сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 51 страниц)
Они даже собирались поступать в один колледж, но на разные факультеты, в будущем Минхо юрист, а Томас, если ему конечно повезет, станет детским психологом. Пробивать себе дорогу в будущее он намерен сам, без помощи родителей, поэтому сейчас важнее всего учеба, а всё остальное потом. Томасу нужно только дожить до конца учебного года, а потом уже будет легче. Новые знакомства и абсолютно никакого Ньюта Моррисона. Томас живет ради этого дня.
— У вундеркинда есть слабости? — рассмеялся Минхо. — Я уверен, что их нет. Ты с книжками времени проводишь больше, чем со мной, — фыркнул азиат.
Томас понимающе усмехнулся.
— Если я хорошо сдам выпускные экзамены, я разрешаю тебе напоить меня, — фыркнул Эдисон.
— Я запомню! — усмехнулся Минхо. — Хотя, тут без вариантов, потому что с твоими знаниями ты можешь даже древнекитайский язык выучить, а экзамены для тебя семечки, правда же? — хихикнул парень.
— Пожалуй, в изучении древнекитайского языка нет необходимости, дружище, но большое спасибо за оказанную поддержку, я успокоился, — ответил Эдисон. — Я уже подхожу к звериному логову, так что созвонимся позже, хорошо? Пора грызть гранит науки… Я приду к тебе сразу, как смогу, чувак, поэтому не грусти и кушай кашку, — рассмеялся Томас.
— Удачи, — фыркнул Райт. — Когда будешь идти ко мне, про сладости не забудь! Больничная еда просто отстой!
— Окей, — сказал Эдисон. — До встречи, дружище.
Томас отключился и посмотрел на толпу учеников, которые прямо сейчас смотрели на него, натянуто улыбнулся и прошмыгнул внутрь здания, пропихиваясь вперед, потому что дорогу ему явно никто уступать не собирался. Он ненавидел такое отношение, но терпел. Всегда терпел.
Оставив свою куртку в гардеробной, Томас заметил, что у информационного стенда слишком много народу и решил посмотреть, что же там может быть такого интересного, но очень зря. Потому что то, что он там увидел повергло его в шок. Стенд снизу доверху был заклеен фотографиями обнаженного Томаса, который ублажал Ньюта с разными противными надписями которые гласили только одно: «Ньют трахнул нашу серую мышку»
«Томас стал личной шлюхой Ньюта» «Томас — парень легкого поведения, который трахается со всеми подряд» «Томас — недорогая шлюха, звоните по указанному номеру»
Он снова унизил его. Томас сорвал одну из фотографий и сжал её в кулаке, начиная тяжело дышать, прекрасно слыша перешёптывания за спиной. В глазах предательски защипало. Сколько это еще будет продолжаться? Сколько еще Ньют будет издеваться над ним? Никто, кроме него бы не решился на такое. Решил отомстить за вчерашнее? Хорошо. Хорошо. Хорошо. Нихрена не хорошо.
— Сколько берешь за ночь, Эдисон? — ударило в самую спину. Брюнет резко развернулся.
— Это не правда! — закричал он.
— Ну, конечно, кто ж признается, что трахается за деньги, — фыркнул кто-то из толпы.
Боль.
Эдисон развернулся и начал яростно сдергивать эти фотографии, чувствуя, как эмоции подкатывают к горлу, рискуя выплеснуться наружу. Томас, дыши, ну же, давай же! Не выходит. Не получается. Парень распихивает всех и бежит прочь, пытаясь скрыться от колющего спину смеха.
Это неправда.
Это неправда.
Это неправда.
Томас забегает в мужской туалет и падает на раковину, вцепляясь ладонями в неё. Будь он сейчас каким-нибудь супергероем, он бы сломал её к чертям, он бы сломал тут всё, потому что ярость вперемешку с истерикой — это страшная сила, не знающая границ. Томас тщетно пытается успокоиться, но выходит очень плохо. Хочется просто кричать. Кричать так громко, чтобы услышали все, а главное - он, чтобы поняли, что Томас — живой, что Томасу больно.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Еще больнее. Невыносимое жжение в глазах. Желание кричать, к глотке подступает ком, Томас сжимает челюсти так сильно, что начинает сводить скулы. Кажется, что это уже финиш. Кажется, что это последняя капля. Томаса выворачивает наизнанку от обиды и боли, в которой он уже утоплен. Эдисону казалось, что он может вытерпеть всё, что угодно, но только не это.
Если Ньют добивался того. чтобы Томас сломался морально, то, кажется, это произошло.
— Ненавижу, — шепчет Эдисон. И всем понятно, кому это адресовано, — ненавижу…
Еще хуже. Ещё больнее, потому что он... Он слишком сильно любит Ньюта. И эта любовь его убивает медленно и мучительно. Так плохо, что хочется исчезнуть навсегда. За что такая ненависть? Почему? Это вопрос будет бесконечно кромсать Эдисона на мелкие кусочки.
— Ненавижу, — как новая мантра, — люблю… Ненавижу.
Казалось, что ненавидеть еще сильнее нельзя. Казалось, что любить после такого невозможно. Казалось, что это уже самоубийство. Томас не может быть сильным. Томас сейчас абсолютно слабый.
Нет сил. Опустошение.
Нет ненависти, как единственного чувства, которое должен Эдисон испытывать к Ньюту.
Есть правда. Правда, которая заставляет Эдисона продолжать дышать, несмотря на каждую его выходку. Там, где-то в ледяной душе Моррисона есть чувства к нему. Пусть, возможно, он пытается их скрыть, но Томас не мог ошибиться в этом. Ньют тоже любит его. Любит так извращенно и бешено, убивая Эдисона своей любовью.
В зеркальном отражении видит отражение дьявола и поворачивается, смотря на него с нескрываемой пустотой во взгляде. На щеках видны маленькие слезинки, но сейчас плевать. Пусть смотрит. Пусть наслаждается.
— Знаешь, что убивает меня еще больше, Ньют? — улыбается Томас сквозь слезы. — То, что я люблю тебя, как проклятый. То, что я не могу тебя ненавидеть. Я не могу. Я люблю тебя. Черт возьми, я так сильно тебя люблю, что избавиться от этой любви можно, только если вскрыться, например.
Томасу всё равно, что скажет Ньют.
— Я надеюсь, что ты доволен, правда? — продолжает Эдисон. — Мне больно. Мне очень больно. Тебя нельзя любить, а я люблю. Забавно, правда? Ты можешь унижать меня сколько угодно, но я знаю, Ньют. Знаю, что ты хороший. Просто пытаешься казаться плохим. Ты не доверяешь никому, но ты доверился мне, правда?
Ньют молчал. Он слушал.
— Ни одна твоя выходка не способна поломать мою веру в тебя. Если ты в себя не веришь, то буду верить я. Ты причиняешь мне так много боли, но вчера я понял, что это уже навсегда, потому что когда я смотрел на тебя, я успокаивался. Сначала мне хотелось убить тебя, а потом прижаться к тебе, вот так, — Томас подошел к Моррисону и обнял его, чувствуя, как снова хочет плакать. Ньют так и стоял, не шевелясь, пока Томас отчаянно тычется носом в его шею и начинает целовать. — Я люблю тебя, ты понимаешь? Я люблю тебя, Ньют. Боже, как я тебя люблю. И знаешь, я не жалею ни об одной ночи с тобой, потому что со мной ты оживаешь. Ты оживаешь, когда я целую тебя, ты нуждаешься в том, что тебя любили, Ньют. Я чувствую это. Я знаю.
Томас целует его в шею и Моррисон вздрагивает от столь нежного прикосновения. Томас боится навредить, и он тает, словно шоколадка, когда вдыхает аромат этой кожи. И плачет, когда чужая рука осторожно прижимает его к себе. Томас не может презирать и ненавидеть его. Не может.
Не может. Не получается.
Любовь сильнее.
Томас слабее. Чертово проклятье. Медленный яд. Спасительное противоядие. Ему так хочется слиться с Моррисоном в одно целое, чтобы ему полегчало хоть немного. Ньют течет по венам Томаса и отравляет его организм.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Необходимость. Крепче за плечи. Ближе. Убийственно.
— Поверь мне. Посмотри на меня. Я люблю тебя, — хотелось кричать так громко, чтобы он услышал, — делай больно, убивай меня, если тебе так легче, ты... Ты можешь быть хорошим…
Верит? Кажется, нет.
Ржавчина.
Кровоподтеки.
Ненависть.
Любовь.
— Эдисон… — шеей чувствует влагу. Томас обнимает Ньюта так сильно, будто он - самое важное, что есть в его жизни. Томас просто хочет быть счастливым. Разве это много? Нет. А внутри боль. Всепоглощающая и убивающая. Если сейчас оттолкнет, то это будет самая последняя попытка в его жизни.
— Я тебя не люблю, — удар. Томас отпускает Ньюта и отходит от него, вытирая слезинки рукавом кофты. Холодность в голосе пробила насквозь, но Томас сохраняет спокойное лицо и даже улыбается.
Это правда, потому что Ньют не умеет любить, он умеет пользоваться, и Томас уже изношенный материал, который слишком приятно таскать. Он не чувствует. Он не верит словам Томаса, потому что таких как он, увы, не любят. Томас думает, что Ньюту нужна любовь, а на самом деле у того вместо сердца дырка. Пустота
— Хорошо, — отвечает Эдисон, — как скажешь, Ньют.
Томас не будет заставлять. Томас поступит мудро — он его отпустит. Ведь главное, чтобы он был счастлив. У Эдисона нет истерики. Он не кричит. Он не орет, как сильно ненавидит Моррисона, прямо ему в лицо. Он улыбается. Но, кажется, это еще хуже. Он поднимает рюкзак, проходит мимо Ньюта и хлопает его по плечу, улыбается.
— Удачи, — уходит.
Хорошо.
Хорошо.
Хорошо.
Ньют не двигается.
Хорошо.
Томас осторожно закрывает за собой дверь, запихивая слезы обратно в себя. Хорошо.
Ньют сделал свой выбор, и Эдисон его принял. Эдисон сильный. Он справится с тем, что его чувства отвергли. Больше попыток не будет. Больше ничего не будет. Достаёт телефон и набирает телефон матери. Трубку взяли сразу.
— Мам, я хочу уехать с отцом в Бостон, — говорит сразу.— Я очень хочу уехать отсюда.
Так будет лучше.
Очередной звонок мобильного заставляет Ньюта выругаться. Моррисону приходится взять трубку.
— Ты где был? — недовольно спрашивают в трубке.
— Я был занят, — отвечает блондин. — Что надо, Тереза?
— Алби нужен Томас. Он хочет его в свою коллекцию, — сказала девушка.
В свою коллекцию. Этот ублюдок коллекционирует людей. Ньют всегда был его самой прекрасной и любимой игрушкой, но теперь он хочет отомстить Моррисону и забрать у него не только сестру, но и Томаса, которого Ньют пытался защитить от этого. Новая игрушка.
Ньют знает, что ждет Томаса, если он попадет в эти руки, поэтому допустить этого он не мог. Кто угодно, только не Эдисон. Он этого не заслуживает. Нет. Никогда.
— Пусть найдет себе другую игрушку, потому что эта уже занята, — холодно сказал блондин.
— Окей, найдешь тогда себе другую сестру, мой сладкий, — ядовито сказала девушка. — Либо ты сам приведешь его к нам, либо мы сами достанем его, выбирай, Ньютти.
— Я сказал: он не получит Томаса, я лучше сдохну, но его трогать я не позволю, ясно тебе, сука? А Соня нужна ему живой, если что-то с ней случиться, он знает, что я знаю, куда нужно обратиться, чтобы его посадили. И мне уже тогда будет плевать на всё, — прорычал Моррисон. — Он не получит Эдисона.
Ньют отключился, швыряя телефон на пол.
Ньют не может отдать им Томаса. Нет. Никогда. Лучше и правда сдохнуть. Томас — это единственное, что держит Моррисона на плаву. Да, он не подпускает его к себе, но Томас именно тот человек, который вселяет надежду, что всё будет хорошо. Ньют хватает ключи от квартиры на тумбочке и вылетает вон.
Он идет к нему.
Ему нужно увидеть его.
***
— Минхо, ты спишь? — Эдисон улыбается, отрываясь от чтения вслух.
Райт отрицательно фыркает и смотрит на лучшего друга.
— Нет других развлечений? — спрашивает он. — Слишком скучно, спать охота.
Эдисон усмехается и качает головой. Он притащил Минхо парочку своих любимых книг, чтобы Райт нашел себе занятие на неделю, пока его не выпишут. Азиат не особо любил книги, но Томас всё-таки читал ему вслух свой любимый отрывок. Томас всячески старался сделать вид, что у него всё хорошо и кажется Минхо не заметил грусти в его глазах. Томасу и правда стоит научиться иногда прятать свои эмоции.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
— Это, между прочим, очень интересная история, — улыбаясь, сказал Томас, — Джек Лондон — великий писатель, а история о волке по имени Белый Клык известна всем, это произведение действительно трогает за душу.
Минхо улыбнулся.
— Я обязательно прочитаю, дружище, но не сегодня! — рассмеялся он. — Как в школе дела?
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Скажи, что всё хорошо.
— Нормально, — пожал плечами брюнет, — всё хорошо.
О том, что его теперь презирает не только Моррисон, но и вся школа, пока что, говорить не обязательно. Томас катится колобком вниз — прямо в пасть к хитрой лисице. А хитрая лисица — это Ньют, разбивший ему его хрупкое сердечко. Намеренно. Пусть наслаждается теперь.
Томас сильный, поэтому он сделает всё возможное, чтобы не показать свою боль. Просто Ньют — не его человек.
И чувства пройдут. Нужно подождать. Так правильно.
— Никаких проблем? — уточнил Минхо. — Точно?
— Да, — кивнул Эдисон, — всё в порядке.
Нет. Не важно.
Он не должен впутывать в это Минхо. Ему уже итак досталось.
— Мне уже нужно идти, дружище, — вставая со стула, сказал Томас, — иначе меня снова выгонят, — хохотнул он.
— Окей, только оставь книжку свою, я почитаю, — хмыкнул Райт.
Попрощавшись с лучшим другом, Томас не спеша направился домой, хотя оставаться одному совершенно не хотелось. Мрачные мысли снова окутают его. С Минхо он хоть чуточку, но расслаблялся, а одиночество сейчас только еще больше давило на его разрушающуюся психику.
Шестое чувство его никогда не подводило, поэтому когда Эдисон уже подходил к своему подъезду, резко остановился, увидев знакомую худощавую фигуру. Его он узнает из тысячи. Ньют. Его личный ночной кошмар и палач, постоянно напоминающий, что его существование — это самое отстойное в этой жизни.
— Что ты здесь делаешь? — подходя к парню, спросил Томас.
Ньют посмотрел на него.
— Поговорить хотел, — ответил Моррисон.
Что?
Томас удивленно уставился на Ньюта, будто впервые в жизни его видит.
— О чём? — закусив губу, спросил Эдисон
Ньют подошел к Томасу и внимательно посмотрел в его глаза, а сердце Томаса отчаянно завопило, потому что объект его симпатии сейчас так близко стоял к Томасу, заставляя того почти перестать дышать.
Наклоняется и дышит на лицо Томаса.
— Что ты…
Ньют затыкает его поцелуем прежде чем Томас успевает сообразить, что происходит и какой кирпич упал на голову этому придурку. Ньют целует не так, как обычно, а медленно, словно хочет насладиться каждой секундой, и колени Томаса подгибаются, но он вовремя успевает схватиться за эти хрупкие плечи и не падает, заставляя Ньюта разорвать поцелуй.
Они смотрят друг на друга секунды три наверное.
— Прости, — выдыхает Ньют.
И снова вдыхает Томаса по маленьким крупицам. Не спеша. Медленно и аккуратно.
Томас падает в бездну, погружается в неё с головой.
========== 13. ==========
— Прости, — почти неслышно выдыхает Ньют прямо ему в губы. Томас отказывается продолжать жить, потому что всё это кажется совершенно безжалостным сном, не реальностью, а плодом воображения, но когда губы Моррисона вновь касаются его слишком осторожно и медленно, Томасу почему-то хочется плакать. Он не может даже шевельнуться, беспомощно хватаясь пальцами за хрупкие плечи, чтобы не потерять сознание.
Томас до ужаса боится верить в происходящее. Ньют — это словно красивая и недосягаемая звездочка на небе, пленяющая его своей необыкновенностью и изяществом; он может только любоваться ею, но никогда не сможет ощутить её в руках, почувствовать её. Но именно в этот момент Томасу казалось, что на него рухнули все звезды вместе с небом стоило парню осознать, что Ньют на самом деле здесь, он реальный, он сам целует его, и это не сон.
— Ньют, — пораженно шепчет Томас, —Ньют, что ты делаешь?
Его имя срывается после каждого поцелуя блондина. Парень целует его медленно, без особого напора, заставляя сердце Эдисона больно биться о ребра в блаженном экстазе. Они уже совершенно забыли, что находятся на улице - реальность уже давно покинула рассудок, позволяя этим двоим, наконец, открыть свои сердца для любви.
Если это Рай, то Эдисон сейчас оказался в нём, мгновенно забывая обо всех проблемах, о том, что произошло. Каждый поцелуй Ньюта дарил неописуемое наслаждение, и Томас уже не замечает, как подставляется под мягкие губы, почти теряя себя в этих восхитительных ощущениях, когда чужие пальцы ложатся на затылок и притягивают ещё ближе, углубляя поцелуй, но Моррисон всё же держал свои руки при себе, толком не обнимая его. Эдисон сдался первый, прильнув к нему всем телом. Осознано и желанно, потому что Томас действительно почувствовал, как Ньют тянется к нему.
Эдисон улыбается, тяжело дыша, когда они всё же отрываются друг от друга, соприкасаясь лбами. Томас отчетливо слышит, как быстро колотится сердце Ньюта, будто намереваясь пробить грудную клетку и вывалиться на асфальт.
Эдисон боится поднять взгляд и посмотреть на блондина. Он не хочет увидеть в этих невыносимо-красивых глазах даже капли неискренности или очередной попытки унизить и растоптать его чувства. Томас не понимает, что послужило такому резкому изменению в его настроении, но спросить не решается, потому что любое неосторожное слово может разрушить всё это.
