сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 51 страниц)
Хэээээй, ребятушки, а вот и я с новой главой для этой самой любимой моей работы, которая действительно заставляет моё сердечко сжиматься. Простите за задержку. У меня были некоторые обстоятельства и вдохновения не было, но я вернулась. Мы неумолимо приближаемся к концу. Скорее всего, я сокращу работу до 25 глав + эпилог и всё, потому что боюсь не вытяну до тридцати глав, вот так вот. Плюс, сегодня я уезжаю на учебу, но ноутбук мой будет со мной, поэтому я смогу писать проду. Думаю, всё получится. Спасибо, что вы остаётесь со мной и спасибо Машуле за проверку, осталось совсем чуть-чуть. Простите, что я ответила не на все отзывы, времени не хватило (а иногда лень) Следующая глава — как только, так сразу. Всё зависит от времени и вдохновения. Люблю вас:з
========== 23. ==========
Ньют не смотрит на Томаса, когда заходит в кабинет математики.
Что ты видишь? Пустоту?
Поздравляю, ты снова никто.
Эдисон чувствует, как его сердце снова сжимается от фальшивого безразличия, которое неподъёмным грузом ложится на его легкие. Эдисон закусывает губы почти до крови и сжимает ручку в руках. До боли в пальцах. Слишком сильно. Терпение на исходе. На грани краха того, что случилось между ними.
А что случилось между ними?
Ничего.
Они по-прежнему ненавидят друг-друга. Под ребрами неустанно ноет, а перед глазами взрываются фейерверки из прошлого. Он — это прошлое. Без надежды на счастливое будущее. У них бы никогда ничего не получилось. Это Эдисон верил во что-то лучшее, когда Ньют видел во всём только плохое. У этой истории нет счастливого конца. У этой истории есть только разбитые мечты, которые так и не стали реальностью.
Держись, Томас.
Ты должен быть сильным. Должен быть мудрее. Должен быть стабилен и держать свои эмоции под строжайшим контролем. Потому что эмоции не всегда способны очистить душу от тяжелого груза. Иногда они убивают.
Томас не может не думать о Ньюте. Этот парень занимает всё пространство его мыслей. И если раньше Томас пытался от этого избавиться, всячески нейтрализовать Моррисона из своей головы, то теперь Эдисон буквально был зациклен на нем. Во всех лицах он видел его. Казалось, что он медленно сходил с ума, медленно лишался здравого смысла.
Он так сильно нуждался в Ньюте. Он так сильно скучал по нему.
Кажется, безумие выглядит именно так.
Моррисон любит Томаса. Так, как умеет. Любит и ненавидит, но себя ненавидит сильнее. Его демоны никогда не примут Томаса. Они сотрут его в порошок, сожрут с потрохами, не оставят шанса для жизни.
На секундочку он действительно поверил, что заслуживает счастья. Он рожден быть несчастливым, а Томас — он предназначен для другого. Всегда был. Так бывает, когда даже сама Вселенная ошибается: им не суждено быть вместе
Ньют замолчал. Навсегда. Бесповоротно.
Они никогда не были близкими, родными, они не были даже знакомыми. Их не было. Их не существовало. Было всего лишь две личности — Томас, который знал, что всё навсегда закончилось, и Ньют, который знал, что ничего никогда не начиналось.
Две параллельные вселенные, которые столкнулись и разрушили друг-друга. Они не разговаривали. Томас замолчал. Ньют тоже. И случайные взгляды делали гораздо больнее, чем раньше. Только больно было Томасу, а Ньют же чувствовал только пустоту, огромную дыру в своём сердце, которую ничего не могло заполнить, даже учеба отошла на второй план, и Эдисон изредка появлялся на занятиях. За исключением того, что хотел встретиться с Ньютом и поговорить с ним, хотя заранее знал, что каждая его попытка обречена на провал.
Моррисон даже не смотрел на него.
Томаса трясло изнутри, хоть он и старался быть таким, как всегда, — сдержанным.
Разве они заслуживали таких страданий?
Разве Ньют заслуживал такой судьбы?
Разве Томас заслуживал такой любви, которую даже любовью назвать нельзя? Томас танцует на битых стеклах чужих ошибок. Он идет вслед за Моррисоном, как обезумевший, не в силах обуздать свою безумную, всепоглощающую влюбленность. И снова эта любовь приносит адскую душевную боль.
Для обоих — это утопия.
И Томас уже не уверен, что хочет жить дальше.
Всё разрушилось.
Томас стоял на пороге своего собственного саморазрушения.
Он потерял свою жизнь, потерял Ньюта, потерял Минхо. Они все закрылись. Они все оттолкнули его, забыли его, оставили, бросили. Томас Эдисон остался один. Совершенно. Даже Минхо перестал с ним разговаривать.
Время остановилось.
Часы сломались.
Стрелки заржавели.
Ржавчина подбиралась к сердцу.
Его сломанная жизнь — твоя вина, Томас. Твоя вина, Томас. Твоя вина, Томас.
Ты всё испортил.
Пустой взгляд, направленный перед собой. Невыносимо всё, что произошло. Непонятно, какими усилиями воли они все продолжают ходить в школу. Томас не двигается, когда натыкается на спину лучшего друга, мелькнувшего в толпе. Быстро, оставляя после себя глубокую черную дыру в сердце Эдисона. От их дружбы, казалось бы, остался только дым.
Дымом в облака.
Томас больше не улыбается, он больше не делает вид, что всё хорошо, потому что всё плохо, потому что Моррисон теперь вообще не подпускает Томаса к себе, держит на расстоянии и всем своим видом показывает, что Томаса не существует.
Ржавчина прямо в сердце.
Молчание хуже слов.
Воспоминания хуже смерти.
Томас даже не замечает, как в его глазах уже давно стоят слезы, когда он смотрит на Моррисона, сидящего за самым дальним столиком в кафетерии. Непонятно, кому из этих троих хуже — Томасу, который остался один, Минхо, который не отвечает на звонки и сообщения, или Ньюту, который теперь абсолютно не контактирует ни с кем. Вообще.
Пожалуйста, посмотри на меня. Пожалуйста, посмотри на меня, Ньют. Но он не смотрит. Игнорирует, делает вид, что Томаса Эдисона не существует. Совершенно. Навсегда. Их династия разрушилась.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
— Поговори со мной, Ньют. Твоё молчание меня убивает, — словами ударяет в спину и Моррисон останавливается, но поворачиваться к Томасу лицом не спешит, знает, что шоколадные глаза пробьют мертвую душу насквозь. — Скажи, что ты меня ненавидишь, скажи, что хочешь моей смерти, скажи, что я во всем виноват, скажи, что хочешь убить меня. Да хоть что-нибудь скажи мне, Ньют. Пожалуйста, я умоляю, поговори со мной.
Эдисону плевать, что сейчас он, скорее всего, выглядит очень жалко, точнее, совершенно разбитым вдребезги, но Ньюту гораздо хуже. Всё, чего хотел он, — быть счастливым, но кажется, что счастье и Ньют абсолютно несовместимы.
— Никогда больше не подходи ко мне, Томас, — прошептал Ньют. — И я обещаю, что научусь тебя ненавидеть. Если я действительно тебе дорог, то ты больше никогда не будешь напоминать мне о своем существовании, потому что я не хочу делать тебе больно: ни физически, ни морально. Оставь меня, забудь меня, Эдисон, потому в моей жизни нет для тебя места. Когда же ты это уже поймешь? — Моррисон поворачивается к Эдисону и обдает того холодным взглядом.
У Томаса не всё в порядке. Он сломлен самим собой. Человеком, которого он любил больше жизни. Всё по кругу. Только себя он сейчас ненавидел больше всего, а глаза напротив — такие стеклянные, неживые. Раздробленное на части сердце.
— Ньют.
— Хватит!
— Прости меня!
— Ты мне никто, чтобы я тебя прощал, Томас, — отозвался Моррисон. — Тебе не надоело постоянно унижаться передо мной? Разве так трудно понять, что я не собираюсь быть твоим принцем? Ты ведь знаешь, что заслуживаешь лучшего, а я постоянно делаю тебе больно. В чем смысл такой любви, Эдисон? Тебе нужно повзрослеть. Я потерял всё, Томас. У меня больше ничего нет, и я не хочу, чтобы ты страдал так же, как и я.
— Чем сильнее ты пытаешься сделать мне больно, тем сильнее я тебя люблю, — совершенно спокойно ответил Эдисон. — В нашем случае боль порождает сначала безумие, а потом всепоглощающую волну чувств, от которой проще умереть, чем попытаться избавиться. И ты знаешь, что это правда, ведь ты любишь меня так же сильно, как и я тебя. Неужели ты никогда не сможешь не делать мне больно? Каждое твоё слово, каждый твой взгляд протыкает меня насквозь, и я уже не знаю живой ли я вообще, потому что ты сначала вырываешь мне сердце, когда говоришь, что тебе плевать, а потом возвращаешь его обратно своими признаниями. Ты врешь самому себе. Ты врешь мне. Ты врешь всем, кто тебя окружает.
— А ты всегда говоришь правду, — с иронией высказался Моррисон. — Томас, сколько раз тебе можно повторять, что я не нуждаюсь в тебе?
Вдох. Без выдоха. Вранье. Очередная порция неосторожных слов, которые порождают боль. Когда это прекратится? Разве можно так сильно любить человека, который постоянно и намеренно делает тебе больно? Томас знал, потому что представить свою жизнь без Ньюта просто не мог. Он жалел. Как же он жалел, что не может забрать чужую боль прикосновением, объятьем, словом, мыслью.
Пустота ощутимее, чем когда-либо. Томас делает один осторожный шаг прямо в руки к своему страшному кошмару, но больше не боится умереть. Он умрет без Ньюта. Вот в чем его правда. Томас всегда бежал ни от него, а к нему в объятья, потому что именно там его дом.
Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.
— Именно поэтому ты спас меня? Потому что ты не нуждаешься во мне, да, Ньют? Именно поэтому ты вытащил меня оттуда, потому что я для тебя никто? — прошептал Эдисон. — Тебе самому не надоело, Моррисон? Сколько можно издеваться надо мной и топтать мои чувства? Сначала «я тебя люблю», а потом «катись к черту, ты мне не нужен». В том, что произошло нет твоей вины, Ньют, ты должен меня услышать и хоть один раз в жизни прислушаться ко мне, потому что я пытаюсь помочь!
— Моя сестра умерла, и ты действительно думаешь, что можешь мне помочь? — прошипел Ньют. — Ты уверен, что я не захочу покончить жизнь самоубийством, потому что у меня больше нет гребаного смысла в жизни?
— У тебя есть я! — проговорил Томас. — Разве не понимаешь? Ньют...
Один шаг навстречу чужой тьме. Парень знает, что внутри у Ньюта творится полный хаос, что ему больно, что ему не хочется жить. Да, это правда. Ньют сломался. Навсегда. И больше ни одного огонька жизни нет в этих глазах. Возможно, что Томас Эдисон — это единственный человек, который так или иначе способен достучаться до Моррисона, вырвать того из лап безумия.
— Не подходи ко мне, Эдисон, не приближайся ко мне, потому что я видеть тебя не могу и слышать тоже не хочу. Просто скажи спасибо и забудь, ладно? Оставь меня в покое, потому что я больше ничего не хочу. Только одно единственное желание — это сдохнуть, и я очень тебя прошу даже не пытайся мне помешать, иначе ты уйдешь вместе со мной.
Ньют уходит. Снова. Он всегда уходил, когда Томас в нем нуждался сильнее всего, но теперь кажется они поменялись ролями: теперь Ньют нуждается в Томасе, но всё равно не подпускает его к себе. Это утопия. Это конец. Ньют действительно потерял последнюю нить, которая связывала его с семьей.
И только всевышний знает, как тяжело этому парню сейчас смириться со своей потерей. Он спас одного, но потерял сразу двоих — Соню, которая была смыслом его жизни, и Терезу, которая пожертвовала своей жизнью ради него.
И только воспоминания способны проткнуть насквозь, а на руках навсегда отпечаталась родная кровь — кровь своей собственной сестры. Томас тут совершенно бессилен. Ему остается только смотреть, как Ньют погибает в руках своей боли.
И каждая попытка помочь тут же пресекается. Уходя каждый раз, Моррисон знает, что Томас никогда не оставит его. Томас никогда не позволит ему натворить глупостей. Эдисон слишком правильный. Хотя, тут подойдет нечто другое — Томас слишком влюблен. Так, что эта любовь скоро сожрет его.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Сейчас пытаться успокоить себя абсолютно бессмысленно, потому что это не помогает. Томас не способен совладать со своими эмоциями, которые хлещут изнутри. Не прекращаются. Эдисон знает Ньюта практически наизусть. Он не хочет сейчас видеть Томаса, значит так нужно.
Но это так больно.
Но это так больно.
Но это так больно.
Он и боль — лучшие друзья. Эту боль может забрать только Ньют Моррисон и больше никто, кроме него.
Томас не может поверить, что именно так всё и закончится. Он навсегда потеряет доверие Ньюта и его самого. Возможно, тому нужно время, чтобы принять всё это, осознать, смириться, хотя вряд ли с таким можно смириться.
Томас отпускает, ведь Томас — мудрый.
***
— Привет, — тихо произносит Минхо, когда Томас открывает перед ним дверь своей квартиры.
— Привет, — также тихо отвечает Эдисон и пытается улыбнуться, но уверен, что это сейчас не совсем уместно. Райт выглядит очень подавлено, поэтому сердце Эдисона предательски сжимается. — Проходи. — он пропускает лучшего друга в квартиру. Тот неуверенно заходит внутрь.
— Я поговорить хотел, — говорит Минхо. Томас кивает.
Кажется, они не разговаривали уже две недели. До выпускного осталось где-то неделя. Томас всё-таки вернулся обратно в родную школу, но радости это не придавало совершенно, ведь с окончанием учебы он уже точно навсегда расстанется с Ньютом. Хотя внутри всё-таки осталась маленькая надежда на то, что он захочет хотя бы поговорить с Томасом по-человечески.
Они с Минхо не разговаривали с того самого рокового дня. Томас не хотел давить на лучшего друга, тому и так было несладко из-за того, что Тереза погибла. Да и самому Эдисону было больно осознавать это. От их прежней жизни заядлых неудачников не осталось совершенно ничего. Всё разрушилось. Они повзрослели. Казалось, что у Томаса даже взгляд стал другим.
За этот год многое изменилось.
— Ты в порядке? — этот вопрос был всегда любимым для Минхо. Он постоянно задавал его Томасу, а тот всегда отвечал: «Всё хорошо, я в порядке, спасибо», когда всё было плохо, но сейчас сказать, что он в порядке просто язык не поворачивался. Томас только отрицательно качнул головой. — Я тоже, дружище, я тоже чувствую себя паршиво.
— Прости меня, — сказал Эдисон.
Он не знал, за что он извиняется. Томас просто чертовски боялся потерять единственного лучшего друга, который слишком дорог для него. Сейчас они оба были слишком уязвимы для своей истерики. И было видно, как тяжело этим двоим сейчас держать свои эмоции под контролем.
— Ты ни в чем не виноват, Томас, — качает головой Минхо. — Не нужно винить себя в том, что произошло, потому что это ничего не изменит. Ты только хуже сделаешь себе и окружающим.
— Я виноват в смерти Сони, я виноват в смерти Терезы, — ответил Эдисон. — Я никогда не смогу забыть то, что произошло. Я спать не могу, понимаешь? Я уже неделю не сплю, меня даже снотворные не берут, потому что меня преследуют кошмары, в которых Ньют обвиняет меня. Он никогда не простит меня.
— Тебя не за что прощать, Томас, — снова говорит Минхо. — Ты пытался с ним разговаривать?
— Я устал пытаться с ним разговаривать, — совершенно честно признался Томас. — Он не хочет со мной разговаривать, не хочет видеть меня, не хочет меня слышать. И мне слишком страшно оставлять его одного. Мне тоже больно, Минхо. И я понимаю, что ему тоже гораздо больнее, чем всем нам, потому что он потерял Соню, но я хочу быть рядом, я хочу обнимать его, я хочу быть рядом с ним каждую секунду, чтобы не позволить ему натворить глупостей. Я боюсь за него. Я так сильно за него боюсь.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох
Томас не успокаивается. Внутри него по-прежнему плещется океан из эмоций, который так трудно держать под контролем. Он устал. Он устал от всего, что происходит. Жить с этим на самом деле слишком больно.
Их отношения всегда были ненормальными, сложными и даже невозможными.
— Ему нужно время, — качает головой Райт. — Всем нам нужно время, чтобы справиться с этим, а ты лучше меня знаешь, что Ньют очень сложный человек, который очень своенравный, и даже эгоистичный в какой-то степени. Просто попробуй подождать, а я помогу тебе. Я на сто процентов уверен, что он тебя действительно любит. Я изменил своё мнение о Моррисоне. И я помогу тебе, Томас, ведь для этого и нужны лучшие друзья, правда?
— Спасибо, дружище, — кивает Томас. — Спасибо, и прости меня, пожалуйста. Ты прав, а мои чувства к Ньюту просто сжирают меня каждую секунду. Меня выворачивает от того, что я сейчас не с ним, честно. Да я и не уверен, что он не злится на меня...
Минхо вздохнул.
— Он хотел спасти тебя, и он это сделал. Это говорит о многом. Просто сейчас ему очень тяжело, как и всем нам, нам всем нужно время, чтобы прийти в себя. Соню и Терезу уже не вернуть, поэтому нам нужно жить дальше, а Ньют... Он поймет, правда.
Каждое слово лучшего друга — это надежда.
Надежда на то, что они смогут это пережить. Надежда, что всё может быть хорошо. Только Томас без Ньюта — это не Томас. От прежнего Томаса, который считал Моррисона страшным кошмаром своей жизни, не осталось ничего. Совершенно. Казалось, что тот Томас и этот — два абсолютно разных человека. Может, он просто стал взрослее? Наверное, так и есть. Всё изменилось. Изменились их жизни.
Томас познал такую ненормальную влюбленность.
Ньют узнал, что, всё-таки, наверное, он заслуживает быть любимым. Пускай даже он где-то не готов к этому.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
