Текст книги "Последние ворота Тьмы (СИ)"

Автор книги: Алексей Ефимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 36 страниц)

То громадное существо-машина, ворота, осознало опасность. Лэйми ощутил, как там ожили потоки энергии, как начала подниматься защита, – но он уже знал, что всё бесполезно. Эту неистовую точку хаоса не остановит ничто, – кроме второй такой точки.

Чем больше сближались выстрел и цель, тем медленнее шло время. Лэйми чувствовал, как вокруг сферической волной растекалась тревога, как очертания, которые ему не хотелось даже представлять, со всех сторон устремляются к ним, – но он знал, что они не успеют.

Когда заряд и цель соприкоснулись, Лэйми испытал удивление, – ему казалось, что этого уже никогда не случится, что они будут лететь навстречу друг другу вечно. Теперь он видел, как сливались плетения, как распадается то, что послала брахмастра, как исчезают ворота в мир хаоса, в вакуум, как вся накопленная энергия, – бесструктурный, разрушительный поток, – начинает растекаться, растворяя портал, подобно размывающей песок воде...

Волной пламени на него обрушилась чудовищная боль. В определенном смысле этот мир был лучше его собственного, – здесь Лэйми чувствовал ВСЁ, что происходит с другими, в том числе и их страдания.

Ему словно загнали в сердце раскаленный кинжал. Он не мог это вытерпеть, ему хотелось лишь одного, – немедленно умереть, – но даже этого здесь ему не было дано. Агония длилась, казалось, целую вечность, – один бесконечный миг.

Когда то, что управляло порталом, умерло, он начал таять, распадаться. Плетения рвались, освобождая заключенные в них силы, – невообразимые, различные, они растекались, сражаясь, подобно хаотической буре.

Лэйми вновь ударила огненная волна, – на сей раз, уже совершенно реальная. Он ощутил, как распадается хрупкая скорлупа корабля, однако не почувствовал боли, – похоже, здесь у него действительно не осталось тела. Зато потом он ощутил боль, – в него, в самую душу, вторглось что-то непереносимо жгущее и ядовитое. Он не сразу понял, что это обычный, настоящий свет, которого не должно быть в этом мире.

Это было более простое мучение, чем ощущение чужой агонии, однако более сильное. Лэйми понимал, что, будь он в своем живом теле, он бы мгновенно сгорел, но это не могло его утешить. Он чувствовал, что может умереть, – его сознание тоже начало распадаться, не выдержав чудовищного напора энергии.

Лэйми инстинктивно метнулся в сторону, в спасительную темноту. Он понял, что обогнал свет, но испытал лишь слабое удивление. На миг он растерялся от одиночества, потом заметил Охэйо и метнулся к нему. Через миг они оказались совсем рядом. Лэйми попытался заговорить с ним, – постарался понять, как это можно сделать, – но не успел.

Он вдруг ощутил впереди нечто невыразимо, бесконечно громадное, – нечто, по сравнению с чем даже портал Ворот казался не более чем пылинкой. Нечто, что размером и массой подобно звезде, настоящУЮ машину Реальности, – источник тьмы Мроо, проникшей в Мааналэйсу через туннель и сотворившей Сугха. Он ничуть не удивился, когда Охэйо выстрелил и в ЭТО.

А потом Лэйми почувствовал, что Охэйо готовится выстрелить ещё раз, – в свой собственный заряд.

14.

На миг он испуганно замер. Брахмастра была абсолютным оружием... но и она имела недостатки. Её цель должна быть достаточно велика... и далека... и, самое главное, – это оружие никогда, ни при каких обстоятельствах, нельзя использовать против подобного: брахмастра забирала энергию Извне, из мира хаоса, – из квантового кипения пустоты, – и количество её не было ограничено. Стараясь одолеть друг друга, два заряда набирали бы всё больше и больше энергии... пока... пока что?

Лэйми этого не знал и даже не мог представить. Он просто налетел на Охэйо, – и остановил его.

15.

С ними вновь произошло нечто странное, – их сознания вклинились друг в друга, но всё же, не слились. К ним вернулся их облик, – Лэйми знал, что иллюзорный, – и они парили в пузыре серой пустоты, вне бытия, вне времени, -на какие-то минуты. Как ни странно, Охэйо ничуть не был удивлен. Возможно, он и сотворил эту странную реальность.

– Что ты хочешь сделать, Аннит? – спросил Лэйми. Сейчас он не чувствовал ничего, кроме любопытства.

– Лэйми, всю нашу историю мы только и делали, что отступали. Но нельзя отступать без конца. Я нашел средство остановить Мроо... не очень хорошее, конечно, но другого всё равно нет.

– Какое? Вот ЭТО?

Охэйо усмехнулся.

– Лэйми, моя... цель сотворена совсем недавно. Во всяком случае, – сотворена окончательно. Полностью. И она не останется здесь навсегда.

От догадки у Лэйми похолодели руки.

– Эта машина Реальности... может двигаться?

– В пространстве – нет. Между пространствами – да. Мроо хотят вернуться, Лэйми – уничтожение Ворот задержит их, но ненадолго: в конце концов, то, что уже создано, можно сотворить ещё раз. Поэтому я и решил... Как ты знаешь, у брахмастры – вакуумный привод. Она не нуждается в топливе, черпает энергию напрямую из структуры пространства. Её количество, в принципе, не ограничено, и, натравив друг на друга два заряда, можно создать устройство для получения БЕСКОНЕЧНОЙ энергии. Разумеется, на самом деле её количество будет конечным, хотя и очень большим, так что само по себе оно, – просто бомба, пускай, и здоровенная. Чтоб не лишать её взрыв известного интереса, я направлю его энергию в изменитель Реальности, – в ту машину, что позволяет Мроо скользить через Вселенные, сделав её бесконечно более мощной. Отчего она пойдет ко всем чертям в разнос.

– Но ведь даже представить невозможно, что тогда будет!

Охэйо посмотрел на него. Он вовсе не был спокоен – но не напуган, совсем нет. В его глазах мерцало странное веселье.

– Нет, почему же, представить можно. Эта Реальность рассыплется, словно стекло, и возникнет новая, – только вот её-то мы не сможем ни понять, ни представить. И Мроо, как я надеюсь, тоже. А то, что они не в состоянии представить, они, конечно, не смогут и преодолеть.

– Ты хочешь... уничтожить ИХ мир?

– Да, хочу. Знаешь, когда я увидел, во что Мроо превращают людей, – там, в Одиноком Городе, – я дал себе клятву сражаться с ними до последней возможности, – это она самая и есть. Сражаться до конца. Да я и жил всё это время ради возможности закрыть брешь между нашими мирами раз и навсегда, окончательно, – когда такая возможность возникнет. Цена этого, правда, велика, – но никто из людей не погибнет. Просто всё здесь станет совершенно другим. И потом, есть ли у нас выбор?

Против этого аргумента Лэйми не мог возразить. Они могли, – и даже должны были, – так поступить. Но он чувствовал, что даже по отношению к Мроо ЭТО станет слишком большой подлостью. Расы приходят и уходят, это естественно. Но уничтожить целое мироздание, прервав эту цепь наследования, разрушив то, что принадлежит, в сущности, лишь Богу...

– Такое преступление не сможет остаться безнаказанным, Аннит. Мроо последуют за нами, – куда бы мы ни ушли. Они могли бы оставить нас, наше мироздание в покое, – но только не после ЭТОГО.

– Они без всякой причины напали на нас, чтобы нас уничтожить, – по делам и плата. И мы уйдем в Хару, у которой очень могучие Хранители. Мроо не смогут, – даже если захотят, – последовать за нами.

– Ты хочешь развязать войну между Мроо и Тэйариин? Ты в своем уме? Ты...

– Хватит! – глаза Охэйо зло сузились. – Мы делаем только то, что должны. Ничего больше. Пошли.

16.

Едва они вернулись в реальный мир, Охэйо снова выстрелил, – на сей раз, Лэйми наблюдал за ним в странном, обреченном оцепенении. Он знал, что даже ЭТО не сможет уничтожить Мроо, – никто не знал, сколько мирозданий они населили, – но остановит их, может быть, на несколько миллиардов лет. Но те Мроо, что уже проникли в их Вселенную, – они останутся. И потом, когда пройдет срок, Война Темноты вспыхнет вновь, – с непредставимой яростью...

Лэйми видел, как злое солнце выстрела мгновенно понеслось вслед за первым. Мроо же мгновенно ринулись к нему самому и окружили. Они не давали ему сдвинуться с места, теснили, вклинивались в него.

Он понял, что может просто раствориться в этой лавине совершенно чуждых мыслей, стать её частью; несомненно, этого они и добивались. Его яростное сопротивление ни к чему не вело: здесь не осталось никаких преград, отделяющих одно сознание от другого. Единственное, что они могли сделать, – держаться подальше друг от друга, соприкасаясь лишь краями, чтобы стало возможно общение. Но вырваться он уже не мог: Мроо агрессивно напирали со всех сторон, стараясь поглотить его.

Краем сознания он чувствовал, как рядом, ещё болеё яростно, отбивался Охэйо, но у друга получалось не лучше. Они не могли пройти сквозь Мроо, – а без этого у них не осталось ни одного шанса на спасение. Тут не могла помочь даже брахмастра: Мроо были уже вокруг них, в них. Даже если бы Охэйо решился на самоубийство, оно стало бы совершенно реальным, окончательным: это проклятое оружие уничтожало не только материальные тела. Лэйми чувствовал, что кипение квантового хаоса могло развеять и его душу, словно клочок дыма. И он знал, что Аннит никогда не решится на это, – пока у него останется хотя бы призрак надежды.

Потом своих мыслей у него уже не было: Мроо хлынули в него. Он становился с ними одним целым. Два миллиарда лет их истории поглощали его; память о расколе и братоубийственной гражданской войне горела незаживающей раной. Мроо хотели только одного: построить мир, в котором не осталось бы смерти, и каждый был бы един со всем и со всеми; но исходная структура материи наложила ограничения на этот план, – ограничения, которых Мроо не хотели, но с которыми им пришлось смириться. Медленно, исподволь, жестокость мертвой природы вкрадывалась в их реальность, меняла её, – и именно это стало причиной войны. Только это – больше ничего.

Но рядом с ним было ещё что-то, – что-то внутри Охэйо, такое же, как его душа, но в то же время – совершенно иное, неуничтожимое абсолютно. Что-то, пришедшее Снаружи, Извне, – оттуда, где Бог. Может, даже какая-то ничтожная Его часть, – она-то, собственно, и была брахмастрой. И именно она хотела творить миры – она, а вовсе не Аннит Охэйо. Это понимание ранило Лэйми, – сильнее, чем осознание, что ему сейчас придется умереть; это, как раз, его совершенно не пугало. Вокруг него был океан теплой живой тьмы и он хотел раствориться в нем, стать его частью. Ему хотелось, чтобы его частью стали все живые существа, но неразумные твари отчаянно сопротивлялись. Его ужасали Тэйариин, – океан слепящего радужного пламени, который был глубже тьмы Мроо; он подчинял себе даже квантовый хаос. Лэйми чувствовал мертвенно-синее свечение Манцибурнов, их нетерпеливую, хищную жажду владеть всем, до чего они могли – или не могли – дотянуться, тускло-красное тление Инарра, – машин, которые стали разумными, но, даже поднявшись до вершин творчества, не обрели самосознания. И он почувствовал, как тень в душе Охэйо вдруг вырвалась, неудержимо метнулась прочь, назад – туда, где в этот миг взрывалась звезда, чтобы дать начало новой жизни. Лэйми чувствовал, что, когда придет срок новой войны, эта жизнь станет самой страшной угрозой для Мроо, – потому, что её мечты будут похожи на их мечты. Слишком похожи, чтобы она смогла смириться с неудачами Мроо, – неудачами, ставшими для них смыслом жизни. Нет, он не должен так думать, он не должен думать вообще. Как приятно умирать, растворяться, становиться ничем...

Лэйми показалось, что ему в шею вонзается остро отточенный топор. На какой-то миг он почувствовал свою голову отделенной от тела, – очень неприятное ощущение. И в этот же миг два огненных шара столкнулись в самом сердце машины реальности Мроо.

А потом эта реальность исчезла и последнее, что он видел, – бездна безжалостной, бесконечно яркой белизны.

Эпилог:

Исходы

1.

Лэйми не сразу смог понять, где оказался, – его окружала податливая, однако очень плотная среда, мутная темнота, пронизанная толстыми, желтовато светившимися колоннами, вертикальными и горизонтальными, – они соединялись, образуя трехмерную решетку.

Лишь увидев смутную фигуру Охэйо, он узнал Море Снов. Он всё же вернулся... как-то. Они оба вернулись. Но тут тоже всё изменилось, стало странным: миры-сны исчезли, их свет словно перетек в этот прозрачный кристалл. И на их вид накладывался ещё один, более слабый, – словно бы он мечтал, грезил с открытыми глазами.

Лэйми опустил ресницы, стараясь сосредоточиться. Теперь он видел это совершенно отчетливо, – Стену Мира и множество звезд, окружающих Хару. Несомненно, она сама проецировала в него эти изображения, – как, наверно, и во всех своих обитателей, чтобы они не остались в неведении. Поток её ощущений ничем не был похож на поток Мроо: он был холодным, четким и бесстрастным.

Среди звезд виднелись другие, подвижные звезды. Лэйми постарался их разглядеть, – и они тут же прыгнули к нему, стали различимы во всех подробностях. Он увидел корабли, похожие на отливающих сталью жуков, – безногих, однако с короткими, острыми, изогнутыми крыльями, растущими из-под брюха, у каждого "жука" по три пары. На их мордах вместо глаз тлел тусклый узор из желтых, мертвенных линий. Благодаря Харе он знал, что эти "жуки" по восемь миль в длину, и что это корабли Манцибурнов. Они атаковали её; их было больше тридцати. Лэйми поспел как раз вовремя, чтобы увидеть гибель звездолета Охэйо, – роковой улики, приведшей мстителей из Мааналэйсы сюда. Тонкий, невидимый в пустоте луч коснулся его, – и корабль исчез, не оставив ничего, кроме мгновенной вспышки, и развеявшейся почти сразу же кустообразной туманности.

Потом Лэйми понял, что Хара Отрезана – Манцибурны отсекли её от своей Сети. Все её обитатели поневоле вернулись домой, – разорванные, но идентичные сознания мгновенно стали целыми, – и только это спасло его и Охэйо. А может, просто дало им небольшую отсрочку, потому что Манцибурны продолжали атаковать.

Лэйми чувствовал, как энергетические залпы их кораблей уходят куда-то вглубь пространства, чтобы вынырнуть отвесным ударом снизу вверх, и взорвать Хару изнутри; но она отклоняла, отталкивала эти удары, и ослепительные солнца разрывов вспыхивали в стороне. От их ярости по силовым щитам Хары сбегали стремительные, солнечно-жидкие сполохи; её поверхность раскалилась так, что сама сияла, словно солнце. Лэйми нутром ощущал тяжелые удары, пробивавшиеся сквозь все окружавшие его толщи.

Первым его побуждением было, – вмешаться в бой, как-то помочь Харе, но он не мог, и это оказалось очень мучительно, – беспомощно смотреть на сражение, от которого зависит твоя жизнь.

Манцибурны изменили тактику. Теперь они стреляли не залпами чистой энергии: из глубины пространства вырывались сгустки гравитации. Они по-прежнему не могли достичь Хары, но, растекаясь волнами, проходили сквозь её защитные экраны, угрожая расколоть корпус и сбивая точнейшую настройку реакций в Ядре; она знала, что Манцибурны рассчитывали именно на это.

Благодаря окружавшей его жидкости Лэйми не чувствовал гравитационных всплесков, – только мощные волны сжатия и растяжения, пробующие на прочность его тело. Тех, кто наверху, сейчас бросало от стены к стене, словно мух в погремушке; это не могло им повредить, но наверняка было крайне неприятно.

Атака Манцибурнов понемногу достигала цели: свет замигал и каждый следующий удар ложился чуть ближе. У Хары уже не осталось выбора: она решила атаковать.

Лэйми увидел, как пространство вдруг раскрылось сразу в четырех местах, – и попавшие в ловушки корабли Манцибурнов развеялись мгновенно угасшими косматыми солнцами. Уцелевшие подняли свой невидимый щит, и удары Хары теперь также шли мимо цели.

Атака Манцибурнов ослабла, – теперь она не могла причинить ей вреда, – но и Хара не могла их поразить. Такое сражение могло идти бесконечно, – без какого-либо заметного результата.

Корабли Манцибурнов сгруппировались и соединились друг с другом энергетическими узами. Теперь они действовали как единое существо: от них потекла волна измененной физики, любая крупинка материи в которой взрывалась, разодранная хаосом ядерного распада. Хара сопротивлялась, – на том же уровне, – но на стороне Манцибурнов было чисто физическое преимущество в мощности. По мере движения волны её сопротивление возрастало, – здесь тоже действовал закон обратных квадратов, – но число кораблей Манцибурнов также начало расти: из вспышек замкнутого накоротко пространства непрерывно появлялись всё новые. Их число достигло пятидесяти, затем ста; по мере того, как они соединялись, атака становилась всё более глубокой и сложной. Тэйариин были несравненно более могущественной расой, чем Манцибурны, – но, когда они строили Хару, их возраст был не больше современного возраста их врагов.

Лэйми подумал, что всему приходит конец: если ты смог прожить двести лет, это не гарантирует, что ты сможешь жить и дальше. Скорее наоборот.

Что-то вновь изменилось: далеко в стороне зажглось новое солнце. Труба туннеля, соединившего Вселенные, распустилась чудовищным цветком, столкнувшись с этой Реальностью. Оттуда вырвалось что-то, неистово сияющее, и, в то же время, темное, эллипсовидное. Ворота тут же распались позади него, превратившись в поток света. Это темное нечто было небольшим, – по крайней мере, меньше Хары, – но Лэйми чувствовал, что его масса равна массе звезды. Оттуда, сквозь Хару, хлынул поток измененной реальности, – и корабли Манцибурнов буквально смело. Их не уничтожили: их разметало, отбросило на миллиарды световых лет иной, недоступной им силой, навечно лишив ориентации и всех шансов вернуться. Потом Лэйми затопила волна бурной радости, – не его собственной. Тэйариин не забыли о Харе, и та была рада этому. Но столь интимные переживания не транслировались для посторонних: видение свернулось, и он оказался в темноте.

Какое-то время Лэйми ещё ждал, однако, ничего не менялось. Наконец, Охэйо поплыл вверх, и ему оставалось лишь последовать за ним.

2.

Когда он выбрался из Моря, Аннит уже сидел на берегу, обхватив руками колени. С его волос по телу стекала вода, лицо было печальным и хмурым. Казалось, он даже не заметил друга.

– Ты в порядке? – спросил Лэйми.

Охэйо не смотрел на него.

– Я думал, что хочу творить миры, что я МОГУ это делать, – смогу когда-нибудь. – Он говорил совершенно бесстрастно. – А этого хотело что-то, проникшее в мою душу, – не знаю, даже, когда. Оно пришло – и ушло. И теперь у меня внутри пусто. Я ничего не хочу, Лэйми. Ничего. Ладно, это касается только меня. Но в нападении Манцибурнов я виноват тоже: там, в Ирринае, в моем восприятии был разрыв, – столь полный, что я не сразу о нем вспомнил. Ты знаешь, они умеют это делать. Они влезли ко мне в память, и узнали координаты Хары, – по расположению звезд. Никто из её обитателей раньше их не видел, ведь они приходили в неё другим путем. Кто мы, они, я думаю, знали с самого начала. Сто миллионов лет развития, – большой срок... А брахмастра просто исчезла. Да и к чему она мне? Теперь? Всё кончилось, не успев начаться.

Лэйми впервые видел друга в таком настроении, и оно совсем не понравилось ему.

– Ты всё же смог уничтожить Вселенную Мроо, – сказал он. – Одну из них. Это многое изменит. И многое спасет.

Охэйо, наконец, взглянул на него. В глазах у него было прежнее упрямство.

– Я действовал тогда как угодно, но только не сознательно. В биологии это называют первичной реакцией: хватают – вырывайся, бьют – отвечай. Я понимаю, что не должен был этого делать... но я очень этого хотел. ЭТО надо было прекратить. Ради нас и ради НИХ тоже. И мне кажется, что я поступил правильно.

Лэйми молчал.

– Аннит... – спросил он неожиданно хриплым голосом. – Может быть кто-то из них смог... Ты знаешь, какой силы был взрыв? Сколько... сколько мегатонн?

Охэйо угрюмо смотрел в сторону.

– Экса. С этим нельзя жить... но что мне ещё остается? – наконец сказал он. – Только идти дальше. Ты знаешь, что короткий путь здесь закрыт, – да и после случившегося там, в том селении, это стало бы... кощунством. Впрочем, учитывая, ЧТО я натворил с Харой, даже то, что я жив, – уже чудо. Я ни единой клеточкой души не хотел того, что сделали Манцибурны, – и думаю, Тэйариин не тронули меня лишь поэтому. Но на их месте я не пощадил бы виновника всё равно. Мне очень стыдно сознавать это.

– И что нам делать дальше?

– Мы Отрезаны, Лэйми. Тэйариин смогли отразить Манцибурнов, – но вернуть Хару в их Сеть они не смогут. Я думаю, пока Манцибурны существуют, они будут следить, чтобы Хара была Отрезана, – это они могут сделать. Что ж, это не в первый раз: однажды Хара была Отрезана восемьсот миллионов лет. И существует, как видишь.

– А мы?

– Мы будем спать. Там, на дне. Время жить и время спать, время движется опять, – Охэйо прервал детскую считалку, и вдруг рассмеялся. – Не бывает ничего вечного, Лэйми. Когда-нибудь Манцибурны уйдут. Придут новые расы и всё начнется снова. И снова. И, может быть, ещё раз. Мроо боятся, что однажды придет раса, которая станет сильнее Тэйариин, – по крайней мере здесь, в этой Вселенной. И она придет. То, что во мне было, ушло к ней, – он встал и начал вытирать волосы.

3.

Они сидели вдвоем в комнате Охэйо. Аннит собирал свои вещи, рассматривал их, и складывал в сумку с преувеличенной тщательностью. Застегнув её, он поставил её в угол и вздохнул.

– Нет смысла что-то брать с собой. Здесь вещи сохранятся лучше, чем в Море Снов. Когда-то я сюда вернусь? – добавил он с грустью.

Лэйми промолчал. Светящиеся волоски меха потускнели, здесь стало заметно холоднее. В воздухе висела непроницаемая, ватная тишина.

– Хара гасит огни, – сказал Охэйо. – Это будет долгая ночь.

Они вышли наружу, не оглядываясь, побрели вниз. К ним присоединились Симала и Маула, а также леры – Унвин с Сарини и Маахис. Лэйми уже не сомневался, что Маахис, – Манцибурн, но это вызывало у него лишь жалость, – слишком далеко тот ушел от себя, погнавшись за призрачной надеждой на вечную жизнь. Или не призрачной. Кто знает?

Когда они достигли Моря Снов, свет потускнел настолько, что Лэйми перестал различать цвета, – всё стало серым, плоским, призрачным. Вода была ещё теплой, и в остывающем воздухе над ней вился пар.

– Если хотите что-то сказать друг другу, – говорите сейчас, – предупредила Маула. – Потом у вас уже не будет такой возможности. Может быть, очень долго.

– Я хочу сказать, – заторопился Унвин, – я благодарен тебе за всё. За то, что я здесь, в этом месте. И моя девушка тоже, – Сарини энергично кивнула.

– Было бы разумнеё благодарить потом, – ответил Охэйо. – Но всё равно спасибо. Я ведь не знаю, встретимся ли мы снова. Сколько сможет прожить раса, подобная Манцибурнам? И даже её исчезновения мало: должна возникнуть новая. Но наше мироздание меняется. Его физика, реальность. Что, если в нем уже никогда не будет ничего, подобного Сетям Манцибурнов? И Хара станет просто осколком былой реальности, которую никто уже и не помнит?

– Такое может быть, – Симала искоса посмотрела на Лэйми. – И когда-нибудь это случится. Но, думаю, не в этот раз. Раньше Манцибурны не хотели воевать с Мроо. Теперь им придется это делать – никто не поверит, что атака состоялась не по их воле. Я думаю, что все Мроо в этом мироздании будут уничтожены, – а Манцибурны не смогут встать на пути новых рас, их останется для этого слишком мало. Будущее наступит. Но сейчас мы должны спешить. Из всех жителей Хары мы последними остались наверху.

Они быстро разделись, не глядя друг на друга, аккуратно сложили вещи, потом нырнули. В Море Снов свет ещё горел, – достаточно ярко, чтобы никто из их маленького отряда не отстал и не потерялся.

Они плыли вниз. Лэйми показалось, что колонны над ними тускнеют и гаснут, словно остывая; если так, то они действительно последние. Путешествие заняло часа два, и он сильно устал, но это чувство никак на нем не отражалось.

Постепенно внизу, пробиваясь сквозь толщу воды, разгоралось золотистое туманное сияние. Может быть из-за усталости оно казалось Лэйми сонным.

Вблизи слой задержки тоже походил на море: по дымчато-тусклой, туманно-палевой дымке пробегали волны, словно бы из чистого расплавленного золота. Здесь Лэйми уже чувствовал ровное тепло Ядра Хары – она никогда не спала.

Они продолжали плыть вниз. Всё уже было сказано, а потому не было и прощаний: они поодиночке ныряли в это море, и исчезали в нем. Когда пришел черед Лэйми, он вдруг оказался в каком-то другом пространстве, где мог свободно парить. У него по-прежнему было тело, – гибкое и золотистое. Впрочем, стоило ему только захотеть, его кожа потемнела, и он спешно вернул ей прежний вид.

Он завис в пузыре светящегося золотого тумана, то дымчато-темного, то яркого, идущего волнами. Непрозрачного, но при желании его зрение проникало вглубь, открывая бесконечно длинные коридоры; их здесь было бесчисленное множество. Он видел Наури, качавшего на руках сына Охэйо, и смущенно косившегося на насмешливую Лэйит; видел жмурившегося Явауна, выбравшегося из обвалившегося туннеля на берег гниющего, но залитого солнцем моря; видел Паулому, на горизонте которой таяли последние клочья сожженной Манцибурнами Сугха, видел вновь сияющие снегами горы Ирриная, видел навеки безымянную девушку, качавшую на руках его ребенка, – и Олько с Нэйит, качавших своего. Короткие, ускользающие мгновения он видел других обитателей Хары; они все плавали, спали в таких же туманных сферах. Ему тоже всё сильнеё хотелось спать, и он не видел смысла сопротивляться этому желанию.

Он постарался устроиться поудобнее на зыбкой, мягчайшей, светящейся постели. Возможно, ему лишь казалось, но среда вокруг становилась разреженной. Теперь он мог дышать, легко и свободно.

Ровное мерцание стен навевало дремоту. Лэйми вольно растянулся, опустил ресницы. Ему было уютно и тепло. Он не заметил, как пришел сон, и поплыл – в неведомое будущее.

Конец