сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 51 страниц)
Пошел к черту.
Мысль, которая взрывает сознание слишком быстро — он единственный, кому Эдисон позволил прикоснуться к нему. Лучше бы не позволял. Где облегчение? Где, блять, оно, сука? Такой маленький, испуганный, невинный сучонок. Моррисон всегда презирал таких. Беззащитный. Потерянный. Обречённый. Ньют ненавидит Томаса. Хочется проломить ему голову и насладиться кровавым зрелищем. Блять.
Душ не смог вернуть Ньюту здравый смысл. Он яростно пытался стереть со своего тела ощущение рук Томаса, которые обвивают его шею, перебирают пряди на затылке, рвано выдыхая в губы. Блядские губы. Неумелые. Мягкие. Сладкие. Открытые для него. Искусанные его зубами в кровь. Скулеж на ухо «больно».
Пошел нахуй, Эдисон.
Пошел нахуй из моей головы.
А на плече чужой след. Чужой след зубов и губ. Здравствуйте, тут был Томас Эдисон. Проклятье. Ньюта никогда не восхищал секс с девственниками и девственницами, потому что он не получал от этого никакого кайфа, который бы срывал крышу и хотелось еще. С ним перетрахалась уже добрая половина школы, и всем он говорил идти куда подальше, потому огонь внутри никто не смог потушить.
Где облегчение?
Где чувство победы?
Ничего нет. Внутри него пусто, а мысли не фокусируются. Вообще.
Ньют хочет забыть это, но не получается.
Он слышит, как захлопывается дверь его номера, потому что они поселись рядом, а дальше тишина. Он не спал. Кажется, что это ненормально. Ненормальный псих. Всё нормально. Просто стало вдруг темно, а глаза шоколадные теперь преследовать будут.
Он заслужил. Его ведь предупреждали, а он не послушался — непослушных мальчиков наказывают. Ньют, несомненно первый, кого Томас подпустил так близко к себе. Он в принципе не доверял никому, потому что ждал удара в спину, и он его получил. Ньют сокрушил его. Но Моррисон знает, что Томас плакать не будет. Может, будет избегать еще больше, но плакать не будет. Крепкий орешек, который даже самому Моррисону не по зубам.
Блять, почему он думает о нем?
Зачем?
Гори в аду, Томас Эдисон.
Закон подлости работает, и они сталкиваются в коридорах. Свитер натянут почти до ушей. Пытается скрыть? Неудивительно. Мальчика испортили. В руках кружка крепкого кофе. Томас проходит мимо, будто нарочно задевая его плечом, отпихивая в сторону. Злится? Возможно. Но как жаль, что ему плевать, что чувствует этот мальчишка. Моррисон спокойно идет на улицу, чтобы покурить.
Запах кофе будоражит сознание, заставляя проснуться. Эдисон вздыхает, покрепче вцепляясь тонкими пальцами в кружку. Он абсолютно не знал, что делать дальше. Его сердце сделало тройной кульбит, когда он увидел Ньюта, выходящего из своего номера: кожаная куртка, белая футболка, руки в карманах. Как-то отталкивает всё-таки. Не вызывает никакого доверия, но он умнее, сильнее. Он не должен показывать Моррисону, что внутри него всё-таки рухнуло полмира.
И он всё-таки чувствовал, что после этой ночи всё изменится.
И он уже боялся этого. Сильно.
Запах ментола и корицы навязчиво лезет в нос. Кажется, что Томас пропах Ньютом насквозь.
***
После окончания всех учебных мероприятий, Эдисон решил, что ему нужно прогуляться по городу, подышать свежим воздухом, проветрить мозги, потому что сидеть в номере было бессмысленно Он даже не глянул на часы, когда вышел из отеля. Минхо бы тут понравилось. Боже, прямо сейчас Томасу так сильно не хватало его лучшего друга, он всегда подбадривал Эдисона, когда тому было паршиво, но сейчас его подбадривать абсолютно некому.
А звонить ему сейчас уже наглость. Вероятнее всего, он спит.
— Эдисон, подожди! — кто-то крикнул ему в спину. Томас резко обернулся и застыл в оцепенении. Щеночки из компании Моррисона. Пьяные в стельку. Что они тут делают? Они следили за ним? Но вот такая встреча не предвещала ничего хорошего, потому что блондина видно не было, а они не упустят шанс отыграться на Томасе за хозяина. Эдисон попятился назад, разворачиваясь резко, потому что надо было бежать. Вот только куда бежать? Незнакомый город, незнакомые улицы. Обратно в отель? Так они догонят. Паника.
Томаса хватают за рубашку и разворачивают к себе лицом. Скалятся. Сердце падает в пятки, выворачивает наизнанку от одного взгляда. Противно. Эдисон ждет удара, и он его получает сполна, потому что их четверо., а он один. Из разбитого носа хлещет кровь. Томас валится на асфальт, тут же отползая в сторону от нападающих.
— Не трогайте меня, ублюдки! — Томас почти кричит. Они удивленно вскидывают брови и смеются так, что у Эдисона кровоточат внутренности. Кажется, да. Противно.
— Значит, Моррисону можно тебя трогать и трахать, как захочется? А нам нет? Несправедливо. Иди-ка сюда, сладкий, шлюха должна быть общей.
Томаса кажется бьет током, когда чужая рука касается его колена. Он скорее инстинктивно, чем осознанно бьет противника по лицу и вскакивает, снова пытаясь бежать, чуть ли не сбивая с ног Ньюта. Испуганные глаза смотрят на Моррисона с мольбой. Ньют отпихивает Томаса за свою спину и скрещивает руки на груди, смотря на своих шавок.
— Я что говорил насчет него? — Моррисон кивает в сторону Эдисона.
— Трогать его можешь только ты, — тихо отозвались те.
— Вы тупые? —Ньют хватает за затылок одного из них и заставляет смотреть в глаза. — Он моя шлюха, понятно? Моя сучка, дышать в сторону которой я вам не советую, иначе я вам косточки пересчитаю. Хотите?
Томас не двигается и не дышит, испуганными глазами смотря на них. Сердце снова колотится, рискуя проломить грудную клетку. Ньют слишком злой прямо сейчас. И Эдисону кажется, что он просто сейчас набьет им морды, но они уходят, получив приказ своего хозяина. Томас хочет вздохнуть от облегчения, но не получается, потому что его страшный кошмар всё еще рядом.
— Иди сюда, — говорит Ньют.
Томас продолжает стоять, не решаясь подойти.
— Ты глухой? — Ньют снова скалится. — Сюда иди, я сказал.
Не просит. Приказывает. Томас ведь не человек. И его желания не важны. Он всего лишь пустое место. Маленькая личная сучка с меткой Ньюта на теле. Хочется кричать, но Томас молчит. Не позволяет себе заорать в лицо блондину всё то, что он о нём думает. Может, пожалеть, хотя Эдисон уже жалеет. Куда уж больше? Нельзя ненавидеть Томаса сильнее, чем его ненавидит Ньют.
Так сильно ненавидеть просто нельзя, но Ньют ненавидит. Томас ощущает эту ненависть всей кожей. И от это по-настоящему больно, правда. Он же не заслуживает такого обращения, такой холодности, такого безразличия, которая пробивает Эдисону все внутренности, превращая их в кровавое месиво. Не жалеет. Ни капельки. Ньют же не чувствует ничего.
Маска? Возможно. Что же твориться внутри тебя, Ньют Моррисон?
Не расскажешь?
Конечно, не расскажет. Паршиво. И откуда он только тут взялся в такое позднее время?
Подрабатывает ангелом-хранителем на полставки? Неудачная шутка. Из Моррисона никогда не получится ангел, а вот дьявол — самое то. И что теперь его благодарить надо? Томас не сможет.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Всё хорошо. Всё хорошо. Всё хорошо. Лучше он, чем они всё-таки.
Странно и страшно.
Сердце протяжно воет. Интересно, а оно способно когда-нибудь успокоиться? Видимо, нет. Особенно, когда Ньют ближе, чем на метр, а заткнуть его получается с трудом. Или вообще не получается.
— Эдисон!
Томас вздрагивает, но всё подходит ближе к Моррисону, но останавливается в полушаге от него. Инстинкт самосохранения говорит сам за себя. Томас не доверяет Ньюту. Возможно, что он никогда не сможет ему доверять. И это правильно.
— Как ты здесь оказался? — тихо спрашивает Эдисон.
— Лучше скажи спасибо, — Ньют даже не смотрит в его сторону. Это раздражает.
Его голос заставляет Томаса дрожать всем телом. Казалось, что его протыкают иголками из слов. Безжалостно. Эдисон даже дышать рядом с ним не может нормально. потому что страх на подсознательном уровне сковывает его, крича о том, что Моррисон плохой, что Моррисон — эгоист и ублюдок.
Тогда зачем он остановил их?
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Кровь из носа капает на асфальт. Эдисону больно, но он молчит. Ньют хватает Эдисона за куртку и тащит по направлению к отелю. Томас не сопротивляется, он знает, что это абсолютно бесполезно прямо сейчас, потому что Моррисон одним словом может заткнуть его, его пальцы намертво вцепляются в его запястье, и Ньют идет напролом, слыша тяжелое дыхание в макушку.
— Куда мы идем? — всё-таки спрашивает Эдисон.
— Захлопнись! — тут же говорит Моррисон. — Просто заткнись!
Эдисона вталкивают в собственный номер. И он непонимающе смотрит на блондина.
— Рубашку снимай! — не просит. Приказывает Мурашки бегут по позвоночнику от этого взгляда. Кровь вскипает в жилах от напряжения. Эдисон вытаращивается на Ньюта еще больше, но блондин тут же подлетает к нему и буквально сдирает с него эту злостную рубашку. Томас даже осознать не может, что происходит, но в следующую секунду его толкают на кровать. Неконтролируемо. И даже больно.
— Не подходи ко мне, Моррисон! — испуганно вопит Томас.
Неужели, опять?
— Заткнись!
Эдисон даже вздохнуть не успевает, когда чувствует холодные губы на своих. Его безжалостно вдавливают в матрас. Запах корицы и ментола выбивает последний кислород из легких Томаса и он снова задыхается, вцепляясь пальцами в затылок, чтобы оттолкнуть блондина.
— Не смей… — тихо шипит Моррисон.
Эдисон совершенно не понимает, что происходит, но он не может сопротивляться этому напору. Ньют находил нужные точки на этом теле и заставлял сдаться уже во второй раз. Снова неосознанно, но кажется желанно. Ньют не позволяет Эдисону даже дышать. сминая его губы в грубом, жарком поцелуе, пытаясь подчинить. И Томас подчиняется, целуя блондина в шею. Проклятье. Срывает крышу. Мягкие губы осторожно прижимаются к теплой коже и Томас судорожно выдыхает, опаляя шею врага горячим дыханием. Здравый смысл потерян. Томас понимает, что это неправильно, что он не должен позволять Моррисону снова воспользоваться им и уйти, но губы, которые он ощущает на своих ключицах, говорят об обратном.
Ньюту просто нужно это. Снова, потому что с Томасом он чувствует себя живым. Да, прямо сейчас, он живой. И возможно, что настоящий. Моррисону необходимо снова чувствовать разгоряченную кожу под пальцами, которая бы покрывалась мурашками от его прикосновений.
Ньют не понимает. Он просто нуждается. И берет то, в чем сейчас нуждается. Как в бреду. Запах шоколада и клубники сводит с ума, Моррисон вдыхает и понимает, что задыхается, ловя губами судорожное дыхание. Непонятно у кого сердце стучит сильнее — у Томаса, потерявшего связь с реальностью, или у Ньюта, потерявшего контроль. Выгибается. Взрывает изнутри. Прикосновения раскаленный металл. Плевать на то, что будет потом. Плевать на всё.
Он хочет еще. Ещё. Его. До блядских искорок в глазах, до мурашек по коже. Его. Томаса. Всего. Целиком и полностью. Каждой клеточкой своего тела. Это какая-то звериная потребность, потому что поверх старых засосов он наносит новые, ловя губами каждый следующий вздох своей жертвы. И в сознание врывается мысль, что Томас не отталкивает его, а притягивает ближе, позволяя холодным рукам касаться впалого живота. Целует. Жадно. Ненасытно. Слишком жарко, заставляя сердце Эдисона чуть ли не останавливаться от восхитительного ощущения теплоты чужого тела, вжимающегося в него. Это кажется неправильным. Потому что Томас должен презирать его сильнее, чем когда-либо, но вместо презрения появляется неконтролируемое желание слиться с Ньютом в одно целое. Какого черта? Какого черта его поцелуи так сильно лишают рассудка?
Томас знает почему ему вдруг стало так хорошо и поэтому позволяет Ньюту всё, что вздумается. Только чтобы не останавливался. Только чтобы продолжал эту сладостную пытку. Натыкается на его взгляд и падает в бездну, утягивая Ньюта за собой.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Поцелуи лишают дыхания, но заставляют дышать. Хочется. Ближе. Ещё. Как можно больше. Дольше. Томас не думает, он просто делает. Целует Ньюта осторожно, будто пробует его вкус, пытаясь запомнить его целиком и полностью и чувствует, как Ньют прикрывает глаза, позволяя губам Томаса поцеловать его в нос, в подбородок, медленно и осторожно коснуться шеи, перебирая руками пряди золотистых волос. Он чувствует, как сильно стучит сердце Ньюта, как быстро губы Ньюта движутся навстречу его губам.
Осознание.
Ньют нуждается в любви. И кажется, что в любви Томаса. От этой мысли всё холодеет. Он не ошибся. Ньют ловит его стон, выводя замысловатые узоры на его животе, не спеша касаясь руками пряжки ремня. Эдисон распахивает глаза и натыкается на голодный, звериный взгляд и на ухмылку чертового победителя, которую тут же хочется стереть с этого чертовски красивого лица. Почему Томас никогда не замечал, какой Моррисон всё-таки красивый? Какие у него длинные ресницы? Какие глаза, отнимающие душу одним взглядом, но сейчас Томас не против, потому что он готов её отдать, целуя Моррисона в родинку на щеке. Улыбается, когда Ньют едва вздрагивает. Кажется, что ему это действительно нравится. Он тяжело втягивает воздух в ноздри, заставляя Томаса улыбнуться. Слабое место Эдисона — это ключицы, а слабое место Ньюта — это шея.
Всё понятно.
Мурашками по коже. Он хочет, чтобы Ньют продолжил. Да, чтобы он продолжал его целовать, потому что ему нравилось всё это прямо сейчас. Невообразимо. Запретный плод сладок, и Ньют — запретный плод, который Томас всегда хотел испробовать. Искушение. Наваждение. Страсть. Поцелуи, чтобы заглушить чужие стоны. Сердце Эдисона отчаянно орет, прося пощады, но Томас затыкает его, отдаваясь полностью в эту руки. Руки дьявола.
— Эдисон, ты наглеешь, — рычит на ухо и кусает. Томас прикрывает веки, поддаваясь бедрами вверх, вынуждая Ньюта действовать быстрее, — а за наглость тоже наказывают.
Неразборчивое мычание служит ответом.
И Моррисон наказывает свою наглую сучку. Именно свою, которая принадлежит только ему.
Томас подрывается с постели, лихорадочно ища глазами кого-то в темноте. Дыхание слишком сбитое и неровное. Всего лишь сон. Это был всего лишь сон.
Какого черта?
Томас соскакивает с постели, почти бегом скрываясь в ванной комнате. Ледяная вода возвращает потерянный рассудок. Это был всего лишь сон. Сон, в котором они с Ньютом занимались сексом в его номере. Какого черта это было?
Вдыхай воздух, Томас.
Дыши.
Ничего не было.
Это больше никогда не повторится. Не должно повториться больше никогда. Ньют изнасиловал тебя.
Подумай, что ты делаешь.
Подумай и просто дыши.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Успокоиться прямо сейчас не получалось. Абсолютно никак.
В запотевшем зеркале Эдисон видел отражение испуганного подростка, который, казалось бы, совершил убийство. Убийство своего здравого смысла. Ньют теперь преследует его еще и во снах. Неправильно. Паршиво.
Эдисон не хочет смотреть на свою шею, потому что на ней нет живого места. Засосы. Проклятые метки, напоминающие о вчерашней ночи. Теперь всё-таки, нужно избегать Ньюта еще больше. Он опускает голову под холодные струи воды и пытается избавиться от недопустимого наваждения.
Пошел вон из моих мыслей, Моррисон. Пошел вон из моей головы. Я ненавижу тебя.
Так правильно. Так нужно.
***
Ньют видит Томаса на завтраке. Тот сидит за самым отдаленным столиком и медленно жует яблоко, словно через огромную силу. Весь бледный и даже какой-то испуганный. Невыспавшийся. Встревоженный. Моррисон безразлично разглядывает его макушку, когда сидит не так далеко от него. И Томас будто чувствует его взгляд, но боится обернуться.
Маленький, испорченный ублюдок.
Что ты чувствуешь? Давай расскажи. Тебе больно? Твоя боль — мой приз. Приз для победителя. Униженный, оскорбленный ребеночек, который благодаря Ньюту стал взрослым.
Томас ерзает на стуле и его лицо искажает гримаса боли. Он прошлой ночью практически разорвал его. Неудивительно, что ему больно. Волна удовлетворения накрывает его с головой. Когда больно другим — Ньюту хорошо, а когда больно Томасу — Ньют счастлив.
Он заслужил.
Ньют уверен в этом.
Томас дергается под его взглядом.
Маленький, невинный ребенок.
Твоя боль, как запретный плод, который хочется вкусить сполна. Давай же, покажи её. Я хочу этого. Я хочу видеть твою боль, я хочу увидеть подчинение, я хочу увидеть верность в глазах своей собачонки, Давай же посмотри на меня, сука. Обернись и посмотри на меня. Покажи мне свой болезненный взгляд. Покажи отблески слёз в глазах. Давай же, ублюдок.
Томас поднимается, закидывая рюкзак с учебниками себе на плечо. Ньют прожигает его взглядом. И знает, что Томас бежит сейчас именно от него, быстро хватая свою любимую книгу и почти бегом скрываясь от холодного взгляда.
