Текст книги "Последние ворота Тьмы (СИ)"

Автор книги: Алексей Ефимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 36 страниц)

Над головой что-то страшно загрохотало, обваливаясь, песок и камешки дождем посыпались на волосы, всё вокруг заполнила едкая пыль, от которой они расчихались – и не сразу поняли, что в абсолютной темноте возник свет: желто-зеленое сияние сочилось в щели между рассевшимися железобетонными плитами. Его слабый отблеск упал на лицо Бхуты – и в этом неестественном свете Яваун вновь увидел, что глаза у друга совершенно дикие.

Они съежились, не в силах пошевелиться. Свечение извивавшимися струями ползло по потолку, скапливаясь под ним, словно дым. Сверху слышался тяжелый, равномерный гул, похожий на гул влекущего камни потока. Он быстро усиливался, и в подвале становилось всё светлее. Волосы у Явауна поднялись, он каждой клеточкой тела ощущал, что через развалины дома перекатывается что-то огромное. У него заныли зубы, в ушах звенело всё сильнее; не оставалось никаких сомнений, что при первом же прикосновении этой светящейся дряни он умрет.

Вдруг Бхута больно ткнул его в бок и протянул руку; проследив за ней взглядом, юноша увидел в бетонном полу стальной квадратный люк, заваленный хламом. Он вел, скорее всего, в сточный коллектор, но выбирать не приходилось: на четвереньках (мускулы ног свело так, что не удавалось подняться) они поползли к нему. Над их головами грохотали жернова, и с потолка всё гуще сыпались камешки; но они, к его удивлению, не падали вниз, а застревали в зыбком слое свечения и плавали в нем, словно в воде.

Люк оказался очень тяжелым – но, к их радости, вел в квадратный бетонный колодец с ржавой лестницей, впрочем, совершенно темный. В первые мгновения Яваун не поверил глазам – неожиданно найденный путь к спасению показался ему галлюцинацией – но, ни на миг не задумываясь над этим, он нырнул в затхлый лаз, сырой, душный и тесный. Тут было трудно дышать, но, когда Бхута опустил крышку, звон в ушах и остальное хотя бы отчасти отпустили его. О своем положении он старался не думать. Он чувствовал себя, словно в аду, ни секунды не сомневаясь, что очень скоро они упрутся в тупик, где это ирреальное свечение непременно настигнет их. Слыша над собой шорох, и частое дыхание Бхуты он бессознательно старался спускаться быстрее.

Увидев свои пальцы, Яваун повернул голову, заметив мерцающий вдали оранжевый свет. Выглядел он странновато, но выбора у него не было: он пошел вперед по низкой галерее, пока не уперся в тяжелую ржавую решетку. С трудом открыв её, он выбрался в чуть более просторный туннель с двойной цепью тусклых неоновых ламп – оранжевый свет в них неритмично пульсировал, и бетон стен казался освещенным факелами. Далеко справа и слева виднелись другие низкие зарешеченные арки.

Вслед за ним в туннель вышел Бхута. Тревожно прислушавшись – юноше тоже померещился скрип петель люка – он захлопнул решетку, сосредоточенно засопел, стараясь сдвинуть заржавленную щеколду, – и, наконец, удовлетворенно вздохнув, повернулся к нему.

Они посмотрели друг на друга – почти голые, покрытые белесой пылью, с грязными разводами на руках и ногах. В волосах Бхуты застряли кусочки штукатурки, на груди болталось прозрачное сердечко. Поймав взгляд друга, он поднес его к губам, и поцеловал – в этот раз им, определенно, сопутствовала удача. Яваун засмеялся, – он понимал, что у него начинается истерика, но поделать ничего не мог. Бхута, удивленно посмотрев на него, вдруг рассмеялся тоже. Они оба ржали, словно безумные, сев прямо на пол и утирая слезы. Наконец, Яваун успокоился и, вновь встав, начал осматриваться.

Туннель был низкий, – он едва не касался макушкой потолка – и неширокий: раскинув руки, он без труда коснулся бы стен. Он тянулся вправо и влево, насколько хватал глаз, и голова у него закружилась, – он словно смотрел в дуло ружья.

Здесь было тепло, – во всяком случае, явно выше нуля, – и он с удовольствием почувствовал, как дрожь постепенно оставляет его. Единственное, что его беспокоило – глухой, неритмичный звук, казалось, проникавший сверху. Он то затихал, то становился громче, и юноше казалось, что его уши забиты ватой.

Они никак не могли решить, в какую сторону пойти, и, как обычно бывает в таких случаях, судьба выбрала за них: в покинутом ими ходе раздалось резкое шипение, и на решетку накатила волна желто-зеленой светящейся мглы. Наткнувшись на металл, она вспыхнула сеткой электрических разрядов. Раздался оглушительный треск, брызнувшие на пол раскаленные искры попали на босые ноги Бхуты, и тот с воплем отскочил. Резко запахло паленым железом, озоном и ещё чем-то невыразимо мерзким – похожим на горелое дерьмо. Это свечение – чем бы оно ни было, – оказалось материальным и живым: наткнувшись на преграду, оно вначале отпрянуло, а потом с удвоенной яростью обрушилось на неё. Вновь дождем посыпались искры, решетка затряслась, и стало ясно, что она вот-вот вылетит.

Не рассуждая, Яваун бросился бежать – налево, потому что справа сыпались искры. Оглянувшись на бегу, он увидел, как решетка буквально взорвалась, – её прутья влетели в коридор, выбив осколки из бетонной стены. Вслед за ними в туннель выплеснулась желто-зеленая мгла. Мгновенно перекрыв его, она быстро потекла за ними. Как быстро – юноша не представлял; он смотрел сейчас только вперед, изо всех сил стараясь не споткнуться. Почти сразу он заметил впереди серебристо-зеркальную дверь, которой кончался туннель – и его сердце ёкнуло, когда он увидел, что на ней нет ни ручки, ни замка. Тем не менее, он продолжал бежать к ней, отчаянно надеясь на чудо.

Вблизи зеркальная поверхность двери казалась жидкой, словно покрытая ртутью. Она не поддалась, когда он с разбега толкнул её – но его ладони прилипли к блестящей поверхности, и, когда ему удалось оторвать их, дверь уже распахнулась. Он пулей влетел в круглую комнату, обложенную светлыми изразцами, Бхута секундой позднее – и дверь захлопнулась за ним.

Они удивленно осмотрелись. Под украшенным лепниной куполом комнаты сиял матово-белый кольцевидный плафон, обрамляя огромную розетку в виде фантастического цветка. Пол здесь был мраморный, в его центре зияла шахта ведущей вниз винтовой лестницы, вся сверкающая крохотными кристалликами, – словно кварцевый иней пророс вдруг на цементе стен. Оттуда поднимался глухой гул и слабый, но явственно ощутимый поток теплого влажного воздуха. Пол под их ногами вибрировал.

Яваун шагнул к лестнице и тут же испуганно оглянулся на зеркальную дверь. С этой стороны в толстенной стене зиял узкий проем с круглой аркой, – и оттуда донеслось слабое, ядовитое шипение. Дверь вдруг прихлопнулась внутрь – на миллиметр, быть может – с мягким, но сильным звуком, однако ничего больше не случилось.

– Оно открыло люк, – тихо сказал юноша. – Но эта дверь словно специально...

Подождав минуту, они пошли вниз, от лампы к лампе, чувствуя, как кристаллики впиваются в подошвы. Лестница делала три спиральных витка, и гул в её колодце усиливался, как в цилиндрическом резонаторе барабана. Она выходила в короткий туннель, а тот упирался в большие, тяжелые двери из стали, покрытой гладкой белой эмалью. Гул здесь стал ещё громче.

– Энти-Мелара, – сказал Бхута странным, торжествующим шепотом. – Мы возле силового блока. Всё оборудование закупалось в Манне, но если коды не сменили, мы сможем войти.

Он взял юношу за руку. Подойдя к стене напротив входа, Бхута нашел в ней маленький стальной люк, открыл его и пробежался по рядкам едва светящихся прозрачных кнопок внутри. Загудели мощные моторы; в тот же миг, мягко зашипев, разъехались створы почти невидимых до этого ворот, и жаркий, резко пахнущий озоном воздух ударил Явауна по лицу. Едва они вошли внутрь, щелкнуло реле, и вспыхнули мощные лампы, врезанные в потолок громадного зала, обшитого белоснежными плитами изоляции, – его стены были все в квадратах тяжелых жалюзи из темной стали. Гул здесь был сильнее и выше, забиваясь в уши и переходя в ультразвук – его издавали ребристые кубы каких-то больших механизмов, назначение которых Яваун не мог представить даже приблизительно.

Бхута сразу же отыскал маленький компьютерный терминал, втиснутый между машинами, и замер у него. Через минуту ворота с грохотом и лязгом сошлись, и он облегченно вздохнул, поманив юношу. Они вдвоем подошли к толстой бронированной двери. Та открылась сама по себе, когда Бхута нажал несколько кнопок на стене, и Яваун удивленно прищурился, очутившись в облицованном плиткой очень высоком туннеле, сужавшемся книзу узкими, не огражденными уступами. Двойные лестницы разбивали их на длинные отрезки, соединенные напротив прорезанных в стенах арок плоскими плитами-мостами. Длинные лампы на своде бросали вниз холодный голубоватый свет. В узком глубоком канале на дне текла прозрачная вода, а чуткие уши Явауна сразу же уловили гул множества далеких голосов.

Перейдя мост, они углубились в сумрачный поперечный проход. Тот вывел их в обширную оранжерею, где работало множество гибких юношей и девушек. Здесь было очень влажно, душно и жарко, и всю их одежду составляли куски пёстрого шелка, повязанные вокруг бедер.

Вокруг них мгновенно собралась небольшая толпа. Их повели куда-то, то ли показывая их, то ли показывая им город. Поначалу у Явауна от суеты и шума кружилась голова, – казалось, он попал на гигантский птичий базар, – но постепенно он начал понимать, что представляет собой это место. В Энти-Меларе не было ни взрослых, ни детей, только молодые люди от пятнадцати до двадцати лет. Правители Республики старались спасти свою молодежь, – но жилище для них, в силу ограниченности средств, получилось весьма странным. Оно состояло из шестисот башен-цилиндров, около двадцати метров в диаметре и тридцати в высоту, перекрытых многогранными куполами из толстых стальных балок и листов скрывающего мощные лампы матового стекла. Вокруг круглых ступенчатых бассейнов на дне их полых сердцевин зияло несколько узких, облицованных плиткой колодцев глубиной в несколько человеческих ростов. Они вели в низкие круглые залы, где тоже были бассейны, но только предназначенные для стоков.

Каждая башня имела восемьсот обитых изнутри мягкой кожей ячеек, расположенных наподобие пчелиных сот – достаточно просторных, чтобы вместить сразу несколько человек, спавших в ней, но слишком низких, чтобы в них стоять. Их обитатели взбирались в них по веревочным сеткам. Они свисали вдоль всей внутренней стены каждой башни, разделенные пятью ярусами террас с радиальными проходами; те вели в просторные клиновидные камеры, залитые искусственным светом. Большую их часть заполняла плотная зелень различных культурных растений, дно других занимали пруды с водорослями и рыбой, так что обитатели Энти-Мелары не нуждались не только в еде из внешнего мира, но даже в его воздухе. Все, кого Яваун здесь увидел, были заняты уходом за этими плантациями, и он не нашел здесь никаких признаков духовной жизни. Впрочем, возможно, ей было отведено другое время в здешнем распорядке дня.

Когда им отвели место в одной из последних пустых ячеек, он с облегчением перевел дух. Всё более или менее устроилось. Вот только по спине его бродили мурашки, – сквозь толщу стены она ощущала темное бесконечное пространство, наполненное мягкой глиной, бушевавшее за ним ледяное ядовитое море – и склон берега, уходивший в неведомую, ненасытную глубину.

Глава 5:

Крадущийся хаос

1.

Лэйми спал так долго, что вся его жизнь, казалось, распалась на две части – до и после. Проснувшись, наконец, он ещё пару минут бездельничал, глядя в потолок. Кровати в Инициативе оказались отменные – большущие (вытягивайся, как хочешь – ни руки, ни ноги не свисали), с мягчайшими матрацами и обшитыми шелком толстыми ватными одеялами, – ласкающим кожу, тяжелыми и мягкими. Спалось под ними замечательно – он, как говорил Охэйо, просто "отпал". Ему даже ничего не приснилось – что было, несомненно, только к лучшему.

Сам Охэйо до сих пор бессовестно дрых, накрывшись с головой, – из-под одеяла виднелись лишь его босые ноги. Лэйми не хотел его будить, но, заслышав его возню, Аннит проснулся, – груда одеял зашевелилась, и из-под них показалось заспанное лицо, скрытое упавшими на него лохмами. Он отвел их пятерней назад, и удивленно посмотрел на Лэйми, словно не узнавая его, – да и тот чувствовал себя выпавшим из времени... но уже давно он так не высыпался, – казалось, что на целый год вперед.

За окном сияла бездонная небесная синева, – утро тут и впрямь оказалось ясное, как им обещали. Лэйми уже отвык от солнца, и решил немедленно отправиться на Стену, – чтобы посмотреть на свой новый дом.

По пути он заглянул в комнату Лэйит. Её дверь была предусмотрительно заперта, и пара появилась лишь минут через пять энергичного стука. Они тоже зевали и выглядели так невинно, словно всю ночь только и делали, что видели сны. Предложение Лэйми им понравилось, и через полчаса все четверо поднимались по широкой лестнице, вырубленной с внутренней стороны Стены. Лестница была занесена сугробами, ноги скользили, так что приходилось больше подтягиваться руками, но промерзшие железные перила обжигали ладони даже сквозь рукавицы, а разгулявшийся на высоте ветер швырял им в лицо колючий снег.

Оказавшись наверху, Лэйми не мог отдышаться минут пять, и лишь потом осмотрелся. День был очень ясный, солнечный и морозный, но других желающих лезть так высоко, чтобы полюбоваться пейзажем, не нашлось, и они были тут совершенно одни.

Он подошел к парапету, глядя вниз. Солнце стояло за спиной, и под Стеной лежала глубокая тень. Справа земля гигантским уступом обрывалась к похожей на снежное поле реке, распластываясь вдали необозримой равниной. Слева, закрывая добрую треть неба, слепяще-белыми массивами вздымались горы. У Лэйми болели глаза, когда он смотрел на них. Дыхание перехватывало; казалось, эти необозримые, рассеченные темно-синими тенями ущелий громады стоят совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Острые зазубренные гребни, крутые, неприступные склоны вздымались на непредставимую высоту.

Лэйми не знал, сколько любовался ими. Белые пики на фоне яркой синевы были немыслимо красивы. Казалось преступлением отводить от них взгляд, но, в конце концов, он просто замерз. Ветер усилился; на небе появились клочья облаков странного, ядовитого, желто-зеленого цвета. Цепляясь за склоны гор, они, казалось, оскверняли девственную белизну снега, и Лэйми опустил уставшие глаза.

Испятнанный темным кустарником склон у подножия Стены полого скатывался вниз, обрываясь в поросшее лесом ущелье. Крутобокие увалы за ним щетинистыми от сосен волнами убегали вдаль, ныряя в желтовато-зеленую тень под недалекой Сугха: она стояла над горизонтом сплошной стеной, очень ровной, словно обрезанной ножом. Многослойные зеленовато-бурые тучи клубились с устрашающей быстротой, но, тем не менее, оставались на месте. Вот только отрывавшихся от них клочьев становилось всё больше и больше...

Лэйми помотал головой и отвернулся. Они стояли на северном углу Стены. Здесь проходившее между её подножием и речным обрывом шоссе круто поворачивало вправо. Угловатая, серо-голубая ферма моста перемахивала снежную пустоту реки одним громадным прыжком; далеко внизу лежала её ажурная темно-синяя тень. За ним шоссе плавно сбегало вниз по гигантской дамбе и шло к Одинокому Городу, теряясь между пологими холмами. Сейчас эта широкая, голая лента темного асфальта была пуста, по ней струилась лишь текучая снежная пыль, – но безжизненность белой пустыни была обманчивой, предательской. Там, вдали, темнели смутные пятна, четко выделяясь на её ослепительном фоне. Они медленно, едва заметно двигались к городу. На дамбе стояла БМП – не проявлявшая, впрочем, никаких признаков жизни, – но смутный неровный поток задолго до начала подъема поворачивал вправо, скрываясь в распадке между холмами. Острые глаза Лэйми даже с такого расстояния могли различить крохотные человеческие фигурки. Бывшие человеческие.

Он сжал зубы. Их вел сюда самый могущественный царь в мире – голод, и он понимал, что шансов выжить у них нет. Всё кончится быстро, быть может, уже этой ночью. Но верить в это ему не хотелось.

2.

День тянулся бесконечно долго, так как делать им тут было совершенно нечего, – разве что бродить по зданию, рассматривая всё подряд, и при случае встревая в разговоры. Никто не нуждался в их помощи. Работать тоже было негде, – все заводы остались снаружи. В солдаты их не взяли, – Инициатива могла выставить несколько тысяч бойцов, но автоматов – и обученных стрелков – у неё было всего две сотни. Добровольцев с самодельными пиками из арматурных прутьев собралось раз в десять больше, но чужаки не вошли и в их число. Никто не знал, разумеется, можно ли им доверять.

Силы Старого Города были чуть больше – сотни три полицейских и шестьсот ополченцев с охотничьими ружьями. Впрочем, пока их не пытались штурмовать. Огромный Новый Город впитывал тварей, как губка, и пылавшие там бои отмечали огромные гривы черного дыма. Возле Инициативы боев не было – обыватели, по всегдашней привычке, пытались отсидеться в домах, пока не становилось слишком поздно. Город распался на десятки тысяч микрокрепостей, и, пока твари осаждали эти игрушечные твердыни, обитатели твердынь побольше могли чувствовать себя в безопасности. На несколько дней. Но потом им придется иметь дело со всей ордой, и тогда...

3.

Когда день угас, Лэйит и Наури уединились вновь. Чтобы не слышать доносившихся из-за стены звуков, Лэйми вновь отправился гулять. Выйдя во двор, он поёжился. Солнце уже зашло, скрылось за горными хребтами, и сейчас они темнели таинственной синевой на фоне зеленоватого неба. Лишь высочайшие пики ещё пылали алым, отражая солнечный свет, – несмотря на то, что внизу были уже сумерки. Лэйми хотелось оказаться там, но это было совершенно невозможно. Он вздохнул и опустил взгляд.

Между горами и городом был широкий распадок, а на его дне, между замыкавшим его с юга невысоким увалом и зданием Инициативы – обширное длинное озеро. Прожектора на бетонных мачтах заливали его призрачным голубым светом. Почти все ини сейчас были здесь, – они катались на коньках или санках, съезжая с высоких берегов. До Лэйми то и дело доносились задорные выкрики и смех.

Он оглянулся. Над озером возвышался двенадцатиэтажный уступчатый массив из гладкого, темно-красного кирпича, и Лэйми знал, что видит лишь жилое ядро Инициативы, – ей принадлежало ещё несколько больших заводов. Хребет колоссального здания протянулся почти на полмили. Закатный свет тонул в похожих на ущелья дворах между его поперечными корпусами, и огромный дом казался сумрачным. В его больших окнах, как в аквариумах, пронизанных теплым искусственным светом, беззвучно сновали фигурки, одетые весьма легкомысленно, несмотря на царивший снаружи жуткий мороз.

Лэйми вновь обернулся к обрывистым, жестоким склонам гор. Их не трогала вся эта суета: они стояли здесь ещё до появления города, и будут стоять, когда его не станет. В глубине их ущелий сгущался мрак; пирамидальные вершины сияли, казалось, уже где-то за небом. Там, наверху, должен был царить космический холод; вечный, неприступный хребет, Ограда Мира.

Но истинная жестокость таилась не в горах, а под ними. Манне была древней страной, и её обитатели отчасти сохранили знания Основателей. Приход Сугха не стал для них внезапным, – они давно знали о ней, хотя и не понимали её сущности. Она стремилась именно сюда, где под горами скрывалась брешь в ткани мироздания. Чтобы эти ведущие в мир Мроо Ворота не оказались распахнуты, вокруг них, под землей, в толще скал, построили Ирринай – крепость, позднее ставшую городом. Когда Сугха пришла, желая открыть путь ещё худшему, лучшая, самая активная часть населения ушла туда. Присоединиться к ним – значило избежать Перерождения, выжить. Вот только это было не более, чем наивной мечтой. Ворота Ирриная давно были заперты, но Эменнай пока прикрывал щит – какая-то иная Реальность, непохожая на эту, охваченную чумой...

Лэйми помотал головой. Не далее, чем в ста метрах отсюда, у основания решетчатой ограды, из обшитого досками глубокого окопа торчали шапки часовых. Метрах в сорока за ней начиналось темное море низких одноэтажных домов – ни дымка, ни единого проблеска света, лишь вдали трепетали зарницы пожаров, сливаясь в тревожное марево. Но вот обитатели там были – и даже много больше, чем раньше. Сейчас они не показывались, но что будет, когда окончательно стемнеет, когда пойдет снег, когда он превратится в метель? Не этой ночью, конечно, но не позднее, чем через неделю. Когда снаружи выйдет вся пища.

Теоретически, решетчатый забор был непреодолим для одержимых. Но он окружал, наверное, квадратный километр территории – слишком большой периметр для прочной обороны. Дюймовой толщины прутья нельзя было раздвинуть, – но Лэйми помнил, как один из нелюдей пытался буквально протечь через решетку в Одиноком Городе. Когда Перерождение здесь дойдет до этой стадии, здание Инициативы окружит живое море, от которого невозможно отбиться. И даже это будет ещё лучший исход, – запасов продовольствия здесь осталось не больше, чем на месяц. Его не экономили, – это не имело смысла. Всё равно, Сугха убьет их куда раньше...

Лэйми вновь помотал головой, прогоняя мрачные мысли, и поёжился. На нем была круглая меховая шапка и пятнисто-темная тяжелая шуба с поясом, доходившая до щиколоток, но мороз пробивался даже сквозь неё. Он помахал руками, чтобы согреться, и пошел вдоль берега, невольно прикидывая, куда отсюда можно бежать.

На востоке забор упирался в Стену, венчавшую южный склон долины. За ней начинался Старый Город – немногим больше занятого Инициативой участка, но в нем жило более сорока тысяч человек. Землю за темной пропастью его рва тоже покрывал толстый слой снега, летящего бесконечной поземкой, но возвышавшиеся за ним огромные, зловещего вида здания из темного камня были живыми, с освещенными окнами. Метров через двести к югу к ним вел железный пешеходный мост, но калитка в решетке была заперта, а другая его сторона охранялась караулом. Как всегда в плохие времена, каждый был сам за себя, а по небу всё плыли и плыли буро-зеленые светящиеся облака – слишком яркие для скудного зарева городских огней.

4.

Лэйми проснулся, когда чья-то холодная рука тряхнула его за плечо. Он испуганным рывком сел, потом помотал головой и опомнился, едва узнав стоявшего у постели Охэйо – свет в комнате не горел, и друг казался темным силуэтом.

– Аннит? Что случилось?

Охэйо отступил на шаг, молча поманив его к двери. Лэйми вновь недовольно мотнул головой, отбросив назад лезущие в глаза волосы, потом встал, и потянулся. Одевшись, он посмотрел на часы. Чувства не обманули его, – он лег всего сорок минут назад.

– Аннит, какого черта? К чему вся эта таинственность?

Охэйо привалился к стене, скрестив на груди руки и насмешливо посматривая на него.

– Так интереснее. Тебе не кажется?

– Мне лично интереснее спать. И вообще, в чем дело?

– Я отыскал тут что-то вроде выхода. Не хочешь пойти со мной?..

5.

Они спустились в вестибюль восточного фасада, и Лэйми с интересом приник к окну. Оно выходило на Старый Город, – за недалеким рвом лежала просторная площадь, окруженная громадными и очень древними зданиями из темного камня. Их стены покрывало множество причудливых узоров и украшений, как и высокие чугунные столбы освещавших площадь тускловатых красно-белых фонарей. Их тревожный свет расплывался в затянувшем всё вокруг морозном тумане, – температура снаружи явно ушла далеко за минус сорок. Между запутанным лабиринтом из высоких кустов, окаймлявших дорожки, искрился нетронутый снег. Может, они и могли туда попасть, – а толку-то...

– Вот он, – сказал взобравшийся на подоконник Охэйо.

Он протянул руку, указывая, но Лэйми поначалу всё равно ничего не замечал. Между окном и площадью протянулась высокая решетка ограды, – и он не сразу понял, что на её фоне темнеет такой же решетчатый мост, точнее, ведущая к нему лестница. Сам мост поднимался над оградой и шел куда-то налево, исчезая из поля зрения.

– Ведет в сторону гор, – ухмыляясь, сказал Охэйо. Его глаза ярко, возбужденно блестели. – Проверим, а?

Лэйми поёжился.

– Ты с ума сошел! У нас уши от мороза отвалятся...

Охэйо с силой сжал его руку. Его взгляд стал жестким.

– Мы должны как-то попасть в Ирринай, потому что иначе нам не выжить. Ты хочешь отказаться от этого? Сейчас?

Лэйми не отвел глаз.

– Нет.

– Тогда пошли.

6.

Мост был просто рядом бетонных плит, обнесенных трубчатым ограждением. Под ним был ров глубиной метров в десять, заросший здесь корявыми деревьями. Их покрытые инеем верхушки торчали по обе стороны моста. Наверху, в морозной мгле, мерцали ледяные звезды, и, несмотря на роскошную шубу, Лэйми ежился, – но только отчасти от холода.

Справа, всего метрах в сорока, стояло двухэтажное здание детсада. Ни одно из окон не горело, светились лишь окружающие его фонари, – они протянулись цепочкой несколько ниже моста. Их бело-фиолетовое сияние отблескивало на пушистом, нетронутом снегу.

Вдруг откуда-то сзади донесся топот. Лэйми увидел низкую, коренастую, темную фигуру мужчины, бежавшего к боковой двери. Вслед за ним, нелепо переваливаясь, неслась стая Переродившихся – неуклюже, но быстро.

Лэйми смотрел сверху, из темноты на свет, словно на сцену в театре, и всё, происходящее там, казалось совершенно нереальным. Мужчина добежал до черной железной двери, и, гремя ключами, начал открывать её. К нему стремительно неслись пять или шесть горбатых туш с тупыми зубастыми мордами и непропорционально длинными руками. Сердце Лэйми замерло, он даже не знал финала этой пьесы, – успеет мужчина открыть дверь или нет.

Он успел. Но за узким тамбуром оказалась вторая, такая же. И вместо того, чтобы закрыть внешнюю дверь, мужчина начал отпирать внутреннюю!

– Закрой дверь, идиот! – заорал Охэйо. Миг спустя к нему присоединился и Лэйми... но Переродившиеся уже были на крыльце. Они ворвались в проем, оттуда послышались невнятные вскрики, шум борьбы... затем раздался надрывный сиплый вопль такой силы, что вокруг отозвалось эхо. Затем все стихло, слышалось только урчание и рык тварей. К двери сбегались всё новые, и на крыльце их собралось уже десятка два. Там, в темноте, продолжалась непонятная возня, но Лэйми уже не смотрел на неё. Он видел страшный финал одной из сотен тысяч творившихся в Эменнае трагедий – и знал, что если выживет, то заставит Мроо заплатить за всё сполна.

7.

Мрачно посмотрев друг на друга, они пошли дальше. Всего метров через двести мост, минуя косой срез Стены, выходил на стройку, – два пятиэтажных корпуса уже были закончены, но их окна и балконные двери зияли черными провалами. С натянутых между крышами тросов свисали тусклые желтые лампочки, плавно и беззвучно покачиваясь, – и в такт им в каждом проеме двигались темные тени. Лэйми ещё раз передернул плечами и невольно ускорил шаг.

Мост примыкал к одному из балконов третьего этажа. Они нырнули в бетонную коробку пустой комнаты, потом в ещё одну, почти темную...

Миновав целую анфиладу сумрачных, люто холодных помещений, они вышли к торцу здания там, где единственное окно пустой комнаты примыкало к полу не огражденного ещё этажа. Выбравшись в него, они оказались в обширном, продутом ветром пространстве – лишь пол и потолок, и соединяющие их массивные опоры. Снизу, справа и слева, падал бело-розовый свет фонарей, но здесь царил полумрак.

Они быстро пошли вперед, входя в бетонные коробки лестничных клеток, в каждой поднимаясь всё выше. Здание оказалось длинным: как прикинул Лэйми, они прошли не меньше километра, не приближаясь к краям, чтобы их не заметили снизу. В конце концов, они уперлись в монолитную стену с единственной квадратной дырой, похожей, скорее, на нору – ведущую лишь в воздух.

– Ну вот, ты был прав, похоже, – вздохнул Охэйо.

Лэйми взглянул на него, но ответить не успел, – здание вздрогнуло раз, потом другой. Услышав мощные раскаты взрывов, он всё же полез в нору.

Туннель в толстой стене был длиной метра в два, но такой низкий, что пришлось ползти на четвереньках. Он обрывался в пустоту, и Лэйми замер над пятидесятиметровой пропастью.

За черными гребнями гор, бесконечно далеко на западе, ещё догорал золотой закат, и его тусклые отблески ещё лежали на снегу. Какое-то время Лэйми смотрел на них, дрожа от холода, – мороз к ночи стал совершенно зверским. Где-то слева мерцали розоватые вспышки и через несколько секунд доносился приглушенный гул взрывов.

– Что там? – спросил Охэйо.

– Стреляют. Плохо видно, – Лэйми попятился назад.

– А, – Охэйо зевнул и вдруг сел у стены. – Значит, всё ещё не так плохо... или наоборот.

Лэйми тоже сел, привалившись плечами к стене. Здесь оказалось странно тихо. Они не разговаривали, настороженно прислушиваясь к происходящему снаружи. Из узких незагороженных окон тянуло ледяным сквозняком, оттуда доносился далекий вой тварей, глухой гул выстрелов, бесконечный и неизменный, иногда быстрый зеленовато-белый свет вспыхивал и гас, – но Лэйми не решался подойти и посмотреть. Постепенно его начала охватывать усталость. Сонная одурь, как газ, сгущалась в воздухе.

– Слушай, – наконец сказал он. – Пошли назад, а? А то мы уснем тут, и уже точно замерзнем.

– Ладно, – Охэйо встал и потянулся. – Но сначала посмотрим всё тут, что ли...

Здесь был единственный путь – узкая железная лестница в тесной бетонной шахте. Миновав её, они вдруг оказались на самом верху, и Лэйми удивленно замер, съежившись, – хотя ветер почти стих, холод был жуткий.

Внизу, в круглой, с пологими склонами, долине, залегла целая галактика золотых и бледно-фиолетовых огней. Бледно-черное в морозной дымке небо мерцало мохнатыми, стылыми звездами – закат почти уже догорел. На его зеленоватом фоне чернел каркас огромного недостроенного здания, протянувшегося по гребню напротив. А справа из крутых склонов гор вырастал лес соединенных поперечинами сегментированных колонн защитных генераторов Ирриная. Они неровно вздымались, казалось, в самое небо. На глазах Лэйми самый верхний из составлявших их ярких зеленовато-белых цилиндров стал вдруг ослепительно-белым – и разлетелся черно-рыже-сизым облаком, осыпаясь каскадами гаснущих бело-золотых искр.

– Защита рушится, – тихо сказал Охэйо. Его глаза сузились и зло блестели. – Дело идет к концу, и быстро.

– А вход в Ирринай? – спросил Лэйми. До него долетел запоздалый гул взрыва – и тут же взорвался ещё один цилиндр, расположенный ниже. Он тоже был размером с небоскреб.

– Где-то мы неправильно свернули, – Охэйо потер ладонью нос и поёжился, глядя на нависавшую на севере огромную, зеленовато-рыжую, светящуюся волну Сугха. – Я замерз, как собака. Пошли назад.