Текст книги "Дом среди сосен"

Автор книги: Анатолий Злобин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 39 страниц)

– Благодарю вас, – сказал фронтовой поэт и снисходительно посмотрел на молодого, но уже известного писателя. Тот ничего не ответил.

– Скажите, Игорь Владимирович, – попросил маститый писатель, – где находился в момент атаки ваш наблюдательный пункт?

– Позади боевых порядков дивизий. Прямо на льду.

– О-о, – сказал маститый. – А кто, если не секрет, был этот раненый полковник с мужественным лицом?

– Обычная история, – Игорь Владимирович пожал плечами. – Офицер моего штаба. Приехал оттуда.

– Разрешите такой вопрос, – торопливо сказал молодой, но уже известный. – У меня записана фамилия: капитан Шмелев. Его подразделение первым захватило берег, да?

Игорь Владимирович пристально посмотрел на молодого, но уже известного:

– Боюсь, что не сумею ответить на ваш вопрос. Я просто не в курсе. Первой шла дивизия Приходько, надо спросить у него, кто был впереди.

– Простите, товарищ генерал, – продолжал допытываться молодой. – Не можете ли вы рассказать что-либо о плане операции «Лед»?

– Весьма сожалею, – сухо ответил Игорь Владимирович, – но об этом плане сказать ничего не могу.

– Как же так? – в отчаянии воскликнул молодой. – Ведь за сорок восемь часов до общего наступления два полка пошли через озеро. Лед, ночь, внезапная атака, немцы не ждали, растерялись...

– Одну минуту, – Игорь Владимирович сердито поморщился: война в таком изложении никак не походила на войну. – Кто вам это сказал? – Глаза командующего становились все более холодными. – Я вижу, вы знаете больше меня. Два полка? Какая чушь! Может быть, вы сами расскажете нам об этом плане? Как бы вы, например, обеспечили коммуникации для двух полков? Боепитание? Эвакуацию раненых? Судя по вашему заявлению, вряд ли вы представляете себе, что такое два полка пехоты.

– Я тоже так подумал, Игорь Владимирович, – сказал маститый. – Отвлекающий удар, ночь, лед, ветер – может быть, это красиво и романтично, но абсолютно нереально.

– Простите. – Игорь Владимирович посмотрел на часы и поднялся. – Через пять минут я должен докладывать в Москву об итогах первого дня наступления.

– Вот таким путем, – проговорил фронтовой поэт, когда дверь за командующим закрылась. – Советую вам впредь быть более осмотрительным в выборе занимательных сюжетиков.

– Издержки производства, – сказал со вздохом маститый. – Вещь неизбежная в нашем ремесле. Мне показалось, что он был чем-то расстроен, когда ушел этот красивый раненый полковник. Сразу начал закругляться.

– Не понимаю, в чем дело, – сказал молодой, но уже известный писатель, недоуменно листая блокнот. – Я слышал доклад полковника. Он не сказал ничего существенного. Доложил о каких-то пулеметах, о санях.

Вот что доложил полковник Славин командующему армии:

– Сани в пути стали. Подошли в темноте. Был обстрелян двумя вражескими пулеметами. С берега бросают ракеты. На дороге никого не встретил. На льду перед Устриковом никого нет – мы подходили к берегу два раза. Пулеметы разбили кабину. Меня задело осколком.

Вот почему Игорь Владимирович уклонился от ответа на вопрос и не сказал ни слова о том, что было за сорок восемь часов до того, как началось общее наступление. Командующий не мог знать, что полковник Славин самым роковым образом ошибся в направлении и сведения, привезенные им, были неправильны.

ГЛАВА III

Черная низкая машина генерала Буля стремительно проехала по деревне, свернула к зданию школы. В окнах показались несколько любопытных голов – и тут же исчезли. Дежурный офицер прошмыгнул по коридору в свою комнату.

Буль неторопливо шел от машины. Длиннополая шинель висела на спине складками, а ниже таза колыхалась в такт шагам генерала.

Адъютант распахнул двери. Расстегивая на ходу шинель, генерал прошел в кабинет.

– Никого не зовите. Кофе!

Буль любил заниматься войной в полном одиночестве. На столе лежали развернутые карты. Буль взял из раковины остро заточенный карандаш, задумался на мгновенье – и вдруг решительно прочертил на карте стрелу, с востока на запад.

– Нет! – сказал он вслух и прочертил на карте новую стрелу, с юга на север. Карандаш соскользнул, и стрела получилась неровной. Буль не обратил на это внимания, провел третью стрелу – через всю карту. Стрелы чем-то не понравились Булю, он дернул карту, та, колыхаясь, полетела на пол.

Под первой картой лежала другая, точно такая же. Буль подумал немного, поводил носом по карте – быстро, резко принялся рисовать стрелы. Отодвинулся, разглядывая карту. Теперь все стрелы, выходя из разных мест, сходились в одной точке. Буль склонился над столом, прочитал название деревни:

– Воронино.

Дверь неслышно раскрылась, на пороге стоял адъютант с подносом.

– Воронино, – повторил Буль и повернулся к адъютанту. – Соедините меня, пожалуйста, с Фриснером.

Машина радиовзвода стояла у длинного сарая, сложенного из больших серых валунов. Следы колес тянулись через поляну и выходили на дорогу – там то и дело проносились грузовики.

В кузове слышался усталый голос, повторявший: «Венера, Венера».

Дверь сарая раскрылась. Командир радиовзвода прошел вдоль стены и остановился у машины, заглядывая в кузов.

– Передали? – спросил он.

– Передашь тут. Где она? – сердито ответил голос из кузова.

Лейтенант потоптался у машины, зашагал обратно в сарай. Через минуту он вышел вместе с полковником Славиным. Левая рука Славина висит на белоснежной перевязи, на лбу приклеена ослепительная полоска пластыря, Славин очень красив в таком виде. Он подошел к машине и спросил:

– Почему не передаете шифровку?

– Товарищ полковник, Венера не отвечает. Зовем изо всех сил.

– Ну-ка, попробуйте сами, – сказал Славин. Лейтенант поднялся в кузов, и было слышно, как он зовет срывающимся голосом: «Венера! Венера!» Славин послушал немного, потом повернулся и пошел в сарай. Спустя некоторое время из сарая вышел командующий армией, Славин – за ним.

Они подошли к машине. Игорь Владимирович спросил:

– Почему не даете связь?

– Товарищ генерал-лейтенант, разрешите доложить. Венера не отвечает.

– Когда была связь?

– Ровно два часа назад. – Командир радиовзвода выпрыгнул из кузова и стоял перед генералом. – Ответили, что слышат, и внезапно замолчали.

Командующий и Славин переглянулись. Игорь Владимирович покачал головой.

– Включите резервную станцию, – сказал Славин. – Вызывайте на запасном диапазоне.

– Уже пробовали.

– Где сейчас полковник Войновский? – спросил Игорь Владимирович.

– Не могу знать, товарищ генерал.

– Разыщите Войновского, живого или мертвого. Передайте ему мой приказ – в течение часа обеспечить связь со сто семьдесят пятой.

На поляну выскочил грязно-серый «додж». Быстро покатился к сараю, подпрыгивая и качаясь на кочках. Стал. Из машины выпрыгнул сутулый капитан, перетянутый ремнями и обвешанный сумками. Он бежал к сараю, сумки болтались на нем и били по бокам.

– Машина сто семьдесят пятой, – сказал Славин.

– Немцы! – закричал капитан, подбегая.

Игорь Владимирович с любопытством осмотрел капитана с головы до ног.

– Может быть, вы все-таки обратитесь по форме? – сказал он.

– Поправьте погон, – сказал Славин.

Капитан поспешно поправлял погон на полушубке.

– Завяжите уши, – сказал Игорь Владимирович.

– Застегните пуговицу, – сказал Славин.

Капитан растерянно крутил головой, путался в ремнях и сумках.

– Теперь можете докладывать.

– Товарищ генерал-лейтенант, разрешите обратиться. Был обстрелян немцами в деревне Воронино.

– И что же? – спросил Игорь Владимирович. – Разве вы не знаете о том, что на войне иногда стреляют?

– Ваша должность, капитан? Почему не докладываете о своей должности? – сказал Славин.

– Начальник связи сто семьдесят пятой дивизии капитан Ястребов, – сказал капитан, вытягиваясь.

– Ого. Вас-то мне и надо, – с угрозой сказал Игорь Владимирович.

– Где Венера? Почему она молчит? – спросил Славин. Капитан беззвучно шлепал губами.

– Слушайте внимательно, капитан, – жестко сказал Игорь Владимирович. – Сейчас одиннадцать часов сорок минут. Ваша станция не отвечает. Если она не ответит еще через два часа, вы пойдете под трибунал. Займитесь с ним, полковник. – Игорь Владимирович резко повернулся, зашагал к сараю.

– Венера, Венера, – звал радист.

Игорь Владимирович прошел за ширму, сделанную из высоких фанерных щитов, устало облокотился на карту, расстеленную на столе. В дальнем углу сарая прерывисто трещала пишущая машинка. Густой бас говорил в телефон: «А ты вырви у них и пошли вдогонку».

Игорь Владимирович вскинул голову:

– Где Саркисян?

– Говорил с ним полчаса назад, – сказал адъютант с женственным голосом. – Он уже заканчивает свои дела. Большие трофеи. Пять тысяч пленных. Сорок три килограмма золота.

– Он уже знает?

– Послали шифровку.

Славин прошел за ширму, бросил на стол раскрытый блокнот.

– Оказывается, этот кретин с переметными сумками везет в дивизию питание для раций. Вчера не успели получить на складе. А теперь немцы захватили Воронино, значит, Горелов отрезан.

– Не так страшно. У Горелова с собой два боекомплекта. Нет аккумуляторов, зато есть снаряды.

– Игорь Владимирович, утром к Горелову поехал Н. – адъютант назвал фамилию маститого писателя.

– Не дай бог, – сказал Славин.

– Оставьте, пожалуйста, – в сердцах сказал Игорь Владимирович. – У Горелова два боекомплекта и семь тысяч штыков. Как-нибудь сумеют защитить одного писателя. Пусть он узнает, что такое война и какова цена победы.

– Товарищ генерал, – Славин выпрямился, – разрешите, я поеду к Горелову. Я пробьюсь на броневике.

Игорь Владимирович посмотрел на Славина и только покачал головой. На столе запищал телефон. Адъютант взял трубку и передал ее командующему. Член Военного Совета Булавенко сообщал, что дивизия Саркисяна закончила уничтожение вражеских частей, окруженных в лесах западнее Старгорода, и полки уже вытягиваются на марш, чтобы идти на помощь сто семьдесят пятой.

Славин слушал, склонив голову. Игорь Владимирович положил трубку.

– Саркисян захватил у врага десять бронетранспортеров. Булавенко берет с собой роту автоматчиков и идет с ними. Он освободит Воронино и прорвется к Горелову.

Из-за ширмы просунулась рука с листком бумаги. Густой бас сказал:

– Ставка.

Славин взял телефонограмму и прочел сообщение о том, что в девятнадцать часов командующий армией генерал Быков вызывается на прямой провод для разговора с Верховным главнокомандующим Вооруженными Силами Советского Союза.

– Говорят, вечером будет салют, – сказал бас за ширмой. – Приказ уже повезли на подпись.

– Спасибо, Андрей Кириллович, – сказал командующий.

– Приятные новости приятно сообщать, – сказал невидимый бас и зашаркал сапогами по земляному полу сарая.

– А что, если товарищ Сталин спросит о сто семьдесят пятой? – сказал полковник Славин.

– Перестаньте паниковать. В моем распоряжении семь часов. Подготовьте лучше данные по всем дивизиям для доклада. Рубежи продвижения, количество пленных и трофеи.

Славин взял со стола блокнот и прошел в общее помещение.

Командующий позвал адъютанта, запахнул шинель, быстро зашагал к выходу.

Из кузова машины доносился усталый осипший голос:

– Венера, Венера, почему не отвечаешь? Венера, я – Марс, прием...

– Голосочек был что надо, – сказал другой радист.

Игорю Владимировичу казалось, что он думает о сто семьдесят пятой дивизии, а на самом деле он думал о батальонах, ушедших в Устриково и оставшихся там. Сто семьдесят пятая дивизия пришла в армию три дня назад, командующий не успел ни узнать, ни полюбить ее, она была для него просто номером, семь тысяч, или сколько там осталось штыков, не более того. С батальонами же сто двадцать второй бригады Игорь Владимирович воевал под Ленинградом, окружал немцев в Демянском котле, он штурмовал с ними высоты, форсировал реки, стоял в обороне. Он приходил к ним, и его поили чаем, кормили щами, он вспоминал с офицерами то, что ему хотелось вспомнить: там был его дом. Теперь этого дома не стало. Сто семьдесят пятая была, наверное, лучше и сильнее, чем его батальоны, но она была и осталась чужой – даже если бы с ней случилось самое нехорошее из того, что может случиться на войне, Игорь Владимирович принял бы такой удар спокойно и мужественно, как подобает генералу, который знает, на что он посылает свои войска. Он знал, что ожидало его батальоны в Устрикове, но только такие, с в о и  батальоны и мог послать туда. Тем горше была утрата, и он никак не хотел примириться с ней, не верил, что батальоны погибли. Вчерашняя вынужденная ложь, когда, получив неожиданные вести, привезенные Славиным, он должен был отречься от своих батальонов, от своего плана, только усугубляла чувство его вины перед самим собой.

Аэросани медленно съехали с берега на лед озера, и тогда Игорь Владимирович снова вспомнил о батальонах; безжизненное, запрокинутое на подушке лицо Рясного встало перед глазами.

Сани быстро набирали скорость, белая равнина однообразно раскручивалась по сторонам. Снег был свежим, винты моторов отбрасывали назад длинные белые хвосты, которые долго висели в воздухе. Неожиданно первые аэросани легли в глубокий вираж, белый хвост прогнулся и повис широкой дугой, вторые сани повторили маневр, второй снежный хвост прочертил в воздухе дугу, потом снова стал прямым.

Сани легли на новый курс и пошли еще скорее. Игорь Владимирович, застыв в кресле, смотрел прямо перед собой в далекую невидимую точку за горизонтом. Капитан Дерябин покосился на командующего и увидел его глаз, застывший и холодный. Дерябин до предела нажал газ, стрелка спидометра вздрогнула и подползла к цифре сто. Далекий глянцевый горизонт разорвался в одной точке; там стала расти прозрачная ледяная сосулька, вскоре рядом с ней возникла сплющенная луковица с крестом. Дерябин поправил направление, церковь с колокольней чуть сдвинулась и стала прямо по курсу, а по обе стороны от нее проросли сквозь лед темные макушки деревьев.

На льду начали попадаться воронки. Дерябин сбросил обороты. Игорь Владимирович поднял руку, сани проехали по инерции еще несколько сот метров и остановились. Неровный, разорванный силуэт Устрикова чернел впереди.

– Выехали тютелька в тютельку, – сказал Дерябин.

До берега было полтора километра, и он зловеще молчал. Раскрыв дверцу кабины, Игорь Владимирович медленно вел биноклем: избы, сани, сараи, разбитые блиндажи, засыпанные окопы, снова сады, плетни, постройки – все безмолвное, мертвое. Командующий чуть опустил бинокль и повел его обратно, рассматривая пространство перед берегом. Не обнаружив признаков жизни, он хотел увидеть хотя бы следы смерти. Но ледяное поле тоже было пустым. Некоторые воронки не успели затянуться льдом, и было видно, как темная вода дымилась и плескалась в них: это было аккуратно убранное поле боя.

Под крутым обнаженном обрывом виднелись темные длинные кучи. Игорь Владимирович не сразу понял, что это, а когда понял, опустил бинокль и сказал:

– К берегу.

Сани приблизились к обрыву и остановились в ста метрах от темных куч.

– Еще, пожалуйста, – попросил Игорь Владимирович.

– Не могу, товарищ генерал: воронки. – Дерябин сидел за штурвалом и не сводил глаз с темных куч: теперь и без бинокля можно было различить, что это такое.

– Тогда поезжайте той дорогой. Прямо к церкви. Мне потребуется радиостанция. – Игорь Владимирович открыл дверцу и спустился на лед. Автоматчики соскочили с лыж и встали впереди, взяв автоматы наизготовку.

Игорь Владимирович зашагал по тропинке, которая была протоптана в снегу и вела прямо к темным кучам. Автоматчики шли перед ним, защищая командующего от смерти.

Это были длинные штабеля, сложенные из человеческих тел. Мертвые лежали в несколько рядов, на них были грязные маскировочные халаты и серые мышиные шинели. Они лежали вперемешку друг с другом. Они были одинаково мертвые и оттого перестали быть врагами и лежали, тесно сплетясь телами, прижимаясь друг к другу лицами, спинами, – живые положили их рядом со своими, потому что и для живых мертвые перестали быть врагами. Верхние ряды мертвых были запорошены снегом, однако с одной стороны лежало несколько трупов в серых шинелях, положенных после того, как прошел снег.

Живые подошли к мертвым и остановились. Они еще не видели ни бесконечных рвов Освенцима, ни жарких печей Равенсбрюка, ни черных грибов смерти, встающих над городами, и стояли перед штабелями мертвых завороженные и затихшие. Пройдет еще много лет, прежде чем живые осознают, чем может им грозить все это, – тогда люди содрогнутся, и отчаянный крик вырвется из их груди.

Тропинка проходила мимо штабелей и косо поднималась по берегу. Они поднялись по откосу, вышли к окопам.

– Хальт![15] 15
  Стой! (нем.)


[Закрыть] – закричал автоматчик, идущий впереди.

Игорь Владимирович услышал тоскливую протяжную мелодию и увидел немца, сидевшего среди развороченных бревен.

– Отставить, – сказал Игорь Владимирович.

Немец был без шапки, дико выпученные глаза его жарко смотрели на русских. Он судорожно дергал лицом, водя губами по гармошке.

– Achtung! Stillgestanden[16] 16
  Внимание! Смирно! (нем.)


[Закрыть], – громко сказал Игорь Владимирович.

Немец вскочил, вытянул руки по швам.

– Где твоя часть?

В глазах немца появилось что-то живое. Он заговорил быстро, сбивчиво, часто озираясь, словно боялся, что его оборвут. Игорь Владимирович с трудом понимал его дикую речь, вылавливая обрывки фраз.

– Мертвые, мертвые... Не должен думать... Мертвые пошли, убили нас... Новая война – война мертвецов... всюду мертвые... Отдайте мой пулемет...

– Смирно! – резко крикнул Игорь Владимирович.

Немец вытянулся еще больше и преданными собачьими глазами уставился на генерала.

– Направо! Налево! Кругом! Налево! Кругом! Направо! – Немец послушно исполнял команду, и глаза его заблестели от удовольствия.

– Запомни. Мертвые не умеют воевать. Где русские? Говори правду!

Глаза у немца все время менялись. Он прищурился, вытянул руку, стрельнул пальцами в Игоря Владимировича. Один из автоматчиков ударил немца по руке, он отскочил в сторону и торжественно закричал, как кричат, произнося лозунги: Es lebe der Krieg! Der Krieg ist die allerschönste Zeit![17] 17
  Да здравствует война! Война – самое лучшее время! (нем.)


[Закрыть]

– Почему война лучше? Отвечай.

– После войны всегда следует мир. А мир всегда кончается войной. Война – лучше. – Немец сказал это быстро и четко, глаза его на миг осветились мыслью и тут же погасли.

– Пустой номер, – сказал Игорь Владимирович. – Немецкий пулеметчик. Сошел с ума. – Он повернулся и зашагал в сторону деревни.

За окопами был большой развороченный блиндаж. Перекрученные рельсы торчали среди бревен. Игорь Владимирович подошел ближе, внимательно рассматривая рельсы, снял перчатки, потрогал рукой холодный металл.

– Неужели они привезли их оттуда? – сказал адъютант. – Я думаю...

– Вы слишком много думаете, – оборвал Игорь Владимирович. – Вперед!

Они пошли по узкому проулку между школой и церковью. За оградой среди могил сплошь и рядом виднелись воронки – мертвым и тут не давали покоя.

На площади перед церковью стоял на шоссе черный обгорелый танк с крестом. Снег запорошил гусеницы, покрыл ровную ленту шоссе. И мертвая тишина кругом, и ни единого следа на снегу. Лишь над домом на той стороне шоссе тянулась струйка дыма. Игорь Владимирович обогнул танк и зашагал туда.

Из дома вышел толстый низенький человек в окровавленном халате, с кудлатой головой, в очках. Толстяк снял очки и, часто моргая глазами, принялся протирать стекла полой халата. Игорь Владимирович кашлянул. Человек в окровавленном халате обернулся и принялся кричать, размахивая руками:

– Это форменное безобразие. Я буду жаловаться на вас члену Военного Совета. Вы мне ответите за это.

Игорь Владимирович подошел ближе. Толстяк в окровавленном халате надел очки и, щурясь, разглядывал командующего.

– Я готов выслушать вас, – сказал Игорь Владимирович.

– Тем лучше, товарищ генерал, – говорил толстяк, махая руками. – Оттого, что вы здесь, безобразие не перестает быть безобразием. Где мои инструменты, где мои сани, позвольте спросить вас? Если вы пришли посмотреть на мой грязный халат, не стоило приезжать сюда.

– Где Шмелев? Где батальон? Он жив? – спросил Игорь Владимирович, делая жест рукой, чтобы остановить толстяка.

– Откуда мне знать? – раздраженно ответил толстяк. – У меня тридцать семь человек, и среди них нет никакого Шмелева. Тридцать семь раненых, из них пять весьма тяжелых. А я – один. Где мои сани? Зачем же вы явились сюда, если вы не можете мне помочь? Я целые сутки работал на льду...

– Вы забываетесь, – сказал адъютант. – Вы говорите с командующим армией.

– Для меня не существует ни командующих, ни рядовых. Под моим ножом все равны. И все требуют сострадания. А что я могу им дать?

Позади послышалась печальная мелодия. Игорь Владимирович обернулся и увидел лохматую голову, судорожно двигающуюся за плетнем. Немец выглянул из-за плетня и снова спрятался, быстро двигая головой.

– Вот еще один параноик, – сказал толстяк. – Хотел бы я знать, кому нужна эта самодеятельность?

– Как же вы эвакуировали раненых? – спросил Игорь Владимирович.

– Все время ходили санные обозы. А этой ночью никто не приехал. Какой-то командир заявился утром в операционную и сказал, что сани придут к обеду. А потом они набили свои автоматы патронами и ушли. Где мои сани? Мне необходимы сани.

– Объясните же наконец. Куда они ушли? Где они сейчас?

– Вам лучше знать, куда вы посылали их. Что должны делать солдаты, как не выполнять приказ. И они ушли выполнять его. – Толстяк махнул рукой куда-то в сторону от озера.

В проулке послышалось гуденье моторов. Аэросани тяжело выползли на площадь и остановились у танка. От моторов поднимался пар. Винты прокрутились на холостых оборотах и остановились. Стало тихо.

Дерябин высунулся из кабины и сдернул защитные очки:

– Товарищ генерал, там обоз по льду идет.

– Мои сани, – крикнул толстяк.

Далекая пулеметная очередь прорезала тишину. Донеслись глухие разрывы мин, снова частая пулеметная дробь.

– Слышите? – сердито сказал толстяк. – Опять они берутся за свое. Скоро опять привезут ко мне раненых. Они знают, что делать.