказать.

Теорема 2

О

дна субстанция не может быть причиной существования другой

субстанции.

Д

оказательство.

Т

акая причина не может (т. 1) иметь в себе ничего из такого действия; ибо различие между ними реально, и, следовательно, она не может

(акс. 5) вызвать его.

Теорема 3

В

сякий атрибут, или субстанция, по своей природе бесконечен и в

высшей степени совершенен в своем роде.

Д

оказательство.

Н

и одна субстанция не вызывается другою (т. 2), и, следовательно, существуя, она является или атрибутом бога, или она была причиною

самого себя вне бога. В первом случае она необходимо бесконечна и

в высшей степени совершенна в своем роде, как все другие атрибуты

бога. Во втором случае она необходимо такова же, ибо (акс. 6) сама

себя ограничить она не могла.

Теорема 4

К

сущности всякой субстанции по природе так относится

существование, что невозможно в бесконечный разум поместить

идею о сущности такой субстанции, которая не существовала бы в

природе.

1

66

Д

оказательство.

И

стинная сущность объекта есть нечто, реально отличное от идеи того

же объекта, и это нечто (акс. 3) или существует реально, или

содержится в другой вещи, существующей реально; от этой другой

вещи сущность можно отличить не реально, но лишь модально.

Таковы все сущности вещей, видимых нами, которые, не существуя

прежде, содержались в протяжении, движении и покое, а, существуя, отличаются от протяжения не реально, но лишь модально. Поэтому

внутренне противоречивы допущения, что сущность субстанции, таким образом, содержится в другой вещи, от которой она не может

быть, вопреки теореме 1, реально отличена, а также, что она может

быть вызвана, вопреки теореме 2, субъектом, содержащимся в ней, и, наконец, что она по своей природе, вопреки теореме 3, не могла бы

быть бесконечна и в высшей степени совершенна в своем роде.

Следовательно, так как ее сущность не содержится ни в одной

другой вещи, она есть вещь, существующая сама по себе.

К

оролларий.

П

рирода познается сама через себя, а не через какую-либо иную вещь.

Она состоит из бесконечных атрибутов, из которых каждый

бесконечен и совершенен в своем роде; к сущности ее относится

существование, так что вне ее нет уже сущности или бытия, и она

точно совпадает с сущностью единственно величественного и

прославляемого бога.

О

ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ДУШЕ

Т

ак как человек – сотворенная конечная вещь и т.д., то то, что он

имеет от мышления и что мы называем душою, необходимо есть

модификация атрибута, называемого нами мышлением. При этом к

его сущности не принадлежит никакая другая вещь, кроме этой

модификации, притом в такой степени, что если эта модификация

исчезнет, то исчезнет и душа, хотя предыдущий атрибут останется

1

67

неизменным. Таким ню образом то, что человек имеет от протяжения

и что мы называем телом, есть не что иное, как модификация другого

атрибута, называемого нами протяжением; если эта модификация

будет уничтожена, то не будет больше и человеческого тела, хотя

атрибут протяжения равным образом останется неизменным.

Ч

тобы узнать, каков модус, называемый нами душою, и как он

происходит от тела, а также, как его изменение зависит (только) от

тела (что у меня означает соединение души и тела), следует заметить:1

. Непосредственнейшая модификация атрибута, называемого нами

мышлением, объективно заключает в себе формальную сущность

всех вещей; притом так, что если допустить какую-либо формальную

вещь, сущность которой не заключалась бы объективно в

вышеупомянутом атрибуте, то этот атрибут тогда вовсе не был бы

бесконечным и в высшей степени совершенным в своем роде, вопреки уже доказанному в теореме 3. Однако, поскольку природа, или бог, есть существо, о котором высказываются бесконечные

атрибуты и которое включает в себе все сущности сотворенных

вещей, то в мышлении необходимо должна возникнуть обо всем

бесконечная идея, которая заключает в себе объективно всю

природу, как она реально существует в себе. Поэтому я назвал эту

идею в IX главе 2-й части «созданием, которое непосредственно

сотворено богом», так как оно объективно имеет в себе формальную

сущность всех вещей, ничего не увеличивая и не уменьшая. Это

создание необходимо едино, так как все сущности атрибутов и

сущности содержащихся в них модификаций составляют сущность

одного бесконечного существа.

2

. Надо заметить, что все остальные модификации, как любовь, влечение, радость и т.д., происходят от этой первой

непосредственной модификации, так что, если бы она не

предшествовала, то не могло бы быть и любви, влечения, радости и

т.д. Отсюда ясно вытекает, что присущая всякой вещи естественная

любовь к сохранению своего тела не может иметь иного

происхождения, кроме идеи этого тела, или объективной сущности

его, которая имеется в мыслящем атрибуте. Затем так как для

существования идеи (или объективной сущности) не требуется

ничего иного, кроме мыслящего атрибута и объекта (или формальной

сущности), то достоверно, как мы сказали, что идея, или объективная

сущность, есть

1

68

непосредственнейшая * модификация атрибута мышления. Поэтому

в мыслящем атрибуте не может быть другой модификации, принадлежащей к сущности души всякой вещи, кроме одной идеи, которая необходимо должна, быть в мыслящем атрибуте от подобной

существующей вещи, ибо такая идея влечет за собой прочие

модификации любви, желания и т.д. А так как идея происходит из

существования объекта, то при изменении или уничтожении объекта

должна измениться или исчезнуть соответственно и его идея; а в

таком случае она есть то, что соединено с объектом.

Н

аконец, если мы захотим пойти дальше и приписать сущности души

то, благодаря чему она может существовать, то нельзя будет найти

ничего другого, кроме атрибута и объекта, о котором мы говорили.

Ни один из последних не может принадлежать к сущности души, так

как объект ничего не имеет от мышления и реально отличен от души.

Что касается атрибута, то мы уже доказали, что он не может

принадлежать к названной сущности; это еще очевиднее из того, что

мы затем сказали. Ибо атрибут как атрибут не связан с объектом, так

как он не изменяется и не уничтожается, если даже объект изменится

или уничтожится.

С

ледовательно, сущность души состоит лишь в том, что в мыслящем

атрибуте есть идея, или объективная сущность, происходящая из

сущности объекта, реально существующего в природе. Я говорю

«объекта, реально существующего и т.д.» без дальнейших

подробностей, разумея под этим не только модификации

протяжения, но и модификации всех бесконечных атрибутов, имеющих душу подобно протяжению. Чтобы еще точнее понять это

определение, надо обратить внимание на то, что я уже сказал об

атрибутах**, которые, я говорил, различаются не по своему

существованию, ибо они сами суть субъекты своих сущностей, а

также на то, что сущность всякой модификации содержится в

названных атрибутах и, наконец, что все эти атрибуты суть атрибуты

бесконечного

__________________

*

Я обозначаю как непосредственнейшую модификацию атрибута

модификацию, не требующую для своего бытия никакой ивой

модификации в том же атрибуте.

*

* Ибо вещи отличаются благодаря тому, что составляет главное в их

природе; но здесь сущность вещей выше их существования, следовательно...

1

69

существа. Но следует заметить, что эти модификации, хотя ни одна

из них не реальна, все же равномерно содержатся в их атрибутах. Так

как ни в атрибутах, ни в сущностях модификаций нет никакого

неравенства, то и в идее не может быть своеобразия, так как его нет в

природе. Если же некоторые из этих модусов принимают особое

существование и благодаря этому отличаются известным образом от

своих атрибутов, ибо тогда их особое существование, которое они

имеют в атрибуте, является субъектом их сущности, тогда

обнаруживается особенность и в сущности модификаций, и, следовательно, в объективных сущностях, которые необходимо

содержатся в идее. Вот причина, почему мы при определении

пользовались словами, что душа есть идея, которая «происходит из

объекта, реально существующего в природе». Таким образом, мы, по

нашему мнению, достаточно объяснили, какую вещь вообще

представляет собой душа, так как под этим выражением мы разумеем

не только идеи, возникающие из телесных модификаций, но и те, которые возникают из существования любой модификации

остальных атрибутов.

Н

е имея, однако, о других атрибутах такого познания, как о

протяжении, посмотрим, не найдем ли мы для модификаций

протяжения более точного определения, в большей мере способного

выразить сущность нашей души, ибо это, собственно, и есть наше

намерение.

М

ы исходим при этом из того, что в протяжении нет иной

модификации, кроме движения и покоя, и что всякая отдельная

телесная вещь есть только определенная пропорция движения и

покоя, так что если бы в протяжении не было ничего, кроме только

движения и только покоя, то во всем протяжении нельзя было бы

заметить или найти ни одной отдельной вещи. Поэтому и

человеческое тело есть не что иное, как известная пропорция

движения и покоя.

О

бъективная же сущность, которая соответствует в мыслящем

атрибуте этой существующей пропорции, есть, говорим мы, душа

тела. Если одна из этих двух модификаций (движение или покой) изменяется больше или меньше, то в той же мере изменяется и идея.

Если, например, покой увеличится, а движение уменьшится, то этим

вызывается боль или печаль, которую мы называем холодом. Если

же в движении имеет место противополож-

1

70

ное, то отсюда возникает боль, которую мы называем жарой. И

всякий раз, когда случается (отсюда возникают различные виды

боли, ощущаемые нами от удара палкой по глазам или по рукам), что, когда меры движения и покоя не одинаковы в разных частях

нашего тела, но некоторые имеют больше движения и покоя, чем

другие, из этого возникает различие чувств. Если же случается

(отсюда возникает различие чувства при ударе деревом или железом

по одной и той же руке), что внешние причины, вызывающие эти

перемены, различаются между собою и не все имеют те же действия, то из этого возникает различие чувства в одной и той же части. Когда

же, наоборот, перемена, происшедшая в одной части, приводит к

восстановлению прежней пропорции, то отсюда возникает радость, которую мы называем спокойствием, удовольствием и веселостью.

О

бъяснив, что такое чувство, мы можем, наконец, легко видеть, как

отсюда возникают рефлексивная идея, или самопознание, опыт и

деятельность разума. Из всего этого (так же как из того, что наша

душа соединена с богом и составляет часть бесконечной идеи, возникающей непосредственно из бога) можно наглядно понять

происхождение ясного познания и бессмертия души. В настоящее

время нам, однако, достаточно сказанного.

ОСНОВЫ

ФИЛОСОФИИ ДЕКАРТА,

ДОКАЗАННЫЕ

ГЕОМЕТРИЧЕСКИМ

СПОСОБОМ 1

ПЕРЕВОД С ЛАТИНСКОГО

ПОД РЕД. В.В. Соколова

RENATI DES CARTES

PRINCIPIORUM

PHILOSOPHIAE

pars I et II

more geometrico demonsratae

per

Benedictum de Spinoza

Amstelodamensem

П

РЕДИСЛОВИЕ

Б

лагосклонного читателя приветствует Людовик Мейер. По

единодушному мнению всех, кто в отношении своих знаний хочет

стоять выше толпы, математический метод, при помощи которого из

определений, постулатов и аксиом выводятся следствия, при

исследовании и передаче знаний есть лучший и надежнейший путь

для нахождения и сообщения истины. И это вполне справедливо.

Поскольку всякое надежное и прочное знание неизвестного предмета

может быть почерпнуто и выведено лишь из чего-нибудь уже твердо

познанного, последнее необходимо положить в основание таким

образом, чтобы не обрушилось и не погибло от малейшего толчка

построенное на нем здание человеческих знаний. Именно таковы те

основные понятия, которые лица, занимающиеся математикой, обыкновенно обозначают именами определений, постулатов и

аксиом. Понятия эти таковы, что они не покажутся сомнительными

никому, кто хотя бы бегло ознакомился с благородной наукой —

математикой. Ибо определения представляют не что иное, как

возможно точные объяснения знаков и имен, которыми

обозначаются соответственные предметы; постулаты же и аксиомы, или общие понятия ума, являются такими ясными и точными

выражениями,

1

75

что никто, понимая истинный смысл слов, не может отказать им в

своем согласии.

О

днако, несмотря на это, за исключением математики, ни одна другая

наука не излагается этим методом; здесь применяется другой метод, отличный от математического, как небо от земли, метод, для

которого характерно употребление определений и подразделений, постоянно связанных между собой и перемежающихся местами с

задачами и объяснениями. Ибо раньше почти все (и теперь еще

многие из тех, которые берутся устанавливать и излагать науки) были того мнения, что этот метод представляет особенность

математических наук, а другим наукам не соответствует и ими

исключается. Отсюда происходит, что такого рода авторы не

доказывают своих утверждений никакими прочными доводами, но

лишь стараются подкрепить их вероятными и правдоподобными

основаниями. Таким образом, они производят множество толстых

книг, в которых нельзя найти ничего прочно обоснованного и

достоверного и которые, напротив, наполнены спорами и

разногласиями. То, что обосновывается одним довольно слабыми

доводами, скоро потом опровергается другим и с помощью того же

оружия разрушается и выбрасывается. Таким образом, дух (душа —

mens), жадно стремящийся к непоколебимой истине, где он мог бы

обрести для себя желанное убежище и безопасно и счастливо

проехать и достигнуть искомой пристани знаний, видит себя

подверженным бесконечным колебаниям в бурном море мнений, окруженным бурями споров и волнами недостоверности, без всякой

надежды когда-нибудь избавиться от них.

К

онечно, были люди, которые держались другого мнения и из

сострадания к несчастной судьбе философии отступили от этого

обычного и всеми избитого пути изложения наук и вступили на

новый, усеянный трудностями и помехами путь, чтобы наряду с

математикой оставить потомству и другие части философии, обоснованные с математической достоверностью. Одни из них

излагали таким образом господствующую и преподаваемую в

школах философию, другие новую, найденную собственными

силами философию и передавали ее ученому миру. В течение

длительного времени эта работа многими подвергалась напрасному

осмеянию, пока, наконец, явилось самое блестящее светило нашего

века, Рене Декарт,

1

76

который, опираясь на этот метод, сначала в математике извлек из

мрака на свет то, чего не могли достигнуть древние, а его

современники могли только ожидать; затем заложил непоколебимые

основы философии и собственным примером показал, что большую

часть истин можно построить на них в математическом порядке и

очевидности. Это представляется ясным, как солнце, всем, кто

усердно принялся за его сочинения, никогда не находящие

достаточной похвалы.

П

равда, хотя сочинения этого благородного и несравненного человека

следуют способу доказательств и порядку, принятому в математике, однако они не разработаны по методу, принятому в «Элементах»

Эвклида и других геометров, в котором предпосылаются

определения, постулаты и аксиомы, а затем следуют теоремы с их

доказательствами. Метод Декарта скорее весьма отличен от метода

Эвклида, который он сам считает истинным и лучшим способом

преподавания и называет аналитическим. Ибо в конце своего

«Ответа» на «Вторые возражения» Декарт 3 различает два рода

убедительных доказательств: один – аналитический,

«показывающий истинный путь, которым предмет найден

методически и как бы а priori»; другой – синтетический, «который

пользуется длинным рядом определений, постулатов, аксиом, теорем

и проблем, так что, если оспаривать некоторые следствия, он тотчас

может показать, что они содержатся в предыдущем, и этим путем, несмотря на сопротивление и упорство читателя, вынуждает его

согласие» и т.д.

Х

отя оба эти способа обоснования ведут к достоверности, стоящей вне

всякого сомнения, однако они не для всякого равно полезны и

удобны. Большинству чужды математические науки, поэтому они не

знакомы ни с синтетическим методом, которым они излагаются, ни с

аналитическим, которым они открыты. Таким образом, они не могут

ни сами понимать, ни передавать другим того, что изложено и

убедительно доказано в этих книгах. Отсюда и происходит, что

многие, побуждаемые слепым рвением или авторитетом других, держались имени Декарта и заучили его мнения и учения, но, когда

возникает о них речь, растекаются в словах и тщетной болтовне, не

будучи в состоянии ничего доказать. Это есть то же самое, что было

и прежде и еще ныне принято у последователей перипатетической

школы 4. Чтобы прийти на

1

77

помощь этим людям, мне давно хотелось, чтобы человек, сведущий в

аналитическом и синтетическом методе, знакомый с сочинениями

Декарта и овладевший его философией, взялся за это дело и

представил в синтетической форме и обосновал обычным

геометрическим способом то, что Декарт изложил в аналитической

форме. Я и сам, хотя сознавал свою неподготовленность для столь

серьезного дела, имел намерение предпринять эту работу и даже

начал ее. Однако другие дела помешали мне продолжить это

предприятие.

П

оэтому я с большим удовольствием услышал, что наш автор, преподавая философию Декарта одному из своих учеников, диктовал

ему в форме геометрических доказательств всю вторую часть и кое-

что из третьей части Декартовых «Начал философии», а также

некоторые из важнейших и труднейших вопросов метафизики, еще

не решенных Декартом, и по настоятельной просьбе своих друзей

позволил издать продиктованное со своими исправлениями и

дополнениями. Поэтому и я присоединился к ним и охотно

предложил свое содействие, поскольку оно было необходимо при

издании. Я просил также автора изложить тем же способом и первую

часть Декартовых «Начал», чтобы все целое, представленное таким

способом, с самого начала могло быть лучше понято и встретило

большее одобрение. Видя основательность всех этих доводов, автор

не хотел отказать просьбам друзей и ожиданиям читателей и передал

мне заботы о печати и издании, потому что сам жил в деревне, далеко от города, и, таким образом, не мог наблюдать за этим

изданием.

В

от, благосклонный читатель, что предлагается тебе в этой книге, именно первая, вторая и отрывок третьей части «Начал философии»

Декарта, к которым я присоединил в виде Приложения

«Метафизические мысли» нашего автора. Однако, когда мы говорим

(как сообщается и в заголовке), что перед нами первая часть

Декартовых «Начал», то это не значит, что все, изложенное здесь в

геометрическом порядке, есть целиком содержание этой части.

Скорее содержание этой части относится лишь к наиболее важным

вопросам, касающимся метафизики, вопросам, рассматриваемым

Декартом в его «Размышлениях» (все же другое, что касается логики

или рассказывается и упоминается лишь исторически, здесь

выпущено). Чтобы лучше выполнить свою задачу, автор заимствовал

до-

1

78

словно почти все, что сам Декарт в конце своего «Ответа на вторые

возражения» изложил в геометрической форме. Таким образом, здесь

предпосланы все его определения, а среди его теорем вставлены

теоремы автора. Лишь аксиомы не всегда следуют сразу за

определениями, а только после теоремы 4, причем ради лучшего

обоснования изменен их порядок и выпущено все лишнее. Хотя

нашему автору хорошо было известно, что эти аксиомы (как это

имеет место у самого Декарта в его 7-м постулате) могли быть

доказаны подобно теоремам и могли находиться в их числе и я даже

просил его об этом, однако ввиду более важных работ, которыми он

был занят, он мог уделить этой главе лишь две недели, в течение

которых он должен был окончить этот труд. Поэтому он не мог

удовлетворить ни свое, ни мое желание и прибавил лишь краткое

объяснение, которое должно заменить место доказательства, и

отложил дальнейшую работу, касающуюся всего целого, на более

поздний срок. Если после продажи этого издания потребуется новое, то я постараюсь, чтобы автор его продолжил и окончил всю третью

часть, трактующую о видимом мире. Из этой части я здесь поместил

лишь отрывок, потому что автор должен был остановиться здесь в

своем преподавании, а я при всей краткости отрывка не мог лишить

его читателей. Чтобы это сделать надлежащим образом, следует

прибавить во второй части кое-что о природе и свойствах жидкостей, и я по мере сил позабочусь о том, чтобы автор потом исполнил это. Н

е только в расположении и объяснении аксиом, но и в доказательстве

теорем и других следствий наш автор часто уклоняется от Декарта и

пользуется способом доказательств, весьма отличным от способа

последнего. Этого не следует понимать так, будто он хотел

исправить этого знаменитого человека; скорее это сделано лишь с

целью лучше выдержать раз принятый порядок, не умножая

слишком числа аксиом. Поэтому он должен был также доказать

многое, что было выставлено Декартом без всякого доказательства, и

прибавить кое-что, совсем обойденное им.

О

днако прежде всего я хотел бы обратить внимание на то, что во всех

следующих выводах, а именно в первой и второй частях «Основ» и в

отрывке третьей части, равно как и в своих «Метафизических

мыслях», автор излагает воззрения самого Декарта, как они

изложены в его

1

79

сочинениях или как они необходимо следуют из заложенных им

оснований. Так как он обещал своему ученику преподавать

философию Декарта, то для него было вопросом совести не

отступать от его воззрений ни на вершок и не продиктовать что-

либо, не соответствующее или даже противоречащее его учению.

Поэтому не следует предполагать, что он высказывает здесь свои

собственные взгляды или лишь те воззрения Декарта, которые он сам

одобряет. Хотя некоторые из этих воззрений Декарта он признает

истинными, а некоторые положения, как он откровенно заявляет, прибавляет от себя, однако здесь находится многое, что автор

отвергает как ложное и в чем он держится другого мнения. Одним из

многих примеров этого, между прочим, является то, что сказано о

воле в схолии к теореме 15 первой части «Основ» и главе XII второй

части «Приложения» (хотя доказательства ведутся здесь с большей

тщательностью и подробностью). Ибо, по его собственному мнению, воля не отличается от рассудка и не одарена свободой, которой ее

наделяет Декарт. Именно здесь Декарт (как это явствует также из

четвертой части его «Рассуждения о методе», из второго

«Размышления» и из других мест), не приводя доказательства, допускает, что человеческая душа безусловно мыслящая субстанция.

Между тем наш автор, хотя и признает, что в мире существует

мыслящая субстанция, однако оспаривает, что она образует

сущность человеческой души. Он скорое придерживается того

взгляда, что как протяжение не ограничено никакими пределами, так

и мышление не имеет никаких границ. Поэтому, как человеческое

тело не представляет безусловного протяжения, но ограничено

определенным образом по законам протяженной природы

движением и покоем, так, заключает он, и дух, или душа человека, не

является мышлением безусловным, а известным образом

ограниченным идеями по законам мыслящей природы.

Существование мысли становится необходимым, как только

человеческое тело начинает существовать. На основании этого

определения, как он думает, нетрудно доказать, что воля не

отличается от разума и далека от того, чтобы обладать свободой, приписанной ей Декартом. Даже ее способность утверждать и

отрицать, по его мнению, лишь воображаемая, ибо помимо и вне

идей утверждение и отрицание ничего собой не представляют. Что

же касается остальных способно-

1

80

стей, таких, как рассудок, влечение и т.д., то, по его мнению, они

должны причисляться к воображаемым сущностям или по крайней

мере к понятиям, которые мы образуем путем отвлечения, как, например, понятия человечества, каменистости и другие того же

рода.

Я

не могу также обойти молчанием, что употребляемое в некоторых

местах выражение «то или иное превосходит человеческое

понимание» относится сюда же, т.е. оно употребляется лишь в

смысле Декарта, и его не следует понимать так, будто автор

высказывает это как свое собственное мнение. По мнению автора, не

только все это, но и еще более высокое и более тонкое может быть

точно и ясно понято и, более того, даже без труда объяснено, если

только наш ум для исследования истины и познания вещей пойдет по

другому пути, чем тот путь, который был открыт и испытан

Декартом. Поэтому, по его мнению, заложенные Декартом основания

наук и то, что он на них построил, недостаточны, чтобы распутать и

разрешить все затруднительные вопросы, возникающие в

метафизике, но необходимы еще другие, для того, чтобы поднять

наш разум на вершину познания.

Н

аконец (чтобы закончить это предисловие), нам хочется напомнить

читателям, что они не должны упускать из виду, что все эти

исследования публикуются лишь с целью найти и распространить

истину и побудить людей к изучению истинной, настоящей

философии. Поэтому я прошу всех: прежде чем браться за чтение

этой книги, чтобы извлечь из нее все богатые плоды (чего я им

желаю от всего сердца), восстановить некоторые пропуски и

тщательно исправить вкравшиеся опечатки, которые иногда таковы, что препятствуют пониманию доказательств и подлинных мнений

автора, как легко убедиться в этом из их списка.

К КНИГЕ

Сочтем ли мы тебя рожденной высшим духом,

Иль из источника Декарта ты исходишь,

Того, что ты вещаешь, ты одна достойна,

И слава образца тебя не озаряет.

Смотрю ли я на гений твой, иль на ученья,

Я должен твоего творца вознесть до неба.

Ты не имеешь образца до сей поры,

И образец тебе не нужен, дивный труд;

И сколь Декарт Спинозе одному обязан,

Спиноза тем обязан самому себе.

И

. Б. М. Д. 5

П

ЕРВАЯ ЧАСТЬ

В

ВЕДЕНИЕ

П

режде чем обратиться к теоремам и их доказательствам, нужно, мне

кажется, кратко изложить, почему Декарт во всем сомневался, каким

путем он достиг надежных оснований наук и каким способом он, наконец, освободился от всех сомнений. Я привел бы все это в

математическую форму, но необходимые для этого подробности, по

моему мнению, здесь скорее помешали бы правильному пониманию, учитывая тем более, что сейчас надо охватить все одним взглядом, как на картине.

И

так, чтобы по возможности предусмотрительно продвигаться в

познании вещей, Декарт попытался:

1)о

ставить все предубеждения,

2)н

айти основания, на которых можно все построить,

3)о

ткрыть причину заблуждений,

4)р

ассмотреть все ясно и отчетливо.

Ч

тобы достигнуть первого, второго и третьего, он и начинает во всем

сомневаться, но не как скептик, который не имеет другой цели, кроме сомнения, но чтобы таким образом освободить свой ум от всех

предрассудков и, наконец, отыскать прочные и непоколебимые

основания наук, которые, в случае если они существуют, не могли

бы от него ускользнуть. Ибо истинные принципы наук должны быть

столь ясны и достоверны, что они не нуждаются в дальнейшем

доказательстве, что они совершенно свободны от опасности

сомнения и что без них ничего не может быть доказано. Декарт

нашел их в результате продолжительных сомнений, после чего ему

уже было нетрудно различать истину от лжи и открыть причины

1

85

заблуждения. Так он предохранил себя от того, чтобы принимать

что-либо ложное или сомнительное за истинное и достоверное.

Н

о, для того чтобы достигнуть четвертого и последнего, т.е. понимать

все ясно и отчетливо, он придерживался основного правила: перечислить все простые идеи, из которых слагаются остальные, и

испытать каждую из них в отдельности. Ибо, полагал Декарт, если

бы он только мог ясно и отчетливо воспринимать простые идеи, то