Текст книги "Спиноза Б. Избранные произведения"
Автор книги: Андрей Майданский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 42 страниц)
5
52
С
холия 2. В Прибавлении к первой части я обещал объяснить, что
такое похвала и порицание, заслуга и преступление, справедливое и
несправедливое. Что касается до похвалы и порицания, то я изложил
это в сх. т. 29, ч. III; об остальном должно будет сказать здесь. Но
прежде следует сказать несколько слов о естественном и
гражданском состоянии человека.
К
аждый существует по высшему праву природы, и, следовательно, каждый по высшему праву природы делает то, что вытекает из
необходимости его природы. А потому каждый по высшему праву
природы судит о том, что хорошо и что дурно, по-своему заботится о
собственной пользе (см. т. 19 и 20), мстит за себя (см. кор. 2 т. 40, ч. III) и стремится сохранить то, что любит, и уничтожить, что
ненавидит (см. т. 28, ч. III). Если бы люди жили по руководству
разума, то каждый (по кор. 1 т. 35) обладал бы этим своим правом
без всякого ущерба для других.
Н
о так как люди (по кор. т. 4) подвержены аффектам, далеко
превосходящим способность или добродетель человека (по т. 6), то
часто они влекутся в разные стороны (по т. 33) и бывают противны
друг другу (по т. 34), нуждаясь между тем во взаимной помощи (по
т. 35). Поэтому, для того чтобы люди могли жить согласно и служить
друг другу на помощь, необходимо, чтобы они поступились своим
естественным правом и обязались друг другу не делать ничего, что
может служить во вред другому. Каким образом может произойти
это, а именно, чтобы люди, необходимо подверженные аффектам (по
кор. т. 4), и притом непостоянные и изменчивые (по т. 33), могли
заключить между собой обязательство и иметь друг к другу доверие, это ясно из т. 7 этой части и т. 39, ч. III, а именно из того, что всякий
аффект может быть ограничен только аффектом более сильным и
противоположным ему и что каждый удерживается от нанесения
вреда другому боязнью большего вреда для себя. При таком условии
общество может утвердиться только в том случае, если оно присвоит
себе право каждого мстить за себя и судить о том, что хорошо и что
дурно. А потому оно должно иметь власть предписывать общий
образ жизни и установлять законы, делая их твердыми не
посредством разума, который (по сх. т. 17) ограничить аффекты не в
состоянии, но путем угроз. Такое общество,
5
53
зиждущееся на законах и власти самосохранения, называется
государством, а люди, находящиеся под защитой его права, —
гражданами.
О
тсюда легко понять, что в естественном состоянии нет ничего, что
было бы добром или злом по общему признанию, так как каждый, находящийся в естественном состоянии, заботится единственно о
своей собственной пользе и по собственному усмотрению
определяет, что добро и что зло, руководствуясь только своей
пользой, и никакой закон не принуждает его повиноваться кому-либо
другому, кроме самого себя. А потому в естественном состоянии
нельзя представить себе преступления; оно возможно только в
состоянии гражданском, где по общему согласию определяется, что
хорошо и что дурно, и где каждый должен повиноваться
государству. Таким образом, преступление есть не что иное, как
неповиновение, наказываемое вследствие этого только по праву
государственному; наоборот, повиновение ставится гражданину в
заслугу, так как тем самым он признается достойным пользоваться
удобствами государственной жизни. Далее, в естественном
состоянии никто не является господином какой-либо вещи по
общему признанию, и в природе нет ничего, про что можно было бы
сказать, что оно есть собственность такого-то человека, а не другого; но все принадлежит всем, и вследствие этого в естественном
состоянии нельзя представить никакого желания отдавать каждому
ему принадлежащее или брать чужое, т.е. в естественном состоянии
нет ничего, что можно было бы назвать справедливым или
несправедливым.
И
з сказанного ясно, что справедливость и несправедливость, преступление и заслуга составляют понятия внешние, а не атрибуты, выражающие природу души. Но достаточно об этом.
Теорема 38.
Т
о, что располагает тело человеческое таким образом, что оно
может подвергаться многим воздействиям, или что делает его
способным действовать многими способами на внешние тела, полезно человеку, и тем полезнее, чем способнее делается им тело
подвергаться многим воздействиям и действовать на другие тела
многими способами; и на-
5
54
оборот, вредно то, что делает тело менее способным к этому.
Д
оказательство. Чем способнее к этому делается тело, тем способнее
делается душа к восприятию (по т. 14, ч. II); поэтому то, что
располагает тело таким образом и делает его способным к этому, необходимо хорошо или полезно (по т. 26 и 27), и тем полезнее, чем
способнее к этому может сделаться тело, и наоборот (по той же т. 14, ч. II, обращенной, и по т. 26 и 27), вредно, если оно делает тело менее
способным к этому; что и требовалось доказать.
Теорема 39.
Ч
то способствует сохранению того способа движения и покоя, какой
имеют части человеческого тела по отношению друг к другу, то
хорошо; и наоборот – дурно то, что заставляет части
человеческого тела принимать иной способ движения и покоя
относительно друг друга.
Д
оказательство. Тело человеческое (по пост. 4, ч. II) нуждается для
своего сохранения в весьма многих других телах. А то, что
составляет форму человеческого тела, состоит в том, что его части
сообщают некоторым определенным способом свои движения друг
другу (по опр. перед леммой 4 после т. 13, ч. II). Следовательно, то, что способствует сохранению того способа движения и покоя, какой
имеют части человеческого тела относительно друг друга, сохраняет
и форму человеческого тела и, следовательно (по пост. 3 и 6, ч. II), делает человеческое тело способным подвергаться многим
воздействиям и действовать многими способами на внешние тела; а
потому это (по пред. т.) хорошо. Далее, то, что заставляет части
человеческого тела принимать иной способ движения и покоя, то (по
тому же опр., ч. II) заставляет человеческое тело получать иную
форму, т.е. (как это само собой ясно и как было замечено в конце
предисловия этой части) заставляет человеческое тело разрушаться
и, следовательно, делаться совершенно неспособным подвергаться
многим воздействиям, и потому это дурно; что и требовалось
доказать.
С
холия. Насколько это может приносить пользу или вред душе, это
будет объяснено в пятой части. Здесь должно заметить, что, по
моему понятию, тело подвергается
5
55
смерти тогда, когда его части располагаются таким образом, что они
принимают относительно друг друга иной способ движения и покоя.
Ибо я не осмеливаюсь отрицать, что человеческое тело без
прекращения кровообращения и прочего, по чему судят о
жизненности тела, может тем не менее измениться в другую
природу, совершенно от своей отличную. Я не вижу никакого
основания полагать, что тело умирает только тогда, когда
обращается в труп. Самый опыт, как кажется, учит совершенно
другому. Иногда случается, что человек подвергается таким
изменениям, что его едва ли возможно будет назвать тем же самым.
Так, я слышал рассказ об одном испанском поэте, который заболел и, хотя затем и выздоровел, однако настолько забыл свою прежнюю
жизнь, что рассказы и трагедии, им написанные, не признавал за свои
и, конечно, мог бы быть принят за взрослого ребенка, если бы забыл
также и свой родной язык. Если же это кажется невероятным, то что
же мы должны сказать о детях, природу которых взрослый человек
считает настолько отличной от своей, что его нельзя было бы
убедить, что он когда-то был ребенком, если бы он не судил о себе
по другим. Но, чтобы не давать суеверным людям материала для
возбуждения новых вопросов, я предпочитаю более не говорить об
этом.
Теорема 40.
Ч
то ведет людей к жизни общественной, иными словами, что
заставляет людей жить согласно, то полезно, и наоборот, дурно
то, что вносит в государство несогласие.
Д
оказательство. То, что заставляет людей жить согласно, заставляет
их вместе с тем жить по руководству разума (по т. 35), а потому (по
т. 26 и т. 27) это хорошо, и наоборот (на том же основании), дурно
то, что возбуждает несогласие; что и требовалось доказать.
Теорема 41.
У
довольствие, рассматриваемое прямо, не дурно, а хорошо; неудовольствие же, наоборот, прямо дурно.
Д
оказательство. Удовольствие (по т. 11, ч. III с ее сх.) есть аффект, который увеличивает способность тела к дей-
5
56
ствию или благоприятствует ей; неудовольствие же, наоборот, есть
аффект, которым способность тела к действию уменьшается или
ограничивается; а потому (по т. 38) удовольствие прямо хорошо и
т.д.; что и требовалось доказать.
Теорема 42.
В
еселость не может быть чрезмерной, но всегда хороша, и наоборот
– меланхолия всегда дурна.
Д
оказательство. Веселость (см. ее опр. в сх. т. 11, ч. III) есть
удовольствие, состоящее, поскольку оно относится к телу, в том, что
все части последнего подвергаются аффекту одинаково, т.е. (по т. 11, ч. III) в том, что способность тела к действию увеличивается или
способствует таким образом, что все части его сохраняют между
собой то же самое отношение движения или покоя; поэтому (по
т. 39) веселость всегда хороша и не может быть чрезмерной.
Меланхолия же (см. ее опр. в той же сх. т. 11, ч. III) есть
неудовольствие, состоящее, поскольку оно относится к телу, в том, что способность тела к действию вообще уменьшается или
ограничивается; поэтому (по т. 38) она всегда дурна; что и
требовалось доказать.
Теорема 43.
П
риятность может быть чрезмерной и дурной, боль же может
быть хорошей постольку, поскольку приятность или удовольствие
бывают дурными.
Д
оказательство.
Приятность есть удовольствие, состоящее, поскольку оно относится к телу, в том, что одна или несколько
частей последнего подвергаются аффекту преимущественно перед
другими (см. опр. приятности в сх. т. 11, ч. III). Могущество этого
аффекта может быть таково, что он (по т. 6) будет превосходить
другие действия человека и упорно овладеет им и потому будет
препятствовать телу быть способным к восприятию многих других
воздействий; поэтому она (по т. 38) может быть дурна. Далее, боль, которая, наоборот, составляет неудовольствие, рассматриваемая сама
в себе, не может быть хорошем (по т. 41). Но так как ее сила и
возрастание определяются соотношением могущества внешней
причины
5
57
с нашей собственной способностью (по т. 5), то (по т. 3) мы можем
представить себе бесконечное число родов и степеней силы этого
аффекта и, следовательно, представить его таковым, что он может
препятствовать приятности быть чрезмерной и через это (по первой
части этой теоремы) препятствовать телу делаться менее способным, и постольку боль будет поэтому хороша; что и требовалось доказать.
Теорема 44.
Л
юбовь и желание могут быть чрезмерны.
Д
оказательство. Любовь (по 6 опр. аффектов) есть удовольствие, сопровождаемое идеей внешней причины. Таким образом (по сх. т.
11, ч. III), приятность, сопровождаемая идеей внешней причины, есть
любовь, и следовательно (по пред. т.), любовь может быть
чрезмерной. Далее, желание бывает тем больше, чем больше тот
аффект, из которого оно возникает (по т. 37, ч. III). Поэтому, как
аффект (по т. 6) может превосходить остальные действия человека, точно так же и желание, возникающее из этого аффекта, может
превосходить остальные желания и вследствие этого быть таким же
чрезмерным, как и приятность (что мы показали в пред. т.); что и
требовалось доказать.
С
холия. Веселость, которую я назвал хорошей, легче себе
представить, чем наблюдать в действительности. Ибо те аффекты, которыми мы ежедневно волнуемся, в большинстве случаев
относятся к какой-либо одной части тела, которая подвергается
воздействию преимущественно перед другими. Вследствие этого
аффекты бывают в большинстве случаев чрезмерны и так
привязывают душу к созерцанию какого-либо одного объекта, что
она не в состоянии мыслить о других; и хотя люди и подвержены
многим аффектам и вследствие этого редко бывает, чтобы кто-либо
постоянно волновался одним и тем же аффектом, однако же есть и
такие, которые упорно бывают одержимы одним и тем же аффектом.
В самом деле, мы видим, что иногда какой-либо один объект
действует на людей таким образом, что, хотя он и не существует в
наличности, однако они бывают уверены, что имеют его перед собой, и когда это случается с человеком бодрствующим, то мы говорим, что он сумасшествует или безумствует. Не менее безумными
считаются и те, которые пылают любовью и дни и ночи мечтают
только
5
58
о своей любовнице или наложнице, так как они обыкновенно
возбуждают смех. Но когда скупой ни о чем не думает, кроме
наживы и денег, честолюбец – ни о чем, кроме славы, и т.д., то мы
не признаем их безумными, так как они обыкновенно тягостны для
нас и считаются достойными ненависти. На самом же деле скупость, честолюбие, разврат и т.д. составляют виды сумасшествия, хотя и не
причисляются к болезням.
Теорема 45.
Н
енависть никогда не может быть хороша.
Д
оказательство. Мы (по VI т. 39, ч. III) стремимся уничтожить того
человека, которого ненавидим, т.е. (по т. 37) стремимся сделать
некоторое зло. Следовательно, и т.д.; что и требовалось доказать.
С
холия 1. Должно заметить, что в этой теореме и последующих я
разумею только ненависть к людям.
К
оролларий 1. Зависть, осмеяние, презрение, гнев, месть и другие
аффекты, относящиеся к ненависти или возникающие из нее, дурны, что явствует также из т. 39, ч. III, и т. 37 этой части.
К
оролларий 2. Все, к чему мы чувствуем влечение, будучи одержимы
ненавистью, постыдно и в государстве несправедливо. Это ясно
также из т. 39, ч. III, и из определения постыдного и несправедливого
в сх. т. 37.
С
холия 2. Между осмеянием (которое, как я сказал в кор. 1, дурно) и
смехом я признаю большую разницу. Смех точно так же, как и
шутка, есть чистое удовольствие, и, следовательно, если только он не
чрезмерен, сам по себе (по т. 41) хорош.
К
онечно, только мрачное и печальное суеверие может препятствовать
нам наслаждаться. В самом деле, почему более подобает утолять
голод и жажду, чем прогонять меланхолию? Мое воззрение и мнение
таково: никакое божество и никто, кроме ненавидящего меня, не
может находить удовольствия в моем бессилии и моих несчастьях и
ставить нам в достоинство слезы, рыдания, страх и прочее в этом
роде, свидетельствующее о душевном бессилии. Наоборот, чем
большему удовольствию мы подвергаемся, тем к большему
совершенству мы переходим, т.е. тем более мы становимся
необходимым образом причастными
5
59
божественной природе. Таким образом, дело мудреца пользоваться
вещами и, насколько возможно, наслаждаться ими (но не до
отвращения, ибо это уже не есть наслаждение). Мудрецу следует, говорю я, поддерживать и восстановлять себя умеренной и приятной
пищей и питьем, а также благовониями, красотой зеленеющих
растений, красивой одеждой, музыкой, играми и упражнениями, театром и другими подобными вещами, которыми каждый может
пользоваться без всякого вреда другому. Ведь тело человеческое
слагается из весьма многих частей различной природы, которые
беспрестанно нуждаются в новом и разнообразном питании, для того
чтобы все тело было одинаково способно ко всему, что может
вытекать из его природы и, следовательно, чтобы душа также была
способна к совокупному постижению многих вещей. Таким образом, указанный строй жизни является всего более согласным и с нашими
началами и с общим обычаем. Поэтому, если и есть другие образы
жизни, то этот все-таки самый лучший, и его всячески должно
советовать, а яснее и подробнее говорить об этом нет нужды.
Теорема 46.
Ж
ивущий по руководству разума стремится, насколько возможно, воздавать другому за его ненависть, гнев, презрение к себе и т. д., напротив, любовью или великодушием.
Д
оказательство. Все аффекты ненависти дурны (по кор. 1 пред. т.); а
потому живущий по руководству разума будет стремиться, насколько возможно, не волноваться аффектами ненависти (по т. 19) и, следовательно (по т. 37), будет стремиться, чтобы и другой не
находился под этими аффектами. Но (по т. 43, ч. III) ненависть
увеличивается взаимной ненавистью и, наоборот, может быть
уничтожена любовью так, что перейдет в любовь (по т. 44, ч. III).
Поэтому живущий по руководству разума стремится воздавать
другому за его ненависть и т.д., наоборот, любовью, т.е.
великодушием (опр. которого см. в сх. т. 59, ч. III); что и требовалось
доказать.
С
холия. Кто желает отмщать за обиды ненавистью, тот ведет, конечно, жалкую жизнь. Наоборот, кто старается покорить ненависть
любовью, тот ведет эту борьбу, конечно, радостно и спокойно; он
одинаково легко противо-
5
60
стоит как одному человеку, так и многим и всего менее нуждается в
помощи счастья. Кого он побеждает, тот уступает ему с
удовольствием и не с потерей сил, но с увеличением их. Все это с
такой ясностью следует из одних определений любви и разума, что
нет нужды доказывать сказанное в отдельности.
Теорема 47.
А
ффекты надежды и страха сами по себе не могут быть хороши.
Д
оказательство. Нет аффектов надежды и страха без неудовольствия.
Ибо страх (по 13 опр. аффектов) есть неудовольствие, а надежда (см.
объяснение 12 и 13 опр. афф.) не существует без страха. И, следовательно (по т. 41), эти аффекты не могут быть хороши сами по
себе, но лишь постольку, поскольку они могут ограничивать
чрезмерное удовольствие (по т. 43); что и требовалось доказать.
С
холия. К этому должно прибавить, что эти аффекты указывают на
недостаток познания и бессилие души; по этой же причине и
уверенность, отчаяние, радость и подавленность составляют
признаки духа бессильного. Ибо хотя уверенность и радость и
составляют аффекты удовольствия, однако они предполагают, что им
предшествовало неудовольствие, именно надежда и страх. Таким
образом, чем более мы будем стремиться жить по руководству
разума, тем более будем стремиться возможно менее зависеть от
надежды сделать себя свободными от страха, по мере возможности
управлять своей судьбой и направлять наши действия по
определенному совету разума.
Теорема 48.
А
ффекты превозношения и презрения всегда дурны.
Д
оказательство. Эти аффекты (по 21 и 22 опр. аффектов) противны
разуму, а потому (по т. 26 и т. 27) – дурны; что и требовалось
доказать.
Теорема 49.
П
ревозношение легко делает превозносимого человека гордым.
5
61
Д
оказательство. Если мы увидим, что кто-либо вследствие любви
ставит нас выше, чем следует, мы (по сх. т. 41, ч. III) легко станем
гордиться, иными словами (по 30 опр. аффектов), подвергнемся
удовольствию и легко будем верить всему хорошему, что о себе
слышим (по т. 25, ч. III). А потому мы станем ставить себя
вследствие любви к самим себе выше, чем следует, т.е. (по 28
опр. аффектов) легко станем гордиться; что и требовалось доказать.
Теорема 50.
С
острадание в человеке, живущем по руководству разума, само по
себе дурно и бесполезно.
Д
оказательство.
Сострадание (по 18 опр. аффектов) есть
неудовольствие и вследствие того (по т. 41) само по себе дурно.
Добро же, из него вытекающее и состоящее в том, что мы (по кор. 3
т. 27, ч. III) стремимся освободить человека, которого нам жалко, от
его несчастья, мы желаем делать по одному только предписанию
разума (по т. 37); и лишь по предписанию разума мы можем делать
что-либо, что мы знаем наверное за хорошее (по т. 27). А потому
сострадание в человеке, живущем по руководству разума, само по
себе дурно и бесполезно; что и требовалось доказать.
К
оролларий. Отсюда следует, что человек, живущий по руководству
разума, стремится, насколько возможно, не подвергаться
состраданию.
С
холия. Кто обладает правильным знанием того, что все вытекает из
необходимости божественной природы и совершается по вечным
законам и правилам природы, тот, конечно, не найдет ничего, что
было бы достойно ненависти, осмеяния или презрения, и не будет
никому сострадать; но, насколько дозволяет человеческая
добродетель, будет стремиться, как говорят, поступать хорошо и
получать удовольствие. К этому должно прибавить, что тот, кто
легко подвергается аффекту сострадания и трогается чужим
несчастьем или слезами, часто делает то, в чем после сам
раскаивается, – как вследствие того, что мы, находясь под влиянием
аффекта, не делаем ничего такого, что знаем наверное за хорошее, так и потому, что легко поддаемся на ложные слезы. Я говорю это
главным образом о человеке, живущем по руководству разума. Ибо, кто
5
62
ни разумом, ни состраданием не склоняется к поданию помощи
другим, тот справедливо называется бесчеловечным, так как (по
т. 27, ч. III) он кажется непохожим на человека.
Теорема 51.
Б
лагорасположение не противно разуму, но может быть согласно с
ним и возникать из него.
Д
оказательство. Благорасположение есть любовь к тому, кто сделал
добро другому (по 19 опр. аффектов). А потому оно может
относиться к душе, поскольку она называется активной (по т. 59, ч. III), т.е. (по т. 3, ч. III) поскольку она познает; и следовательно, оно
согласно с разумом и т.д.; что и требовалось доказать.
И
наче. Кто живет но руководству разума, тот желает другому того же
добра, к которому сам стремится (по т. 37). Поэтому, когда он видит, что кто-либо делает другому добро, то его стремление делать добро
находит себе поддержку, т.е. (по сх. т. 11, ч. III) он подвергается
удовольствию, и притом (по предположению) сопровождаемому
идеей о том, кто сделал другому добро, и потому (по 19
опр. аффектов) он чувствует к нему расположение; что и требовалось
доказать.
С
холия. Негодование сообразно нашему определению его (см. 20
опр. аффектов) необходимо дурно (по т. 45). Но должно заметить, что когда высшая власть из присущего ей желания сохранять мир
наказывает гражданина, нанесшего обиду другому, то я не говорю, что она негодует на этого гражданина, так как она наказывает его не
из возбужденного ненавистью стремления погубить его, но
движимая уважением к общему благу.
Теорема 52.
С
амодовольство может возникнуть вследствие разума, и только то
самодовольство, которое возникает вследствие разума, есть самое
высшее, какое только может быть.
Д
оказательство. Самодовольство есть удовольствие, возникающее
вследствие того, что человек созерцает самого себя и свою
способность к действию (по 25 опр. аффектов). Но истинная
способность человека к действию, иначе добродетель, есть самый
разум (по т. 3, ч. III), который
5
63
человек (по т. 40 и 43, ч. III) созерцает ясно и отчетливо.
Следовательно, самодовольство возникает из разума. Далее, человек, созерцая самого себя, воспринимает ясно и отчетливо или адекватно
только то, что вытекает из его способности к действию (по опр. 2, ч. III), т.е. (по т. 3, ч. III) что вытекает из его способности к
познанию. А потому только из такого самосозерцания возникает
самое высшее самодовольство, какое только может быть; что и
требовалось доказать.
С
холия. Самодовольство, действительно, есть самое высшее, на что
только мы можем надеяться, ибо (как мы показали в т. 25) никто не
стремится сохранять свое бытие ради какой-либо цели. А так как это
самодовольство (по кор. т. 53, ч. III) от похвал все более и более
увеличивается и укрепляется и, наоборот (по кор. 1 т. 55, ч. III), порицанием все более и более смущается, то отсюда понятно, почему
нас всего более привлекает слава и почему мы едва в состоянии
влачить жизнь в позоре.
Теорема 53.
П
риниженность не есть добродетель, иными словами, она не
возникает из разума.
Д
оказательство. Приниженность (по 26 опр. аффектов) есть
неудовольствие, возникающее вследствие того, что человек
созерцает свое бессилие. А так как человек, поскольку он познает
самого себя через истинный разум, предполагается постигающим
свою сущность, т.е. (по т. 7, ч. III) свою способность, то если он, созерцая самого себя, постигает свое бессилие в чем-нибудь, то это
происходит не потому, что он познает себя, но (как мы показали в
т. 55, ч. III) потому, что его способность к действию ограничивается.
Так что, предполагая, что человек представляет свое бессилие
вследствие того, что познает что-либо могущественнее самого себя, познанием чего он определяет свою способность к действию, мы
представляем себе этим только то, что человек познает себя самого
отчетливо (по т. 26), а это увеличивает его способность к действию.
Поэтому приниженность или неудовольствие, возникающее из того, что человек созерцает свое бессилие, возникает не из истинного
созерцания или разума и составляет не добродетель, а состояние
пассивное; что и требовалось доказать.
5
64
Теорема 54.
Р
аскаяние не составляет добродетели, иными словами, оно не
возникает из разума; но тот, кто раскаивается в каком-либо
поступке, вдвойне жалок или бессилен.
Д
оказательство. Первая часть этой теоремы доказывается так же, как
предыдущая. Вторая же явствует из простого определения этого
аффекта (см. 27 опр. аффектов). Ибо подобный человек сначала
дозволяет победить себя дурному желанию, а затем неудовольствию. С
холия. Так как люди редко живут по руководству разума, то эти два
аффекта, именно приниженность и раскаяние, и кроме них надежда и
страх приносят более пользы, чем вреда; а потому если уже
приходится грешить, то лучше грешить в эту сторону. В самом деле, если бы люди, бессильные духом, все одинаково были объяты
самомнением, то они не знали бы никакого стыда и не боялись бы
ничего, что могло бы подобно узам объединить и связать их друг с
другом. Чернь (толпа – vulgus) 18 страшна, если сама не боится.
Поэтому не удивительно, что пророки, которые заботились не о
частной пользе, а об общей, так настойчиво проповедовали
приниженность, раскаяние и благоговение. И действительно, люди, подверженные этим аффектам, гораздо легче, чем другие, могут
прийти к тому, чтобы жить, наконец, по руководству разума, т.е.
сделаться свободными и наслаждаться жизнью блаженных.
Теорема 55.
В
еличайшее самомнение или самоунижение есть величайшее незнание
самого себя.
Д
оказательство. Это ясно из 28 и 29 опр. аффектов.
Теорема 56.
В
еличайшее самомнение или самоунижение указывает на величайшее
бессилие духа.
Д
оказательство. Первая основа добродетели есть (по кор. т. 22) самосохранение и притом (по т. 24) самосохранение по руководству
разума. Таким образом, тот, кто не знает самого себя, не знает
основы всех добродетелей, а
5
65
следовательно, и их самих. Далее, действовать по добродетели (по
т. 24) есть не что иное, как действовать по руководству разума, и (по
т. 43, ч. II) действующий по добродетели необходимо должен знать, что он действует по руководству разума. Таким образом, тот, кто
страдает величайшим незнанием самого себя, а следовательно (как
мы только что показали) – и всех добродетелей, всего менее
действует по добродетели, т.е. (как это ясно из опр. 8) в высшей
степени бессилен духом, а потому (по пред. т.) величайшее
самомнение или самоунижение указывает на величайшее бессилие
духа; что и требовалось доказать.
К
оролларий. Отсюда самым ясным образом следует, что люди, объятые самомнением и самоуниженные, всего более подвержены
аффектам.
С
холия. Однако самоунижение может быть легче исправлено, чем
самомнение, так как последнее составляет аффект удовольствия, первое же – неудовольствия, и потому (по т. 18) второе сильнее
первого.
Теорема 57.
О
бъятый самомнением любит присутствие прихлебателей или
льстецов, присутствие же людей прямых ненавидит.
Д
оказательство. Самомнение (по 28 и 6 опр. аффектов) есть
удовольствие, возникшее вследствие того, что человек ставит себя
выше чем следует, и такому мнению человек, объятый самомнением, будет стремиться способствовать насколько возможно (см. сх. т. 13, ч. III). Поэтому такие люди будут любить присутствие
прихлебателей или льстецов (их определения опущены, так как они
слишком известны), а присутствия людей прямых, которые знают им
настоящую цену, будут избегать; что и требовалось доказать.
С
холия. Было бы слишком долго перечислять здесь все зло, возникающее из самомнения, ибо люди, объятые самомнением, подвержены всем аффектам, но всего менее аффектам любви и
сочувствия. Но нельзя умолчать здесь о том, что мнящим о себе
называется также и тот, кто ставит других ниже, чем того требует
справедливость, а потому в этом смысле самомнение должно быть
определено
5
66
к
ак удовольствие, возникшее вследствие ложного мнения, именно
вследствие того, что человек считает себя выше других.
Самоунижение же, противоположное такому самомнению, должно
было бы быть определено как неудовольствие, возникшее из
ложного мнения, именно из того, что человек уверен, будто он ниже
других. Признав это, мы легко поймем, что человек, объятый
самомнением, необходимо бывает завистлив (см. сх. т. 55, ч. III) и
всего более ненавидит тех, кого всего более хвалят за их
добродетель; что его ненависть к ним не легко победить любовью и
благодеянием (см. сх. т. 41, ч. III) и что он находит удовольствие
только в присутствии тех, которые льстят его бессильному духу и из
глупого делают безумным. Хотя самоунижение и противоположно
самомнению, однако самоуниженный весьма близок к объятому
самомнением. Ибо так как его неудовольствие возникает вследствие
того, что он судит о своем бессилии по способности или добродетели
других, то его неудовольствие, следовательно, ослабится, т.е. он
будет чувствовать удовольствие, если его воображение будет занято
созерцанием чужих недостатков; отсюда родилась известная
пословица: «Несчастному утешение иметь товарищей по несчастью».
И, наоборот, он будет чувствовать тем большее неудовольствие, чем
более будет чувствовать себя ниже других. Отсюда происходит то, что никто не бывает так склонен к зависти, как люди
самоуниженные, что они стремятся подмечать поступки людей более
для того, чтобы злословить их, чем для того, чтобы исправлять, и, наконец, что они хвалят только самоунижение и гордятся им, однако
таким образом, чтобы тем не менее казаться самоуниженными. И все
это вытекает из означенного аффекта с той же необходимостью, как
из природы треугольника следует, что три угла его равны двум
прямым; и я уже сказал, что я называю эти и подобные им аффекты
дурными только в рассуждении одной человеческой пользы. Но
законы природы обнимают собой общий естественный порядок, часть которого составляет человек; это я заметил здесь мимоходом, чтобы кто-либо не подумал, будто я хотел рассказывать здесь о
пороках и нелепых поступках людей, а не показывать природу и
свойства вещей. Ибо, как я сказал в предисловии к третьей части, я
рассматриваю человеческие аффекты и их свойства точно так же, как
