сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 51 страниц)
Запах клубники и шоколада до сих пор не выветрился из его головы. Блять, он до сих пор весь пропитан Эдисоном. Никакой душ не помогает смыть этот запах. Ньют нервничает, обжигает пальцы об сигарету и тихо матерится, пытаясь не думать об Эдисоне, но нихрена не выходит почему-то. Сегодня он так и не видел его. Парень будто сквозь землю провалился. К Моррисону подходит Бен, присаживаясь рядом с ним на асфальт. Блондин протягивает другу сигарету, и тот тоже закуривает.
— Что с тобой происходит? — напрямую спрашивает парень.
— А что со мной происходит? — спрашивает Моррисон.
Белобрысый рядом с ним немного хмурится, но тут же серьёзно смотрит на блондина.
— Ты вчера подрался с ребятами, почему? — спрашивает Бен. — Гейла вообще избил. Что за зверство, Ньют?
— Потому что я не люблю, когда трогают моё, — чеканит Моррисон, — понимаешь? Моё принадлежит мне, и тем более, что я предупреждал их о возможных последствиях. Они такие тупые, что не поняли этого, да?
Бен непонимающе смотрит на Ньюта.
— Мы не трогали Эдисона, — говорит он, — мы просто хотели прикольнуться.
— Прикольнулись? — прорычал Моррисон. — В следующий раз я сломаю Гейлу не только челюсть, ясно? Эдисон мой, и только я могу его трогать, понятно? Я уже говорил, что своей шлюхой я делиться не стану.
Ньют считал, что Томас принадлежит только ему, а то, что принадлежит Моррисону он никогда не отдаст. Он чертов эгоист и собственник. Но эгоист больше, чем собственник. Хотя, это было абсолютно не важно. Важно лишь то, что Ньют перегрызет глотку любому, кто тронет его личную маленькую сучку. Да, он не считал Эдисона чем-то большим, чем просто игрушкой, но делиться ею он не собирался. Никогда. Даже дышать в его сторону для кого-то было слишком опасно для жизни. Его дружки позарились на то, что принадлежит Ньюту, и за это они уже получили своё. У Моррисона срывает крышу, когда ему не подчиняются. Слишком эгоистичный ублюдок, но ему абсолютно плевать. Эдисон принадлежит ему. Весь — от макушки до пяток. Захочет — приласкает, захочет — изобьет. Эта сучка только в его власти, и никто не может прикасаться к ней, кроме Ньюта.
Никто и никогда.
— А ты знал, что твоя шлюха тебе изменяет? — спрашивает Бен. — Я только что видел Эдисона в компании какой-то брюнетки.
Ньюта перекосило, но он не показал виду, безразлично уставившись на Бена.
— Что за брюнетка? — спросил он.
Захотелось сломать шею сначала ей, а потом и ему. Блять, серьёзно? Моррисон скипнул челюстью, представляя, как позвонки её шеи хрустят под его пальцами, и как Томас будет умолять его остановиться, но он не оставится и переломает ей каждую косточку на теле. Вот сука. Блять, сука Блять, сука. Кажется, что Моррисон в бешенстве. Конец Эдисону. Конец ей. Но ей в первую очередь.
Неконтролируемое бешенство.
— Где ты их видел?! — рявкает блондин.
— Они мило беседовали в кафешке напротив отеля! — Ньют срывается. — Стой, куда ты? Ньют, подожди!
Но он не останавливается, чувствуя, как собственная кровь вскипает в жилах, а в голове пульсирует только одна мысль: убить, разорвать, расчленить. Он так сильно сжимает руки в кулаки, что костяшки пальцев белеют. Ньют практически не контролирует свою злость, накидывая куртку на плечи слишком быстро и почти бегом слетая с лестницы, отпихивая всех в на своём пути.
Сука. Убью.
Молись, Эдисон.
Просто молись, чтобы я не убил тебя прямо там вместе с ней.
Но Томаса в кафе нет. Его нет в отеле. Его нет в номере.
Сука, где он?
Ньют знает, что когда Томас вернется, то ему настанет конец. Во всех смыслах. Он хочет проломить ему череп. Нестерпимо хочет. Хочет, чтобы он умолял о пощаде, хочет, чтобы ему было больно, хочет видеть его слезы, хочет унизить Томаса снова. Хочет его убить, сжать его шею под пальцами и задушить. Задушить нахрен. Задушить, чтобы полегчало.
И когда Томас появляется в коридоре, он тут же застывает в оцеплении, видя, что возле его номера стоит Ньют. Что-то подсказывает парню бежать прямо сейчас, но Томас стоит, не двигается и смотрит на Моррисона. Ньют замечает этот взгляд.
Иди сюда, сука.
Томас испуганно вскрикивает, когда Ньют подлетает к нему и хватает за куртку, почти трясет бедного парня, бешенными глазами блуждая по его лицу. Нечеловеческая ярость. Томасу становится страшно. Он пытается отпихнуть от себя блондина, но тот слишком крепко держит его. Ореховые глаза снова налиты кровью. Сердце останавливается. Эдисону снова больно от прикосновений.
Покажи мне свой страх, сука, потому что я убью тебя.
Покажи мне свой страх, маленькая сука, и ты будешь умирать долго и мучительно.
Томас не знает и не хочет знать, откуда взялось такое звериное бешенство: парня начинает беспомощно трясти от прилива страха, но блондин не чувствует, как дрожит это тело. Эдисон зажмуривается, не понимая ничего, ярость блондина прошибает насквозь, и парень в прямом смысле перестает дышать, начиная молиться. Запах алкоголя ударяет в нос, и Томас снова кричит, когда Ньют припечатывает его к стене.
Больно. Очень. Остановись! Остановись! Остановись! Ньют, пожалуйста, хватит. Я не хочу. Не хочу. Не хочу. Больно. Нестерпимо. Но Ньют не собирается отпускать свою жертву, свою суку, которой сейчас он хочет переломать всё, что можно. Томас должен понять, блять, что он принадлежит только ему и никому другому. И он докажет это.
Томас почти обессиленно воет, боль поглощает всё его тело. Слезы проявляются на глазах.
Кажется, что Ньют добился желаемого результата. Ему больно. И это видно. Но этого мало. Нужно больше. Больше боли. Давай же, посмотри на меня, маленький сученыш, я хочу, чтобы ты смотрел на меня, смотри на меня, сука!
У Моррисона окончательно съезжает крыша, когда Эдисон распахивает глаза, в которых он отчетливо видит ненависть к себе. Не боль, а ненависть. Такую же звериную, кажется, как и у него.
Я убью тебя, сука, и по тебе никто не заплачет, поверь мне, я прикончу тебя и мне полегчает. Меня отпустит это дерьмо, связанное с тобой. Меня, блять, отпустит, когда тебя не будет на этой планете, потому что я ненавижу тебя, сука, слышишь? Я тебя ненавижу, я хочу, чтобы ты сдох медленно и мучительно!
Томасу так больно, что боль активизирует злость
— Отпусти меня! — кричит Эдисон. — Отпусти, черт возьми, отпусти меня, не трогай меня. Не смей. Не трогай. Хватит, Моррисон, хватит! Ты слышишь? Ты понимаешь, что ты делаешь? Нет? Да посмотри ты на себя в конце концов! Посмотри, в кого ты превращаешься! Отпусти меня, пожалуйста, Ньют, я прошу тебя, отпусти меня. Я знаю, что ты страдаешь. Отпусти меня, и я помогу тебе, слышишь? Я помогу тебе, пожалуйста, Ньют, послушай меня, всё будет хорошо. Ты же не такой, я знаю, я это чувствую. Вот тут, — Томас берет руку Ньюта и прикладывает её к груди парня. Там, где сердце. — Слышишь? Оно бьётся, оно чувствует, оно живет. Ты живой, понимаешь? Живой и можешь быть счастливым, поверь мне. Просто сделай правильный выбор, пожалуйста. Просто подумай. Подумай и отпусти меня. И я помогу тебе, слышишь? Я всё сделаю. Только приди в себя, Ньют. Пожалуйста, я прошу тебя. Ты хороший, я знаю это.
Ньют делает выбор, но не правильный, лишь крепче сжимая в руках Томаса. Алкоголь затуманивает рассудок, и Ньют практически не соображает, что делает. Почему он должен слушаться Томаса? Кто он такой вообще? Всего лишь собачонка. личная зверушка. которая не имеет права голоса. Она должна молчать и подчиняться! Томас должен понять, что Ньют нихрена не хороший, и никогда таким не будет. Никогда. Потому что этого хватило. Ньют никогда не будет хорошим, ведь для него это слишком больно.
— Не лезь ко мне в душу, Эдисон! — рычит блондин. — Ты нихуя не знаешь о моей жизни, понятно? Ты создан лишь для того, чтобы тебя трахали! Ты создан быть моей шлюхой. Пожизненно. Слышишь? Ты моя игрушка, моя зверушка, моя сучка, которая должна выполнять любой мой приказ, слышишь? Любой. Потому что ты принадлежишь мне. Весь. Целиком и полностью, тебе ясно?
— А тебе ясно, что я не хочу быть твоей игрушкой? Не хочу быть твоей личной шлюхой? Не хочу быть твоей сучкой? Не хочу тебе подчиняться. Не хочу, чтобы меня каждый раз втаптывали в грязь. Не хочу, чтобы ты меня бил. Не хочу, чтобы ты меня насиловал, когда тебе захочется. Тебе мало было минета в туалете с той девчонкой? Мало? Она была ребенком, Моррисон. Ей было от силы шестнадцать, а ты заставил её встать на колени и отсосать себе! Ты нормальный или нет? Или ты думаешь только своим никчемным хозяйством? Ты вообще не соображаешь, что делаешь, да? Я не хочу быть таким, как ты, тебе ясно? Ясно? Моррисон, я никогда не буду тебе подчиняться. Ты можешь убить меня, ты можешь снова унизить меня, но я никогда не стану твоим по-настоящему, слышишь? Этого не будет. Давай, ударь меня, давай бей меня. Ты же только это умеешь, правда? Ты можешь только колотить людей, ты можешь только унижать их, а на большее ты не способен. Ну и кто тебя такого полюбит? Кто? Кому ты будешь нужен такой? У тебя душа вообще есть? Представления о морали? Хоть что-нибудь, что может показать мне, что ты человек! А? Где это всё? Где оно, Моррисон? То, что ты делаешь больно другим, то, что ты пытаешься сделать больно мне, не сделает именно тебя счастливым, понимаешь?
Томас не мог остановить поток слов, которые летели в лицо блондину. Ему хотелось высказать всё, но кажется, что блондин не осознавал ничего из того, что ему говорил Томас. Ореховые глаза по-прежнему излучали злобу, ненависть и желание расчленить брюнета на мелкие кусочки, потому что он смеет залезать к нему в душу.
— Ублюдок, заткнись! Ты ни черта не знаешь о моей жизни, чтобы осуждать меня!
Пальцы намертво вцепляются в шею, заставляя Эдисона тут же заткнуться и расширить глаза от страха, понимая, что Ньют себя уже не контролирует. Совершенно. Пальцами правой руки Томас хватает его запястье и пытается скинуть руку блондина со своего горла.
— Ты заплатишь своей жизнью за каждое своё слово, сказанное мне, понял, ублюдок? — прошипел Моррисон. И сердце Томаса, кажется, просто взорвалось от страха, заливая всё внутри алой кровью испуга.
Томас дергается, пытается вырваться, но тщетно. Он понимает. Он ощущает. Тормоза у Ньюта отказывают от алкоголя. Он теряет последние остатки человека в своей нечеловеческой ненависти и злобе по отношению к Эдисону. Это не просто страх - это дикий ужас, потому что брюнет всегда знал, что Ньют ничего не прощает. И зачем он только это всё говорил ему. Всё равно тот не услышал, не понял, не осознал, и теперь убьет его с таким удовольствием, а вот Эдисону даже молитва не поможет - он уже не знает, кому молиться.
Страшно. Отпусти его. Господи, дай ему уйти. Посмотри на него, посмотри в эти глаза, которые начинают слезиться. Неужели, не трогает? Неужели, ничего не ёкает в грудной клетке? Нет, ничего? Отбитый ублюдок. Подумай, что ты творишь! Этот мальчик ни в чем не виноват перед тобой, слышишь?
Ты говоришь, что он заслуживает этого? Чего он заслуживает? Ненависти? Избиений? Изнасилования? Смерти? А чего заслуживаешь тогда ты, Ньют? Ты ничего не заслуживаешь Ни любви, ни понимания, ни уважения. Ничего, слышишь? Ты останешься совершенно один, если не отпустишь его! Он хочет тебе помочь, послушай его сердце. Ты ведь слышишь, как быстро оно стучит? Оно живое. Томас живой. Настоящий. Искренний. А ты? Ты мертвый, гнилой и пустой! Ты не понимаешь, как ему больно? Не понимаешь? Посмотри в эти глаза. Что ты в них видишь? Разве в них есть ненависть к тебе, презрение? Хоть одно черное чувство по отношению к тебе? Там нет этого, понимаешь? Нет. Ничего плохого. Есть понимание, поддержка, Томас тянется к тебе, чтобы помочь, а что делаешь ты? Ты его отталкиваешь, причиняя этому ангелу еще больше боли с каждым разом. Зачем? Для чего? Тебе нравится? А тебе нравилось, когда причиняли боль тебе? Ты же помнишь это чувство, верно? Всепоглощающая боль, которая ломает кости, — разве тебе это нравилось? Посмотри на него, Ньют, посмотри на него. Просто взгляни на него. Что ты видишь в его отражении? Кого ты видишь в Томасе? Ребенка, который слишком рано стал взрослым? Это ведь ты, Ньют. Это ведь ты. Посмотри на него. Это ты, Ньют. Это ты. Ты настоящий. Добрый, искренний, счастливый. В отражении Томаса ты видишь себя, верно? И что ты чувствуешь? Ничего? Пустоту? Презрение к самому себе? К себе настоящему, да? Потому что от тебя прошлого ничего не осталось. Ты стал монстром, Ньют. Ты монстр, Моррисон.
Здравый смысл услышан? Нет.
Ньют только превращается в монстра еще больше. Хотя, куда уж больше. Но Моррисон не чувствует себя. Совершенно. Томас пищит в его руках, но это только заставляет блондина сжимать нежное горло сильнее.
Я убью тебя, сука, и по тебе никто не заплачет, поверь мне, я прикончу тебя и мне полегчает. Меня отпустит это дерьмо, связанное с тобой. Меня, блять, отпустит, когда тебя не будет на этой планете, потому что я ненавижу тебя, сука, слышишь? Я тебя ненавижу, я хочу, чтобы ты сдох медленно и мучительно!
Просто прекрати мучать меня, сука!
Просто оставь меня в покое!
Пошел нахуй из моей головы.
Пошел нахуй из моих мыслей.
Пошел нахуй из моей жизни.
С каждым следующим вздохом, зрачки блондина темнеют от нечеловеческой ярости. Томасу было так страшно, что он не чувствовал ничего, кроме рук блондина на своей шее. Давит. Сжимает. Эдисон пытается скинуть руку противника со своей шеи, но Моррисон сильнее его. Томас начинает задыхаться, потому что в легкие перестает поступать кислород. И вот он уже не чувствует пола своими ногами, есть только глаза Ньюта, налитые кровью. Томас понимает, что это его конец. Ньют убьет его прямо сейчас, потому что тот так сильно сжимает его горло руками, что у Эдисона начинает темнеть в глазах.
Просто сдохни, сука. И мне полегчает. Я хочу этого.
Эдисон уже почти теряет сознание.
— Ньют, отпусти его! — он слышит чей-то крик. — Отпусти его! Ты убьешь его! Отпусти его!
Томас теряет связь с реальностью и видит только лицо Моррисона. Он умрет. Он умрет, если Ньют не отпустит его, но добровольно он никогда не сделает это. Он убьёт его и сожалеть не будет, потому что действительно хочет, чтобы Эдисон был мертв, чтобы его просто не существовало на этой земле
Ньюта тщетно пытаются оттащить от Эдисона три пары рук, но тот намертво вцепился в шею Эдисону, повторяя «я убью тебя, сука, я убью тебя, тварь». Томас уже ничего не чувствует. Он понимает, что это, возможно, конец. Эдисон задыхается. Оттащить Моррисона от Томаса получилось только с третьего раза. Парень рухнул на пол, горло невыносимо болело, парень начал кашлять, отползая подальше от Ньюта.
Моррисон, кажется, протрезвел, когда увидел Томаса, лежащего на полу почти в полумертвом состоянии. Он его чуть не убил. Это мысль сокрушает сознание. Ньют бежит прочь. Подальше отсюда. Подальше от Томаса. А тот смотрит на его спину расплывчатым взглядом.
За что?
Томасу слишком больно.
***
Эдисон приходит в себя не сразу. Проходит около трех часов, прежде чем Томас может подняться с постели. Всё это время он думал о Ньюте и о том, что он сделал. Его горло так сильно болело. Томас знает, что его шея теперь покрыта синяками и отпечатками чужих пальцев. Нет сил, чтобы ненавидеть. Нет сил, чтобы презирать. Нет сил ни на что. Томас опустошен. Он не понимает, за что Ньют его так сильно ненавидит. Он же ничего плохого не сделал. Ничего. Никогда. Никому. Он не заслуживает такой звериной ненависти.
Впервые, Томас сдается и воет в подушку от своей боли, потому что держать её в себе просто нет сил. Кажется, что Томас сломался. И сломал его Ньют. Наверное, тот сейчас счастлив, ведь он наконец добился того, что от боли Томаса выворачивает наизнанку.
Никто и никогда не видел, как эти глаза умеют плакать, но сейчас они плачут. И Томас даже не пытается сдержать свою истерику, потому что она душит его, как несколько часов назад его душил Ньют. Слишком больно. Томасу казалось, что блондин никогда не сможет его добить окончательно, но сейчас он его добил. Томасу так плохо, что и правда хочется сдохнуть.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Истерика не прекращается. Эдисон растирает слезы по своим щекам, стоя перед зеркалом в ванной комнате, но они продолжают бежать градом, попадая на ранки на щеках, которые тоже сделал Ньют. Эдисон сползает на пол и воет в колени. Кажется, что его скулеж слышат все, и Ньют тоже, так как он сидит за соседней стенкой.
Он практически убил его.
Он убил его морально.
Парень не выдерживает после пятичасовых рыданий Эдисона. На улице уже ночь, а брюнета не отпускает. Он даже не появился ни на одном из нужных занятий сегодня. Он больше не хочет ничего. Ничего. Никого. Он хочет умереть. Правда. Вдруг его отпустит? Он всегда был сильным, он всегда был уверен, что справится - внутренний стержень не позволит ему сдаться, но сейчас Томас сдался в лапы своей боли, позволяя ей захлестнуть его с головой.
За что?
За что?
За что?
За что?
За что?
За что?
За что?
За что?
