Текст книги "Полководцы кавказских войн "
Автор книги: Алексей Шишов
Жанр:
Военная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 39 страниц)
«Итак, – писал герой Отечественной войны 1812 года, – в течение семи месяцев, потерявши не менее восьми губерний, впавших во власть неприятеля, лишившись древней столицы, обращенной в пепел, имея в сердце своем более пятисот тысяч враждебных полчищ, грозивших истреблением, Россия восторжествовала!»
ЗАГРАНИЧНЫЕ ПОХОДЫ.
КОМАНДИР ГРЕНАДЕРСКОГО КОРПУСА
С началом Заграничных походов русской армии в 1813 – 1814 годах Главный штаб 1-й Западной армии был упразднен и генерал-лейтенанту1, признанному артиллерийскому военачальнику А.П. Ермолову Высочайшим повелением Императора Александра I вручается «командование артиллериею, во всех армиях».
В кампании 1813 года он участвует в сражениях при Дрездене, Люцене, Бауцене, Лейпциге, Кульме. Однако ему вскоре пришлось расстаться с должностью главного начальника артиллерии. Новый главнокомандующий русской армии граф П.Х. Витгенштейн заявил, что неудача союзников в Люценском сражении была вызвана недостатком артиллерийских зарядов. Ермолов лишается своей должности и получает назначение на должность начальника
2-й пехотной гвардейской дивизии.
Ермоловская дивизия особенно отличается в Бауценском сражении, в течение нескольких часов стойко удерживая занимаемые позиции, а затем составляя арьергард отступающих союзных Войск. За Бауцен генерал-лейтенант Ермолов удостоился ордена Святого Александра Невского.
В сражении при Кульме в Богемии (по-чешски – Хлумец) Алексей Петрович в самый разгар баталии принял командование русскими войсками у графа А.И. Остерман-Толстого, которому ядром оторвало левую руку. Натиск французских войск все усиливался, и скоро в ермоловском резерве осталось всего две роты лейб-гвардии Преображенского полка. В сражавшихся полках были огромные потери в людях, особенно в офицерах.
1^>
Когда французы, развивая успех, стали переходить овраг, который разделял противников, они захватили одну из русских батарей. Тогда Ермолов приказал батальону лейб-гвардии Семеновского полка отбить во что бы то ни стало батарею. Участник сражения при Кульме все тот же Н.Н. Муравьев вспоминал о тех минутах ожесточенной битвы:
«Никогда не видел я что-либо подобного тому, как батальон этот пошел на неприятеля. Небольшая колонна эта хладнокровно двинулась скорым шагом и в ногу... Они отбили орудия, перекололи французов, но лишились всех своих офицеров, кроме одного прапорщика Якушкина (будущего декабриста. – А. Ш.), который остался батальонным командиром».
После Кульмской победы, когда так отличилась русская гвардия, Император Александр I спросил генерал-лейтенанта Ермолова, какой награды он желает. Острый на язык Алексей Петрович, помня, что российский монарх излишне благосклонен на войне к иностранцам на русской, особенно военной, службе, ответил:
– Произведите меня в нелщы, Государь!..
В Лейпцигской «Битве народов» 2-я гвардейская пехотная дивизия Ермолова оказалась в самом пекле. Решительной атакой она захватила деревню Гессе, которая находилась в самом центре французских позиций. Ее каменные дома и заборы больше напоминали полевую крепость, чем селение, французы сражались здесь отчаянно и стойко, но им в рукопашных схватках пришлось уступить Гессе ермоловским полкам.
В декабре 1813 года наполеоновские войска отступили за реку Рейн, и кампания 1814 года началась уже на территории самой Франции. Последнее сражение русских войск с французскими с участием Ермолова разыгралось под стенами Парижа на Монмартре, продолжившись на Бельвильских высотах. В том деле генерал-лейтенант командовал русской и прусской гвардией.
19 марта 1814 года союзные войска вступили в поверженный Париж. Ермолов был уже в должности командира Гренадерского корпуса. «За отличие при взятии Парижа» он удостоился полководческой награды – императорского Военного ордена Святого Георгия 2-й степени. По поручению Александра I Алексей Петрович лично написал Манифест о взятии союзными армиями французской столицы. В его проекте Ермолов впервые при обращении к войскам употребил слово «товарищи», которое Император заменил словом «воины».
Прославленный военачальник по-своему относился к императорским почестям. Он гордился своими боевыми орденскими наградами, особенно Георгием, полученным из рук самого Суворова. Но когда Император Александр I вознамерился возвести его в графское достоинство Российской империи, Алексей Петрович отказался от графского титула. Сохранились легенды, что так же поступил и Раевский, и некоторые другие военачальники. Да, таковы были русские полководцы в то время.
Ь
ш
%
if
Ь
I
I
Во время Венского конгресса 1815 года генерал-лейтенант А.П. Ермолов командовал 80-тысячной обсервационной (наблюдательной) армией, имея свой штаб в городе Кракове на австрийской границе. Во время «Ста дней» Наполеона Бонапарта русские войска не успели к Ватерлоо, но во второй раз приняли участие в занятии Парижа. Ермоловский Гренадерский корпус был расквартирован в его пригородах.
Здесь и произошел серьезный конфликт между Алексеем Петровичем Ермоловым, Государем и Великим Князем Николаем Павловичем, которому через десять лет суждено будет стать Императором Николаем'I.
В честь победы над Наполеоном Бонапартом 28 июля 1815 года в пригороде Парижа состоялся парад союзных войск. Во время церемониального марша из-за «неправильной музыки» три взвода из 3-й гренадерской дивизии сбились с ноги. Александр I остался недоволен «фронтовым образованием» дивизии и за «дурной парад» приказал трех заслуженных на войне полковников арестовать и посадить на городскую гауптвахту, охрану которой в тот День нес английский караул.
Командир Гренадерского корпуса горячо заступился за своих подчиненных и не выполнил приказ монарха об их аресте. Все же на следующий день ему пришлось выполнить повеление Императора, непреклонного в своем решении. При этом А.П. Ермолов Сказал Великому Князю Николаю Павловичу:
' – Я имел несчастье подвергнуться гневу Его Величества. Госу
дарь властен посадить меня в крепость, сослать в Сибирь, но он не должен ронять храбрую армию русскую в глазах чужеземцев. Гренадеры пришли сюда не для парадов, но для спасения Отечества и Европы. Таковыми поступками нельзя приобрести привязанности армии.
Когда Великий Князь Николай Павлович попытался «поставить на место» корпусного командира, тот ему сказал:
– Разве, Ваше Высочество, вы полагаете, что русские военные служат Государю, а не Родине? Вы еще достаточно молоды, чтобы учиться, и недостаточно стары, чтобы учить других...
Военный историк генерал А.И. Михайловский-Данилевский, донесший до нас содержание того конфликта, написал следующее:
«Великий Князь по молодости не нашелся, что ответить. Но можно думать, что эти слова глубоко запали в душу Николая Павловича и положили начало тому недоверию, которое так сильно отразилось на Ермолове в прискорбные дни декабрьских событий».
Боевой русский генерал решительно осуждал фронтовую (строевую) муштру, которая была введена в армии сразу же после окончания антинаполеоновских войн 1813—1814 годов. Ермолов постоянно ее высмеивал. Известен, например, такой случай.
Однажды в Варшаве Великий Князь Константин Павлович, ставший наместником в Царстве Польском, показывал Ермолову батальон гвардейской пехоты, обмундированный по новому образцу. Люди замерли в строю, туго затянутые в узкие мундиры с высокими воротниками, накрепко перетянутые перевязями и кушаками, в обтяжных узких панталонах.
При вопросе Великого Князя, как нравится генералу новое обмундирование, Ермолов уронил перчатку и приказал ближайшему солдату поднять ее. Как ни силился несчастный гренадер нагнуться к земле, он не смог сделать этого, так как был стеснен в движениях форменной одеждой и амуницией.
– Не беспокойтесь, голубчик, – сказал Ермолов, сам подни-мая перчатку. И обратился к оторопевшему от этой сцены Константину Павловичу: – Отменно красивая и удобная форма, Ваше Величество...
По возвращении русской армии в Россию он сдает Гренадерский корпус под командование генералу И.Ф. Паскевичу, получает отпуск и уезжает к родителям в Орел. Там его вскоре ждало новое назначение.
Пока Ермолов отдыхал в отцовском имении под Орлом – сельце Лукьянчикове Мценского уезда со ста душами крепостных, в Санкт-Петербурге решалась его дальнейшая судьба. Граф А. А. Аракчеев рекомендовал Государю назначить его на пост военного министра России. Однако эта рекомендация сопровождалась весьма двусмысленной характеристикой прославленного генерала:
«Назначение Ермолова было бы для многих неприятно, потому что он начнет с того, что перегрызется со всеми, но его дея-
тельность, ум, твердость характера, бескорыстие и бережливость его бы вполне впоследствии оправдали».
Но у Императора Александра I были совсем иные планы относительно будущего талантливого, но «вольнодумного» тридцативосьмилетнего генерала. Высочайшим указом от 29 июня 1816 года А.П. Ермолов назначается командиром Отдельного Грузинского (с августа 1820 года – Кавказского) корпуса – то есть главнокомандующим русскими войсками в Грузии и на Северном Кавказе.
Одновременно он становится управляющим (главноуправляющим) гражданской частью в Грузии, Астраханской и Кавказской губерниях, а также чрезвычайным и полномочным послом России в Персии (Иране). Ему подчинялись Каспийская военная флотилия, Черноморское казачье войско и Терское казачество.
Пользуясь полной поддержкой и доверием Императора Александра I, Ермолов получил на Кавказе полную свободу военных и административных^действий. Не случайно его уже в самом скором времени стали называть «кавказским проконсулом».
«КАВКАЗСКИЙ ПРОКОНСУЛ»
Начиная с 1816 года и, пожалуй, по настоящее время портрет Алексея Петровича Ермолова рисуется, как правило, только двумя красками – черной и белой. С тех пор не утихают споры вокруг личности этого незаурядного в талантах человека, взявшего на себя дело «усмирения Кавказа».
Даже внешне образ Ермолова был замечателен. На всех, кто встречался с ним, он производил впечатление человека, рожденного водить за собой полки. Он был гигантского роста и редкой физической силы, в его фигуре с круглой головой на могучих плечах в обрамлении курчавых вихров было что-то львиное, рисовавшее невиданное существо сказочной отваги и мужества. Чем Ермолов (по мнению английского историка Кавказской войны Джона Бадли) расчетливо пользовался, чтобы вызвать восхищение солдат и заставить трепетать от ужаса своих «полудиких врагов».
Неподкупно честный, простой и даже грубый в обращении, Ермолов с офицерской юности вел спартанский образ жизни. Всегда был при шпаге, дома и в походах спал, завернувшись в свою
шинель, и вставал с восходом солнца. Походные тяготы, как казалось окружающим, совсем не тяготили его.
«sSL
В начале XIX века Кавказ называли «теплой Сибирью». Военная служба там к числу престижной не относилась, но со временем слркба на Кавказе все больше стала пониматься как «полезная для Отечества». Многие армейские офицеры стали стремиться туда, где шла война с воинственными горцами, где одна за другой вспыхивали войны то с Оттоманской Портой, то с шахской Персией.
С именем полководца Ермолова связано в российской истории начало длительной Кавказской войны против горцев Чечни, Нагорного Дагестана и Черкесии, которая затянулась на долгие сорок семь лет. Такое было не случайно – кавказский главнокомандующий и главноуправляющий был последовательным сторонником активного продвижения Российской империи на Восток.
Оказавшись на Кавказе, Алексей Петрович, приняв дела у своего предшественника генерала Н.Ф. Ртищева, первым делом блестяще выполнил возложенную на него дипломатическую миссию. Речь шла о подтверждении Персией статей Гюлистанского мирного договора 1813 года и отказа ее от территориальных притязаний на закавказские владения России.
В апреле 1817 года российское посольство в количестве 200 человек во главе с царским наместником на Кавказе генерал-лейтенантом А.П. Ермоловым прибыло из Тифлиса в Тегеран. По пути, в столице Южного Азербайджана городе Тавризе, состоялась встреча главы посольства с наследным принцем Аббас-мирзой. В персидской столице прошла торжественная аудиенция посла России у персидского шаха Фетх-Али.
Переговоры в Султании (летней шахской резиденции) для российской стороны завершились успешно. Персия отказалась от территориальных притязаний на закавказские земли, и до 1826 года на российско-иранской границе наблюдались относительное спокойствие и добрососедские отношения. Сам Ермолов описывает ход дипломатических переговоров с восточным владыкой так:
«Вкратце скажу, что возложенные на меня поручения кончил я довольно удачно. Переговорам моим немало способствовало то, что я вежливым образом обхождения моего и умевши оказывать лестные уважения шаху весьма ему понравился. Он щедр был в похвалах на мой счет, и никто из вельмож не смел ничего сказать противного...»
■
VY..
к
у
!
I
"t
Однако глава российского чрезвычайного и полномочного посольства в Персию использовал для достижения его целей и другое. Ермолов пишет следующее:
«Мой грозный вид хорошо выражал мои чувства, а когда речь шла о войне, со стороны казалось, что я готов перегрызть им горло. К их несчастью, я заметил, что это им очень не нравилось, и, когда мне были нужны более убедительные аргументы, я полагался на свою звериную рожу, огромную и устрашающую фигуру и громкую глотку; ибо они понимали, если кто так свирепо орет, у него на то есть хорошие и веские резоны».
За успешное выполнение возложенной на него дипломатической миссии Алексей Петрович Ермолов, кавалер многих орденских наград и герой антинаполеоновских войн, производится в генералы от инфантерии. Высочайший указ о том был подписан Императором Александром Павловичем 8 февраля 1818 года.
После этого Ермолов занялся «умиротворением» Кавказа, стремясь установить российское владычество над горными областями его северной части. Первейшей своей целью он ставил обеспечение безопасности закавказских территорий, которые были отделены от центральной части России немирными землями Чечни (Ичкерии), Горного Дагестана и Северо-Западного Кавказа.
Ермолов говорил о Кавказе: «Это огромная крепость, надобно или штурмовать ее, или овладеть траншеями; штурм будет стоить дорого, и успех его не верен, так обложим же ее».
Командиром Отдельного Грузинского корпуса на высочайшее утверждение был представлен план последовательного покорения Кавказа, в котором были изложены принципы российской военной и гражданской политики в этом горном крае. Суть его заключалась в приведении в полное подданство Российской империи горских народов. При этом Ермолов называет своих предшественников в деле покорения Кавказа «равнодушными начальниками». План был одобрен Императором Александром I и получил поддержку в официальных кругах Санкт-Петербурга.
В отличие от своих предшественников новый царский наместник оставил в стороне административную и дипломатическую деятельность, обратился почти исключительно к военной. Вместо уговаривания и подкупов той части горской знати, которая враждебно относилась к российскому владычеству, Ермолов ввел по отношению к ней твердую политику. Он писал в одном из своих писем генералу Закревскому:
«Я толкую здесь, что, взяв на себя охранение земли и дав высокое покровительство Грузии, должно повелевать властию, а не просьбами».
Ермолов оказался на Кавказе в то время, когда Россия через свою администрацию на местах стала пытаться навязать вольным обществам горцев российские законы, но при этом не вмешиваясь в местные обычаи и религию. На Северном Кавказе стало быстро распространяться недовольство. Особенно возмутило свободолюбивых горцев, одним из главных источников доходов которых были набеги на соседей, запреты на такой узаконенный разбой (в то время обычный род промысла в горах), необходимость участия в строительстве крепостей, мостов, дорог, выплата налогов и поддержка российскими властями местных прави-телей-феодалов.
Российские власти в утверждении государственности на Кавказе всегда опирались на местных правителей, феодальную знать. Однако далеко не всегда она была верна России, а во многих случаях открыто выступала против нее. Так, А.П. Ермолов дает следующую характеристику одному из дагестанских ханов:
«Казикумыцкое ханство во владении Сурхай-хана, человека самого коварного, готового на всякие злодеяния. По древности своего происхождения он весьма уважаем; между горскими народами имеет сильные связи, ко вреду нашему им употребляемые. Участвуя во всех дагестанских предприятиях против нас и будучи, наконец, наказан отделением части владения его, из коей составлено Кури некое ханство, данное родственнику его, врагу его непримиримому, отмщевающему жестокую обиду, бежал я Турцию. В командование генерала Ртищева возвратился, изгнал в отсутствие его управлявшего владетеля и, пользуясь твердыми и почти непроходимыми местами гористой страны, остался без наказания».
Так смешались в «кавказский узел» самые различные исторические противоречия: и вызванные столкновениями несхожих культур, традиций и законов, и порожденные социальным неравенством среди самих горцев, усиленные несправедливостью конкретных людей, обладавших властью. Любое событие могло стать искрой, от которой могла вспыхнуть Кавказская война.
Такой искрой и оказался А.П. Ермолов, вернее, его политика умиротворения Кавказа, наведения в нем должного порядка, присоединение (вольное или вооруженной рукой) еще независимых
горных областей к Российскому государству. Кавказская война по своей логике была неизбежна – лишь волею судьбы генерал Алексей Петрович Ермолов стал ее невольным зачинателем.
Он, ознакомившись с Кавказским краем, доносил в Санкт-Петербург, что •«горские народы примером независимости своей в самых подданных вашего императорского величества порождают дух мятежный и любовь к независимости».
Ермолова как главноуправляющего на Кавказе беспокоило многое. Но еще больше его беспокоило, что Россию с Грузией связывала по суше только одна-единственная обустроенная русскими солдатами Военно-Грузинская дорога через Главный Кавказский хребет. Проезд по ней без надежного конвоя был в то время почти невозможен. Не прекращались разбойные нападения «немирных» горцев на Кавказскую укрепленную линию, еще недавно бывшую государственной границей, и на грузинские селения.
Плененные при этом люди становились предметом торга. На Черноморском побережье Кавказа процветала работорговля. Отсюда «торговый путЬ»', который раньше заканчивался в портовых городах Крымского ханства, прежде всего в Кафе (современной Феодосии), теперь вел в Стамбул.
Турция продолжала делать большую ставку на горцев Северного Кавказа, прежде всего Черкесии – на «закубанские народы» в их противостоянии с северным соседом. Местные феодалы в своем большинстве признавали власть России, пока она платила им жалованье и не вмешивалась в полноту их родовой власти над подданными. Но народы Кавказа и прежде всего так называемые вольные горцы традиционно признавали только военную силу.
Главнокомандующий кавказскими войсками России и начал успешную борьбу с такими горцами. Он начал проведение высочайше одобренной активной наступательной политики – проникновение в глубь территории горских народов. Это делалось не столько для рассеяния и наказания непокорных, сколько для создания там укрепленных поселений-крепостей с русскими гарнизонами. В своем большинстве такие укрепления заселялись казаками – так появлялись новые станицы. Они связывались между собой дорогами, вокруг которых для большей безопасности на сотни метров вырубались девственные леса. С ермоловских времен для многих солдат-кавказцев рубка леса стало основной служебной работой.
Строительство дорог в горах позволяло приблизиться к тем «разбойным» горским аулам, откуда на Кавказскую линию по-
стоянно совершались набеги. Однако у генерала Ермолова сил было явно недостаточно, чтобы проводить свою политику повсеместно. Он строил укрепления, рубил лес и прокладывал дороги через них только в им определенных местах. К таким работам в качестве государственной повинности привлекались и местные жители, что стало для них достаточно тяжелым бременем.
«ОБЛОЖЕНИЕ» КРЕПОСТИ ПОД НАЗВАНИЕМ КАВКАЗ
Генерал А.П. Ермолов с началом Кавказской войны не располагал сколько-нибудь значительными воинскими силами. К моменту его прибытия в Тифлис из числившихся по штату в отдельном Грузинском корпусе 45 000 штыков и 6926 сабель в строю находилось только 37 360 штыков и 5948 сабель. В артиллерийском парке имелось орудий: батарейных – 48, легких – 60, конных казачьих – 24.
И только эти войска прикрывали протяженнейшую государственную границу с Турцией и Персией, стояли гарнизонами в городах Закавказья и крепостях на Кавказской укрепленной линии, обеспечивали безопасность коммуникаций.
Тем не менее Ермолов форсировал «обложение» крепости Кавказ. В своем программном рапорте Илшератору Александру I о начале покорения Чечни он сообщал:
«...В нынешнем 1818 г., если чеченцы, час от часу наглеющие, не воспрепятствуют устроить одно укрепление на Сунже – в месте самом для нас опаснейшем... то в будущем 1819 году... предложу ее правила для жизни и некоторые повинности, кои истолкуют им, что они подданные в. и. в., а не союзники, как они до сего времени о том мечтают...»
Первое, с чего начал кавказский главнокомандующий, был перенос укрепленной линии с берегов Терека на реку Сунжу. В 1818 году здесь были устроены полевые укрепления Преградный Стан и Назрановское. Затем появилась крепость Грозная, построенная на берегах Сунжи на расстоянии одного перехода в глубь Чечни от казачьей станицы Червленой.
То, что Ермолов, оказавшись на Кавказе и познакомившись с ситуацией в горном крае, начал «обложение» непокорных российской власти горных областей именно с Чечни, случайностью не было. В своих «Записках» он так отзывается о ее жителях:
«Ниже по течению Терека живут чеченцы, самые злейшие из разбойников, нападающие на линию. Общество их весьма малолюдно, но чрезвычайно умножилось в последние несколько лет, ибо принимались дружественно злодеи всех прочих народов, оставляющие землю свою по каким-либо преступлениям. Здесь находили они сообщников, тотчас готовых или отмщевать за них, или участвовать в разбоях, а они служили им верными проводниками в землях, им самим не знакомых. Чечню справедливо можно назвать гнездом всех разбойников».
От Грозной по направлению к Владикавказу, стоявшему на Военно-Грузинской дороге, устраивается цепь укреплений. Она шла параллельно Главному Кавказскому хребту. Результатом создания такой «параллели» стало приведение в российское подданство чеченских аулов, расположенных между Сунжей и Тереком. Одна за другой стали вырастать крепости Внезапная, Бурная, Преградный Стан... Уже одни названия их говорили о многом.
Строительство ка^кдой из них имело свое предназначение. Так, крепость Внезапная' построенная в предгорьях Дагестана рядом с Андреевским аулом (по-чеченски Эндери), перекрыла путь «немирным» горцам в их набегах на русские поселения на нижнем Тереке через Кумыкские степи. Одновременно преграждался путь чеченцам в Северный Дагестан, в земли кумыков, за которыми располагалось дружественное России шамхалство Тарковское. Восточная часть Кавказской укрепленной линии протянулась до Каспийского моря.
Андреевский аул имел в восточной части Северного Кавказа печальную известность тем, что здесь на базаре торговали пленниками, захваченными в ходе набегов. По этому поводу писатель А.С. Грибоедов в своих путевых заметках писал следующее:
«Там (в Андреевском. – А. Ш.) на базаре прежде Ермолова выводили на продажу захваченных людей – ныне самих продавцов вешают».
Появление русских войск на правом, ичкерийском берегу Терека и строительство крепостей на Сунже еще не означало, по заМыслам А.П. Ермолова, начало открытой войны против горцев. Свои намерения относительно Чечни в «Записках» Алексей Петрович поясняет следующим образом:
''«Старейшины почти всех главнейших деревень чеченских были созваны ко мне, и я объяснил им, что прибытие войск наших не должно устрашать их, если они прекратят свои хищничества; что
я не пришел наказывать их за злодеяния прошедшего времени, но требую, чтобы впредь оных делаемо не было, и в удостоверение должны они возобновить давнюю присягу на покорность, возвратить содержащихся у них пленных. Если же ничего не исполнят из требований моих, сами будут виною бедствий, которых не избегут, как явные неприятели.
Старшины просили время на размышление и совещание с обществом, ничего не обещали, отзываясь, что ни к чему приступить не могут без согласия других. Приезжая нередко в лагерь, уверяли в стараниях своих склонить народ к жизни покойной, но между тем из многих неосновательных рассуждений их, сколько неудобно исполнение требования о возврате пленных, можно было заметить, что они не имеют вовсе намерения отдать их.
В совещаниях их находились всегда люди, нам приверженные, и от них обстоятельно знали мы, что известные из разбойников, не надеявшиеся на прощение за свои преступления, возмущали прочих, что многие из селений, по связям родства с ними, взяли их сторону и отказались ездить в собрание. Прочих же успели они уверить, что русские, как и прежде, пришли для наказания их, но потому не приступают к оному, что опасаются в летнее время вдаться в леса непроходимые. *
Что устроение крепостей есть вымысел для устранения их, но что того не имеем мы намерения и даже ни малейших нет к тому приготовлений, что чеченцам нужно иметь твердость, и мы, пробывши некоторое время, возвратимся на линию...»
Кавказский наместник, начавший «обложение» крепости Кавказ, однако, и не думал уходить с войсками обратно за Терек. Созданная Сунженская укрепленная линия словно раскалывала Чечню на две части. Когда новую укрепленную линию окончательно достроили, генерал А.П. Ермолов сообщал Императору Александру I о своих следующих планах действий в Чечне;
«Мужикам, проживающим между Тереком и Сунжеи и прозванным мирными, я установил правила и службу, которые дадут им ясно понять, что они подданные Вашего Императорского Величества, а не союзники, на что они рассчитывали. Если они будут покорными, я нарежу им земельные наделы по ртам, а остальные земли раздам живущим в тесноте казакам и кара-ногайцам (ногайцам. – А. Ш.), если же они ослушаются, я предложу им покинуть эти места и стать обычными бродягами, от коих они отличны толь-
Императрица Генерал-адъютант
Екатерина II Великая граф В,А. Зубов
Сражение при Елизаветполе
Джеванбулахский бой
Воззвание муллы
к
населению по случаю объявления воины России
Пленение Гаки-паши
Взятие Эрзерумской крепости
Сражение при Бейбурте
А.Ф. Ртищев
П.С. Котляревский
Л.П. Ермолов
Турецкая караульня
Н.Н. Муравьев
Крепость ГассаН'Кала
Барон Г В. Розен
Турецкая пехота
Курды, переходящие реку Араке
Вид русского лагеря при урочище Мичик-Кале в 1845 г
Воины кавказской армии
Продавец оружия на Кавказе
Шамиль в молодости
Русский походный лагерь в горах
ко своим прозванием, а земли останутся в нашем полном распоряжении» .
Кавказский наместник применил новую тактику и в отношении «немирной» Черкесии. Здесь не только строились новые укрепления по реке Кубани и ее притокам, прежде всего Малке, но и создавались новые казачьи станицы. Ермолов впервые официально разрешил преследование на противоположной стороне Кубани, на ее левобережье, отрядов «закубанских народов», совершавших разбойные набеги на русские территории. Теперь такие набеги «вольных» черкесов для угона скота и взятия пленных на продажу в турецкое рабство или для получения за них выкупа редко оказывались безнаказанными.
Создание укрепленных линий ставило привыкшие к разбойному образу жизни горские народы в трудное экономическое положение. Им предстояло или смириться с российской властью, или лишиться зимних пастбищ и лучших полей на равнине. Поэтому «немирным» аулам приходилось делать выбор.
Казалось, что намерения российских властей были самые благородные: распространение законности и просвещения, прекращение междоусобиц и работорговли, ликвидация традиционной системы разбойных набегов, обеспечение безопасности торговли и передвижения по краю. Но Ермолов понимал, что горскую публику благородными мотивами не покоришь. «С волками жить – по-волчьи выть!» И ставка Санкт-Петербурга и кавказского наместника на силовое решение проблемы («и добро надо делать насилием») была единственно верной.
После создания русских крепостей на Сунже пришел черед Кавказских гор. От Сунженской линии через вековые леса стали прорубаться просеки, по которым ермоловские отряды ходили военными экспедициями против «немирных» областей и аулов Чечни. Непокорных горцев генерал Ермолов карал жестоко, по законам военного времени – «немирные» аулы подвергались разгрому, а их жители переселялись с гор на равнинные земли. С аулов, жители которых были уличены в разбойных набегах, брали штраф, как правило, частью стад, которые входили в состав довольствия кавказских войск.
По восточным обычаям, которые имели вековые корни, царский наместник на Кавказе приказывал брать заложников из семей местной знати – аманатов, которые своей жизнью гарантировали покорность своих соплеменников. Аманаты во многих
случаях безбедно проживали в далеком от гор городе Астрахани.
Ермолов с первых своих шагов полностью отверг политику своих предшественников, которые пытались всячески задабривать горцев и их правителей в обмен на покой в горах. В этом отношении показателен такой случай. Когда генерал-наместник узнал, что чеченцы захватили в плен полковника Шевцова (его отряд действовал у Ханкальского ущелья) и потребовали за него огромный денежный выкуп в «восемнадцать телег серебра», он приказал немедленно арестовать старейшин окрестных горских аулов1! При этом Ермоловым было объявлено, что после назначенной срока все они будут повешены, если полковник Шевцов не будет возвращен. Пленный без всяких торгов по такому случаю был отпущен на свободу. Чем не пример для нас сегодня!
ПОСЛЕ ЧЕЧНИ – ГОРНЫЙ ДАГЕСТАН
Не прекращая военных действий в Чечне, генерал А.П. Ермолов начал проводить политику силового давления и в соседнем Дагестане. Перенос укрепленной линии с Терека на Сунжу консолидировал враждебно настроенных к России горцев – они xd-рошо поняли тактику кавказского наместника.
А тот доносил Императору Александру I:
«В Дагестане возобновляются беспокойства и утесняемы хранящие нам верность... Защита (интересов России. – А. Ш.) состоит не в бесславном рассеянии и наказании мятежников, ибо они вновь появляются после, но необходимо между ними пребь»-' вание войск, и сей есть один-единственный способ усмирить несколько народ дагестанский». v,/