Текст книги "Последние ворота Тьмы (СИ)"

Автор книги: Алексей Ефимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 36 страниц)

Глубина здесь была выше головы, и дальше им пришлось плыть, а перед этим – сбросить всю одежду кроме плавок, чтобы не утонуть. Они плыли под самой стеной – отчасти, чтобы не пропустить возможный выход, отчасти потому, что за неё можно было хоть как-то цепляться. Путешествие показалось Лэйми очень долгим, и он смог продолжать его лишь потому, что единственным другим выбором было сдаться и утонуть, – а смерти он очень боялся.

Когда Лэйит, наконец, обнаружила лестницу, Лэйми облегченно вздохнул. Добраться до неё, правда, оказалось непросто, – сил не было уже никаких, и несколько последних метров он проплыл под водой, потихоньку погружаясь на дно. Он проплыл эти метры на чистой силе воли и, ударившись лбом об бетон, несомненно, утонул бы; к счастью, Охэйо ещё не выбрался из воды и успел схватить его за волосы. Это было больно, но Лэйми слишком устал, чтобы замечать это.

Какое-то время они сидели на бетонном полу, прижавшись друг к другу и отчаянно дрожа. Лэйми был совершенно уверен, что они попали в тупик и будут вынуждены возвращаться – и даже заметив падавшие сверху беловатые отблески, не сразу понял, в чем дело.

Они сидели под жерлом глубокого колодца. Крышка его оказалась закрыта неплотно и, сквозь щели проникал призрачный свет. Поднявшийся первым Охэйо с трудом сдвинул её; они выбрались прямо на широкую, пустынную улицу и замерли, настороженно осматриваясь.

Окна длинных массивных многоэтажек по обе её стороны были сплошь темны, едва заметно отблескивая в тусклом свете беловато-фиолетовых фонарей, слабых и зыбких. Лэйми ещё никогда не видел таких – круглые и плоские, как матовые тарелки, они сами по себе парили высоко над землей, едва заметно покачиваясь, – хотя ветра, вроде бы, и не было, – рассыпая по снегу мириады бледных искр. Вероятно, все фонари в этом районе были такими – низкое, туманное небо тлело такой же тусклой беловато-фиолетовой мглой. Она окутывала всё вокруг, и было видно не дальше, чем метров на двести.

Впереди небесное зарево было чуть теплее по цвету, и они, как могли быстро, пошли в ту сторону. Их положение было чуть лучше, чем в первый раз – они, по крайней мере, не были голыми, а Охэйо даже сохранил небольшую сумку с пожитками, – но мокрый насквозь Лэйми вскоре стал коченеть. Теперь холод казался ему совершенно непереносимым, причиняя мучительную боль. Он едва брел, дико дрожа и обхватив руками голые бока. Другим было не лучше, и даже Охэйо, самый выносливый из них, стучал зубами. Лэйми чувствовал, что если в ближайшие несколько минут они не найдут одежду или теплое помещение, то просто околеют насмерть. Притом, страшно ему больше не было, – казалось, всё происходит в каком-то бредовом сне.

Они брели, опустив головы, и Лэйми зло выругался, обнаружив, откуда исходит манивший их свет.

Они вышли прямо к обрыву. За широкой равниной замерзшей реки виднелись низкие, пологие холмы, испятнанные темным кустарником – их необозримый простор, залитый тусклым гнойным сиянием затянувших всё небо зеленовато-бурых туч, выглядел угнетающе. Недалеко от города свечение обрывалось, словно обрезанное ножом.

Какое-то время они молча осматривались, потом Лэйми заметил слева, над крышами, огромную прямоугольную тень. Насколько он помнил истории Вторичного Мира, это была стена Старого Города. О том, взяли ли его Мроо, он не знал, но другой цели все равно не имелось.

Они пошли на восток по узкой тропе между разномастными заборами и береговым обрывом, но идти оказалось тяжело. Им приходилось поддерживать друг друга – тропа была неровная, иногда заметно наклоненная к реке, и пробираться по ней удавалось с большим трудом – никаких ограждений тут не было, лишь крутой, покрытый снегом склон высотой, быть может, в сотню метров. Кое-где он обрывался прямо в страшные, черные, парящие разводья, кое-где сменялся разделенными узкими оврагами, косо сбегающими вниз увалами – там, в глубине, тоже текла парящая темная вода.

Несколько раз Лэйми видел далеко внизу, на льду реки, людей – довольно многочисленные группы. С такого расстояния и в темноте он не мог их не разглядеть – просто темные пятна, – но они все шли к городу, и это показалось ему странным. Кто мог выходить из этой мглы за холмами, мглы, в которой он дважды замечал страшные желтые огни, так похожие на жуткий небесный свет?

Пробираясь над очередным оврагом, он заметил на его дне такие же группки и поёжился – их манило жерло коллектора, ведущего в подземелья города. Чуть позже их окликнули с реки. Слов Лэйми не смог разобрать, но интонации были исполнены столь скотской злобы, что ему стало просто страшно. Конечно, взобраться на этот обрыв немыслимо, – но если твари нападут на них с другой стороны...

Его передернуло. Он промерз до костей, но когда его кожа высохла, выносить холод стало полегче, – по крайней мере, он не чувствовал, что замерзает насмерть. Боль слабее не стала, но её Лэйми мог терпеть.

К счастью, ещё минут через пять они выбрались к залитому медно-рыжим светом пустому шоссе, идущему между речным обрывом и Стеной – около ста метров в высоту, она замыкала Старый Город с трех сторон, кроме восточной. Она была отлита из монолитного базальта две или три тысячи лет назад, ещё во времена основателей Джангра. У фундамента её толщина была метров двадцать, у гребня – около восьми. В ней не было ни одного прохода.

С востока Старый Город защищал ров, тоже шириной метров в двадцать, с отвесными бетонными бортами. Дно его сплошь покрывали бетонные же глыбы с жутко торчащей арматурой. До него было этажа три, и ярко освещенные окна гигантских зданий за ним говорили, что защита эта не напрасна.

К северу ров обрезался обрывом, к югу тянулся, насколько хватал глаз. Шоссе пересекало его по мосту, но от Старого Города его отделял чудовищный косой срез Стены. Им оставалось лишь идти вдоль рва до другого моста – но его нигде видно не было. Однако...

Вдали, на юге, над морем низких заснеженных крыш, возвышалось другое многоэтажное здание с освещенными окнами, уступчатое, похожее на горный хребет, – если Лэйми не ошибся, здание Инициативы Эменная, ещё более богатой и влиятельной здесь, чем в Пауломе.

Они пошли к нему, испуганно оглядываясь, – с востока уже доносились исступленные вопли, а на снежной белизне крыш метались розоватые отблески занявшихся там пожаров. Итак, одержимые были и здесь, и им пришлось пробираться дворами, минуя множество заборов.

Свет здесь не горел, – во всем районе не было видно ни одного огня, – но очень скоро они заметили первых тварей: те небольшими группками сновали туда и сюда. Затем их стало так много, что каждый раз, пересекая переулки, они подолгу ждали, пока те окажутся пусты в оба конца, насколько хватал глаз.

Лэйми словно оказался в аду – его руки, живот, бедра были ободраны бесконечными заборами, через которые он перебирался, утопающие в мокром снегу босые ноги выли от боли, остальное тело болело лишь немногим слабее, кроме, разве что, головы – как оказалось, длинные волосы имеют не только эстетическую ценность. Но самым мучительным его ощущением был всё же душивший его липкий страх, и его сердце бешено колотилось, вот-вот готовое выпрыгнуть из груди.

Ему очень хотелось поверить, что всё это происходит в каком-то чудовищном сне, – он не представлял, что может так сильно бояться за свою жизнь, за жизнь Лэйит, за Охэйо. Не очень приятно сознавать, что тебя в любой миг могут убить. Он вздрагивал от каждого шороха, пока не начал бояться уже сойти с ума. Каждый раз тревога оказывалась ложной. Твари шли мимо, не замечая их, но это приносило не облегчение, а только продолжение муки.

Всё это длилось, казалось, уже целую вечность – и Лэйми непритворно удивился, обнаружив, что забор, из-за которого он выглядывает, отделен лишь улицей от ворот Инициативы. Её защищала частая решетка из заделанных в бетонный фундамент толстых стальных прутьев высотой метров в шесть. С возвышавшихся за ней ажурных прожекторных вышек падал яркий свет; их дополняли стоявшие за оградой желтые фонари. Людей в обширной пустом дворе видно не было, но снаружи у ворот толпились одержимые – сотни две или три.

8.

– И что теперь? – зло спросила Лэйит. – Мы перелетим забор, бодро помахивая ресницами?

– Нет. Попробуем прорваться, – Охэйо полез в сумку и вытащил длинную тонкую гранату. – У меня есть сюрприз для этих гадов.

– Не думаю, что нам стоит... – начал Наури, но Аннит уже зубами вытащил чеку. Широко размахнувшись, он метнул гранату – однако, не в тварей, а куда-то в сторону. Она со стуком покатилась по земле и негромко разорвалась. В воздухе заклубилось облако белесого пара. Ветер снес его на тварей, и вскоре там началось нечто странное, – они всё задергались, падая на землю и корчась в конвульсиях.

– Что это? – спросил Лэйми.

– Что-то фосфорорганическое, – Охэйо пожал плечами. – Оно нарушает передачу нервных импульсов или делает её гиперактивной, точно не помню. Я стащил эту штуку в Подгороде. Жалко, что только одну.

– И не сказал нам? – возмутилась Лэйит.

– Я не был уверен, что подействует. У Переродившихся другая биохимия, но здесь изменения зашли, похоже, не очень далеко. В Одиноком Городе могло быть иначе.

Теперь на земле корчилось уже сотни две Переродившихся. Их конвульсии страшно напомнили Лэйми конвульсии отравленных тараканов. Несколько десятков тварей ещё держались на ногах, но явно полностью утратили ориентацию.

– Вперед! – заорал Охэйо, первым спрыгнув с забора.

Они все побежали за ним и остановились у ворот, колотя по прутьям и крича, что было сил, то ли от страха, то ли от ярости. Никто, однако, не отвечал им, и Лэйми оглянулся.

К ним бежали сразу с двух сторон, очень торопливо, спотыкаясь и падая на ходу. Переродившихся были сотни – точно он не мог сказать. От страха у него помутилось в глазах. Не то, чтобы он был такой уж трус, просто умирать беззащитным было очень противно, – он понимал, что, едва дойдет до рукопашной, их сомнут в считанные секунды.

Но тут с крыши Инициативы, наконец, загрохотали автоматные очереди. Алые росчерки трассирующих пуль прошивали черные фигуры, сбивая их на землю, и летели дальше. А потом створки ворот разошлись. Лэйми не помнил, как миновал их. Теперь собственный страх вызывал у него омерзение.

9.

Всего через полчаса он стоял у выходившего на север окна, бездумно глядя на горы. Их склоны терялись в мутных облаках – вполне нормального, впрочем, оттенка. Один из парней уже объяснил им, что здесь, в Эменнае, есть защитные генераторы, которые боролись с Сугха; до сих пор её тучам не удавалось сомкнуться над городом.

Инициатива Эменная была очень похожа на приютившую их в Пауломе. Составлявшая её независимая молодежь точно так же уходила от родителей и жила совместно, за счет того, что могла заработать. Дела у них здесь шли неплохо. Здание оказалось прекрасно отделано, и Лэйми поразила царившая в нем удивительно спокойная атмосфера – неяркий желтоватый свет, ровные голоса, небольшие группки парней и девушек, занимавшихся какими-то полудетскими делами – как будто вокруг не толпились орды нелюдей. У них было в достатке еды, газ и даже горячая вода; тонны книг и видеокассет обеспечивали им досуг, а на складе беглецам удалось разжиться очень подходящей к здешнему климату одеждой. Теперь их, в числе прочих, защищали стальная ограда, окружавшая огромный двор здания, и батальон автоматчиков – здесь Инициатива имела даже свои вооруженные силы. Популярность и влияние её в Манне быстро росли. Она стала практически независимой как в финансовом, так и в административном отношении. Теперь она осталась последней силой, противостоящей наступающему хаосу.

Хотя здесь жило около восьми тысяч молодых людей, в здании хватало пустующих комнат. Одну из них заняли Наури и Лэйит, вторую – он с Охэйо.

Лэйми широко зевнул. Казалось, что этот день длится уже всю его жизнь. Чувств в нем уже не осталось, и усталость, незаметно подкравшись, навалилась на него. Он разделся и забрался в постель... а потом вдруг услышал стоны и возню совсем рядом – только руку протянуть, не будь стены. Он невольно улыбнулся. Лэйит и Наури утешали друг друга. Правильно это было или нет – но он чувствовал, как там, в темном огне страсти, сгорало что-то очень плохое. А потом он уснул и не увидел кошмаров.

Глава 4.2:

Сумрак отставших

1.

Уловив краем глаза какое-то движение, Яваун перевел взгляд. По тротуару, метрах, примерно, в пятидесяти, шла высокая темная фигура. Она направлялась, казалось, прямо к нему, и юноша испуганно присел, одновременно толкнув Бхуту. Он поступил так инстинктивно, не испытывая никаких чувств, и только чуть позже, когда это существо приблизилось, его охватил страх. В нем не было ничего человеческого, – и ничего, даже отдаленно похожего на зверя. Оно было покрыто темной, тускло отблескивавшей кожей. Его сужавшееся книзу тело походило на морковку, – но из его верхнего, тупого конца росло три гибких, словно бескостных ноги, каждая толщиной с человеческую шею. Вертикально выходя из тела, они круто изгибались и отвесно опускались вниз, кончаясь круглыми, перепончатыми ступнями. Походка этого создания была на удивление гротескной. Оно даже не шло, а, скорее, катилось, как волчок, – при каждом шаге его тело поворачивалось на треть оборота, двигаясь в два или три раза быстрее человеческой походки, – и Яваун чувствовал, что это далеко не предел. При желании это существо явно могло двигаться ещё в несколько раз быстрее – и, если так, то убежать от него немыслимо, не стоит даже и пытаться...

Глядя на него, юноша оцепенел; он забыл даже о том, что их тут могут заметить. По его коже побежали мурашки: впервые в жизни он видел что-то, так сильно отличавшееся от его повседневного опыта, что его можно было считать чудом, – хотя и злым. Чем-то это существо походило на машину, – все его движения были абсолютно одинаковыми. Оно подошло уже так близко, что он слышал издаваемые им звуки – быстрый и равномерный скрип снега и такое же ровное, быстрое дыхание. В такт ему между основаниями ног поднимались облачка пара. Рта, глаз или ещё каких-то деталей в полумраке видно не было.

Когда существо подошло ближе, Яваун бездумно приподнялся, чтобы не потерять его из виду. До него оставалось всего несколько метров, и теперь он видел, как при каждом шаге изгибается его нижний, заостренный конец, – словно брюшко насекомого. Ему показалось, что оттуда торчит кинжалообразное жало, и он поёжился; рост у этой штуки был добрых метра два. Если бы ей вдруг пришло в голову перевернутся, она бы легко дотянулась до балкона. Но трехног не замечал их; он спешил к какой-то своей цели.

Когда он прошел под ними, мурашки, бегущие по коже юноши, вдруг резко усилились; их разделяло всего метра два. Потом Яваун бросился к другому концу балкона, отчаянно стараясь не шуметь. Ему пришлось почти лечь на покрытую клеенкой груду хлама, но он увидел, как трехног скрылся за углом.

Едва выпрямившись, он снова услышал поскрипывание. По улице – на сей раз, прямо по неровной проезжей части – шло ещё несколько трехногов, заметно более крупных. Они с Бхутой замерли, оцепенев, глядя на то, как улица становится всё более оживленной. Если закрыть глаза, шум множества ног казался совершенно человеческим – но, если видеть его источник...

Они словно оказались во сне. Поток жутковатых созданий равномерно двигался под ними, поворачивая затем влево и исчезая за углом. Юноше захотелось увидеть, куда они идут, – хотя он понимал, что это не самая лучшая мысль. Для этого ему пришлось бы подняться на чердак. Обзор оттуда был, определенно, лучше, но при одной мысли, что ему придется лезть в эту черную, холодную пещеру, у него всё внутри сжалось. В конце концов, даже отсюда смотреть на этот марш было чистым безумием, и Бхута раньше его понял это; он мягко, но решительно потянул его назад. Стараясь не шуметь, они наглухо закрыли балконные двери, и как могли тщательно опустили штору, – но равномерный приглушенный звук шагов доносился и сюда. Юноше захотелось зажечь свет... но теперь он боялся это сделать. При мысли, что случится, если его заметят, у него похолодели пятки, – у них не осталось никакого оружия – и тут же его словно ошпарило.

– Следы на снегу, – испуганно прошептал он, хватая Бхуту за руку. – Если они их увидят...

– Нет, – ладонь охранника крепко сжала его руку. – Сами по себе следы ничего не значит. А вот если твари увидят, что их заметали...

Это звучало разумно; к тому же, юноше вообще не хотелось выходить наружу. Бхута зевнул.

– Пошли спать.

Осторожно приоткрыв дверь, они пробрались в спальню – узкую комнату, едва освещенную падавшим через окно светом. Стекла здесь запотели, так что свет был мутным и тусклым. Но глухой ровный топот проникал и сюда, и Яваун не стал подходить к окну. Ему хотелось, правда, задернуть на нем шторы, – но даже на это он теперь не осмелился, проклиная и Бхуту, и себя.

Их план с аэростатом пошел ко всем чертям, – они отстали от пришельцев, и те улетели буквально у них из-под носа, а отыскать вход в Энти-Мелару, который, как Бхуте удалось узнать, был где-то в этом здании, им не удалось. Хорошо ещё, что он смог украсть ключи от него, и здесь нашелся неплохой запас еды, – но Яваун шкурой чувствовал, что их история подходит к концу.

2.

Не глядя друг на друга, они разделись, потом юноша забрался в постель. Она была теплой и уютной, и он сразу словно поплыл куда-то. Когда он задремал, его сознание словно отделилось от тела. Он лежал на животе, с головой укрывшись одеялом, уткнувшись лицом в узкую щель между стеной и подушкой. Глаза его были закрыты – и, в то же время, он видел улицу, по которой тек бесконечный поток трехногов. Он видел, как они сворачивают и на ту улицу, по которой они сюда пришли. Она была перекрыта ажурными железными воротами, – но сразу несколько трехногов ухватились за них одной из своих рук, и, упираясь в землю двумя другими, начали тянуть.

Ворота открывались наружу и их створки удерживала лишь нетолстая стальная цепь с замком; она лопнула почти сразу и ворота широко распахнулись. С десяток трехногов проник в них; они двигались медленно, и Яваун не сомневался, что они ищут людей. С неожиданной легкостью они перебрасывали свои конические тела через заборы, кружили по дворам, срывая с петель двери, вырывая оконные рамы. Юноша не видел, чтобы они заглядывали внутрь домов, но знал, что это им и не нужно, – скорее всего, они искали добычу по запаху.

К счастью, им не попадалось ни единого живого существа, но трехноги не прекращали своих поисков; более того, к ним присоединялись всё новые. Все эти твари были голодны, и Яваун не сомневался, что всех, кого они найдут, ждет печальная участь. Замерев в полусне, он смотрел, как они всё ближе и ближе подходят к их убежищу.

Он вздрогнул, услышав слабый, но вполне узнаваемый звук расщепленного дерева – каким-то странным образом его видение совпало с реальностью, – но этому он уже не удивился; в конце концов, трудно удивляться во сне. Страшно ему тоже не было – страх, вообще-то, присутствовал, но далекий и отдаленный, тоже как во сне, когда ты знаешь, что на самом-то деле с тобой ничего не случится.

Он не ошибся. Трехноги быстро добрались до ведущих во двор ворот, но те не вызвали у них интереса – твари прошли мимо них, направляясь к воротам в конце переулка. Здесь им пришлось задержаться. Несколько трехногов ощупали преграду, потом двое из них неожиданно ловко перебрались через неё – они хватались парой рук за верхнюю поперечину, а потом перебрасывали через неё свое тело. Оказавшись с другой стороны, они ухватились за створки по обе стороны замка, и одним сильным рывком сорвали его. Они вели себя как разумные существа, и это ему очень не понравилось – он начал понимать, что если бы твари их заметили, то добрались бы до них, – хотя и не сразу. Но теперь они просто ручейком текли мимо, найдя ещё один путь к своей неведомой цели. Юноша попытался рассмотреть её, но не смог. Он уже спал.

3.

Разбудил его глухой взрыв, от которого зазвенела посуда в шкафу, и постель подпрыгнула под ним. Он вскочил, и, как был, в плавках, бросился к окну, но ничего не увидел. Улица была совершенно пуста, – от трехногов остались лишь следы. Нигде не было ни огонька – лишь над морем, за черными силуэтами зданий, вздымалась стена нездешнего желто-зеленого света, расплываясь страшным заревом в низко нависших тучах. Яваун, приоткрыв рот, смотрел на это невероятное зрелище, – вначале он принял его за рассвет, но на часах было ещё почти четыре, а это означало, что до восхода осталось часов пять.

В постели завозился проснувшийся Бхута, – он укрылся одеялом с головой и не сразу сообразил, как из-под него выбраться. Наконец, показались его светлые плечи и лицо, на которое падали растрепанные волосы. Бхута стряхнул их с глаз рукой и широко зевнул, – спал он очень крепко и обычно просыпался не сразу. Сейчас был как раз такой случай. Яваун с удивлением заметил, что на голой груди друга болтается прозрачное сердечко из плексигласа, в которое было вставлено чучело божьей коровки – на счастье.

– Яваун? Что случилось?

Юноша повернулся к нему, и только это спасло его глаза: из окна хлынул невыносимо яркий свет, – даже отвернувшись, на него было больно смотреть. Режуще-белый перешел в красный, затем в синий, снова в красный и погас. Яваун вновь повернулся к окну, но ничего не увидел, – после вспышки в глазах плавали разноцветные пятна.

Дом вдруг встряхнуло, словно пустую коробку, и юноша вцепился в подоконник. Пятками он ощутил затихающую дрожь, и в такт ей вздрагивали от затихающего грома стекла.

За его спиной по полу хлопнули босые ноги, – Бхута подтянул пятки к заду, и вскочил одним рывком. Он ощутил спиной его тепло – друг встал сразу за ним. Вдвоем они молча всматривались в темноту, но там ничего не изменилось, – то есть, совершенно. И вдруг, где-то через полминуты, раздался хлесткий, очень резкий взрыв. Стекла в окне зазвенели, едва не вылетев, снаружи, как при буране, взвихрился снег – и тут же начал оседать. Что бы это ни было, оно взорвалось очень далеко...

– Километров десять отсюда, если судить по звуку, – сказал Бхута. – Не знаю только, в какой стороне...

В груди Явауна вдруг проросли иглы стальной твердости льда – он понял, что бы это могло быть.

– Термоядерный взрыв?

– Если и да, то воздушный. Но...

– Почему – воздушный?

– При сильных наземных взрывах сначала приходит сотрясение по земле, – а тут оно слабое. Но...

– Но – что?

– Он менял цвет – при взрывах так не бывает, насколько я знаю. Полярное сияние меняет, но оно...

У Явауна зажужжало в голове – и в комнате вполнакала, сами по себе, зажглись лампы. Секунды через три ударила новая вспышка – белый, бесконечно яркий свет. Его глаза мгновенно зажмурились, но свет от этого не ослабел. Вокруг него всё куда-то поплыло, – и секунд через пять пол ударил его по ногам. Здание, казалось, взлетело на метр, – а потом провалилось в самый ад. Было слышно, как со стола в гостиной полетела посуда. И тут пол содрогнулся снова, – на сей раз горизонтально, выпрыгнув у него из-под ног. Бхуту отбросило к стене, и он свалился на свою кровать. Сверху на него обрушился пласт штукатурки, всё вокруг задвигалось, заходило, зазвенело стекло. Явауна накрыла волна едкой пыли, – и тут же обдал поток холодного воздуха. На улице что-то посыпалось, потом вдруг раздался чудовищный грохот, – и пол под ним закачался опять.

Через несколько секунд в комнату ворвалась новая волна известковой пыли, – юноша закашлялся, и лишь тогда сообразил, что кашель мешает ему залезть под кровать. Немного опомнившись, он сунул голову под одеяло – здесь, хотя бы и с трудом, он мог дышать. Пол под ним содрогался, грохот не стихал, но становился всё более глухим. Через какое-то время он прекратился.

Осторожно выглянув из-под одеяла, он увидел струившийся снаружи ядовитый желто-зеленый свет. Половина внешней стены комнаты исчезла, и было совершенно непонятно, почему не рухнул потолок. За проломом клубилась оседавшая пыль, и за ней он ничего не видел.

На полу завозился бесформенный белый комок, и Яваун в ужасе отпрыгнул от него. Но тут из-под комка показалась рука, потом черные волосы – Бхута забрался под одеяло целиком. Когда он поднял голову, юноша увидел пару совершенно диких глаз – даже не испуг, а полная, на грани ступора, растерянность. Сам он, вероятно, выглядел не лучше, и эта мысль словно выбила клин у него в голове, – по крайней мере, он снова смог думать.

Между ними словно проскочила искра, и через несколько секунд взгляд Бхуты вновь стал осмысленным. Он поднялся на ноги, отряхивая пыль и старательно напуская на себя невозмутимое выражение. Яваун с удивлением понял, что его бьет дрожь – вероятно, от холода. Пыль на улице отчасти рассеялась, и он увидел, что корпуса тюрьмы напротив них просто... исчезли. Её стену раскололи широкие вертикальные трещины, целые секции её рухнули и за проломами громоздились горы битого кирпича.

Подойдя к бреши, юноша увидел, что она тянется до окна первого этажа; теперь забраться сюда мог кто угодно, и при мысли, что их убежище разрушено, ему стало очень страшно – так страшно, что его сознанию этот страх казался сейчас совершенно чуждым и необъяснимым. Оно словно раздвоилось, – пока одна половина заходилась в ужасе, вторая вела себя, словно любопытный ребенок, – держась за осыпающийся край, он бездумно выглянул наружу.

Желто-зеленое зарево, казалось, стало ярче. Девятиэтажка в конце улицы исчезла; на её месте громоздилась рваная гора плит и битого кирпича высотой в три или четыре этажа, – она поглотила большую часть спортивной площадки. На месте тюремной конторы громоздилась вторая гора обломков, поменьше. Юноша не видел вокруг ни одного целого здания – одни осевшие, бесформенные развалины, смутно проступающие в затянувшем всё вокруг тумане оседающей молочно-белой пыли.

Бхута толкнул его плечом, тоже выглядывая наружу. Приютившее их здание было двухэтажное, с толстыми кирпичными стенами и железобетонным каркасом – лишь поэтому оно не обрушилось. Им очень, очень повезло, – но Яваун понимал, что их везение может быстро закончиться. Пока здесь не было трехногов, но они могли появиться в любой миг. И тогда...

Они молча отступили в глубину спальни, и, по-прежнему не говоря ни слова, прошли в гостиную. Стены здесь уцелели, но гардины со шторами упали и окно оказалось разбито. Один шкаф тоже упал, зато стол, как ни странно, остался на месте. Тарелки и прочее, правда, оказались на полу, и, пробираясь в прихожую, юноша наступил на мягкие остатки торта.

Входную дверь расщепило и заклинило, и она вылетела лишь после того, как Бхута несколько раз яростно ударил в неё ногой. В коридоре было почти совершенно темно; под ногами хрустела опавшая со стен штукатурка. Тем не менее, дверь, ведущая на лестницу, уцелела, и им пришлось искать ключи, вернувшись за ними в гостиную. Пока они рылись среди обломков, ползая на четвереньках по полу, зарево становилось всё ярче, и юношу била неукротимая дрожь – он совершенно не понимал, что происходит.

Спустя, казалось, уже целую вечность, ключи неожиданно нашлись, – Бхута подхватил их, и пулей вылетел в коридор, даже не взглянув на друга. Яваун подпрыгнул от треска, с которым Бхута открыл перекосившуюся дверь, – для этого ему пришлось двумя руками ухватиться за ручку и упереться ногой во вторую из створок; как он открыл замок, Яваун не заметил.

Лишь миновав проем, он понял, что зарево пылает на западе, с этой стороны дома – на лестнице было светло, словно днем, но ветки деревьев закрывали обзор, к тому же, её единственное окно находилось на пол-этажа ниже верхней площадки. Чувствуя, что всё это происходит в каком-то кошмарном сне, Яваун, вслед за другом, полез по ведущей на чердак лестнице.

Бхута отпер обитый жестью толстый люк и с заметным усилием откинул его. Они поднялись, словно в просторную, сумрачную пещеру. Четверть крыши осела, нависая над рухнувшей частью здания, но, тем не менее, осталась целой. Всего в нескольких шагах от них, из пустого окна, падал резкий поток желто-зеленого света. К нему вела широкая лестница из нескольких ступенек, и они вместе поднялись по ней.

По пояс высунувшись из выбитого окна, юноша удивленно замер. Здесь, на уровне крыши, ветки тоже мешали обзору, но они уже не были такими густыми. Он увидел море одноэтажных деревянных домов, причудливо осевших и перекосившихся после землетрясения, – от некоторых остались лишь железные крыши, венчавшие расползшиеся груды бревен. А в нескольких сотнях метров за ними...

ЭТО было сплошной стеной мутной, желто-зеленой светящейся мглы. Она начиналась от поверхности и поднималась в зенит, – а также быстро двигалась к ним. Как-то вдруг он услышал заполняющий всё вокруг тяжелый, шипящий звук; он слышал его уже долго, но лишь сейчас этот всеобъемлющий шум пробился в его сознание – до этого он казался естественным, как воздух.

Это... свечение было плотным: оно сдвигало развалины деревянных домов, поднимало их на дыбы, опрокидывало и подминало под себя. Грохот, стук, треск накатывались, словно океанский прилив.

Единственной реакцией юноши был животный ужас. Потом в голове у него словно выбило предохранитель: его сознание почти отключилось, и он воспринимал происходящее какими-то обрывками.

Как-то вдруг он оказался на какой-то бесконечно длинной лестнице, по которой спускался, казалось, целую вечность. Потом был почти темный закуток между ведущими на улицу дверями. Здесь, слева, под лестницей, была ещё одна дверь, ведущая в подвал, и Бхута пытался отпереть её. Руки у него тряслись так, что возня с замком отняла ещё минуту – тяжелая связка то и дело выскальзывала из них, падая на пальцы босых ног – каждый раз он подскакивал от боли, и это могло бы показаться комичным, если бы при каждой неудаче сердце Явауна не пыталось выпрыгнуть из груди. Он даже не представлял, что может так бояться, – уже не понимая чего, но так сильно, что почти не мог думать – сейчас его действиями управляли почти одни инстинкты.

Когда дверь, наконец, подалась, они нырнули в темноту и скатились вниз по длинной лестнице. Здесь была тесная каморка, запертая с двух сторон толстыми деревянными дверями. Миновав их, они попали в просторный холодный подвал, и, дрожа, уселись у стены, отчаянно стараясь поверить, что всё это происходит во сне. Три толстых двери отделяли их от поверхности; Бхута запер их все, – но и сам он не знал, имеет ли это значение.

Вдруг у юноши неожиданно сильно закружилась голова. В ушах резко зазвенело, он почувствовал себя очень легким; казалось, что какая-то сила тянет его вверх.