сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 51 страниц)
Ньют целует жадно, ненасытно, прокусывая мягкие губы до крови. Терпкий вкус чужой крови на языке сводит с ума, выпуская голодного зверя из клетки. Зверя, жаждущего сожрать Томаса прямо здесь и сейчас. Ньют не остановится. Он хочет доказать этому маленькому ублюдку, что он совершил самую ужасную ошибку в своей жизни, когда ударил его. Томасу казалось, что он потеряет сознание от всего, что сейчас происходит. Ему было больно, потому что Ньют не контролировал себя, вгрызаясь зубами в его губы и заставляя раскрыть рот. Плевать. Плевать. Абсолютно на всё, потому что тормоза отказывают. Томас беспомощно воет прямо в его губы, но это заводит еще больше, лишая рассудка. Его пальцы вцепляются в его затылок, отводя голову в сторону и открывая вид на изящную шею. Томас задыхается, вгрызаясь ногтями руки, пытаясь причинить боль, которую Ньют сейчас не чувствует. Совершенно. Прокусывает кожу на уровне ключиц и слышит болезненный стон своей жертвы. Ноги Эдисона подгибаются и он просто виснет на плечах своего врага чувствуя, как тот дышит ему в шею.
Ньют целует так, что здравый смысл покидает Томаса, и он не может ничего сделать, потому что Ньют не позволит. Каждое прикосновение врага посылает электрические разряды по всему телу. Томас горит в пламени Ньюта и кажется, что этот огонь исцеляет его душу и сердце. Больно. Неправильно. Неконтролируемо. Футболка Томаса оказывается бессовестно разорвана. Ньют слишком резко дернул её так, что та просто не выдержала такого напряжения и затрещала по швам, превращаясь в ненужный кусок ткани. Эдисон уже почти обессиленно пытается сделать расстояние между ним и Ньютом максимально большим, но это попытка снова безуспешна. В полутьме Томас видит, каким бешенным огнём горят глаза Ньюта и от этого сводит внутренности, мурашки от страха уже бегут снаружи внутрь.
— Стой, — голос срывается, не слушается, — остановись. Пожалуйста.
Но Ньют его не слышит, он слишком хочет наказать Томаса. Он жаждет его. Прямо сейчас, потому что от возбуждения срывает крышу, а бешенство кипит в венах, взрывая блондина изнутри.
Он хочет его. Ближе. Глубже.
Блять. Он не может остановиться.
Эта сука должна быть наказана.
Она это заслужила.
Она заслужила самое страшное наказание, потому что пошла против своего хозяина.
Его демоны хотят сожрать Томаса, и он позволяет этому случиться, смотря в испуганные глаза. Тело в его руках дрожит непонятно от чего: то ли от страха, то ли от желания. Хотя, тут скорее второе, чем первое. Голова взрывается от этой мысли, от холодных пальцев у себя на торсе Томас чуть ли не теряет сознание и сам ненавидит себя за это, потому что ему кажется нравится всё, что делает Ньют. Руки брюнета цепляются за его плечи, чтобы не потерять равновесие. Ньют снова целует так, что у Томаса, кажется, останавливается сердце.
Руки Ньюта сжимают стройные бедра так сильно, что завтра будут синяки, и Томас снова беспомощно выгибается в его руках от крышесносных ощущений чужого возбуждения. Ньют так сильно прижимается к нему, что от теплоты чужого тела Томас снова начинает задыхаться. Он, скорее, неосознанно, чем с пониманием, целует блондина в подбородок, пытаясь успокоиться, но ничего не получается: чужой стояк нагло упирается ему в бедро, и от осознания этого ужас снова расползается по всему телу. Он понимает, что остановить Ньюта у него уже не получится, и от этого по-настоящему страшно. Чужие зрачки расширены от возбуждения, чужие руки так сильно держат его, не позволяя отодвинуться ни на сантиметр.
Ньют подхватывает Томаса под ягодицы, предварительно избавив того от джинсов. Томас слабо сопротивляется, но обхватывает талию блондина ногами. Сейчас они слишком остро чувствуют друг-друга.
Так не должно быть. Это не должно произойти. Не здесь. Не с ним.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох
Вдох-выдох.
Томас захлебывается в своей истерике, впиваясь ногтями в плечи Ньюта и раздирая их до крови. Он входит одним резким толчком, без какой-либо растяжки и даже смазки, и Эдисон чуть ли не теряет сознание от неожиданной резкой боли. Парень хнычет, не сдерживаясь. Ньют замирает и загнанно дышит, чувствуя, как дыхание Томаса надрывается, а из глаз брызгают капельки слез. Томас не шевелиться и даже боится смотреть на Ньюта. Ему больно. И кажется, что очень, потому что он так сильно вцепляется руками в кожу на его плечах, что кажется, будто брюнет хочет содрать её, закусывает губу, пытаясь впихнуть предательские слезинки обратно в себя.
Блять.
Он же девственник. Это заставляет кровь в жилах мгновенно застыть. Ньют почти не слышит его дыхания, чувствуя, как внутри него туго. Слишком туго. Девственные мышцы так сильно сжимают его. Блять. Ньют натыкается на его жалобный взгляд и толкается, слыша тихий скулеж ему на ухо:
— Больно.
Блять.
Томас весь сжимается и не может побороть боль. Он и не думал, что это может быть так больно. Такой огромный, разрывающий его изнутри. Он ловит взгляд Моррисона и видит в нём пожирающий огонь, в котором тут же сгорает. Он снова толкается, срывая с этих губ позорный стон. Томас позволяет Ньюту трахать себя. Прямо здесь и прямо сейчас. Ньют вгрызается зубами в шею своей жертвы, желая оставить метку. Томас выпадает из реальности, позволяя губам Ньюта коснуться его уха, от его рычания лопаются внутренности.
— А теперь, — толчок. Томаса подбрасывает в руках Ньюта, он ловит губами его дыхание и лишается души прямо сейчас, — скажи, чья ты сучка? — У Томаса темнеет в глазах, когда Моррисон грубо кусает его за ухо, требуя незамедлительного ответа. — Маленькая, паршивая сучка кому ты принадлежишь, скажи мне?
Томас дуреет от запаха корицы и ментола и почти не соображает, лишь чувствуя в себе грубые толчки, заставляющие его стонать в шею Ньюта. Сдержать их абсолютно не получается. И Эдисон ненавидит себя за то, что не хочет, чтобы эта сладостная пытка заканчивалась. Кожа к коже. Кажется, что на его теле останутся синяки, потому что Ньют себя абсолютно не контролирует, трахая Томаса так, как ему нравится.
— Скажи мне, маленькая сучка, кому ты принадлежишь?! — обжигающий шепот. Томас обессиленно воет .
— Я принадлежу тебе.
Блять.
В нём слишком туго.
Слишком.
Снова толчок. Томас впивается зубами в его плечо и только потом осознает, что сделал: на коже остается след от его зубов. Ньют хватает его за затылок и заставляет посмотреть прямо в глаза.
— Повтори, маленькая сучка, кто твой хозяин? — взгляд темнеет от бешеного возбуждения.
Пускай, блять, чувствует.
Томасу хочется заткнуть себе рот, но не выходит.
— Ты.
Эдисон ненавидит себя еще больше.
Потому что именно сейчас не может иначе. Он осторожно касается губами щеки Ньюта и пытается его поцеловать. И он правда целует, прижимая блондина еще ближе и позволяя ему всё, что угодно, потому что здравый смысл уже давно помахал ему ручкой.
— Хороший мальчик.
Маленький ублюдок-девственник. Хотя уже не девственник. Тело Эдисона дрожало, как в лихорадке, а горячие пальцы находили всё новые слабые точки на этом теле, кусая зубами кожу слишком агрессивно. До крови. На его шее не останется ни единого живого места, Томас уверен в этом. Его губы распухли от количества укусов. Во рту чувствуется вкус крови. Томас ненавидит себя за свою слабость именно сейчас, когда позволяет языку Ньюта скользнуть внутрь.
Они целуются грязно и ненасытно, потому что Томас уже не в состоянии контролировать себя. На ощупь волосы блондина слишком жесткие, но сейчас это не важно. Эдисон перебирает пальцами золотистые пряди и сходит с ума от каждого следующего толчка, выгибаясь в руках Ньюта. Совершенно неосознанно.
Томас в ужасе распахивает глаза, когда понимает, что блондин нашел нужную точку, вдалбливаясь в тело Эдисона уже без остановки, не давая Эдисону даже вздохнуть. Эдисон закатывает глаза и впивается ногтями в затылок блондина, срывая с уст того утробное рычание.
— Кажется, что я сейчас... — Томас хрипит. И Ньют снова делает толчок, срывая с губ Томаса вскрик.
Осознание.
Он кончил.
Томас уже совершенно обессиленно повисает на плечах Моррисона, и Ньют делает завершающий толчок, успевая выйти из брюнета до того, как выплескивается сперма.
Эдисон не дышит, не двигается. Чужое тело приятно согревает.
Осознание.
Томас лишился своей девственности в объятьях своего врага.
Ньют уходит почти сразу, даже не оборачиваясь, оставляя Томаса совершенно одного.
Вдох-выдох
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Томас жалеет.
========== 5. ==========
Ньют ушел, даже не обернувшись, чтобы посмотреть на Томаса. От неконтролируемого приступа злости Томасу хочется заорать в спину блондина так, чтобы тот оглох, но парень всегда мог контролировать свои эмоции, потому что он умнее. Ему всё вернется. Ньют не станет нужнее кому-то из-за того, что сделал, Моррисон только заставлял Томаса верить, что этот человек не способен на чувства.
Всё еще больно. Томас утыкается головой в колени, не чувствуя своего тела. Мантра, которую он всегда повторял, когда ему было плохо, прямо сейчас не помогает. Он всё еще ощущает на окровавленных губах вкус ментола и корицы. Этот запах Моррисона похоже въедается под кожу, он чувствует, как блондин ломает его внутренности изнутри.
Взгляд. Бешеный. Неосознанный. Холодный. Пожирающий. Кажется, он запомнил эти ореховые глаза навсегда. Кажется, утопия, но никакой паники. Нет. Он не победил. Он проиграл. Томас знает это. Ньют чувствует себя чертовым победителем, но на самом деле он — проигравший.
Бессердечный. Бесчувственный. Несчастливый.
Томас не хочет думать о нём, но всё равно думает, осторожно поглаживая свои руки там, где касались холодные пальцы, кожа всё еще покрыта мурашками, а сердце стучит так, что Томасу больно. Блондин навязчиво лезет в его голову. Томас правильный. Томас не умеет презирать людей, а должен. Обязан презирать Моррисона до конца своих дней. Так должно быть, так правильно, потому что Ньют заслуживает этого. А чего заслуживает Томас?
Он человек. Ньют тоже, просто он неправильный. Презрения нет, но есть понимание. Извращенное понимание поступков Моррисона. Томас хороший, а Ньют плохой. Противоположности. Нет, не притягиваются. В этом случае — отталкиваются. Демоны Ньюта никогда не примут Эдисона. Сам блондин вряд ли полностью осознает, что сделал. Томас уверен. Он увидел это в глазах своего врага - непонимание, проскользнувшее сквозь тело Томаса.
Эдисон не дышит, не двигается. Свитер неприятно колет шею, он закусывает губы, безжалостно растерзывая их своими зубами, сжимает и разжимает кулаки, пытаясь вернуть чувствительность рукам, на которых красуются лиловые синяки от чужих грубых пальцев. Эдисон сидит на кровати и смотрит в одну точку. Стоит ли говорить, что он не спал практически всю ночь? Бешеные глаза Моррисона, налитые кровью, всё еще врываются в сознание, разрушая психику парня в хлам. Кожу жжет так, что Томасу хочется содрать её, чтобы не чувствовать эти чужие прикосновения и не видеть чертовы метки на своем теле, которые даже смыть не получилось.
Слишком омерзительно.
Душу осквернили, а сердце вырвали и забрали, как приз для победителя. Только тут кажется проиграл Ньют, а не Томас. Он ведь теперь должен ненавидеть блондина за фактическое изнасилование - это будет правильно, ведь всё произошло не по любви, не с согласия, абсолютно не так, как хотел Эдисон. Ненависть — это самое малое, что заслуживал Моррисон, но ненависти не было. Совершенно. Брюнет чувствовал жалость по отношению к нему. Ну сделал он это и что? И чего он добился? Любви? Понимания? Ничего. Унижая других он не станет счастливее. Томас скорее почувствовал, чем понял, что Ньют на самом деле нуждается в человеке, который бы принял его, который бы понял его, которому он бы мог доверять, потому что он сейчас как одинокий волчонок, не понимающий ничего из того, что он делает, не осознающий ничего вокруг.
Томас скорее почувствовал, чем понял, что Моррисону на самом деле очень больно, и вместо ненависти и презрения появилось желание помочь ему, даже если он не будет принимать помощь. Томас всё равно попытается. Он пытается вернуть ему веру в жизнь, потому прошлой ночью он не увидел в этих глазах ничего, кроме пустоты. Эдисон раньше не осознавал это до конца, но теперь кажется понимает, что парень погибает, и его надо вытаскивать, пока не стало слишком поздно.
Пожалуй, Томас слишком благородный. Но он ощущает чужую боль гораздо лучше, чем свою собственную. И сейчас через прикосновения, грубость он прочувствовал душу блондина практически полностью. Он правильный, а Ньют - нет. Но сейчас это не важно.
Важно лишь то, что Томас искренне хочет помочь Ньюту. И он сделает это. Постепенно и аккуратно.
На улице уже рассветало, когда Томас всё-таки попытался заснуть хотя бы на один час. Тело нещадно ныло, но он всегда игнорировал всякую боль и эту тоже, зная, что это скоро пройдет, а синяки можно спрятать за одеждой, только как спрятать невыспавшееся лицо? Томас старался не думать, и когда всё-таки нужно было оторвать голову от подушки, Эдисон позвонил Минхо, чтобы узнать, всё ли у того хорошо.
— Привет, дружище, — отозвался Эдисон, жуя печенье. То самое, которое любит Райт. Выходить из номера пока не хотелось, поэтому Томас решил позавтракать вкусняшками, — ты спишь, да?
Послышалось недовольное ворчание прямо в трубку, Эдисон усмехнулся, переводя взгляд на часы. Семь часов утра. Кажется, Минхо всё-таки ещё спал и сейчас обзывает Томаса последними словами за прерванный сон.
— А ты еще спрашиваешь?! — буркнул Райт. — Все нормальные люди спят еще, и я тоже, между прочим.
— Я тоже нормальный, и я не сплю, — сказал Томас.
Он понимал, что говорить Минхо о том, что произошло категорически нельзя, да он и сам не хотел, чтобы кто-то знал об этом. Ничего уже не исправишь. Томас был сильнее своего внутреннего состояния, поэтому не позволял себе даже самой маленькой истерики, потому что они ничего не изменят. Он мог лишь думать о том, что Моррисон, возможно, успокоился, ведь добился своего. Хотя тут, скорее всего, не он унизил Томаса, а самого себя унизил в глазах брюнета. Эдисон, возможно, единственный, кто осознал, что блондин несчастливый. Совершенно.
— А что с голосом? — подозрительно спросил Минхо. — У тебя всё хорошо?
Томас уверен, что сейчас всё гораздо хуже, чем когда-либо. Он сжимает в руках подушку, подавляя желание тяжело вздохнуть. Он же сильный. Он справится. Только как теперь встречаться с Моррисоном? Он не понимает, не хочет его видеть прямо сейчас. Сейчас это слишком невыносимо. Эдисон сможет пережить это. Всё хорошо, когда всё плохо.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Синяков и шрамов прибавилось.
Свитер натянут до самой шеи.
Каждый её участок растерзан чужими зубами.
Не думай об этом.
Не думай об этом.
Не думай об этом.
Минхо слышит тяжелое дыхание. Оно надрывается с каждым новым вздохом. Кажется, Томас не справляется. От осознания того, что его тело больше не принадлежит ему.
Спасти Ньюта — это плохая идея, но Эдисон хочет этого. Правда. Он хочет понять этого человека. Потому что за каждой жестокостью скрывается боль.
— Томас, ты в порядке? — встревоженный голос. Эдисон улыбается.
— Я справлюсь, Минхо, обещаю, — улыбается. — Я должен.
А в голове мысли разъедает четыре буквы имени.
Ньют.
***
Дыхание сбивается. Злость перекрывает всё остальное. Ньют врывается в свой номер и дышит, дышит, дышит, но это не помогает. Не помогает избавиться от мысли, что это произошло, что он это сделал, что он сделал это с ним. Он бросил его. Он ненавидит его так сильно, что хочется вернуться и сломать ему шею, чтобы его просто не существовало на этой планете.
Блять.
Сука, зачем?
Полегчало? Нихуя.
Всё стало лишь хуже.
Испуганные глаза Эдисона преследовали его, его жалобный скулеж до сих пор звенел в ушах. Он унизил его, но только легче от этого не стало. Он думал, что если он сделает это — то его отпустит, но, блять, нихуя. Томас не отпускал его. Томас казалось въелся ему под кожу и не хотел отпускать. Слишком много мыслей. Слишком много Эдисона. Ему нужен алкоголь. Срочно. Ему нужно забыть всё, что произошло. Ему нужно вычеркнуть эту ночь из памяти. Он не хочет помнить это. Не хочет помнить, как Эдисон выгибался в его руках, как в нём было хорошо. Так хорошо, что у Ньюта сорвало крышу.
Нельзя. Сука, уйди из моей головы!
Нельзя. Пошел вон. Я ненавижу тебя.
Взгляд. Испуганный, Карие глаза — горячий шоколад. Моррисон никогда не нуждался в любви. Он презирал её. Пожалуй даже слишком, чтобы это было адекватно. Неадекватный псих. Забыть. Забыть. Забыть.
Сколько у него было недоотношений? Сколько галочек? Поставить галочку рядом с его именем? Блять, для чего? Эдисон — хороший. Эдисон — добрый. Эдисон — доверчивый. Глазки — бусинки, мягкая шея, изящные руки. Блять, сошедший с небес, но теперь уже испорченный ангел. Он пахнет клубникой и шоколадом. Ньют ненавидит шоколад. Ньют ненавидит клубнику. Ньют ненавидит Томаса. Ему должно было стать легче. Он был уверен в этом.
Маленькая сука.
Девственник, который подарил ему себя. Блять, он ведь был не против. А вот Моррисон возненавидел его еще больше за это. Такой тугой, так умеет стонать и он, блять, чувствовал, как Эдисон прижимался к нему, как перебирал пряди волос на его затылке. Блять, Ньют до сих пор чувствует эти осторожные прикосновения длинных пальцев к своей макушке.
