сообщить о нарушении
Текущая страница: 46 (всего у книги 51 страниц)
Эдисон потерял равновесие, потерял себя и потерял доверие Ньюта. От этой мысли становилось невыносимо больно. Хотелось бежать отсюда, бежать к Ньюту и не оглядываться, а потом просить у него прощения за все несовершенные ошибки. Томас не был виноват в том, что случилось, но так хотелось кричать, так хотелось, чтобы это, наконец, прошло, чтобы его сердце, наконец, успокоилось. Только Ньют мог успокоить сердце Эдисона. Только он мог вернуть ему покой. Только Томас мог спасти Ньюта от этого состояния всепоглощающего безумия. Потому что он важен. Потому что он нужен.
Потому что Томас — якорь. Якорь Ньюта.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Они слишком многое пережили вместе. Томас действительно нужен Ньюту, а Ньют сильнее всего на свете нужен Томасу. Время не способно залечить чужие раны, для этого нужен человек, для этого нужен тот, кто останется с тобой до конца, тот, кто останется с тобой даже тогда, когда надежды нет.
— Я больше не оставлю его, — говорит Томас, — я не оставлю его, даже если он не захочет со мной говорить, я буду присматривать за ним. Я не позволю ему быть одному. Он всегда был один, и я даже не задумывался о том, что стоит за его одиночеством и ненавистью к другим людям. Я не позволю ему опустить руки. Я знаю, что нужен ему. Я знаю, что он любит меня. Я знаю это. Я чувствую это, несмотря на все его слова.
Минхо улыбается с долей грусти в глазах. Он хочет поддержать друга, вселить надежду, и это почти получается — взгляд Эдисона на секунду проясняется, и он улыбается глазами, будто кричит этим взглядом: «я в порядке, все хорошо». Такая бессовестная ложь и такой опустошенный Томас.
Он выжат как лимон. И когда же он таким стал?
Кажется, когда полюбил Ньюта, ведь знал тогда, что шагает в саму пропасть, что больше никогда не сможет из неё вернуться, но Эдисон всё же сделал этот шаг, о котором сейчас совершенно не жалеет. Слишком много думает обо всем, но чаще всего о парне, который перевернул его жизнь с ног на голову. Всё изменилось. Томас полюбил своего врага и пропал, захлебываясь от своих чувств. Но он не жалеет об этом. Ни капельки. Ньюту нужен человек, который его поймет.
Ньюту нужен Томас.
— Соню и Терезу уже не вернешь, но я думаю, что он придет в себя, — говорит Минхо. — У него есть ты, Томас, поэтому он никогда не останется один. Всё будет хорошо. Тереза была права, когда сказала, что он хороший парень. Я не смог понять этого раньше, прости, но сейчас я понимаю, что вы действительно должны быть вместе. Как там говорят, это твоя судьба, да?
— Я без него не могу, — отвечает Эдисон. — Я пытался, но я слишком сильно его люблю, чтобы уехать. Мне станет только хуже. Особенно сейчас, когда я знаю всю правду. Я знаю, что заставляло его отталкивать меня, но больше я ему не позволю этого делать. Я докажу ему всю свою любовь. Мне всё равно, как он будет реагировать на меня, но я никогда больше не оставлю Ньюта одного.
Эдисон не был согласен с действительностью, поэтому он попробует вновь пробиться через эту бетонную стену равнодушия и фальши, если Моррисон всё-таки появится здесь. Томас не из тех, кто быстро сдаётся. Особенно сейчас, когда он знает точную и правдивую причину такого поведения Ньюта. Моррисон просто должен понять, что Томас никуда не денется и ничего плохого больше не случится.
— Его здесь пока не видно, — говорит Минхо.
— Я не уверен, что он вообще придет, — отвечает Эдисон.
— Подожди, не торопись с выводами, — сказал Минхо. — До вечера ещё далеко, поэтому он придет. Не нервничай так сильно, хорошо? У тебя цвет лица меняется из-за этого. Всё будет хорошо, помнишь? Томас, ты должен быть сильнее, помнишь? Не убивай себя своими мыслями и думай о хорошем. Просто думай о том, что он придет, и вы будете вместе. Он обнимет тебя и скажет, как сильно тебя любит. Думай о хорошем, Томас. Думай о новой жизни за пределами школы, думай о том, как много тебя ждет в новой жизни. Всё будет хорошо. Всё плохое, что могло случиться, уже случилось, тебе должно быть легче, хотя я понимаю, что это трудно. Трудно отпустить от себя боль, но ты попытайся. Если ты не сделаешь этого, то боль тебя сожрет. Нельзя жить с ней внутри себя всю жизнь. Томас, ты слышишь меня? Ты должен верить в лучшее, это важно. Просто поверь мне, всё будет хорошо. Да, сегодня всё плохо, но завтра будет лучше.
Томас не выдержал и обнял лучшего друга. Минхо слегка опешил от неожиданности, но всё же обнял Эдисона в ответ. Поддержка Райта для Томаса всегда была самой важной. Почти до невыносимости. Минхо был самым важным человеком в жизни Эдисона.
— Спасибо, — улыбнулся он, отпрянув от лучшего друга. — Спасибо, Минхо, — он вручил ему в руки свой бокал с шампанским. — Я скоро вернусь. Дождись меня, пожалуйста, ладно?
Райт удивленно вытаращился на друга, не понимая, что происходит.
— Томас, куда ты собрался? Томас! — крикнул Минхо, но его лучший уже исчез в толпе танцующих учеников, пробираясь к выходу. — Отлично.
***
Томас перепрыгивал через две ступеньки сразу, поднимаясь по лестнице. Он бежал к Ньюту так быстро, что сердце заходилось в бешеном ритме. Он был уверен, что Моррисон дома. Он не мог больше держать все свои эмоции внутри себя, хотелось выплеснуть их, и он знал, как это сделать. Нужно было срочно увидеть Ньюта. Томас всё понял. Томас всё осознал.
— Ньют, — Томас начал стучать в дверь, периодически нажимая на дверной звонок. — Ньют, открывай, это я. Ньют! — никто не отвечал и не открывал Эдисону дверь, но брюнет чувствовал, что Моррисон внутри. — Я знаю, что ты там. Открой дверь, пожалуйста. Ньют!
Но тот не открывал. Игнорировал, а ведь он это прекрасно умеет, но только игнорировать Томаса Эдисона практически невозможно. Он был способен поднять всех на уши. К счастью, сейчас не пришлось этого делать, потому что дверь в квартиру парня была не заперта. Это заставило Томаса заволноваться на долю секунды. Он прошел в квартиру, тихо закрывая за собой дверь. Ньюта не было слышно.
— Моррисон? — позвал Томас, но ответа снова не последовало, что заставило сердце Эдисона мгновенно пропустить удар от страха. Что-то было не так. — Ньют? — он со всех ног ринулся в гостиную, застывая в дверном проёме. Моррисон стоял возле окна, а у него в руках был пистолет, а комната пропахла сигаретным дымом. — Ньют? — прошептал Томас. — Что ты делаешь? Ньют?
Он повернулся к Томасу, и у того мгновенно всё внутри похолодело от такого взгляда ореховых глаз. Пустой. Безжизненный. Пожирающий всё на своём пути огонь боли. Всё внутри Томаса оборвалось. Он сделал шаг к Ньюту, но тут же застыл на месте, увидев, что Моррисон сжал пистолет в своей руке сильнее. Нет. Томас кричал, не веря в то, что видит. Не может быть. Ньют собирался убить себя. В этом не было сомнений. Ньют ничего никогда не боялся, а смерть в этой ситуации для него была лучшим выходом
— Привет, Томас, — дьявольски улыбнулся Ньют. — Ты пришел как раз вовремя, потому что я хочу, чтобы ты был свидетелем моей смерти. Можешь сделать мне одолжение, пожалуйста?
— Какое? — Томас абсолютно не узнал свой голос, потому что он задрожал от страха и паники.
— Застрели меня, пожалуйста, — абсолютно серьёзно сказал Ньют, продолжая смотреть на Томаса спокойно и адекватно, в то время как Эдисон был на грани истерики. Сердце, кажется, остановилось от увиденного и услышанного. Хотелось броситься к Ньюту, отобрать у него пистолет и прижать к себе, словно маленького ребенка, обнять и успокоить, но Эдисон понимал, что Ньют точно не шутит: он действительно не хочет жить. — Томми, убей меня!
Томас перестал дышать.
В его глазах отразился звериный ужас, который кричал только о том, как Эдисону сейчас страшно. Он никогда не испытывал подобного страха. Он смотрел на Ньюта, чувствуя, как к собственным глазам подступают слёзы. Всё не должно было закончиться именно так. Ньют был не в себе. Он, кажется, не понимал, что делает и о чем просит Томаса, ведь Эдисон никогда не сделает этого. Никогда. Он не застрелит Ньюта, даже если тот будет умолять об этом. Никогда. Ньют должен жить ради него, потому что сильнее всего на свете он нужен Томасу.
— Нет, — в голосе послышались нотки стали. — Ты прекрасно знаешь, что я этого не сделаю.
Истерика Томаса может сделать ситуацию только хуже, и Эдисон знал, что с Ньютом она абсолютно не поможет, значит нужно попытаться сделать вид, что он абсолютно спокоен. Это единственный шанс спасти Ньюта из лап этого безумия. Он должен это сделать. Он единственный, кто остался у блондина, и он единственный, кого, возможно, Моррисон может послушать.
Вдох-выдох
Вдох-выдох.
Вдох-выдох
— Что ты сейчас чувствуешь, Томас? — продолжал Ньют, пристально следя за реакцией парня напротив, который самым большим усилием воли сохранял спокойное выражение лица. — Ты боишься, скажи мне? Ты боишься, что я умру, поэтому отказываешься убить меня? Что ты сейчас чувствуешь? Давай, Томас, расскажи мне о своих чувствах, ведь ты это умеешь. Может, мне станет тебя жаль и я передумаю убивать себя? Давай же, Томми, не молчи. Разговаривай со мной, попытайся вправить мне мозги. Скажи, что смерть это не выход. Скажи, что всё можно решить другим способом. Ты ведь у нас хороший психолог, всегда пытаешься помочь всем, божий одуванчик, хороший ученик, но очень непослушная сучка. Грязная сучка.
Словами бьёт по лицу, но Томас не обращает внимания, потому что уверен, что это не настоящий Ньют. Настоящий Ньют любит Томаса так же сильно, как Томас любит его. Настоящий Ньют так не думает. Это всего лишь слова, которые не имеют значения. Эдисон знает правду.
Он скрещивает руки на груди и упрямо смотрит прямо на своего злейшего врага и одновременно самого любимого человека на свете. Ньют не отдаёт отчет своим действиям и словам. Его мозг затуманен. Ему плохо. Кто-то же должен мыслить здраво, верно? В этой ситуации только Томас способен держать себя в руках, хотя это чертовски тяжело, когда ты понимаешь, что можешь потерять любовь всей своей жизни, ведь сейчас Ньют настроен решительно. Это читается по глазам.
— Я не буду тебя убивать, я не хочу быть убийцей, — отвечает Томас крайне спокойно. — Я ничего не чувствую. Мне не страшно. Если ты хочешь умереть я не буду тебе мешать, я не буду тебя умолять не делать этого. Это ведь твоя жизнь, Ньют. И твой выбор. Хочешь — стреляй сам. Убивай себя сам.
Томасу страшно. Невыносимо. Сердце стучит в висках. Кислород застревает в лёгких и нет сил, чтобы проглотить тяжелый комок в горле. Если потеряет Ньюта, то потеряет себя. Навсегда. Этого нельзя допустить. Томас пользуется его же оружием — безразличием.
Томас научился у Ньюта многому. Например, научился управлять своими эмоциями в нужный момент. Смотреть на Ньюта в данной ситуации было невыносимо тяжело, ведь он сломанный, ненастоящий, пустой, ему всё равно на себя. Он, кажется, не слышит Томаса, который стоит ближе, чем нужно. Ньют уверен, что ему страшно, хотя он старается не показывать этого страха.
— Давай же, Томми, я испортил тебе всю жизнь, неужели не хочешь мне отомстить? — он провоцировал Томаса, говорил, говорил, говорил, не останавливаясь. Эдисон держался. Нужно было быть хладнокровным. Нельзя сломаться и показать свои настоящие эмоции. Нельзя показаться слабым в этих глазах.
Их корабль идет ко дну.
Он ищет виноватых. Ньют думает, что он виноват во всем, что произошло, но это не так. Нельзя было предотвратить смерть. Томас дышит, не отводя взгляда от Моррисона, будто силой мысли пытается заставить его бросить пистолет.
Сердце сжимается, падает и разбивается, волной боли расходясь по всему телу. Томас живет с ней, и это невыносимо — постоянно чувствовать себя ничтожеством, которое никому не нужно. Он понимает всё, что чувствует Ньют, ведь Томасу еще хуже, чем можно представить.
Томас молчит, не зная, что сказать.
— Не молчи, Томми, ну же.
Стоит на месте, не двигается: ноги прибило к полу, а внутри неистовый крик разбитого сердца, на котором кровью выцарапано то самое имя, имя того самого человека, что стоит совсем рядом. Слишком плохо. Слишком неизбежно.
— Ты не хочешь меня слушать, — пожимает плечами Эдисон. — Тогда зачем мне с тобой разговаривать? Если тебе все равно плевать на то, что я тебе скажу?
— А ты всё равно скажи, — кивает Ньют. — Я хочу послушать.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Томас хочет заткнуть свой рот, но не получается. Паршиво. Им обоим было очень-очень плохо. Только Ньюту Моррисону было в разы хуже, ведь он прямо сейчас на глазах у Томаса, играл со смертью и смеялся ей в лицо, угрожая Эдисону пистолетом.
Умереть от рук любимого человека — не самая худшая смерть. Пожалуй, Томас не выдержит без Ньюта, и уйдет следом за ним.
— Только, когда будешь нажимать на курок, извинись за свою смерть перед Соней, — Томас знал, куда бьёт. В самую болезненную точку. Осознанно, ведь только так можно было достучаться до Ньюта, который потерял контроль над собой.
Сестра для Ньюта — это святое. Это семья. Хрупкая, но такая родная, такая важная, такая нужная. Без неё он не станет собой, не станет счастливее. Он боролся ради неё, а теперь смысла в борьбе не было.
Он обрел, но потерял.
Он обрел, но потерял.
Он обрел, но потерял.
— Она мертва, — прорычал Ньют. — Она мертва. Ей всё равно, и мне теперь тоже. Ей плевать на меня, а знаешь почему? Потому что, когда за тобой закрывается крышка гроба, всё заканчивается. Уходит боль, уходят воспоминания, уходишь ты. Там ничего нет, там пустота, Томас. Там нет продолжения жизни. Ты уходишь навсегда и не возвращаешься. Соня мертва, и она не вернется. Я не хочу и не буду жить без неё, потому что никакого смысла в этом нет.
Эдисон больше не сдерживается.
— В этом и проблема, Ньют! Тебя не волнует, что кто-то может пострадать, тебя не волнуют другие люди, а знаешь, что я чувствую? Я опустошен! И если ты умрешь, я буквально сойду с ума, — говорит Томас.
И это чертова правда — он не сможет без Ньюта. Так невыносимо чувствовать себя таким пустым и уязвимым. Эдисон плотнее сжимал челюсти, чтобы не закричать, но так хотелось, чтобы Моррисон, наконец, смог его услышать.
— Соня живет в твоем сердце, Ньют, — тихо прошептал парень, — а это значит, что она никогда не умрет для тебя. Она всегда будет рядом с тобой, будет поддерживать тебя, охранять от всех бед на свете. Она будет для тебя всегда живой, пока ты помнишь о ней.
— Черта с два, Эдисон, — выплюнул Ньют. — Подобная херня на меня не действует, даже не старайся. Ты думаешь, что я поверю, блять, в это? Какого черта ты вообще приперся опять?
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
— Ты знаешь ответ на свой вопрос, Моррисон, — отвечает Томас. — Разве не так?
— Я всё равно убью себя, Томми, — говорит Ньют. — Я всё равно сделаю это и мне плевать на всё, что ты сейчас скажешь, потому что ты мне не нужен, слышишь? Ты никогда не был мне по-настоящему нужен. Я всегда использовал тебя в своих целях, я влюбил тебя в себя специально, чтобы сделать тебе как можно больнее, чтобы разрушить тебя. Я использовал тебя, чтобы спасти Соню. Ты нужен мне был только для этого. Я признался тебе в любви, а ты поверил в это, как мальчишка, даже не подозревая о предательстве. Знаешь, если бы Алби сказал мне убить тебя, я бы сделал это, не задумываясь. Мне всегда было плевать на тебя. Ты так легко верил всему, что я говорю, это было даже забавно, потому что сучка влюбилась по уши в своего хозяина. Мне ничего не стоило одурачить тебя, Томас. Мне ничего не стоило разбить тебе твоё маленькое доверчивое сердечко. Ты веришь всем, ты всех прощаешь, ты всех любишь, ты такой чересчур правильный, что меня тошнит, понимаешь? От тебя тошнит, Томас. От твоей правильности, от твоей веры, от твоей надежды. Надежды нет. Ни на что. Томас, ты должен повзрослеть и, наконец, понять, что мы все по уши в дерьме, ты понимаешь? Ты ведь нихрена не понимаешь. Ты никогда не понимал, ты всегда был счастливым, беззаботным подростком, жил моментом и наслаждался своей жизнью, просыпался по утрам, потому что хотел проснуться. Ты не способен понять, что я сейчас чувствую.
— Я понимаю, — это было ошибкой, потому что глаза напротив загорелись недобрым огнем.
— Что ты, блять, понимаешь?! — закричал Моррисон. — Что ты, блять, понимаешь?! Давай, говори! — Ньют сделал несколько шагов к Томасу, тот несколько шагов от него. Инстинктивно. Неконтролируемо, потому что блондин абсолютно не контролировал себя.
Томасу на долю секунды стало страшно, и Моррисон сразу среагировал на это. Эдисон боится, потому что снова видит монстра, который хочет убивать. Он снова увидел в Ньюте монстра. Невыносимое чувство, заставившее Ньюта остановиться. Он не хотел делать Томасу больно.
Так сложно было обуздать свою ярость, он никогда не мог совладать с ней. Он был слишком слабым для этого. Ярость — это выход. Проломит кому-нибудь голову и сразу успокоится. Но сейчас в голове сработал переключатель, который не позволил Моррисону приблизиться к Томасу еще ближе.
Нельзя.
Нельзя.
Нельзя.
