355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анатолий Злобин » Дом среди сосен » Текст книги (страница 34)
Дом среди сосен
  • Текст добавлен: 31 октября 2016, 02:47

Текст книги "Дом среди сосен"


Автор книги: Анатолий Злобин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 39 страниц)

СКОЛЬКО ВЕСИТ ТОННА?..
МОНОЛОГ ПЕРВЫЙ

Пришел я к вам за истиной, а вместо того обрел лишь новые сомнения. Нет, успокаивать меня не надо, волнение есть наилучший способ самовыражения. И не вы причина моего смятения – отнюдь. Сколько мы знакомы? Час, полтора? Но я испытываю к вам полную доверительность и потому готов излиться. Вы мне показали все, что у вас есть, так что и я ответно...

О да, ваша экспозиция производит огромное впечатление. Все эти меры и веса – прекрасно подобрано, оформлено со вкусом и знанием дела. Я надолго запомню: набор бронзовых эталонов от двух фунтов до двух пудов, хлебные весы, безмен, образцовый аршин, питейные меры. Один золотник чего стоит, какая тонкая работа. Теперь я запомню: в золотнике 4,26 грамма, недаром говорили: «Мал золотник, да дорог». А другие страны: китайские лены, египетские ротли в виде подков, венецианский фунт, прусский разновес – тут есть над чем задуматься.

Конечно, я слышал, что Дмитрий Иванович Менделеев был управляющим Главной палаты мер и весов и всячески распространял метрическую систему. Как он сказал? Повторите еще раз, пожалуйста, я запишу: «...и через то посодействуем общей пользе и будущему желанному сближению народов. Нескоро, понемногу, но оно непременно придет. Пойдем же ему навстречу».

Удивительно по-современному звучит. Слова высокой мудрости.

И наконец, главное. Благодаря вам я увидел вашу святыню – эталон килограмма, за этим, собственно, и прилетел.

А покоя все равно нет! Больше того, вы будто растравили меня. У вас идеальный порядок, высочайшая точность, стерильная чистота – еще бы: живете при эталоне. Это как образец белой поверхности, который вы показали мне в круглом зале. А у меня полнейший ералаш, низший класс точности, если продолжить сравнение – образец черной поверхности, который вы при себе не держите, да и кому он нужен – черный образец?

Нет покоя! Да, вы угадали, со мной случилось ЧП, чрезвычайное происшествие, несчастье или катастрофа, личное или общественное – сам не могу разобраться. Во всяком случае, я уже предупрежден нашим директором о своем служебном несоответствии. Вы, разумеется, понимаете, что означает такой приказ, он у меня в кармане. Надо спасаться самому или спасать общее дело, тут я тоже сам не знаю... Сам-то я не пропаду. Наш Тяжмаш не один на свете, перейду в легкую промышленность, не ради легкой жизни, естественно. А вот общее дело...

Я уже говорил вам, что работаю на Тяжмаше в Энске ведущим конструктором. Буровые машины, дробилки, экскаваторы, прокатные станы, блюминги – ведем огромное дело! Каждая машина уникальна и не похожа на предыдущую. А если смотреть по отчетам и планам? Тонны механоизделий. Иной раз такую тонну изобретем, что от такого делания волосы на голове дыбом...

Простите, я, может быть, несколько бессвязен, перескакиваю мыслью, но сейчас вы все поймете. Вот вы показали мне ваш главный эталон из платины и иридия. Он у вас хранится в условиях полной термостатики, за тремя дверьми, под семью замками. Точность вашего килограмма исключительна – единица в минус девятой степени, так? Я не ошибся? К нему никто руками не смеет прикоснуться, вы дыхнуть на него боитесь. А мы? Что мы делаем с металлом? Как мы это делаем?..

Теперь, посмотрев на ваш килограмм, я хочу задать вам всего один-единственный вопрос: сколько, по-вашему, весит тонна?

Вы улыбаетесь. Ну, разумеется, я понимаю, вопрос на первый взгляд звучит нелепо. Все знают, сколько она весит, дети это во втором классе проходят. Помимо того, вес и масса – это различные физические понятия, можете не поправлять. Все верно, но оказывается, что общепринятая метрическая система на нашем Тяжмаше не имеет силы закона. Знаете ли вы о том, что у нас имеются самые разные тонны: тяжелые, легкие и даже наилегчайшие, которые вообще не имеют веса. Это вам уже не желанная общая польза, о которой говорил Дмитрий Иванович, а полная бесполезность, словом, наш тяжмашевский разновес.

Как? Вы еще сомневаетесь? Да я на заводе с этими тоннами четверть века работаю.

Я недаром о станах заговорил, как раз их я и проектирую. Металла мы не жалеем. А у меня родилась мечта – пожалеть. Сконструировать такой стан, чтобы он был мощный, прочный и одновременно легкий, сэкономить металл стране. Это же розово-голубая мечта всей жизни. Пять лет горел своей идеей, вынашивал, искал, не буду вдаваться в технические подробности, они для моей исповеди не суть важны.

Наконец проект готов. Общий вес стана сократился против обычного на 18 процентов, все-таки цифра. Получил авторское свидетельство, иду к нашему директору, чтобы он восхитился моей работой и дал бы на нее свое добро. Наш директор, Иван Иванович, властный человек, про себя мы его зовем Иван II, потому что до него у нас тоже был Иван, только Петрович.

Короче, пришел. А у него как раз совещание, вернее, даже не совещание, а, как у нас говорят: аукцион, дешевая распродажа. Запускают в производство блюминг.

Директор спрашивает:

– Переходим к следующей позиции. Сколько весит рама?

– Полторы тысячи тонн, – отвечает главный инженер проекта. Иван II постепенно вскипает:

– Мало! На такой раме мы плана не вытянем. Кто даст больше? Раз, два... – и карандашиком по столу постукивает. – Кто больше?

– Одна тысяча семьсот.

– Одна семьсот, принято. Кто больше? Раз, два...

– Тысяча восемьсот пятьдесят.

– Раз, два... Больше нет? Три! Принято. Переходим к станине. Сколько?

– Две двести...

– О чем вы думали? Или не знаете, что план есть государственный закон и мы должны уметь бороться за тонны? Раз, два...

– Две четыреста, – кричит главный инженер проекта, а сам покраснел как рак.

– Еще! Еще!

– Две с половиной, больше не натянем.

– Даю вам две шестьсот. Это же не швейная машина, а блюминг. Какие там нагрузки. Раз, два...

– Хорошо, Иван Иванович, постараемся сделать две шестьсот.

Вот так наши тонны делаются, а вы мне про свой эталон.

Понял я, что в грозную минуту явился, решил в другой раз.

А в другой раз – новый аукцион. Предлагается дать такую тонну, чтобы в ней было не меньше двух. Тут одна команда – утяжелить. Снова ретируюсь на исходные позиции.

В конце месяца обратная картина: штурм! Тут уже нужны легкие тонны, в которых меньше трудоемкости и больше весу. Иван II бушует из кабинета по всем телефонам:

– Кузница? С вас причитается к концу дня пятьсот сорок тонн.

– Никак, не сможем, Иван Иванович.

– А рейки для буровых?

– Они на тот квартал запланированы. И без того весь склад завален рейками.

– Я дважды повторять не привык. Чтоб рейки были, ясно?

– Уж куда яснее, Иван Иванович.

Звонок в литейку: немедленно дать самые доходные отливки. И будут они потом на складе ржаветь. Зато тонн набрали на полный план.

Простите, о чем вы спросили? Вам не ясно, для чего устраивается подобный аукцион? Проще простого. Ваш эталон – килограмм. А у нас свой кумир – тонна. В ней и планируется наш план: дать, скажем, за год двести тысяч тонн механоизделий – и баста! Вот мы и гонимся за весом, а не за изделиями. Даем машины тяжелее, чем они могли бы быть – а нам за это прогрессивка, почет. Дали тяжелый стан. На нем будут катать лист. У прокатчиков план тоже в тоннах, и лист, который они катают, имеет плюсовые и минусовые допуски, это называется поле допусков. Значит, и прокатчикам выгоднее дать лист потяжелее, они и гуляют по плюсовому полю. Потом из этого листа будут делать трубы, там тоже выгодно иметь лист потолще, у трубников-то ведь тот же кумир – тонна.

Теперь ясно? Получается настоящая цепная реакция взаимной «выгоды» и всеобщего расточительства. Я утверждаю, что вес любой нашей машины, любого проката, любых труб безо всякого ущерба можно снизить на 5—10 процентов. Страна получит на этом экономию 10 миллионов тонн металла. Кстати, академик Целиков сделал тот же расчет и получил схожую цифру – только с обратной стороны: ежегодный перерасход металла в стране те же 10 миллионов.

Что же было дальше с моим станом, да? Выбрал час подобрее, решился пойти. Развернул листы, докладную. Наш директор был действительно в добром расположении: кончилось полугодие, дали победный рапорт, получили премии за все свои утяжеления. Выслушал мой Иван II, посмотрел и говорит:

– Хорошо, Сергей Петрович, я лично займусь вашей плодотворной деятельностью. Авторское, говорите, получили? Хорошо, хорошо. Пока можете идти.

И через день получаю приказ о служебном несоответствии. Я-де плохой патриот завода, ставлю «дядины» интересы выше заводских и так далее. Сформулировано, конечно, по-другому, но смысл именно таков, не преувеличиваю.

Получил приказ через курьера. Слава богу, что на стенку не вывесили, а то ведь сраму на весь Тяжмаш.

Стороной прослышал, что буду прощен и даже повышен, если увеличу вес стана в полтора раза. Ну, для этого никакого конструкторского таланта не надо: вешай тонны, где только можно.

Тем же путем я передал Ивану II, что ни на какие компромиссы не пойду.

Война объявлена.

Получил приказ, забрал проект и поехал к вам за истиной. У вас эталон килограмма. А нельзя ли с его помощью и тонну сделать эталоном? А то как наш труд мерить? Никто не знает. Одни предлагают в качестве измерителя условную тонну, другие говорят: надо мерить тонну по ее трудоемкости. И доказывают: тонна тонне – рознь. Одно изделие весом в тонну будешь неделю делать, а другую тонну за день сварганишь... Третьи утверждают, что просто тонна и без того хороша, не надо никаких перемен. Так и получается, что наша тонна вообще определенного веса не имеет, будто она в невесомости.

Мне мой приятель говорит:

– На кого ты полез, Сергей? На что замахнулся? Раз нам планируют тонны, значит, это и есть определяющий эталон. Разве у нас металла в стране нет? Даем стали больше, чем Америка. Что с этим металлом делать? Солить его, что ли? Вот и гоним его в дело.

– Если бы, – отвечаю ему, – самолеты планировались бы тоже в тоннах – ни один не взлетел бы.

– У нас, слава богу, не самолеты, а Тяжмаш. Наши машины не летают. Они на земле стоят. И обязаны стоять прочно. А земля любой вес выдержит. Так что наш эталон от земли идет.

– Абсолютный вес стана не имеет никакого значения. Если ты действительно хочешь экономию навести, то экономь на серийной продукции: на ножах, вилках, ложках. Их же выпускают сотни миллионов штук, миллиарды... На каждой вилке хотя бы по грамму, знаешь, сколько это получится? Вилка вообще должна быть невесомой, такую вилку и в руки приятно взять...

– А вдруг ножи и вилки тоже в тоннах планируются? Как же быть тогда с вилочным планом?

– Ты проверь и внеси предложение. Дарю. Еще одно авторское свидетельство заработаешь.

– Спасибо. А ты знаешь, например, сколько наша тонна весит в Америке?

– Зачем мне это знать? У них стихийная экономика.

– Так знай, семьсот пятьдесят килограммов. На такое же изделие у них уходит меньше металла.

– Опять мудришь? На Луне твоя тонна весила бы и того меньше – всего сто шестьдесят шесть килограммов.

– Все равно я докажу свою правоту. Буду бороться. Поеду в Палату мер и весов.

– Нашел куда ехать.

Тут мой приятель действительно прав. Я, натурально, понимаю, что вы не всемогущий, но начать решил именно с вас, ибо вы и есть главный хранитель. Вы тут ловите миллиардные доли грамма, а у нас тонны летят на ветер, одной стружки в стране производится миллион тонн в год. Ну стружка еще куда ни шло, ее можно снова в дело пустить, а искусственно утяжеленные машины, прокат, трубы, слитки – это уже прямая потеря, ее ничем не восполнишь.

Эталоны меры и веса существуют, их должно иметь и хранить. Вот у разных народов были разные меры длины: метры, футы, аршины. И родилась мудрая пословица: «Не мерь на свой аршин». А у нас на Тяжмаше обратная цель получается – только на свой аршин и меряем.

Поэтому я и спрашиваю: где же истина? В чем она?

МОНОЛОГ ВТОРОЙ

Извините, Сергей Петрович, что я посмотрел на часы. У меня на 15.00 назначена экскурсия, так что я на всякий случай – время еще есть. К нам ведь многие приходят: студенты, академики, метрологи. Даже заморские гости нас посещают. И я все наши богатства перед гостями раскрываю, как перед вами раскрыл.

Не скажу, чтобы ваша исповедь привела меня в сильное изумление, я ведь тут больше сорока лет работаю, все ступени прошел, был сначала младшим хранителем, потом старшим, а теперь я есть главный хранитель килограмма, так что мне многое довелось повидать и выслушать, но все же, признаюсь, с подобными исповедями не часто приходят. Меня больше взволновала ваша личная судьба и особенно этот приказ...

Я, безусловно, не берусь за такую задачу, чтобы объяснить вашу тоннажную чехарду с научной точки зрения, очевидно, на данном этапе это вообще невозможно сделать, но все же в меру своих сил и возможностей постараюсь развеять ваши сомнения.

Кажется, я говорил вам уже, что мы сидим в кабинете Менделеева, где он проработал последние 15 лет своей жизни. Тогда это было еще Депо образцовых мер. Дмитрий Иванович и преобразовал его в Главную палату мер и весов.

Менделеев разработал теорию взвешивания, но сейчас, я думаю, он вас вообще не понял бы, – о таких парадоксах вы говорили. А я ваш современник. Я вас не только понимаю, но и сочувствую вам. У нас с вами общие радости, общие заботы и проблемы.

Видите ли, мы не только храним эталон, но и создаем новые. По образцовому эталону мы путем сличения производим вторичные, по вторичным – рабочие, которые и направляются во все концы страны для практического применения.

И вот рождается проблема. Оказывается, произвести на свет вторичный эталон совсем не такая простая задача. Главный эталон у нас имеет точность до девятого знака, вторичные эталоны – только до восьмого, а рабочие – уже до седьмого знака. Чем ближе к жизни, тем меньше точность. А тонну – при нынешнем уровне техники – мы можем взвесить лишь с точностью до третьего знака. Вот именно, на шесть порядков меньше. Или иными словами – тонна взвешивается в миллион раз менее точно, нежели килограмм, более точные весы для торговли или для транспорта мы еще не научились создавать. Видите, какой огромный разрыв между эталоном и реальностью.

Для эталона мы создали идеальные условия: чистый воздух, термостатику. Под весами особый фундамент, независимый от здания: 15 метров бетона. В жару и холод у весов постоянная температура. А сами в своих лабораториях мерзнем. Здание построено еще в прошлом веке, давно пора менять всю отопительную систему – и не можем. Это тоже наша печальная реальность. Видите, и мне захотелось излиться перед вами, хотя что там наши микропроблемы перед вашими...

Но вернемся к моему эталону. Я вам говорил, у нас много народу бывает. Приходит как-то один посетитель.

– Я, – говорит, – торговый работник и пришел к вам за помощью и советом.

– Слушаю вас, – отвечаю.

И он рассказывает мне следующую историю. Будучи в городе Ненашенске, он видел, как там работала буфетчица при местном ресторане. Он стоял в очереди и лично наблюдал. За 8 минут буфетчица разлила литровую меру с водкой на 13 порций по сто грамм. Потом он приехал в родной Энск и увидел другую буфетчицу, которая за 7 минут разлила такую же бутылку уже на 14 порций по сто грамм.

– Вот это рекорд! Эталон работы и производительности, – восхитился мой посетитель.

– Простите, – отвечаю, – но это есть эталон обмана и воровства.

А он свое продолжает.

– Да, я знаю, вы литром не ведаете. Но прошу вас, Станислав Федорович, сначала выслушайте меня. Я человек скромный, но сумел бы отблагодарить. Мне нужен эталон килограмма, но такой, чтобы в нем было восемьсот тридцать три грамма.

– Почему именно восемьсот тридцать три грамма? – спрашиваю.

– Я же повторяю, я человек скромный. И состою при винограде. Если у меня будет эталон на восемьсот тридцать три грамма, я каждый десятикилограммовый ящик с виноградом смогу развешивать на двенадцать порций по килограмму, мне больше не надо, о нашенском рекорде я не мечтаю.

Прогнал я его. Схватил наш образцовый аршин:

– Даю вам тридцать секунд, чтобы вы исчезли.

Растворился посетитель. Вы не находите, что тут имеется некая аналогия с вашими тоннами, ведь делая утяжеленные машины, вы, по сути, тоже обвешиваете, воруете металл у государства, не так ли? Вы согласны...

Правда, давно это было, лет двенадцать назад. Сейчас всюду пружинные весы. Но воры и теперь остались. Только нынче они работают по-современному. В прошлом году меня приглашают в ОБХСС. Я удивился – чего ради? Просят дать консультацию. Оказывается, на городском складе обнаружена утечка сахара и вот уже три года не могут установить причину и раскрыть преступников. Что? Вы подумали, что там подмачивают сахар? О, это слишком примитивно, такое дело раскрыли бы за три дня. А тут три года не могут.

Я спрашиваю:

– Как же я могу раскрыть вам преступника, я же не специалист.

– Мы просим вас об одном: проверьте складские весы и дайте свое заключение.

Я дал согласие, занялся весами.

А там двухтонные весы. На одних приемщик принимает сахар от железной дороги или с машин. На других отпускает сахар по районным базам. Тонну же, как я вам уже говорил, мы можем измерить с точностью до третьего знака. Это значит, что весы имеют допуск плюс-минус одна десятая процента, то есть килограмм на тонну. Именно этим обстоятельством и воспользовались расхитители сахара. Приемочные весы они тонко настроили на плюсовой допуск, а те, на которых отпускали тот же товар, – на минусовый допуск. Весы, повторяю, двухтонные. Следовательно, принял на плюсовой настройке 2002 килограмма, а на минусовой отпустил на базу 1998. Каждая такая операция приносила им 4 килограмма. А за день там проходят сотни тонн, им – центнеры.

В ОБХСС сильно были удивлены. Первое время даже не знали, как поступить. Ведь весовщики работали вполне по правилам, никакой статьи закона вроде и не нарушали. За что их привлекать? Ну, разумеется, вы догадались – за незаконный сбыт не принадлежащего им товара. Опять аналогия, говорите? Какая же? Ах да, после допусков на прокате. Катаю угловую сталь с толщиной полки в 4 миллиметра вместо трех? Это же допуск 33 процента, так что сахарные расхитители, можно сказать, младенцы перед вашими прокатчиками, у ваших размах в 330 раз шире.

Мои расхитители сахара получили по заслугам. А ваши прокатчики заработали премию? Да? Интересно – и весьма.

Вы совершенно правильно сказали об эталоне человеческих отношений. Еще Дмитрий Иванович говорил: «Мера и вес – суть главные орудия познания». Эталон человеческих отношений нам ой как необходим. Только вот как его измерить? Какую единицу для него создать? Признаюсь вам, я тоже об этом думал не раз. Правда, называл это для себя несколько по-иному: эталон нравственных отношений между людьми. Тут уже имеются общепринятые понятия, которые можно использовать для измерения – долг, совесть. Но снова возникает вопрос об единице измерения. А главное: где и как ее хранить, эту единицу совести? И через какую меру ее выразить? Масса? Длина? А может быть, вольтаж?

В технике мы достигаем все большей точности. Секунду можем измерить с невероятной точностью. А в человеческих отношениях никак не можем достичь хотя бы приблизительной. Вы говорите: есть эталон? Уголовный кодекс? Но это же для преступников, это аномалия.

Вы прекрасно рассказали про своего Ивана II, я так и вижу его перед глазами. Он расхищает, ну, скажем мягче, перерасходует металл, но совесть у него при этом чиста, он хорошо спит по ночам и не терзается вашими проблемами. Более того, он уверен, что делает благое дело. Тонна есть его единственный нравственный эталон, а на самом деле это не эталон, а фетиш.

Бога ради. За что меня благодарить? Что такое я вам сказал, какую истину раскрыл?

Ну что ж, я рад, что вам сделалось легче. Спасибо вам, тоже отвел с вами душу. Куда вы теперь – в Госплан? Понимаю вас и одобряю: коль вы начали бороться, надо идти до конца.

Постойте, еще минуту, Сергей Петрович. У меня родилась небольшая идея. Вы говорили, что приказ о вашем несоответствии у вас в кармане. Если вас не затруднит, покажите его. Так я и думал – стоит собственноручная подпись вашего директора. Теперь я предлагаю: давайте пройдем к нашим кварцевым микровесам и точно установим, сколько весит подпись вашего Ивана II.

Беру клочок бумаги, взвешиваю его. Сколько на шкале деления? Четыреста десять – так и запишем. Переношу подпись вашего директора своей авторучкой с теми же чернилами на взвешенный клочок. Я чужих подписей подделывать не умею, лишь повторяю написание букв, мне важно одно, чтобы расход чернил был примерно одинаков.

Итак, готово! И даже похоже, говорите? Тем лучше. Следите внимательнее, сколько теперь делений? 543. Все верно. Следственно, подпись вашего директора занимает 133 деления. Переводим на метрические меры, это будет 0,0092 миллиграмма.

Вот сколько весит подпись вашего Ивана II, так и можете передать ему. Видите, как я развеселил вас. Ну что вы? Повторяю, не стоит благодарности. Ведь мы с вами соратники, оба боремся за эталон нравственности.

Спасибо, я слышу, часы бьют три раза. Сейчас прибудет моя экскурсия, студенты художественного училища. Желаю вам счастливого пути, может, доведется снова встретиться, и вы расскажете мне о своих грядущих победах.

А мне пора к моим экскурсантам.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю