сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 51 страниц)
— Не могу, — Минхо мучительно ткнулся головой в парту. — Мы с ним были как две половинки одного целого, никогда не расставались, а теперь я совершенно один и мне плохо, а когда мне было плохо, то я всегда приходил к Томасу, и мы разговаривали. Могли целую ночь разговаривать, он меня поддерживал и успокаивал, когда мне это было необходимо, а теперь мне абсолютно не с кем разговаривать, и, если честно, это меня убивает. Он же мой лучший друг, я не смог его отговорить от этого, а он не смог остаться со мной. Нет, я понимаю, что ему несладко было здесь, рядом с Моррисоном, но я действительно не думал, что всё так серьёзно. И мысль, что я, возможно, больше никогда не увижу своего лучшего друга, меня добивает. Я хочу пойти и вытрясти из Ньюта всю душу, чтобы он вернул Томаса обратно.
— Может, он вернется? Отдохнет и вернется, — сказала Тереза. — Возможно, ему нужно время, чтобы успокоиться, обдумать всё, подумать, что делать дальше.
— Если Томас принял решение, то он никогда не изменит его, даже если ему будет очень плохо, — ответил Минхо. — Я знаю его как облупленного, если он что-то вбил себе в голову, то там хоть стой, хоть падай, но он не обернется назад, он будет идти дальше, потому что Томас именно такой, понимаешь? И я знаю, что он не вернется. Он никогда не вернется.
— Всё не может быть так плохо, Минхо, — тихо сказала Тереза. — Где же твой оптимизм?
— Там же, где и мой лучший друг, — вздохнул Райт. — Мне слишком грустно.
Тереза обняла Минхо за плечи и осторожно поцеловала того в щеку.
— У тебя есть я! — улыбнулась Тереза. — Я не Томас, но грустить тебе я не дам. Всё будет нормально, правда.
Минхо улыбнулся и лег на парту, а Тереза продолжала его обнимать. Минхо не ошибся, она была очень хорошей. И почему Ньют так сильно её ненавидит, а Томас не доверяет?
— Спасибо за поддержку, — улыбнулся азиат.
— Всегда пожалуйста, — тоже улыбнулась девушка. — Он тебе звонил? Ты с ним разговаривал? Как у него дела?
— Телефон отключен, — покачал головой Минхо. — Перед отъездом он сказал мне, что купит новую сим-карту и позвонит мне сам, но пока тихо. Честно говоря, я за него очень сильно переживаю, ибо он даже учебу не смог закончить, а остался всего лишь месяц.
— Ему тяжело, Минхо. Его можно понять, — ответила девушка.
— Я понимаю, что ему тяжело, но мне без него не лучше, — сказал Минхо. — Он же мой лучший друг, а лучшие друзья не должны терять связь друг с другом. У меня ощущение, что меня бросили.
— Тебя никто не бросал, — покачала головой Барнс. — Вот сейчас дверь откроется и он войдет. Смотри.
И дверь в класс действительно распахивается, заставляя Минхо приковать взгляд к вошедшему человеку. Моррисон. Райт смотрит на Терезу, и та невинно улыбается.
— Почти что Томас, правда же?
— Скорее дьявол, летящий на крыльях ночи, — вяло пытается пошутить Минхо.
Тереза вздыхает.
— Ну, а с ним ты пытался поговорить или нет? — спрашивает она. — По-моему, вам уже давно надо помириться.
— А я с ним не ругался. Он ведет себя как придурок одноклеточный. Я в этом абсолютно не виноват. Да и разговаривать с ним абсолютно бесполезно, поверь мне. Он мог остановить Томаса, но не сделал этого. Почему? Я не знаю. Возможно, потому что ему действительно плевать на Томаса.
— Ты не знаешь этого, Минхо. И я уверена, что Ньют любит его. Я даже догадываюсь, по какой причине он не остановил Томаса.
— Ну-ка, просвяти, — сказал Минхо.
— Он хочет его защитить, — ответила Тереза. — От моего брата.
— Чего? — не поверил Райт. — Что ты имеешь ввиду?
— Я привела Томаса к своему брату, а теперь он хочет получить его любой ценой, потому что он дорог Ньюту, и он знает, что Ньют пойдет на всё, чтобы защитить Эдисона. Любой ценой. И именно поэтому Томасу будет лучше в Бостоне. Безопаснее, по крайней мере. Я помогала Алби, понимаешь? Именно поэтому Ньют хочет моей смерти, я уверена, — она опасливо покосилась в сторону Моррисона. — Я была сестрой своего брата во всех чертовых смыслах, но я больше так не хочу. Алби хочет мести, а я спокойствия. В жизни у нас с ним абсолютно разные цели, поэтому я сбежала, а он мне этого никогда не простит. Я фактически стала предательницей в его глазах. Хотя, кроме наркотиков и Ньюта его ничего не интересует в данный момент. Это паршиво. Ньют — вполне нормальный парень. По крайнее мере, он был таким до встречи с моим братом, а дальше, знаешь, всё покатилось по наклонной, и он изменился, потому что такая жизнь меняет всех до неузнаваемости. Из хорошего и доброго он превратился в жестокого и бесчувственного, но любовь творит чудеса, верно? Томас вернул ему веру в жизнь, он вернул его к жизни, заставил увидеть себя, а это дорогого стоит.
— Ты говорила, что у Ньюта есть родная сестра? — вспомнил Минхо.
— Да. Её зовут Соня. Она попала к нам из детского дома. Их с Ньютом разлучили, когда они были детьми.
Минхо резко изменился в лице.
— Не понял, — проговорил азиат. — В смысле?
— Родители Сони и Ньюта погибли в автокатастрофе, когда Ньюту было шесть, а Соне четыре. Они попали в детский дом, а потом Соню удочерила моя семья. Если честно сказать, то Алби ненавидел Соню. Он несколько раз пытался её убить, а я пыталась повлиять на него, но он был зациклен на ней. Мои родители очень искренне любили её, помогали, поддерживали, а Алби не нравилось это. Потому что Соня была центром их внимания. Поначалу я тоже была одного мнения с Алби, хотела, чтобы Сони не существовало вообще, поэтому помогала ему. Он стал наркоманом, а я его личной собачонкой. Он живет мыслью о мести, он хочет, чтобы Ньют и Соня страдали, а я слишком поздно поняла, что они этого не заслуживают. Как-то так, Минхо. Мой брат пойдет на всё, чтобы получить своё, и у него появилась новая жертва — Томас. И в этом есть и моя вина. Ньют не доверяет мне и никогда не будет. Я сама себе иногда не доверяю. Но ты должен знать, что я не такая, как мой брат. Теперь нет. Я не хочу страданий. Я не хочу, потому что я устала от такой жизни…
— Я отказываюсь что-либо говорить…
— Поверь мне, Ньют не главный злодей в этой истории, — многозначительно сказала девушка. — Мой брат гораздо хуже, чем Ньют, просто поверь мне. И Томасу будет лучше, если он будет очень далеко отсюда.
Тереза тоже приняла своё решение. Она бросила своего брата и так сильно боялась, что он достанет всех: Ньюта, Томаса, Минхо и её. Всех, потому что хочет мести, а малышка Тереза была абсолютно другой, она умела прощать. она умела чувствовать, а вот Алби был абсолютно далек от человеческих чувств. Даже дальше, чем Ньют.
Последнему было ясно, что…
Что теперь всё по-другому. Абсолютно не так, как было раньше. Всё изменилось. Ньют привыкал к своим чувствам, пытался найти им подходящий уголок в своей душе, чаще думал о Томасе, но эти мысли больше не были убийственными, они больше не убивали его, а, скорее, давали силы, чтобы жить дальше.
С Томасом он осознал, что у него не было настоящей жизни, было только существование, которые медленно забирало все силы, а брюнет вдохнул в него эту жизнь, заставил видеть солнце там, где он раньше видел тучи. Какая-то маленькая часть Моррисона скучала по Эдисону слишком сильно, но он до сих пор не мог себе в этом признаться по-настоящему.
Моррисону было страшно, но никто об этом не знал, даже не догадывался, потому что Ньют не проявлял никаких чувств. Абсолютно. И именно поэтому он захлебывался от них внутри. Это было слишком для него. Слишком странно. И слишком ново.
Всё, что осталось у Ньюта от Томаса — это воспоминания и цепочка на шее. Его цепочка. Цепочка Томаса, как единственное напоминание для парня, что теперь имя Эдисона навсегда высечено у него на сердце. И это уже не казалось проклятием. Океан чувств затягивал в себя, но Моррисон больше не тонул в нем; воспоминания одно за другим проносилось в голове.
***
— Если у меня будет выбор: оказаться в аду или быть с Ньютом, то я выберу Ад. Без сомнений.
Слова звучали в голове.
— Он никогда не перестанет меня ненавидеть. Это же очевидно!
— Я тебя люблю, разве так сложно в это поверить, Ньют?
Глаза Томаса смотрели прямо в душу, выворачивая её наизнанку, оголяя нервы, заставляя внутренности вскипать от напряжения. Он смотрел так, как Ньют не заслуживал, делал вид, что понимает, но на самом деле он не понимал ничего, потому что Ньют не позволял себя понять, он постоянно бежал от любви, но слишком поздно осознал, что любовь всегда была рядом с ним. Глубины чужих глазах завораживали так сильно, что Моррисон не мог противостоять.
— Ты молчишь, потому что не веришь мне? — слова били так сильно, не жалея. — Давай же, Ньют, скажи мне еще раз, что я конченное дерьмо, которое испортило тебе всю жизнь.
Томас говорил спокойно, но внутри всё дрожало. Невыносимо.
— Почему ты, черт возьми, постоянно молчишь? — вскипел Эдисон. — Скажи мне правду, наконец, и разойдемся. Я смогу уехать в Бостон только так, только если ты, Ньют, скажешь мне в лицо, что любишь меня, если ты скажешь мне правду, если ты расскажешь мне, что ты на самом деле чувствуешь ко мне. Давай же, Ньют. Признайся, что я на самом деле нужен тебе. Слабо?
— Что это изменит? — прошипел Ньют. — Что?! Томас, ты убиваешь меня, разве не понимаешь?
— Я смогу остаться, — тихо сказал Эдисон. — Пожалуйста, Ньют, прошу тебя, скажи мне правду, прошу, — Томас почти плачет. И это невыносимо. Томас плачет из-за Ньюта, чувствует себя тряпкой, но это уже не имело значения. Только Ньют. Только он важен. Его молчание, подобно иглам, протыкает сердце. Томас понимает, что не сможет жить, если Ньют снова соврет. Не сможет.
Вдох. Слёзы на ресницах.
Выдох. Молящий взгляд.
Томас знает, что не сможет продержаться так слишком долго. Ньют — это всё. Это причина, чтобы жить, и каждая крупица лжи из этих уст убивает по-настоящему. И если бы кто-то сказал Томасу, что он будет одержим Моррисоном, то он бы, скорее всего, рассмеялся в лицо этому человеку. Их отношения казались абсолютно невозможными, потому что Томас всегда понимал, что Ньюту Моррисону доверять нельзя, но он никогда не заглядывал внутрь своей проблемы, а когда заглянул, то Ньют не захотел, чтобы ему помогали.
Оба ошибались. Оба проиграли.
Вдох.
Снова без выдоха.
— Пожалуйста, Ньют, пожалуйста.
Как выглядит безумие?
Именно так.
Ньют не может сопротивляться своим чувствам. Больше не может. Его душе нужен покой. Его сердцу нужен покой, потому что он не протянет так слишком долго. Он не каменный. Он чувствует. И эти чувства способны убить его. Он считал себя бесчувственным, но это абсолютно не так. Пора снимать маску и показать себя настоящего.
От его «пожалуйста» сводит сердце, Ньют почти не дышит и смотрит прямо в глаза своему самому страшному наказанию за все свои грехи. Эдисон смотрит выжидающе, с чертовой мольбой во взгляде. Так смотрит только Томас. Это безумие. Настоящее чертово безумие. Они оба уже давно перешли дозволенную грань.
— Прости меня, Томас.
— Я не злюсь. Всё хорошо. Я не злюсь. Не могу. Не получается. Я слишком слабый, потому что люблю тебя как проклятый. Это действительно похоже на проклятье, Ньют. Я думал, что это всего лишь привязанность. Я был уверен, что это скоро пройдет. Я так сильно этого хотел. Я хотел, чтобы тебя не существовало, потому что тогда бы мне было легче перетерпеть это, но это была не привязанность, Ньют. Я понял это, когда мне стало по-настоящему больно. Так больно, что мне хотелось вскрыться, чтобы отпустило.
Ньют молчал. Он слушал.
А Томас продолжал говорить, потому что Ньют должен знать всё, что он чувствовал тогда и чувствует прямо сейчас. Томас устал молчать. Иногда молчание убивает чувства и эмоции людей, а Эдисон не готов к этому. Он не может больше держать это в себе. Боль не оставляет выбора.
— Ты помнишь, верно? — спрашивает Томас. — Помнишь, как мне стало плохо из-за тебя? Я действительно хотел перерезать себе вены, чтобы мне стало легче, потому что я не понимал, чем заслуживаю такую звериную ненависть к себе. Не понимал, ведь я никогда никому не делал больно. Я ничего тебе не сделал, а ты постоянно избивал меня, постоянно втаптывал в грязь, а я терпел. Терпел и молчал, но теперь моё молчание не имеет смысла, Ньют, потому что я уезжаю. И я хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя по-настоящему. Можешь не верить, но это правда. Я понял это тогда, когда мне было плохо. Я понял, что это не просто привязанность. Я понял, что это любовь. Я понял, что влюблен в тебя. Я пытался разлюбить тебя. Я, честно, пытался, но у меня не вышло, Ньют. Прости меня. Прости меня, Ньют.
— Я верю, — прошептал Моррисон, — я верю тебе, Томми.
Эти слова бальзамом легли на израненное сердце. Томас улыбнулся. Совсем осторожно и неуверенно, и внутри Ньюта что-то ломается. Ломается сам Ньют. Ломается ненависть. Ломается равнодушие. Ломается всё, что раньше испытывал Моррисон.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Томас так близко — протяни руку и коснешься, но вместе с тем он так далек от Ньюта.
Протяни и коснешься.
Почувствуй.
Ньют нуждается в Томасе прямо сейчас. Нуждается так сильно, что сводит скулы и хочется кричать. Ньют кричит внутри себя. Подобное он испытывал только с Томасом. Может быть, по-настоящему он любил только его?
Вдох.
Томас задыхается.
«Я верю тебе, Томми»
Так много смысла в этих особенных словах. Так много важности.
Оба знают, что это последний разговор. Последний раз они видят друг друга. Томас хочет, чтобы эта ночь осталась самым лучшим воспоминанием, и он видит, как трещит по швам выдержка Моррисона, как он стремительно подходит к нему и целует. Отчаянно, но осторожно, боясь причинить боль.
Томас не сопротивляется, он тут же зарывается пальцами в золотистые локоны на затылке и начинает слегка поглаживать, заставляя Моррисона превратиться из злобного тигренка в ручного и ласкового котенка.
— Я тебя ненавидел, — вдох. — Я тебя ненавидел так сильно, что хотел убить, — выдох.
— Почему? — вдох. Губами к губам. Слишком близко. — Почему ты так сильно ненавидел меня, Ньют? — выдох.
— Потому что я тебя любил, — вдох. — Потому что я любил тебя. Я люблю тебя, Томас, — выдох. Кислород стремительно покидает лёгкие. Они смотрят прямо в глаза друг другу и видят в них отражения своих чувств. Как наваждение. Стена Ньюта разбивается, когда он рядом с Томасом, потому что Эдисон стал смыслом его жизни, самым важным смыслом в его жизни. Невыносимо. — Я так сильно тебя люблю, — Томас верит каждому слову Моррисона как одержимый, потому что эта правда больше не убивает, а глаза напротив не испепеляют душу на куски. Так близко. Они, кажется, меняются сердцами.
Томасу казалось, что через поцелуи у него попросту заберут душу, но теперь это было не страшно, ведь он готов был отдать Ньюту всего себя, каждую частичку себя взять и подарить Моррисону. Томас знает, что Ньют больше не сделает ему больно. Не сделает, потому что…
— Прости меня, Томми.
Потому что любит его. До мурашек. Томас улыбается как ошалелый, ловя губами самую прекрасную улыбку Моррисона. Снова. Как в замедленной съемке, прикосновения больше не жгут кожу, они согревают её, заставляя Томаса падать в бездну этих рук.
Он смотрит в глаза Ньюта, а в них плещется океан эмоций. Запах ментола и корицы сводит с ума, сердца обоих с оглушающим треском падают к пяткам, а потом поднимаются обратно и снова оживают. Эти чувства больше не душат Томаса. Эти чувства больше не тянут Ньюта на дно.
Ржавчина больше не разъедает Томаса.
Кровоподтеки больше не убивают Ньюта.
Любить больше не больно. И если раньше, когда падал Ньют, Томас ловил его, то теперь эти двое поменялись местами. Когда Томас падает, Ньют его ловит и прижимает к своей груди. Во всём должен быть баланс, и эти двое нашли его, когда открылись друг другу, когда впустили в свои сердца любовь.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
— Ньют? — тихо позвал Томас.
— Что? — улыбнулся Моррисон, посмотрев на Эдисона.
Они лежали на диване в обнимку, и Томас прижимался к Моррисону всем телом, пытаясь запомнить этот запах и впитать в себя это тепло. Тепло родного человека. Все думали, что Ньют холодный и чужой, но на самом деле он теплый и родной.
Для Томаса он именно такой. И никак иначе. Почему он так поздно осознал, что Ньют — это и есть его любовь? Самая первая и самая искренняя. Теперь в этом не было никаких сомнений, их чувства были абсолютно идентичны. Сейчас так странно об этом думать.
— Я хочу подарить тебе кое-что.
Томас снял со своей шеи цепочку и улыбнулся.
— На память обо мне…
Это было прощанием. Особенным. Искренним. Незабываемым.
Ньют улыбался — это была самая прекрасная улыбка на свете.
— Пусть часть меня всегда будет с тобой. Пусть я всегда буду рядом с тобой. Я хочу, чтобы ты никогда не забывал обо мне и носил эту цепочку. Пусть она защищает тебя ото всех бед на свете.
— Почему ты даришь её мне? — тихо спрашивает Моррисон.
— Ты знаешь ответ на свой вопрос, — улыбается Томас.
— Я этого заслуживаю? — прошептал Ньют.
— Ты заслуживаешь всего в этом мире, Ньют, — ответил Томас. — Я говорю это не потому, что люблю тебя, а потому, что так и есть. Раньше я этого не понимал, но теперь осознал. И знаешь, я простил тебя за всё.
