Текст книги "Полководцы кавказских войн "

Автор книги: Алексей Шишов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 39 страниц)

Должность ему определяется начальством в точном соотношении с показанными на экзаменах знаниями. Прапорщик Николай Муравьев в его-то годы – в шестнадцать лет – назначается дежурным надзирателем и преподавателем математики в Школе колонновожатых, детище его отца, то есть сразу же становится преподавателем одного из немногих в начале XIX столетия в России военных училищ.

О днях, проведенных в Школе колонновожатых, Муравьев вспоминал так: «Щи хлебали деревянной ложкой, чаю не было, мебель была старая и поломанная, шинель служила покрывалом и халатом».

Благодаря стараниям отца, который сам готовился в юности стать математиком, будущий творец победы русского оружия под Карсом обладал обширными познаниями в математических науках. Ему доверяют даже преподавание геометрии в математических классах при чертежной канцелярии квартирмейстерс-кой части.

О Школе колонновожатых следует сказать особо. Она готовила офицеров штабной службы, которым предстояло по роду подготовки заниматься вождением войсковых колонн и на войне, и в мирное врел4я, обеспечивать стоянки войск и делать многое другое. Не случайно многие выпускники этого военного училища отличились в Отечественной войне 1812 года, показав себя способными офицерами-оперативниками. Прапорщик Николай Муравьев, интересовавшийся военным делом во всем его многообразии, получил в стенах уникального для того времени военно-учебного заведения обширнейшие познания.

Однако увлечение утопическими идеями Жан-Жака Руссо и знакомство со столичными масонами так подействовали на пылкую душу юноши, что он одно время думал оставить военную службу. Прапорщик Николай Муравьев становится душой кружка дворянской молодежи, большинство из которых впоследствии станут членами тайных обществ декабристов.

Офицер из Школы колонновожатых даже стал прорабатывать идею создания поселения единомышленников на далеком острове Сахалин. Он мечтал создать там коммунистическую республику на принципах, которые проповедовал французский мыслитель.

Начавшееся в 1812 году нашествие Великой армии императора французов Наполеона на Россию оторвало (и навсегда) на-

чинаюгцего офицера от прежних утопических мечтаний. Школа колонновожатых находилась в том же патриотическом возбуждении, которое царило в рядах всей русской армии и по всей стране. Александра и Николая Муравьевых назначают в квартир-мейстерскую часть 1-й русской Западной армии, которой командовал военный министр генерал от инфантерии Михаил Богданович Барклай де Толли. Братья прибывают в город Вильно, где ■ находилась армейская штаб-квартира. Там старшего оставляют при главной квартире, а младшего отправляют в качестве прикомандированного офицера к Гвардейскому корпусу, который был расквартирован в Видзах.

...Французская армия перешла государственную границу, форсировав реку Неман, без официального объявления войны. Русские 1-я и 2-я Западные армии начали отход, чтобы соединиться и объединить силы, которые позволили бы дать генеральную баталию завоевателю. К этому стремились и М.Б. Барклай де Толли и командующий 2-й русской армией генерал от инфантерии князь П.И. Багратион.

Гвардия отходила от границы та город Полоцк. Погода не баловала воюющие стороны, шли проливные дожди. Пехота, шедшая по размытым дорогам, утопала в дорожной грязи. Орудия и зарядные ящики то и дело застревали по пути в оврагах и колдобинах. Не хватало заготовленного провианта и фуража. Однако при всех немалых походных неудобствах гвардейская пехота сохраняла бодрость духа, надеясь с каждым днем на большую битву с французами.

То отступление по направлению к Москве стало для колонновожатого прапорщика Николая Муравьева лучшей школой организации переходов войск и марш-бросков разнородных армейских сил. Офицеры квартирмейстерской части хронически недосыпали, выбиваясь за сутки из сил. На них лежали такие емкие по времени задачи, как поиск удобных для боя позиций, проведение дислокации войск, размещение их по заранее выбранным квартирам и полевым бивуакам. Да и много иных поручений приходилось выполнять расторопному и старательному офицеру с эполетами прапорщика.

Под городом Смоленском ему пришлось стать свидетелем ожесточенного сражения. К тому времени Николай Муравьев состоял при штабе Гвардейского корпуса. Вскоре за свои способности он оказывается при новом главнокомандующем всеми русскими

действующими армиями генерале от инфантерии Михаиле Илларионовиче Голенищеве-Кутузове.

Тот, прибыв к войскам, провел реорганизацию своей главной квартиры. В числе прочего полководец потребовал, чтобы квартир-мейстерская часть была «составлена» из лучших молодых офицеров, уже показавших себя в деле.

ОТ БОРОДИНА ДО ПАРИЖА ⁵

Боевое крещение будущий Муравьев-Карский получил в славный день Бородина. Восемнадцатилетний прапорщик все последние перед битвой сутки почти не слезал с коня, выполняя кутузовские поручения и безотлучно находясь при главнокомандующем. Вместе с Михаилом Илларионовичем Николай Муравьев видел и известное «Божественное знамение» русским воинам перед генеральной баталией – парящего над их головами орла.

Случилось это на правом фланге русских позиций, которые перед битвой объезжал Голенищев-Кутузов. Там будущий князь Смоленский на несколько минут задержался, чтобы поприветствовать один из выстроившихся пехотных полков. Вдруг высоко над ним взвился орел и начал делать круги над позицией русского воинства. В числе первых орла заметил главнокомандующий. Он обнажил голову и во весь голос воскликнул перед полковым строем:

– Ура! Братцы! Ура!..

Свита главнокомандующего, которая увидела в «чудесном» появлении величавого царя птиц благоприятное предзнаменование, восторженно вторила Кутузову. Громогласное «ура» дружно и звучно неслось и из рядов пехотинцев, далеко разносясь по полю предстоящей битвы.

Бородинское сражение, по вековой традиции, началось после торжественного молебна в русской армии. Свыше 100 тысяч нижних чинов и офицеров, генералов и самого главнокомандующего преклонили колени перед иконами полковых походных церквей.

Прапорщик Николай Муравьев в славный для русского оружия Бородинский день находился при главной квартире и смог увидеть грандиозную по своим масштабам битву во всем ее величии. Ему пришлось побывать и в ее пекле, на левом фланге русской позиции, в корпусе генерала Дмитрия Сергеевича Дохтурова.

Бородинское сражение произвело на юного офицера, у которого впереди было блестящее будущее, неизгладимое впечатление. В дневнике Николай Николаевич запишет немало откровений, сделанных в день Бородина. Есть среди них и такие строки:

«Подобной битвы, быть может, нет другого примера в летописях всего света. Одних пушечных выстрелов было сделано французами семьдесят тысяч, не считая миллионов ружейных выстрелов... От гула 1500 орудий земля стонала за 90 верст. Таким образом кончилось славное Бородинское побоище, в котором русские приобрели бессмертную славу».

В том сражении будущий полководец войн России на Кавказе познал воочию главный козырь русского солдата на поле брани. Он видел, как из атаки выходили поредевшие от залпов картечи кавалерийские полки, чтобы вновь и вновь ударить со всем бесстрашием по французам. Видел, как вся Можайская дорога была покрыта ранеными и умершими от ран, но при каждом из них находилось ружье с примкнутым багинетом. Видел, как выстраивались в грозные для атакующего неприятеля каре пехотные полки и батальоны, насчитывавшие в своих рядах к концу сражения всего сотню-другую людей. Видел, как русские войска стояли под вражескими ядрами в ожидании приказа пойти только вперед...

Познал прапорщик Николай Муравьев и гнев, и стыд за оставление древней русской столицы. Он вместе с войсками прошел по московским улицам, не смея поднять глаз, чтобы не встретиться с укоряющими взглядами горожан. Те молчаливо взирали на уходящие в сторону Рязани колонны кутузовской армии.

Генерал-фельдмаршал М.И. Голенищев-Кутузов, перед которым офицер-квартирмейстер засвидетельствовал личное мужество и блестящие способности порученца, все чаще стал поручать Муравьеву серьезные, не по его чину, дела. В Тарутинском сражении 6 октября он прикомандировывает его к авангардным армейским войскам.

Николаю Муравьеву, как обер-квартирмейстеру авангарда, приходилось принимать участие в рекогносцировках, которые не раз заканчивались скоротечными схватками с неприятельскими сторожевыми разъездами. Не раз приходилось ему обнажать свою офицерскую шпагу и при встречах с отрядами голодных, озлобленных французских фуражиров и мародеров.

В дневниковых «Записках» о тех днях контрнаступления русской армии сохранилось немало интересных записей. Среди прочего Николай Николаевич описал и такой случай на войне:

«Во время Тарутинского боя встретил я одного драгуна, который гнал перед собою русского, сильно порубленного. Русский кричал, просил пощады, но драгун не переставал толкать его лошадью и подгонять палашом. Я спросил, в чем дело. Пленный этот, как оказалось, был родным братом драгуна, ходил по воле в Москве и вступил в услужение к французскому офицеру, за что и не щадил его родной брат, который после строгого обхождения с ним отдал его в число военнопленных, собираемых в главную квартиру. Подобие римских нравов!»

Великая армия Наполеона Бонапарта, таявшая с каждым днем, продолжала отступать. Путь ее в скором времени преградила река Березина. Здесь, на ее стылых от порывов морозного ветра берегах, прапорщику Николаю Муравьеву довелось совершить настоящий воинский подвиг. Хотя ему и не пришлось при этом стоять под французскими ядрами и картечью, слушать над головой свист разящих пуль.

Дело обстояло так. В городе Борисове старый мост через Березину был сожжен. Требовалось всего за одну ночь выстроить новый, чтобы с рассветом русские войска могли начать переправу через реку, в студеных водах которой нашли свою погибель лшо-гие тысячи наполеоновских солдат и офицеров.

Задача, как понимали ее все, оказалась не из легких. Прапор-щику-квартирмейстеру Муравьеву под начальство дали конно-саперную роту капитана Геча, в которой осталось всего с полсотни изнуренных солдат-пионеров. Да еще в помощь назначили пехотную роту, в которой налицо оказалось лишь 15 человек рядовых.

Ночь выдалась темная и ветреная. Мороз крепчал с каждым часом, обжигая лицо и делая малопослушными руки. На широкой реке лед только-только становился. Но он еще не мог выдержать тяжести вооруженного человека, не говоря уже о коннике. Муравьев с Течем приняли следующее решение: устроить из связанных веревками бревен настил на льду там, где на речной глади возвышалось несколько островков. Такая задумка оказалась удачной.

Прапорщик работал наравне с нижними чинами. Таскал бревна к берегу Березины, связывал их веревками, спускал на трескавшийся лед. Николай Муравьев ободрял словами благодарности

Свою небольшую воинскую команду, изнуренную не столько ночной работой на морозе, сколько предыдущими боями и преследованием отступавших французов. И за два часа до рассвета мост через водную преграду был готов...

Заграничные походы русской армии прапорщик Муравьев начал дивизионным квартирмейстером у генерала Чаликова, командира гвардейской легкой кавалерийской дивизии. В сражении под Бауценом молодому офицеру довелось отличиться. Взяв с собой трех улан, он ускакал на разведку в лесистые горы, где ему пришлось неожиданно для себя вступить в стычку с французскими стрелками. Взятый при этом в плен пехотинец-савояр сообщил в дивизионном штабе много ценных сведений.

Затем последовало участие в славном для русского оружия сражении у чешского селения Кульм. В ходе его Николай Муравьев оказался при генерале А.П. Ермолове, командовавшем гвардейской пехотной дивизией. В той битве оказался совершенно разгромленным корпус наполеоновской армии генерала Вандама. За проявленное личное мужество офицер-квартирмейстер получает орден Святого Владимира 4-й степени и производится в подпоручики.

Затем следует участие в «Битве народов» под саксонским городом Лейпцигом, в котором с обеих сторон сразилось полмиллиона человек. Здесь ратная слава вновь «высветила» Николая Муравьева. Он производится в поручики, получает в награду за «выказанную примерную доблесть» ордена Святой Анны 3-й и 2-й степени, а заодно и австрийский орден Леопольда.

Наступил 1814 год. Русская армия в составе союзных войск вступает на территорию самой наполеоновской Франции. Поручик-квартирмейстер в составе гвардейской кавалерии принимает участие в последних сражениях того года – под Фер-Шампенуа-зом и Парижем. Победный марш через пол-Европы закончился на Елисейских Полях неприятельской столицы. Затем последовало возвращение в Россию...

После окончания антинаполеоновских войн Николай Муравьев переводится в Генеральный штаб. Следует получение очередного воинского звания – штабс-капитана. Он много читает, продолжая изучать военные науки. Тем более, что перед его глазами стояли военачальники, достойные подражания, – Голенищев-Кутузов, Ермолов, Толь, Милорадович, Коновницын... Войны с Наполеоном Бонапартом дали прекрасную школу многим, кому в дальнейшем пришлось участвовать в войнах на Кавказе.

В ПЕРСИИ И ХИВЕ.

ЕРМОЛОВСКАЯ КАВКАЗСКАЯ ШКОЛА

В Санкт-Петербурге молодой генштабист оказался в кругу тех, кому в скором времени довелось с оружием в руках выйти на Сенатскую площадь. Вне всяких сомнений, гвардейский штабс-капитан в тот день находился бы в их рядах. Но случай все изменил. Николай Муравьев оставляет столицу с тем, чтобы затем долгие годы своей жизни провести на Кавказе, который и стал в конечном счете его судьбой, открыв и закрепив в нем талант сперва заметного военачальника, а затем и полководца.

Случилось это так. Генерал А.П. Ермолов не захотел, отправляясь в Тифлис, расставаться с приглянувшимся ему молодым офицером с многообещающими перспективами по службе. Новый кавказский главнокомандующий и главноуправляющий берет гвардейского офицера с собой. Разумеется, с его полного согласия. У того в тот год было меньше всего желания оставаться в столице по вполне понятной причине – неудачного сватовства к дочери известного сановника адмирала Мордвинова, который не захотел брать в зятья скромного офицера. Так в 1816 году тот получает назначение состоять при ермоловском посольстве в Персию.

Поскольку отправка посольства по разным причинам задерживалась, то штабс-капитан по собственной инициативе произвел первую инструментальную (картографическую) съемку местности от крепости Моздок до столицы наместничества города Тифлиса. -Так на карту легла Военно-Грузинская дорога. За это офицер-квартирмейстер получает благодарность главнокомандующего.

В Тифлисе Алексей Петрович Ермолов среди прочего дает гвардейскому офицеру и такое задание, как изучение восточных языков. Их знание во многом помогут Муравьеву в долгой жизни на Кавказе, как в мирной жизни, так и в условиях войны.

Состоявшееся знакомство с Персией в составе российского посольства во главе с наместником Кавказа дало Николаю Николаевичу довольно обстоятельное представление о будущем противнике. Муравьев собирает сведения о шахской армии, лично знакомится со многими ее военачальниками, в том числе и с наследным принцем Аббас-мирзой.

Думается, что и при тегеранском дворе обратили внимание на молодого русского офицера, довольно свободно объяснявшегося с

г|ерсами на их родном языке и интересовавшегося делами в иранской армии. Во всяком случае, сам шах одарил штабс-капитана

< рденом Солнца и Льва, черной дорогой шалью и двумя кусками

< хце более дорогой парчи.

, Посольство генерал-адъютанта Ермолова в Тегеран имело успех. Николай Муравьев же в награду за проявленное усердие и сбор, Назовем это своими словами, разведывательных данных о персидской армии получает повышение по службе. Он назначается обер-квартирмейстером Отдельного Кавказского корпуса.

Можно при этом заметить, что такая должность была не по годам и не по чину Муравьеву, однако царский наместник даровитый Алексей Петрович Ермолов редко ошибался в своих подчиненных. И почти никогда в тех, кого сам выбирал себе в ближайшие помощники. Не ошибся он и в Муравьеве.

Желая проложить путь российскому владычеству в Средней Азии, кавказский наместник в 1819 году командирует штабс-капитана в Хиву и Бухару. Цель поездки – исследование путей туда и установление дипломатических и торговых контактов с этими туркестанскими ханствами. Большие сложности виделись в пребывании в Хиве, вооруженные отряды которой разбойничали на землях киргизов (казахов) и постоянно нападали на русское Оренбуржье для захвата людей в полон и продажи их в рабство.

Путь в ханства с Кавказа лежал через Каспийское море. 3 августа военный двадцатипушечный корвет «Казань» и шкоут «Святой Поликарп» бросили якоря близ Серебряного бугра на восточном берегу Каспия. Наладив дружественные отношения в туркменских кочевьях, русские посланники беспрепятственно прибыли через пустыню в Хиву к ее деспотичному правителю Мегмед-Рагим-хану.

В столице этого ханства, надежно затерявшегося среди песков, Николай Муравьев не один день будет находиться в ожидании «злодейской» смерти. Уж слишком коварным человеком слыл правитель Хивы. Однако дипломатические способности посланца Ермолова позволили ему не только счастливо избежать гибели, но и выполнить поручение из разряда ответственных.

Алексей Петрович Ермолов рассказывал впоследствии Государю, что «злокозненный» хивинский хан Мегмед-Рагим в письмах своих к царскому наместнику на Кавказе величал его следующим образом: «Великодушному и великому повелителю стран между

Каспийским и Черным морями». Скорее всего, такое обращений шло благодаря усилиям старшего в посольстве Муравьева. Он сумел внушить владетелю ханства почтение к России. Тем более, чтр хан побаивался возможного и скорого ответа за разбойные набе<-ги на север своих конных отрядов.

Туркестанская миссия закончилась удачно. 24 декабря корвет «Казань» бросил якорь в Бакинской бухте. Здесь вскоре Николай Муравьев получил депешу от кавказского главнокомандующего:

«С почтением смотря на труды ваши, на твердость, с какою вы превозмогли и затруднения, и самую опасность, противостоявшие исполнению возложенного на вас важного поручения, я почитаю себя обязанным представить всеподданнейше государю императору об отличном усердии вашем в пользу его службы. Ваше высокоблагородие собственно мне сделали честь, оправдав выбор мой исполнением столь трудного поручения.

Венерах Ермолов

31 декабря 1819 г.

С. Параул в /Дагестане».

Прибыв в город-крепость Дербент, Муравьев доложил царскому наместнику подробности исполненной посольской миссии. Алексей Петрович отправляет офицера в Санкт-Петербург с докладом о результатах своей поездки в Хиву и переговорах с Мег-мед-Рагим-ханом.

В столице следует аудиенция у Илшератора Александра I. Государь оказался доволен результатами организованного Ермоловым посольства в Туркестан. На Кавказ из стольного города на берегах Невы Николай Николаевич Муравьев возвращается уже в звании полковника. Такова была награда за хивинские труды.

Свою поездку в труднодоступное ханство он подробно описывает в книге «Путешествие в Туркмению и Хиву», которая вышла в Москве в 1822 году, будучи издана в двух частях. Книга имела большой успех. Более того, ее уже вскоре перевели на английский, французский и немецкий языки. Имя Н.Н. Муравьева благодаря опасному для жизни путешествию в среднеазиатское «разбойное» ханство стало достаточно хорошо известно и за рубежом, в Европе.

К слову сказать, то был уже второй печатный муравьевский труд. Еще в 1816 году увидел свет интересный для военного чело-

вжа «Курс фортификации». Он был полезен прежде всего для в >енных инженеров русской армии.

В 1822 году полковник Николай Николаевич Муравьев назна-чгется командиром 7-го карабинерного полка. Впоследствии этот пэлк, прославившийся в боевых действиях на Кавказе, будет но-с 1ть звание Эриванского (имя этого полка мы не раз уже упоми-нали).

Новоиспеченный полковой командир энергично взялся за обучение своих карабинеров. Вскоре полк принял участие в начавшейся в 1826 году войне с Персией – в первой ее кампании. Но перед этим Николаю Николаевичу пришлось пережить немало тревожных дней и ночей, отмеченных большой душевной печалью. Поражение восстания декабристов и последующее судебное разбирательство лишило его многих друзей и близких родственников...

НА ВТОРОЙ ПЕРСИДСКОЙ ВОЙНЕ

В 1825 году сама судьба хранила полкового командира 7-го карабинерного, чему в немалой степени помогла и начавшаяся война с иранцами. В той войне полковник Муравьев показал высокое знание шахской армии, полученное им во время пребывания в составе посольства А.П. Ермолова в Тегеран.

Когда в августе 1826 года многочисленные конные войска наследного принца Аббас-мирзы, нарушив договор между Россией и Персией, вторглись в Карабах и обложили крепость Шушу, Николай Николаевич сразу же оказался у дел. Вместе с князем Севарзедшидзе ему пришлось прикрывать приграничье в районе селения Караклиса от конницы Гассан-хана.

Кавказский главнокомандующий создает здесь для действий против персов отдельный отряд. Он состоял из девяти рот пехоты, конной артиллерийской бригады, сотни казаков и шестисот человек грузинского конного ополчения. Начальником отряда назначается герой Отечественной войны 1812 года, поэт-партизан, генерал-майор Денис Давыдов, а начальником штаба – полковник Николай Муравьев.

Последний разрабатывает план смелого рейда против шахской конницы, который блестяще удался. Русский отряд, заметно уступавший противнику в числе людей (но, конечно, не в боевых каче-

ствах), стремительным марш-броском спустился с гор в долину селения Мирака и здесь в бою нанес полное поражение Гассан-ханУ-А затем, преследуя вражескую конницу, вошел в персидские пределы, заняв на сопредельной территории несколько населенных пунктов.

Военная удача проведенной операции была несолшенной. Командир отряда генерал-майор Давыдов в донесении наместнику на Кавказе так отметил роль в одержанной победе своего начальника штаба:

«Полковник Муравьев выбил штыками из каменистых высот засевшего в них неприятеля, расстроив толпы оного картечными выстрелами, разорвав середину его линий, преследовал оного до наступления ночи и первый поставил ногу на неприятельскую землю».

После такого успеха полковник Муравьев предложил Денису Давыдову смелый и довольно рискованный план переноса боевых действий под стены крепостных городов Эривани (столицы Эриванского ханства) и Тавриза (столицы персидского Южного Азербайджана). В той обстановке, как считал начальник штаба отряда, этими пунктами можно было овладеть небольшими, мобильными силами. Но разумеется, при удачных и стремительных действиях.

Генерал-майор Давыдов, памятуя свое славное партизанское прошлое в Отечественной войне 1812 года, такой план поддержал сразу. Однако в Тифлисе его не утвердили по той причине, что главнокомандующий А.П. Ермолов считал, что время для переноса военных действий на территорию самой Персии еще не пришло.

Была и еще одна причина, более веская. Шла смена царских наместников на Кавказе. Алексея Петровича Ермолова, которому Император Николай I открыто выказывал большое личное недоверие, заменяли на более близкого Царю генерала, тоже с богатой боевой биографией, на Ивана Федоровича Паскевича. Последний имел немало заслуг в войне против наполеоновской Франции, теперь он должен был возглавить новое для себя дело – управление огромным Кавказским наместничеством.

Вскоре полковник Муравьев сдает карабинерный полк новому командиру, а сам получает назначение помощником начальника штаба Отдельного Кавказского корпуса.

Перед второй кампанией в русско-персидской войне Николай иколаевич наконец-то устраивает свою личную жизнь, сыграв с сромную свадьбу с Софьей Федоровной Ахвердовой. Ермолов был qa свадьбе посаженым отцом.

Кавказские войска продолжали войну теперь уже под коман-д званием генерала от инфантерии Паскевича. Тот не без осно-в шия мог быть доволен умелой оперативной работой корпусного штаба. Будущий граф Эриванский, равно как и А.П. Ермолов, умел ценить подчиненных деятельных, энергичных, лично храбрых.

Под крепостью Аббас-Абад полковник Николай Муравьев чуть не погиб. Во время рекогносцировки крепостных укреплений его с небольшим конвоем казаков едва не отрезала от своих персидская конница численностью в несколько сот всадников. Однако вовремя вышедшая из русского лагеря кавалерия пришла на помощь и отразила вражескую атаку.

Вскоре Муравьев отличается в большом деле. Под его командованием русский авангардный отряд стремительным рейдом захватывает город-крепость Тавриз. Это была столица наследника шахского престола принца Аббас-мирзы, откуда он управлял подвластными ему землями Южного Азербайджана. Многолюдный город с крепкими крепостными стенами имел для своей обороны достаточный числом гарнизон и немалый арсенал с запасами оружия, артиллерийских снарядов и ружейных зарядов. Известие о взятии русскими Тавриза вызвало панику в шахской армии, терпевшей одни поражения, и полное уныние в Тегеране.

Однако случилось то, чего в Отдельном корпусе вряд ли кто мог ожидать. Такой большой успех в ходе войны с Персией вызвал неудовольствие нового царского наместника. Генерал от инфантерии Паскевич мечтал покорить Тавриз сам.

Однако Император Николай I отдал дань справедливости – ведь план захвата Тавриза принадлежал не кому-то, а полковнику Муравьеву, за которого замолвил слово другой николаевский любимец – начальник Главного штаба Иван Иванович Дибич.

За боевые отличия в войне против Персии полковник, хотя и Известный тесными связями с заговорщиками-декабристами, награждается чином генерал-майора. Высочайший указ был подписан 15 августа 1828 года. И одновременно следует его назначение командиром Кавказской резервной гренадерской бригады.

НА ТУРЕЦКОЙ ВОЙНЕ.

ШТУРМ КАРСА. ВЗЯТИЕ АХАЛЦЫХА

...В апреле 1828 года начинается новая русско-турецкая война. Она «вызрела» сама собой. Султан Блистательной Порты Махмуд II не скрывал своей подготовки к войне против «неверных», и России пришлось после Наваринского морского сражения объявить Турции войну.

Боевые действия сразу же развернулись от дунайских берегов до Закавказья. Граф Паскевич-Эриванский смело повел действующие силы Отдельного корпуса на сильную неприятельскую крепость Карс и овладел ею. Николай Николаевич Муравьев оказался одним из главных действующих лиц победного штурма главной твердыни турок-османов в Азиатской Турции.

Надо отдать должное кавказскому главнокомандующему, сумевшему забыть тавризскую «обиду», В победной реляции в Санкт-Петербург Иван Федорович Паскевич-Эриванский ничуть не умалил роли в одержанной победе командира гренадерской бригады:

«Корпусной командир отправил для взятия Карадага генерал-майора Муравьева с ротою Грузинского гренадерского и батальоном Эриванского карабинерного полков. Для обеспечения сего смелого движения, которое должно было производиться на открытом пространстве под картечными выстрелами из крепости и отдельного укрепления Карадаг, велено было вывести из траншей всю батарейную артиллерию, из двенадцати орудий состоявшую, и поставить правее занятого предместья Орта-капи, дабы отвечать неприятелю.

Рота Грузинского гренадерского полка под начальством генерал-майора Муравьева с отважностью бросилась на предместье Байрам-паша и овладела оным, взяв одно знамя; другая рота сего полка и батальон Эриванского карабинерного полка под начальством генерал-майора Муравьева почти по неприступным тропинкам взошли на высокую скалистую гору Карадаг и, несмотря на перекрестный огонь построенного на оной редута, шанцев и крепостных бастионов, вытеснили неприятеля, причем взято четыре орудия и два знамени».

Сами участники ожесточенного штурма Карской крепости в своих воспоминаниях единодушно называли имена двух человек, сказавших решающее слово для победы. Ими были начальник

личной отваги и доблести.

НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ МУРАВЬЕВ-КАРСКИЙ

м ЬО-

т

н

'аншей генерал-майор Муравьев и полковник Бурцев, дежур->гй офицер при корпусном штабе. Это были люди высочайшей

Взятие Карса доставило Николаю Николаевичу Муравьеву ор-дён Святого Георгия 4-й степени. Семья георгиевских кавалеров пополнилась новым достойным членом.

После Карской виктории последовало дело под крепостью Ахалцых, тоже считавшейся одной из сильнейших на восточных границах Турции. Кстати, османы суеверно считали, что русским никогда не удастся ею овладеть. Ибо старинное предание гласило, что прежде надобно снять месяц с неба, а потом уже сделанную из металла позлащенную луну с минарета крепостной мечети. И действительно, пока в истории ахалцыхское предание сбывалось.

К крепости на скалах в долине реки Посхов-чай генерал-майор Муравьев подошел во главе авангарда кавказских войск. Обозрев ахалцыхские укрепления и лагерь османского корпуса на окраине города, он предложил главнокомандующему собственный план штурма. Паскевич-Эриванский, поразмыслив над ним, принял муравьевскую идею. ■

При атаке главными силами кавказцев турецкого лагеря под Ахалцыхом Муравьев руководил отвлекающей операцией, которая удалась. Вражеский корпус был разгромлен и обращен в бегство. Затем наступил черед и самой крепости, в стенах которой затворился сильный числом и духом гарнизон.

Генерал-майору Н.Н. Муравьеву довелось вести переговоры с осажденными. В своих «Записках» он описывает этот эпизод русско-турецкой войны во всех красках и с любопытными подробностями:

«Я и генерал Сакен и сопровождавшие нас адъютанты вошли в крепость, в коей двойные ворота за нами немедленно заперлись железными запорами. Толпа разноцветно одетых турок со свирепыми и удивленными взглядами окружила нас. Между ними слышен был ропот неудовольствия. Все толпилось, двигалось. Мы поверну-, ли направо ко двору большой мечети. У ворот ограды встретил нас сам Кессе-Мегмед-паша. Он имел гораздо более сорока лет, осанку благородную, простую, наружность приятную, одет был в шитой шнурками куртке и бархатных шароварах, с небольшой чалмою на голове. Он был вежлив и приветлив.

Сакен сказал несколько коротких приветствий, которые были мною переведены. Паша отвечал скромно и повел нас во двор

S&-

мечети, вмиг наполнившийся толпою, за нами шедшею. Паша и Сакен сели рядом на одну из скамей, более места не было, и я сел против них на камне. Пришедшие с нами офицеры остановились за скамьей, но так как теснота увеличивалась, то их совсем почти прижали к нам, невзирая на пашу и на повторенное его приказание толпе отдалиться. Надобно сказать, что Ахалцых был почти всегда в независимости от турецкого султана. Народ здесь хотя и считался подданными Порты, но состоял из горцев, людей буйных, не привыкших никому повиноваться. Присутствие наше не устрашало их.