Текст книги "Дом среди сосен"
Автор книги: Анатолий Злобин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 39 страниц)
СОВРЕМЕННЫЕ СКАЗКИ
ЭТОТ МЛАДЕНЕЦ АКОПЯН
Интересно вам, почему этот Акопян младенец? Да, да, тот самый, Гран-При, триумф в Париже, всемирный маг и чародей Арутюн Акопян. Как? Вы видели его только по телевизору? Совсем не то впечатление, уверяю вас. А я смотрел на него в концерте, да еще из первого ряда. О, тут есть на что поглядеть. Негромко играет музыка, великий маг в черном фраке, движения его округлы, пластичны, вкрадчивы. Двигаясь по сцене, маг напевает бессловесную песенку и словно бы подкрадывается к вам, колдуя.
– Я обманываю честно, – говорит он. – Смотрите!
И начинает свой коронный номер с платочком. Бумажный кулек, свернутый из газетной четвертушки, пестренький платочек – вот и все атрибуты. Ничего лишнего, отвлекающего, никакой экзотики. Он дает вам в руки подержать четвертушку, чтобы вы лично убедились, что это обыкновенная газета. На ваших глазах свертывает из четвертушки кулечек и, продолжая заунывно напевать, извлекает из кулька свой платочек, которого, вы сами видели, там не было.
Подброшенный вверх платочек мягко колышется в воздухе, он словно бы возник из воздуха. А маг ловит его и сует в кулек. Раз, два – платочек исчез, кулек развернут, газетка пуста. Пожалуйста, он может повторить на бис, из пустого кулька снова возникает платочек и столь же послушно уходит в ничто.
Впечатление потрясающее, маг спокоен, слегка улыбается. Только пальцы его мелко дрожат от сверхчеловеческого напряжения, из первых рядов это отчетливо видно. За этот свой возникающий платочек Акопян получил Гран-При на всемирном фестивале магов в Париже. Обставил прославленных магов современности, а ведь туда со всего света тоже не младенцы приехали. Но победил все-таки наш...
Но теперь я вас спрашиваю: сумеет ли этот всемирный маг сотворить из воздуха детский комбинат на триста мест или на худой конец склад для столярки стоимостью в шестьсот тысяч? Вот видите, вы тоже усомнились. Зато я не сомневаюсь: такой фокус Акопяну в самом голубом сне не приснится. А для нас это повседневные будни.
Кто я? Нет, это не секрет. Я не маг и не чародей. Рядовой труженик. Фамилия моя вам ничего не скажет, потому ее лучше опустить; я человек скромный, всемирной славой не пользуюсь и, откровенно говоря, не ищу ее. Зовут меня Иван Семенович.
Дальше увольте. Давайте договоримся: я не спрашиваю вас, кто вы такой, какой у вас номер паспорта. А вы не спрашиваете, кто я. Что можно, я сам открою. Иван Семенович, заместитель начальника строительства – вас это устраивает? Был в свое время начальником, позже по случаю болезни самостоятельно перешел в замы, впрочем, об этом немногие знают. И больше никаких вопросов. Лишь при таком условии наш разговор может пойти начистоту. Мы едем в одном купе, дорога неблизкая, а поговорить есть о чем.
Стройка моя не такая громкая, это вам не КамАЗ и даже не Усть-Илимская ГЭС, но и мы миллионами ворочаем. А строим мы мосты, прогоны и прочие воздушные сооружения. Что значит воздушные? Потерпите немного, узнаете.
Строители – народ кочевой. А коль мы кочуем от места к месту, то все время новую крышу над головой созидаем, нам за это особая доплата идет, мостовые или воздушные, как вам больше нравится.
Несколько лет назад получил я внеклассный мост через великую сибирскую реку. Красавец объект – на пять лет работы.
Создаем на берегу реки временный поселок, производственную базу. А базы собственной нам вроде бы и не полагается, ибо имеется такое великое изобретение века, как кооперация. Это даже в учебниках записано: все необходимое мы должны получать по кооперации. Однако реальная действительность не каждый раз с учебником сходится.
Вот мы и подошли вплотную к воздушным сооружениям. Растет у будущего моста поселок, поселок же состоит из домов, а на всякий дом мне нужна столярка для рам, дверей и прочей надобности. И должен я ту столярку по кооперации получать равномерно в течение всего года и прямо с колес ее в дело пускать. А ко мне весной приходит семь вагонов прекрасной столярки, сразу на весь год. Это еще счастье, что она впереди срока пришла, а то и наоборот происходит.
Итак, выгрузили мы столярку под наше родное сибирское небо, склада-то для нее нет, не запланирован он. От нас ведь с первого года основные объемы требуют: кубы земли, бетона, пролеты. И правильно требуют, мы обязаны вперед рваться, и потому нам просто некогда со всякими там тылами возиться. Но тут прикинул я с начальником производства: дома мы сдадим лишь в конце года. Где до той поры столярку держать?
– Погниет она у нас под брезентом, – говорит мой начальник производства. – Надо склад делать.
– Как его проведем? – спрашиваю, хотя такие наивные вопросы можно не задавать.
Делаем по науке. Вызываю техотдел, заказываю им проект, составляем с финансистами смету; всего лишь держу я те бумаги в личном сейфе, чтобы до поры никто не знал, что такое мы строим. Растет во дворе этакая элегантная воздушная коробочка. Это вам не шелковый платочек!
Раз, два – коробочка готова. Заносим в нее столярку, и всем становится ясно, что у нас возник склад, его ведь не спрячешь в газетный кулек, хоть мы и пытаемся прикрыть его всякими бумажками.
А склад продолжает стоять на земле и утверждаться. Кое-кому очень сильно мозолит глаза это позорное явление. Словом, обнаружилась добрая душа, написала письмо в народный контроль. И приходят ко мне народные же контролеры, два симпатичных таких товарища. Склад им, естественно, нравится – для себя же строили.
Вздыхают:
– Пишите объяснительную...
Не играет в мою честь музыка, никакого тебе Гран-При, ну хоть поощрительного. Вместо этого являюсь я в народный контроль, получаю выговор.
В этом и фокус. Но ведь я и склад ради пользы строил, чтобы родную столярку спасти. Зачем же, спрашиваю вас, меня при этом все время в пятый угол загоняют? Чьей пользы ради?
Ладно, за народное добро мне выговора не жалко. Зато теперь склад оприходован, сделался законным, можно творить дальше.
Что? Вы подумали, будто из-за этого выговора я и стал не начальником, а замом? Если бы. В замы я превратился по болезни. Вы тоже болельщик? За «Локомотив» болеете? А я за наши родные «Крылья Советов». И был у нас, доложу вам, классный форвард по группе «Б», футболист высшей марки, наш Колотов. Состоял он в нашем штате старшим экономистом, забивал такие штучки, глаз не оторвешь.
Приходит он однажды ко мне:
– Я у вас три года работаю, прошу повышения.
– Что ты просишь?
– Да немного, хоть бы начальником отдела, мне ведь тоже расти надо.
А у меня, как назло, ни одной свободной вакансии. Включил его в ближайший список на премию, однако, чувствую, остался недоволен мой Колотов. Конечно же, переманили его в ваш «Локомотив» на должность начальника отдела. Теперь он в наши ворота голы забивает. Наконец открылась у нас вакансия, моего зама взяли на повышение в соседний трест. Зову на переговоры бывшего любимца.
– Иди к нам, есть вакансия.
– Какая? – спрашивает.
– Будешь моим заместителем.
– Нет, – говорит, – теперь я на это не согласный, меня уже в группу «А» зовут.
– На что же ты согласен?
– А согласен я быть начальником строительства. Мне на прошлой неделе предлагали идти на директора завода, но я патриот вашей стройки, через вас вырос, так что зачем мне директором, мне приятнее начальником строительства.
– А я куда же? – спрашиваю.
– А вы на мое место, замом моим. Я, конечно, буквально на вашу должность не претендую, можете оставаться в своем кабинете и руководить по-прежнему, как руководили. А я буду лишь числиться и являться каждого второго и семнадцатого, я человек скромный, меня ноги кормят.
Не сразу я решился, однако ничего не поделаешь, пришлось согласиться ради наших родных «Крылышек». Так и сделался собственным замом, об этом почти никто не ведает: ни Москва, ни жена законная.
Что? Изволите мне не верить? Про воздушный склад поверили, а про Колотова не верите? Как вам угодно. Может, я и про воздушный склад заливаю, а вы и уши развесили.
Говорю святую правду: стал собственным замом. И, знаете, почувствовал себя совсем иначе. Другая степень ответственности. Свободным я стал, раскованным, смелым. Лишь в новой должности я и развернулся по-настоящему.
Продолжаем мы строить мосты, один сдаем, другой начинаем, все время у нас мосты в работе. Объемы нам из года в год повышают, но замечаю – рабочих рук стало недоставать. Тут мне экономисты докладывают: в нашем временном поселке постоянно проживают семь тысяч человек и есть триста пар свободных рабочих рук, которые сидят дома и бьют баклуши по той жизненной причине, что нет у нас детских учреждений. Был бы у нас детский комбинат, завтра пришли бы на работу. Только комбинат, да еще детский, не запланирован.
Сначала мы хотели по закону. Обращаемся с письмом в министерство, хоть ответ известен заранее: нет средств.
Собрались на узкий семейный совет. Если нельзя по закону, не выйдет ли поперек? Не осилим ли детский комбинат из воздуха? Это же не склад под столярку. Это же дети. Как мы их скрывать будем?
Сотворили проект. Разумеется, индивидуальный. Как мы можем взять типовой, если строить будем совсем нетиповым методом? И, слава богу, проект у нас вышел что надо: свободная планировка и компоновка, даже мозаику пустили по стенам, не детский комбинат, а воздушный замок, честно говорю.
Приступили к натуре. Главное условие при этом – полное сохранение секретности. От всех и вся, от верхов и низов, от народных контролеров и Стройбанка. Как же иначе? Едва в поселке узнают, что мы возводим детский комбинат, тут же начнется давка и очередь, и непременно найдется доброхот, который доложит по инстанции.
Обнесли площадку забором. Копаем котлован, начинаем кладку. Даже рабочие не знают, что они кладут. Пока можно было, мы и старшему прорабу не открывались. Строим автомотомастерские – такая у нас была обнародованная версия.
А площадка, надо заметить, на самом лучшем месте. Пригорок и рощица под боком: для детей же! И растет наш тайный комбинат у всех на виду.
Первый удар нанесла нам одна многодетная мамаша. Написала письмо в исполком – это же безобразие, в центре поселка строят автомотомастерские, чем будут дышать наши дети?
Прибыла первая комиссия – от местной власти. Ну, с ними мы быстро уладили: виноваты, недоучли, если нельзя автомотомастерские, создадим на этом месте пекарню. Хлеб-то, он местной власти необходим.
Переключились на «пекарню». А надо вам сказать, что нас частенько разные столичные гости визитами угощают. И каждый считает своим святым долгом проявить интерес:
– Что это у вас за забором растет, Иван Семенович?
Я кому как: пекарня, гараж, трамвайное депо, котельная, универсам «Рассвет», бассейн «Москва», а вообще-то это будет асфальтно-протяжной цех... Как-то обронил в сердцах:
– Строим по разнарядке исполкома шелкоткацкий цех, шелковые платочки будем выпускать для всех всемирных магов и чародеев.
Лишь один из гостей попрекнул:
– Зачем же котельную в центре поселка? Как это ты визу санинспекции получил?
– Слушаюсь, – отвечаю. – Исправим. Как только построим, тут же на окраину передвинем.
А у самого не только от санинспекции, вообще никаких виз не имеется, только на забор и было у нас законное разрешение.
Конечно, мало радости так прикидываться, но наша ложь во имя детской истины, поэтому я просто обязан терпеть.
Тут я нюхом чую – на это особое чутье надо иметь – назревает опасность со стороны Стройбанка. Что-то там они пронюхали и готовят санкции. А у нас к тому времени приключился некоторый перерасход по фондам, ибо и за воздушные сооружения приходится платить вполне реальной монетой.
Но я тридцать лет состою в строительных рядах, и великая мудрость не мною открыта – безвыходных положений не бывает. К тому мы и призваны...
Вот и выход. Приходит разнарядка на пять новых «Волг», для строителей-передовиков. Звоню в Стройбанк:
– Как жизнь? Движемся вперед? А если на новой «Волге», сто сорок в час, не быстрее ли? Можем уступить...
Теперь директор Стройбанка – они до этого долго ждали машину – мимо нас на такой скорости мчится, что ничего не успевает заметить.
Откуда мы материалы берем, спрашиваете? Сразу видно, что вы не строитель, это же в первом строительном классе нынче проходят. Из фондов жилья, из основных, если удается. У постройкома тоже денежки водятся, или имеется при каждой уважающей себя организации фонд НТО, научно-технического общества, мы же в век научно-технической революции проживаем.
Прибывают из центра две дамочки, в аккурат по линии НТО. Мы дамочек немедленно на катер и вверх по реке, а там уже архиерейская уха кипит, «Плиска» наизготове.
Блат, говорите? Нет, я думаю: ныне блат устарел. Это до войны было – по блату. Потом пошли связи. А теперь это называется: личные контакты. Вполне по-современному.
Одним словом, строим.
Один остается выход: скорей к сдаче, пока комиссия чемоданы собирает и удочки для нашей реки готовит. Перебросили на объект все наличные силы, штурмуем день и ночь во имя подрастающего поколения.
Подошел комбинат под крышу, пора открываться. На дворе уже детские грибочки стоят всем на диво.
Отправляюсь лично в министерство с покаянием. Вооружен до зубов бумагами, вот копии писем, которые мы вам неоднократно писали, вот ходатайство исполкома, расчет рабсилы и прочая. Примите у нас детский комбинат и отпустите с миром.
События нарастают.
– А перерасход фонда зарплаты? – спрашивает заместитель министра, к которому я прибыл за покаянием, он еще про котельную у меня допытывался.
– Некоторый перерасход имеется, – отвечаю. – Создали комбинат на триста мест, стоит он четверть миллиона, очень трудно было сделать без перерасхода.
– Ловко ты меня обманул, – отвечает замминистра с подозрительным смехом. – Ишь ты, какую котельную сочинил, с козликами...
Хотел я ему ответить на манер Акопяна: «Я обманываю честно». Однако промолчал. Он продолжает:
– Ты так ловко всех провел, что эта коробочка ни под что другое теперь не годится. Ладно, дадим тебе на следующий год десять тысяч с вводом комбината.
– Помилуйте, – кричу, – что можно на десять тысяч сделать?
– Так ты все уже сделал. На детскую мебель как раз хватит.
– Спасибо, – говорю. – Дайте хоть разнарядку на мебель.
– Дадим, дадим. И не только разнарядку. За перерасход ответишь на коллегии.
Живу в гостинице «Россия», хожу по театрам и концертным залам, жду, когда и мне песенку споют.
Приходит мой день и час. В проекте мне записан строгий выговор, что ж, такие выговоры носить почетно. Только в натуре вышло еще хлестче, кто бы мог этакое загадать. Доложили на коллегии все как полагается. Выступает тот самый заместитель, уж очень он гневен, что я его вокруг пальца с котельной обвел. Громогласно разоблачает меня: мы призваны возводить мосты, а вместо этого нам подсунули комбинат для производства младенцев. Где государственная дисциплина и строжайшая экономия? И требует при этом самых суровых санкций.
Но тут «сам» голову поднимает.
– И долго вы свой комбинат строили?
– Полгода, – отвечаю, не ведая, куда он клонит.
– Хорошо, – говорит. – Детский комбинат дал вам триста рабочих, а для рабочих рук нужна работа, так?
– Точно так, – отвечаю.
– Тогда имеется такое предложение, – заключает «сам». – Дадим мы ему не выговор, а дадим ему вне плана еще один мост с вводом в следующем году. Кто за это предложение?
Я аж вспотел от такого оборота, взмолился.
– Как же мы вне плана мост построим? Ведь такого еще на свете не бывало.
– А как вы детский комбинат построили. Так и новый мост сотворите. Вы же у нас Акопяны.
И записали в решении: указать на «недопустимость» и дать мне еще один мост.
И принялись мы возводить новый мост. Полгода сижу на объекте, стройка кипит, жена проклинает.
Поднатужились – и сотворили! Нам премии, грамоты. Теперь мы с музыкой, и к нам за опытом ездят: научите нас, маленьких. Доброхоты утверждают, что скоро сам Акопян к нам за опытом пожалует. Что ж, мы такое найдем, что и Акопяну показать не стыдно будет. Но прежде я попрошу его:
– Раскройте свой секрет, каким манером вы платочек из кулька достаете? Очень ловко у вас получается.
Нас ценят. Мы на коне. И в доказательство этого приходит телеграмма от министра: выделить нам на новый год уже два моста сверх плана.
Два сверхплановых моста – представляете!
Слушайте! Колеса по-другому застучали. Вышли из кривой на уклон, сейчас будет мост. Слышите? Тут и колеса говорят по-своему. Не говорят – звенят, поют. Песня двух берегов, соединенных мною, разве ради этого не стоит жить! Но слишком скоро та песня поется.
Мосты, мосты... Мы вперед, мосты назад. Так стремительно несемся к цели, что все мосты сжигаем за собой. Десять-пятнадцать мостов – смотришь, вышел на последний пролет, а там уже иной, неведомый берег... Но я вам признаюсь: устал ходить в передовиках. Что же тут объяснять? – тут тоже свой фокус: чем сильнее ты тянешь, тем больше на тебя наваливают. Я вам комбинат, а мне за это мост, я вам мост, мне за это два моста.
Сказать вам, куда я сейчас еду? На свой последний мост. И еду затем, чтобы провалить его, фигурально, разумеется. Решил я с треском завалить свой объект. Сорву план – и выскользну из передовой обоймы. Мне дадут за срыв очередной выговор, зато я получу пять лет спокойной жизни, а там уже и пенсия, последний мой пролет...
Как провалю, спрашиваете? Малоинтересное занятие. Тут своего ума не надо, чужим придется обходиться. Делай все по учебнику, надейся на великую кооперацию. Нет поставки – сиди и жди. Сверх прислали – сваливай под небо или отсылай обратно, как требует одна инструкция. Не дали машин – терпи. А в папке десять страховочных телеграмм: я предупреждал. Главное, никакой инициативы. А я горел. Я слишком долго рисковал, ходил над пропастью. Чего ради? Вот и наш форвард, который в моих начальниках числится, тоже из моды выходит, не та уже пробивная сила в его ноге. Он уже намекал: пора, мне, мол, на тренерскую, в профессионалы. А это значит, хочешь не хочешь, а снова я становлюсь начальником строительства. Круг замкнулся. Больше я не имею права на риск.
А колеса стучат, стучат...
ПО ТУ СТОРОНУ ПРИЛАВКА
Что я говорила, нас уже закрывают на обед. Да не страдай ты, не погонят – тетя Даша ведь видит, ты со мной. И покупателей почти не осталось.
Слушай, ты не очень спешишь? Прекрасно, тогда шествуй за мной. Смелей, через прилавок, налево, не оглядывайся – для тебя это предмет вожделения, для нас просто товар. Теперь сюда. Видишь, где я живу. Так называемый мой кабинет, проще говоря – каморка. А я величаю ее творешником – творю здесь отчеты и сводки.
Втиснулась? Теперь взгромождайся на сей табурет или седлай стремянку, как тебе удобнее.
Кира, неужели это ты? Смотрю, у полки копается родная мордаха, и глазам не верю. Да, у нас сейчас прогрессивная форма, разрешаем покупателям шарить по полкам, самообслуживание гуманитарным товаром. Бывает, конечно, кое-что растворяется, но что не сделаешь ради прогресса, да и девочки мои на страже...
Сколько же мы с тобой не виделись, Кира? Девять лет. Ой, не говори, умоляю тебя. У меня даже теория есть: в нашем веке течение времени ускорилось, только физики еще не успели зафиксировать этого. Но ведь были письма, Кира, мы же с тобой переписывались? А потом заглохло...
Ты права, к девяти надо прибавить еще пять. Четырнадцать лет, как мы кончили родную Плехановку. Помнишь выпускной вечер? Дамский вальс, распределение по городам, секреты и мечты. В тот вечер Александр сделал мне предложение. А теперь Светочке уже двенадцать. И твоему Андрюше столько же? Вот видишь, мы с тобой кандидатки в бабушки.
Слышала о твоих успехах. Ушла в чистую науку, но там, увы, такие же земные страсти. А я хлебнула практики – на всю жизнь. Да успокойся ты, достану твоего ненаглядного Канта, я же обещала. У меня имеется одна интеллигентная вдова на примете, является регулярно, по-моему, она существует на эти книги, так я с ней поговорю.
Что да, то да. Тут у меня тишина и умиротворенность. Забьюсь сюда, как мышка, и вся суетность уходит. Двадцать стеллажей – мудрость всех веков, наций, сословий. Лестно находиться в таком соседстве, будто сама умнеешь.
Ты про это? Сама видишь: «В мире мудрых мыслей», второе издание. Лично я предпочитаю первоисточники. Хочешь поиграть? Называй страницу. Шестьдесят вторая, шестая строка снизу? Сейчас проверим твою интуицию. «Что человек делает, таков он и есть». Георг Вильгельм Фридрих Гегель, это из первого тома, ранние произведения, но уже умел формулировать. Великая мысль должна быть простой, иначе она не усвоится потребителем. Вот и узнали все про себя: что мы с тобой делаем, то мы и есть. Ты остепенилась, я в творешнике сижу. И прогрессивка идет. На оборот не жалуемся. На мудрые мысли сейчас повышенный спрос, особенно когда они в красивом корешке. Ведь и ты забрела к нам за мудростью. Сейчас у нас другая беда: мудрость выпускают малыми тиражами и в ограниченном ассортименте. Поэтому приходится прибегать к формам комиссионной торговли: мудрость совершает дополнительный оборот. А нам план.
Лучше не говори, Кира, насчет планов я теперь ученая. Видишь Почетную грамоту на стене? Остатки былой роскоши. За этот план я ее и получила, еще в Энске. Как, ты ничего не слышала об этой истории? Ни словечка? В таком случае приготовься, получишь изрядную порцию ощущений.
Вот тебе поведаю. Увы, никакого романа не было, так, попутный эпизод. Ну, теперь ты ухватилась! Не страдай: рост, голос, галстук – все при нем, но это я тебе по ходу действия.
Главный роман был с другим – с универмагом! Ты же помнишь, я получила распределение в Энск.
Город я знала. В Энске жила моя тетя, я часто ездила туда на каникулы. Старинный русский город с перспективой роста. Заводы, институты, драмтеатр – все вполне пристойно. А главное – река, красивая набережная, парк, пляжи. Из-за этой реки я и рухнула. Когда нам нечем объяснить собственные неудачи, мы с радостью хватаемся за любое оправдание.
Но я уже забегаю.
Мы поехали в Энск, поселились у тети. Александр устроился в проектном институте, я же романтично попросилась на самый трудный участок. Начальник управления торговли лишь улыбнулся на это и направил меня в городской универмаг, дали мне секцию зонтиков. Город расположен в зоне повышенной влажности, осень затяжная, на полках же и намека на зонтики не видать, одни синтетические накидки, да и те уже выходили из моды.
С этой прозы начался главный роман моей жизни.
Ирония: прошусь на самый трудный участок – и попадаю на зонтики. Впрочем, оказалось совсем не просто. Как я буду торговать зонтиками, если их в природе не существует? И знаешь, вывернулась-таки. О, тут способ простой, никаких хитростей: вышла на прямую связь с поставщиком, поехала на одну фабрику, на другую, заключила прямые договора. Конечно, это тебе не японский артикул, но тем не менее кое-что, все-таки не крышка от кастрюли, а главное, не промокает и слышно, как дождик шуршит над головой.
Три года держу со своей секцией первое место по универмагу. Меня посылают на курсы по повышению. Учусь, возвращаюсь обратно. Нам с Александром квартиру дали, теперь мы уже автономная семья, предаемся благосостоянию.
Дочь растет, муж защитился, получил завлаба, что еще мудрому желать? А меня все гложет что-то глухое и затягивающее. Мечтаю мир удивить. Облако у меня такое было: пухлое, радужное. Взберусь на облако своих грез и парю в неизвестном направлении.
Так в моих облачно-радужных смятениях прошло несколько лет. По-прежнему цепко держусь за первое место, заработала переходящее Красное знамя. В моем распоряжении уже не единственно зонтики, а вся галантерея, мужская и женская. Так что и возможностей стало больше. У меня, вообрази себе, появляются завистники,вернее, завистницы.
И вот наступает мой год. Совершенно точно, это было ровно пять лет назад. Значит, ты что-то слышала? Краем уха? Зато сейчас слушай в оба.
Была у нас директриса. Опытная, властолюбивая, уже в годах, дважды бабушка. И пошли неприятности с оборотом: поставки срываются. Директриса перенервничала, у нее обширный инфаркт, спустя две недели повторный, с осложнениями. Крупнейший в области универмаг остается без руководителя.
Вызывает меня начальник управления торговли и с первого слова огорошивает:
– Нина Петровна, принимайте универмаг.
У меня сердечко застучало: не подвело-таки мое облако, всплывает предо мной. Но я держусь, веду игру на повышение:
– Что вы, Афанасий Семенович? Справлюсь ли?
– Я давно к вам присматриваюсь, Нина Петровна, вы должны справиться, не можете не справиться. А вы что, сомневаетесь?
– Я сомневаюсь, утвердят ли меня?
– Это будет зависеть от вас. Завтра же принимайте дела.
Правда, пока я и. о. – исполняю обязанности, – но это, как говорится, детали.
Жизнь завертелась. Ты только представь, Кира, в тридцать два года получить внеразрядный универмаг на шестьсот торговых мест с оборотом на десятки миллионов рублей.
В тот год, который мне по наследству достался, правда, не очень-то удалось выкрутиться, хотя я из кожи лезла. Типичный разрыв между покрытием и фондами. Плана дают на десять миллионов, а товара имеется на восемь. Спрашивается, чем покрыть разрыв?
Достала партию немецких пальто, югославские сапожки, нашу синтетику, но мало, мало. Потребитель у нас ненасытен, это же буквально какая-то бездонная бочка, а не потребитель. Но он уже становится разборчивым, ему подавай дефицит, самую что ни на есть модную тряпку. У нас в райторге работает один старикан, сорок лет сидит на торговле, зубы на ней съел. Он и говорит:
– Есть лишь один способ ликвидировать очереди – забить полки неходовыми товарами. А вы, Нина Петровна, сознательно создаете давку в своем магазине. Зачем вам это?
Мне бы прислушаться к мудрым заветам. Но я молодая, горячая, витаю на радужном облаке. Уже полгода как меня назначили, а я еще никого не удивила.
Оборот я закрыла на девяносто девяти процентах, но и это было расценено как грандиозный успех молодого руководителя. А у нашей директрисы дела неважнецкие: из больницы она вроде и выписалась, но все равно на постельном режиме и работать не может. По настоянию врачей она подает заявление на пенсию, и я перестаю быть и. о.
Теперь я уже сама директриса. Заделалась хозяйкой дефицита. Меня все знают, я знаю всех.
Рвусь в бой. Меня прежняя мысль сверлит: что бы такое-этакое сочинить для общего блага?
Спустили нам новый план: факт прошлого года плюс семь процентов прироста. Многовато. Если я ничего не придумаю, грош мне цена в базарный день.
И тут меня осенило: ярмарка! Надо устроить ярмарку. Как сейчас помню, мы со Светой, ей тогда восьмой годик шел, в зимнее воскресенье гуляли по парку вдоль реки. За парком тянулся пустырь, а прямо за пустырем автовокзал, от которого идут автобусы по всей области.
Пустырь даже деревцами обсажен. Лучшего места не придумаешь. Сама природа позаботилась обо мне. С одной стороны река, с другой – многолюдный парк, с третьей стороны еще более многолюдный автовокзал. Выходит, пустырь со всех сторон окружен потенциальными потребителями.
Не зря сказано: идеи приходят в голову тому, кто их ищет. А я так искала мою голубую идею.
Дело за малым – за ярмаркой. Ярмарка и станет моим радужным облаком. Мир я, разумеется, не удивлю, но город мой скажет мне спасибо, а я дам хороший оборот городу.
Едва я возрадовалась своей находке, меня тут же обуял страх.
«А фанера, гвозди, краска? – подумала я с тоской. – Откуда я возьму все это?»
В самом деле, мы сдаем в госбюджет десятки миллионов, а все, что приходится нам, зависит от плана товарооборота. Ну похвалили меня, даже премию дали – так это мое. А фонд развития моего универмага? Коль я не дала сто процентов, значит, у меня и фонд развития срезан. Да что я тебе объясняю, ты сама не хуже меня знаешь общий порядок.
Но мне уже хода назад нет, зубами вгрызлась в идею. Ах, если бы мы могли предвидеть не только трудности, но и последствия... Стоило высказать идею вслух, произвести ее, так сказать, на свет, тут же обнаружились противники. В горсовете идею ярмарки не поддержали, более того – активно против. Мои помощники тоже пытаются меня образумить.
Нашелся все же рассудительный человек, Афанасий Семенович, мой непосредственный начальник, который и сделал меня директором. Стали пробивать идею вместе с ним. Дошли до бюро горкома, и тут нас поддержали.
Решение принято. Зато фондов на голубую идею никаких. Начинаю учиться хозяйственным уловкам. Созидаем ярмарку по графе капремонта. Проект, постройка – все по обходной технологии.
Я же не для себя... Меня всегда тайно волновала толпа у прилавка. Я жадно следила за каждым человеком: возьмет он что-либо или отойдет ни с чем? И я трепетно радовалась вместе с ним, когда он выходил на улицу с ворохом свертков.
Наш потребитель развивается в правильном направлении. Потребитель растет, у него тугой кошелек появился. Но он желает расстаться со своим кошельком разумно. Ассортимент идей ему в данном случае ни к чему, он требует ассортимента вещей. Он импорта хочет. И даже импорт у него пойдет не всякий. Ему жизненно необходим передовой товар.
А нас на всех совещаниях поучают, когда мы не даем оборота. Надо-де лучше работать с потребителем.
– Это же стыд, когда наш энский потребитель едет от нас в город Эмск и там тратит деньги, заработанные им в Энске.
Я однажды слушала, слушала такие речи, не выдержала, выскочила на трибуну и говорю:
– Вот вы учите нас работать с потребителем. Лучше вместо этого дайте нам фонды. Дайте нам импорт или отечественный, но чтобы это был передовой товар. Тогда и к нам из Эмска приедут.
Сорвала аплодисменты. И заработала себе кличку: передовой товарище. Дайте передовому товарищу самый передовой товарище...
Надо отрабатывать звание. А по торговым точкам уже слух пошел: «Слышали, как наш передовой товарище отличился? Ярмарку на реке затеял».
В таких условиях начинается мой взлет. Работаю исключительно на обаянии. К этому времени я уже успела проверить свои чары и поверила в их силу.
Опять тянешь меня на эпизод? Непременно тебе имя эпизода. Его зовут Виктор, но потерпи, скоро и до эпизода доберемся, немного осталось. Поверь мне, я ничего сама не искала. Где мне искать, когда пропадаешь на своей внеразрядной работе до двенадцати ночи. Александр мой из-за этой ярмарки не раз устраивал сцены: кому нужна такая жизнь на износ?
А у меня одна забота: где достать фанеру, горбыль? Еду к директору деревообрабатывающего комбината, по телефону на обаяние не возьмешь, предпочитаю работать на личных контактах. И тебе советую на будущее, мы с тобой пока ничего, еще можем...
