Текст книги "Последние ворота Тьмы (СИ)"

Автор книги: Алексей Ефимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 36 страниц)

9.

Семь дней спустя он сидел в легком кресле у стола, уставленного пустыми тарелками. Стол стоял на верхней палубе венчавшей теплоход надстройки высотой метров в семь. Сам теплоход сейчас неспешно плыл по прямой здесь реке с невысокими заросшими берегами. Справа тянулись обычные здесь четырехэтажные дома, обшитые темно-зелеными досками. Слева, за широким травянистым мысом, уже блестела синеватая гладь озера. На его северном берегу призрачной полосой темнел лес, но западного берега он не видел: это был уже залив огромного озера-моря Орчи, – и, значит, их путешествие подходило к концу.

Эта мысль вызвала у Лэйми облегчение. Связавшись с теплоходом, они сваляли изрядного дурака: речным транспортом здесь пользовались, в основном, те, кто хотел развлечься. Те, кто хотел просто куда-то попасть, предпочитали вполне современные электропоезда.

Злосчастный корабль был весьма похож на плавучий дом свиданий – бесконечные вечеринки и масса молодежи, увлеченной лишь поиском новых интрижек. Впрочем, если вспомнить, что большую часть Вторичного Мира занимали дикие земли, где города вообще лежали в развалинах, им ещё очень повезло попасть именно сюда...

Паулома была одним из крупнейших городов обширной, простиравшейся на тысячи миль страны, называемой Лерика; её границы были далеко отсюда. Спускаясь по реке, они видели лишь малую её часть, – Лэйми запомнились только крутые заросшие берега, пристани, да снующие ночью и днем яхты, теплоходы и баржи. Их тут оказалось так много, что река походила порой на оживленную улицу.

Семь дней путешествия промелькнули на удивление быстро, – жизнь на корабле была организована так идеально, что ему почти не приходилось думать, и он просто отдыхал от сверхнапряжения страшных последних дней Хониара. Пробездельничать всё это время ему, правда, не удалось: Охэйо внимательно прислушивался к тому, как здесь говорят, и заставлял его всё запоминать. Что ж: теперь закончится и это. Лэйми усмехнулся, и, расплатившись, пошел вниз.

Когда он возвращался в каюту (еду они всё же предпочитали покупать, а не ходить в ресторан, так как назойливость сидевших там девиц отбивала у них аппетит), за ним увязалась одна из них. Она молча шла в дюжине шагов позади, так что Лэйми в конце концов спросил, что ей от него нужно. Ответ он получил недвусмысленный, – он выглядел симпатичнее большинства пассажиров, и это привлекало девчонок. Пару раз дело едва не доходило до драки.

Лэйми отпер каюту, продолжая, в то же время, следить за девушкой. Поворачиваться к ней спиной ему не хотелось. Когда он поступил так в последний раз, его с ног до головы облили соком.

– Мы войдем в порт Пауломы ещё до ночи, – сообщил он, с облегчением запирая дверь.

– Замечательно, – отозвался Охэйо. – А то мне тут уже начинает надоедать. Они считают, что я – твой любовник. Или наоборот, но всё равно противно.

Лэйми покосился на друга. Аннит всю дорогу изучал свой архив, как вот сейчас. Он лежал на диване, на животе, подогнув босые ступни – все в розовых полосках от заживших порезов. На корабле он нашел умельца, который проколол ему перепонки между пальцами ног и вставил в них серебряные колечки. На удивленный вопрос друга: "Зачем?" он ответил: "Почему бы и нет?" – и Лэйми не нашел, что возразить.

– Это помогает от оборотней, – вдруг пояснил Охэйо, как-то ощутив его удивленный взгляд; при всей своей внешней томной лени он был очень наблюдателен.

– А?

– Их кожа чернеет при прикосновении к серебру. Если кто-то носит такие колечки, – значит, он человек.

– Неудивительно, что про тебя болтают всякую чушь.

– Нет, не поэтому. Так тут поступают многие юноши. И девушки тоже, кстати. Просто – сам подумай – два молодых, здоровых парня всё время сидят в одной каюте. От сомнительных девиц, которые здесь ходят, они отмахиваются. Спрашивается, – что они там делают?

– А ты не отмахивайся. Некоторые из них очень даже симпатичные.

– Возможно. Только, знаешь ли, я не могу заниматься любовью с девушкой, которую не люблю. Не знаю, почему так. А у тебя иначе, да?

Лэйми отвернулся и покраснел. Аннит почему-то считал унизительным идти на поводу у своих чувств. Лэйми порой считал это довольно глупым... вот только уважение Охэйо было вещью, которую он вовсе не хотел терять. За семь дней путешествия это чувство лишь окрепло, – наверное, потому, что среди сотен пассажирок он тоже не встретил никого, с кем ему хотелось бы подружиться – или более, чем подружиться. Возможно, потому, что он почти не знал их; или же их было слишком много. И выглядели они, конечно, не так красиво, как вечно юные жительницы Хониара...

Охэйо, напротив, увлеченно болтал с ними – большей частью, из природного любопытства. Когда ему делали известные предложения, его лицо принимало столь скептический вид, что девчонки просто исчезали. К тому же, он был одним из анта Хилайа, правителей Империи, – а они вовсе не считали зазорным убивать всех людей, которые им не нравятся. Возможно, это было что-то наследственное, – хотя Аннит не позволял себе подобных вольностей (под Зеркалом Мира, вообще-то, никого нельзя было убить), в его лице было нечто, вызывающее опаску. Когда он злился, его глаза становились похожи на ножи – за три тысячи лет неограниченной власти безжалостность впиталась в кровь его предков. Охэйо был готов стерпеть любую вольность в обращении, – сам он тоже не отличался изысканными манерами, – но из-за скверной привычки говорить людям всё, что он о них думает, друзей у него всегда было немного. Однако, это были хорошие друзья.

10.

Паулома считалась большим городом – больше миллиона жителей. Здания в ней были многоэтажные, с плоскими крышами, – во всяком случае, те, что стояли вдоль берега. Она ещё издали понравилась Лэйми, – он чувствовал, что жизнь здесь на удивление мирная и бестревожная.

Друзья любовались пейзажем с верхней палубы корабля. Направляясь к причалу, теплоход вышел из устья реки в озеро, так что теперь они видели едва ли не весь город.

Погода была тихая и теплая. Небо почти полностью очистилось от облаков, и на западе, над бесконечной, темно-синей водной гладью, поднималось фантастическое кружево света – коричневато-мутное у самого горизонта, оно становилось алым, золотисто-желтым, – и, наконец, высоко в небо взмывали перья чистейшей, сияющей белизны...

В таинственном полусвете этого великолепного заката вокруг них во множестве сновали небольшие лодки, яхты и маленькие корабли; можно было подумать, что всё, способное плавать, устремилось в едином порыве на вечерний променад.

На востоке протянувшийся на много миль пологий склон берега покрывали зеленые клубы деревьев и белоснежные фасады высоких зданий. Миллионы сиявших в их окнах разноцветных огней делали всю картину немыслимо красивой. Лэйми впервые почувствовал, что оказался в мире, о котором мечтал. Единственное, что его тут тревожило – несколько плотных столбов пара, поднимавшихся откуда-то из-за крыш. Слишком уж они были громадными...

А за ними высилась невыразимо огромная цилиндрическая башня из монолитной, ржаво-коричневой стали; сначала она показалась ему столбом дыма. Стопка тонких, расширявшихся кверху дисков увенчивала её; их зубцы кончались длинными горизонтальными остриями, теряясь в редких вечерних тучах. Даже отсюда был виден усеченный конус основания башни. Двенадцатиэтажные дома казались на его фоне игрушечными.

– Нам, кажется, туда, – сказал Лэйми. – Я узнал её. Это – Башня Молчания.

– А что там?

– Там – всё. Реальности, в которых ты хотел бы жить. Во всяком случае, самые похожие на наши мечты из числа существующих. Точнее, пути в них. Скажем, если ты желаешь небытия, то войдя туда, ты исчезнешь. Совсем. Я всю жизнь мечтал попасть в это место...

Охэйо удивленно взглянул на него. Лэйми ещё в Хониаре рассказывал ему о Башне, но тогда он не воспринимал это всерьез. Ещё до того, как Древние, их великие предки, смогли освободить человечество из плена Первичного Мира, основать Джангр и десятки тысяч других космических империй, им удалось построить здесь Башню, чтобы люди могли выбирать себе Реальности, в которых хотят жить. Но число их, хотя и очень большое, было всё же ограничено разнообразием отведенного им Первичного Мира. Странно, что это древнее – не менее трех тысяч лет – сооружение ещё существует и действует, подумал Лэйми. А может быть, и нет, учитывая, КТО его создал...

– Мы пойдем туда, но не сейчас, – добавил он. – Я бы хотел пожить здесь. По крайней мере, какое-то время.

Аннит задумчиво посмотрел на него. По случаю прибытия он нарядился в свою зеленую куртку, туго перетянутую зеленым же кожаным поясом. Эта куртка, с её накладными карманами и украшениями из витых и плетеных жгутов, смотрелась совсем неплохо, – а сам Охэйо и того лучше. Его бледная физиономия очень выделялась, впрочем, на фоне загорелых лиц жителей Лерики.

Лэйми с удовольствием подумал, что его золотистое лицо привлекает гораздо меньше любопытных взглядов. К тому же, ни у кого здесь он не замечал зеленых, как у Охэйо, глаз – но, если на то пошло, то и своих, синих, тоже. Иностранцы в Первичном Мире, который простирался во все стороны на миллионы миль, и который населяли миллионы народов, были делом обычным, но всё же... всё же...

11.

Когда корабль входил в порт, они молчали. Медленно гаснущий закат теперь казался Лэйми картой какой-то невероятной страны – он стоял над озером, словно бесконечно высокая стена, бросая текучие блики на темную воду затона. Над его отвесными бетонными стенами торчали древние корявые деревья и железные крыши розоватых двухэтажных домов. Лэйми уже много раз видел этот порт во сне, и понимал, что не задержится тут надолго. От этого всё вокруг казалось ему каким-то игрушечным.

С удовольствием оставив надоевший и пропахший дешевыми духами теплоход, они поднялись на мощеную гранитом длинную площадь, похожую на бульвар. Свет розовеющего за их спинами заката отблескивал на полированной стали вогнутой причальной колоннады. Миновав её, Лэйми словно наяву вступил в сон. Здесь не было заметно и следа царившей в Хониаре лени, – напротив, везде бурлило беспорядочное, быть может, не вполне здоровое возбуждение. Площадь не освещались, – вечер был ещё достаточно светлым, – но выглядела очень опрятно, и была полна красиво одетых людей. Из окружавшей её густой темной зелени выступали белые двухэтажные здания с портиками и колоннами. Всё это Лэйми уже знал по книгам хониарских сновидцев. А, между тем, никто из их предков не бывал в Пауломе – даже и не подозревал о её существовании. Так что наследственная память тут ни при чем. Значит, Зеркало. Скорее всего, Зеркало...

А что, если и другие истории Вторичного Мира, собранные в ныне исчезнувшей Библиотеке Хониара, тоже – правда? В какой-то мере?

Лэйми поёжился. Да, это были очень интересные истории – о Перекидывающихся, тварях, которые принимали вид людей и пожирали их; о Подземных Течениях, которые разламывали земную твердь на куски, несомые, словно льдины в ледоход; о пылающей Блуждающей Звезде, которая затягивала в свою бездонную утробу всё, что не было прикреплено к земной поверхности; об ураганах, сносивших целые города; о революциях, войнах, палачах и лагерях смерти. Читать про всё это было очень занятно. Но вот стать жертвой подобного...

Он поделился своими мыслями с Охэйо. Тот подумал.

– Такое вполне может быть. Реальность Первичного Мира подвижна, как сон. Реки из тверди вполне возможны здесь, где слой пород довольно тонок, а основа едва ли состоит из физической материи. А войны, революции и палачи случаются и без таких хитростей...

Он помолчал и добавил:

– Знаешь, когда Эвергет выбросил нас сюда, наши шансы выжить были равны нулю. Двигатель "Прелести" не мог здесь работать, – а ведь мы почти не падали. Мы вполне могли оказаться в безвоздушном пространстве. Или посреди моря. Или просто в таком диком месте, где умерли бы с голоду. А между тем, мы здесь, где понимают наш язык и терпимо относятся к чужестранцам. В случайности я не верю...

– Ты хочешь сказать, что ОНИ... то есть, создатели этого места...

– Мааналэйса. Мне кажется, что так называется эта... конструкция. Мааналэйса.

– Что они знают о нас и даже помогли?

– Знают – да. Вряд ли здесь можно проходить сквозь пространство без их ведома. А вот насчет "помочь"... Если они за ничтожное мгновение поняли, кто мы, и направили нас туда, где мы могли выжить, то могли бы и понять, что нам надо.

Он посмотрел вверх, в пустую бесконечность неба.

– Я сомневаюсь, что за нами следят, по крайней мере, сейчас. Вряд ли мы им интересны. Спасти от смерти двух любопытных зверушек – пожалуйста. А вот говорить с ними... О чем? Что ж, я постараюсь их переубедить...

Лэйми не был в этом уверен, однако кивнул.

12.

– Ну, и куда мы пойдем дальше? – спросил Охэйо примерно через минуту.

Лэйми подумал.

– В любое место, где нас встретят с радостью, ты не против? Я думаю, лучше всего нам будет найти ближайший филиал Инициативы.

Из своих снов и историй Вторичного Мира он кое-что знал об этом обществе независимой молодежи. Они уходили от родителей и жили совместно, за счет того, что могли заработать сами. Инициатива всячески поощряла творчество; любые отношения, слывшие недружескими, в ней безжалостно искоренялись – вплоть до изгнания. В общем, выбор казался совсем неплохим.

– Кажется, я помню, где их можно найти, – сказал он. – А если нет... ты что-нибудь придумаешь, правда?

Глава 2:

Длинный день в Пауломе

1.

Лэйми проснулся легким и свежим. С минуту он лежал поверх одеяла, закинув руки за голову и пытаясь вспомнить свои сны, потом спрыгнул с постели, потянулся и вышел на длинную деревянную террасу второго этажа. Солнце стояло уже высоко за тонкими, высокими облаками – казалось, что мир укрыли под немыслимых размеров легким сводом. Ветер был сильным, и он, почти нагой, словно плыл в океане восхитительно прохладного воздуха.

Дом стоял на самой окраине города, и справа, за широким шоссе, по которому изредка с грохотом проносились грузовики, начинался пустырь, упиравшийся в темную стену леса. Просторный пыльный двор под террасой был пуст. Этот кусок земли, огражденный глухим трехметровым забором – на самом краю целого моря таких же – казался Лэйми островом в таинственном мире, к знакомству с которым ему не терпелось приступить.

Он не сразу заметил друга – Аннит, тоже в одних плавках, стоял у торца террасы, там, где её облезлая балюстрада нависала над сползающим в глубокий кювет древним, разбитым тротуаром, совершенно не стесняясь, – тот был пуст, насколько хватал глаз. Лохматая масса его черных блестящих волос падала на светлые, отливающие серебром плечи, слабо шевелясь под ветром. Лэйми видел лишь точный изгиб его скулы.

Спиной ощутив его взгляд, Аннит бездумно потянулся, поднявшись на пальцы ровных босых ног, потом вдруг легко вскочил на хрустнувшую под его весом балюстраду и замер, словно готовясь прыгнуть в воду.

– Летать хочется, – его тон был мечтательно-грустным. – Там, под облаками. Оп! – он вновь подпрыгнул, перевернувшись кверху пятками, и замер, балансируя на руках. Его босые ноги болтались высоко в воздухе, черная грива развевались на ветру, как знамя. В животе у него заурчало, он спрыгнул на пол, победно встряхнув волосами. – Ну, и ещё есть, кажется. Пошли?

Они позавтракали оставшимся с вечера холодным пирогом и молоком, оделись – весь их наряд составили короткие, открывающие щиколотки джинсы, белые футболки и легкие сандалии на босу ногу, причесались, и пошли в город.

Рассохшиеся ворота двора вели к озеру с пологими берегами. В кронах окружающих его низких кленов терялись такие же низкие – всего метра в три – фонари, ржавые, изогнутые сверху трубы. Дома вокруг тоже были низкие, из почерневших от старости бревен. Весь этот район казался Лэйми темной лагуной, заповедником, где сохранилось прошлое.

Миновав два переулка, они вышли на широченную улицу, затененную высокими раскидистыми кронами громадных тополей. Дома здесь были больше, двухэтажные, обшитые зеленым тёсом, с прочными железными крышами. Их узкие белые окна почти все были открыты.

Идти никуда, просто так, бездельно глядя по сторонам в прохладной тени, было громадным удовольствием. По дороге им не встретилось ни единой души, и Лэйми хотел брести так вечно, – но улица вливалась в широченный бульвар, а за ним стояли уже современные дома, похожие на хониарские – уступчато-прямоугольные, четырех, семи и девятиэтажные, все сложенные из гладкого, темно-красного кирпича, с рамами и мансардами из ослепительно блестевшего алюминия и стали.

Они перешли бульвар, углубившись в новые кварталы. Их травяные дворы были отданы детям – редкие островки огороженной сеткой густой зелени, обширные песчаные площадки, всевозможные штуковины для лазания... Там и тут резвились группки малышей. Взрослых – в осиновом присматривающих за детьми мам – было совсем мало.

Весь этот район казался построенным недавно, по одному проекту и в одно время; во дворах там и сям виднелись забытые бетонные блоки и прочий строительный мусор. По-прежнему стояла странная погода: в небе висели тонкие облака – ни ясно, ни пасмурно. Сверху струился бесцветный холодный свет, яркий, почти солнечный, но не дающий теней, и место тоже было странное, – многие дворы почему-то перекрывали громадные плоские крыши, нависавшие высоко над домами, словно их обитателям был ненавистен солнечный свет. Они опирались на круглые бетонные колонны, метра по два в диаметре; от них отходили веера стальных балок, теряясь в ажурном сплетении несущих перекрытие труб.

– Интересно, зачем им это? – спросил Лэйми.

– Мааналэйса – очень большой мир, в нем встречаются вещи, к счастью, неизвестные на планетах. Например, Сугха. Это что-то вроде ядерной зимы, но возникшее самостоятельно, и, кажется, живое. Судя по новостям, до неё сейчас четыре или пять тысяч миль, и она движется на юг, то есть мимо, но её фронт – в несколько раз, самое меньшее, шире, и нет гарантии, что Лерика останется в стороне. Эти крыши должны предохранять от излучения, если потребуется.

– Излучения? Какого излучения?

– Лэйми, я не знаю. В любом раю есть свой ад...

Лэйми долго рылся в своих воспоминаниях, пытаясь подобрать соответствие Сугха, но так ничего и не нашел. Оставалось предположить, что у Мааналэйсы, как и любого древнего и сложного организма, были свои болезни – болезни Реальности. Но это ни на шаг не приближало его к разгадке.

2.

Этот район казался им новым, но затем они вошли в кварталы, построенные ещё позже. Здания здесь были громадные – восьми, двенадцати и пятнадцатиэтажные, ступенчатые, темно-красные, золотисто-белые, охристо-рыжие. Они стояли небольшими группками, длинными ломаными линиями, разделенными обширными пространствами – здесь не было улиц. Большую часть территории покрывала низкая, ухоженная трава. Четкая сетка проездов разбивала её на неправильной формы островки. Здесь всё было открытым – редкие скамейки, прозрачные полоски кустарника. Даже фонари оказались невысокими, по пояс. Лэйми очень нравилось здесь. Громадные здания не скрывали друг друга, их величественная красота не пропадала напрасно. Здесь он мог идти куда угодно, не подчиняясь жесткой сетке кварталов. Людей здесь было много, и они все казались ему поразительно счастливыми. Охэйо смотрел на это место иначе.

– Район построен с учетом опыта уличных боев, – вдруг сказал он. – Очень грамотно. Здесь легко обороняться и очень трудно наступать.

– Почему? – удивился Лэйми. Это место казалось ему удивительно мирным. Облака куда-то уплыли, выглянуло солнце. Бодрящая прохлада сменилась легким теплом.

– Все здания стоят далеко друг от друга, укрытий между ними нет. Если разместить в каждом небольшой гарнизон со снайперским и противотанковым оружием, район превратится в могилу для наступающих. Атакуя одно здание, они попадут под фланговый огонь из ещё нескольких. У них не будет тыла. Обычная тактика уличного боя с перебежками от укрытия к укрытию здесь бесполезна.

– Послушай, почему это пришло тебе в голову? Мирный, хороший район.

– Посмотри-ка. Все крыши плоские – на любой можно посадить вертолет или поставить легкую минометную батарею. Сами здания – со внутренними дворами, то есть половина их комнат, лестницы и коридоры не простреливаются с улицы. Конструкции везде крупнопанельные или из монолитного бетона, – они не обвалятся даже при серьезных повреждениях. Плюс ещё обширные подземные гаражи. Любое место снаружи просматривается из нескольких тысяч окон, – попробуй-ка угадать, в каком сидит снайпер.

Лэйми попробовал, – и ему стало неуютно. Впрочем, ему в глаза бросилось кое-что другое. Все здания здесь были увенчаны многочисленными белыми тарелками и тонкими, ажурными мачтами антенн. На их крышах блестели большие ребристые коробки стационарных кондиционеров. Жить тут, безусловно, было очень хорошо, но четкость разделения районов Пауломы бросалась в глаза, – каждый представлял собой вполне самостоятельную изолированную культуру. Цивилизация здесь была высокой и богатой, – хотя до хониарской ей было очень далеко...

Они миновали громадную школу, потом ещё одну. Лэйми отметил, что ярко одетые дети прекрасно организованы. Шумные и активные игры никогда не перерастали в беспорядочную свалку.

Солнце незаметно перевалило за полдень, и жара стала уже неприятной. Они укрылись от неё в небольшом кафе музея, занимавшего какого-то древний монастырь. Его двухэтажные гранитные постройки были врезаны в террасы склона так, что на поверхности остались лишь фасады и плоские крыши. Внутри царила приятная прохлада, что показалось Лэйми весьма привлекательным.

Они подкрепились какой-то запеченной, вроде бы морской живностью, очень вкусной, потом пошли дальше на запад, пока громадные здания не остались позади. За ними был обширный луг с вертолетными площадками, а за ним уже берег озера Орчи, – земля от их ног спускалась вниз колоссальным, тщательно выровненным пологим склоном, покрытым пышной травой. Свежий ветер раскатывал кристаллическую скатерть по всей безграничной шири искрящейся воды. Над ней, словно фантастический горный хребет, стояли белоснежные, ослепительные облака. Вдали, едва заметно, двигались яркие скорлупки яхт.

Они замерли на самом гребне склона, глядя на озеро. Оттуда тек очень ровный, монолитный поток влажного, теплого воздуха, ощутимо давя на лицо и грудь Лэйми. На севере, на исполинских трубчатых опорах, возвышалось несколько поселков-платформ, соединенных длинными подвесными мостами. Они отстояли от берега на милю или на две. Лэйми очень хотел побывать там, но это острова были далеко...

Он покосился на друга. Охэйо замер, прищурив от солнца свои длинные глаза и заметно нахмурившись: ему явно снова хотелось летать.

– Пойдем на пляж? – предложил Лэйми. – Я, знаешь, совсем не прочь искупаться.

Охэйо посмотрел на него. Его лицо приняло обычное непроницаемое выражение.

– Хорошо. Пошли. Знаешь ли, я тоже...

2.

Пляж, к их удивлению, оказался почти пуст. Они разделись и пошли к воде, оставив барахлишко в кабинках. Лэйми бездумно глянул вбок... и его сердце ёкнуло. На него смотрела стройная девчонка всего лет семнадцати – на удивление симпатичная. Их взгляды встретились... и он словно запутался в них...

Девчонка бодро пошла к ним, но остановилась, не доходя трех шагов, глядя на них смущенно, и, в то же время, с любопытством. Трусики вызывающе сползли ей на левое бедро, открывая выпуклый изгиб талии, – очень красивый и говоривший о хорошей породе. Она стояла босиком на нагретом солнцем колючем гравии, – и это явно ей нравилось, нравился этот прекрасный день и весь окружающий мир.

Охэйо, как всегда, опомнился первым. Он широко улыбнулся, прижал ладони скрещенных рук к груди, и сдержанно, слегка, поклонился.

– Аннит Охэйо анта Хилайа, – церемонно представился он, и толкнул Лэйми локтем.

– Лэйми Анхиз, – торопливо произнес тот.

Девчонка повторила их приветствие – слишком старательно и торопливо, как понял Лэйми, от избытка дружелюбия, а не от неловкости, – улыбнулась им, и тоже, наконец, представилась:

– Миа Линна.

– Очень приятно. Чем обязаны?..

– Вы не отсюда, правда? – её глаза блестели, и Лэйми понял, что она буквально сгорает от любопытства.

– Из Хониара.

– Правда? А где это?

Охэйо начал рассказывать – Миа слушала его, буквально развесив уши. Это, впрочем, не мешало ей тащить их за собой – она, вообще-то, тоже шла купаться.

По дороге Лэйми украдкой разглядывал их новую знакомую. Миа была ниже его, гибкая, стройная, красивая – лохматая грива вьющихся темных волос, влажные черные глаза, большие и длинные, высокие скулы, четкие пухлые губы... Светло-коричневая кожа девушки была гладкой, с пробивавшимся во всю щеку румянцем. На лице – выражение бестревожного, задумчивого интереса или грустного ожидания чего-то очень хорошего...

Встреча с ней взбудоражила его душу, – хотя он и сам не понимал, почему. Охэйо тоже стал каким-то хмурым и задумчивым – он смотрел себе под ноги, его губы беззвучно шевелились. Наконец, он поднял голову, посмотрел на него и улыбнулся.

– Я думаю, нас ждет хороший день.

3.

Они втроем искупались, потом долго лежали друг рядом с другом, наслаждаясь теплым солнцем и феерией плывущих на них, огромных, во все небо, тяжелых туч, сначала ослепительно-белых, а потом угрожающе-низких, свинцовых, – а потом, как-то вдруг, Миа пригласила их в гости к своим друзьям – весьма кстати, так как надвигалась гроза, – и повела прочь от берега, вверх по склону.

Тучи уже затянули всё небо, рельефные, зеленовато-синие; тяжелый, влажный воздух сгустился. Дома здесь были древние, из темного камня, и плотно смыкались друг с другом, окружая мощеные блестящей брусчаткой дворы.

Едва они нырнули в сумрачный подъезд, за окнами потемнело, с неба рухнул горячий ливень. Ровный глухой шум говорил о его силе. Казалось, начался потоп.

Квартира Миа была на третьем этаже. Прихожая оказалась просторной, почти темной, и Лэйми не смог ничего разглядеть. Они сбросили сандалии, потом Миа небрежно толкнула дверь, – и он с замирающим невесть отчего сердцем вошел в просторную комнату, оклеенную пёстро-зелеными обоями. Вся мебель в ней была низкой – пара огромных, обитых кожей диванов, черные столики, какие-то не то комоды, не то огромные тумбочки, – и от этого она казалась ещё больше. Её пол был застелен огромным бело-коричневым ковром, – но самой яркой деталью обстановки оказалось, несомненно, окно в форме лежащего на боку, сплющенного снизу овала – оно занимало почти весь торец комнаты. Прорезая толстенную стену, оно вело на террасу, утопленную в массив здания, и комната казалась комфортабельной пещерой. Друзей Миа в ней нашлось всего двое – Лэйит и Наури Инлай, её брат – рослый, широкогрудый юноша с такой же, как у Охэйо, гривой черных волос – точь-в-точь, одетый, из-за жуткой жары, только в плавки, и явно этим смущенный. Он весь, казалось, был отлит из гладкого, блестящего базальта, – его тугие мускулы словно сплавлялись под плотной, темно-смуглой кожей, а скуластое лицо хмурое, диковатое и очень красивое. Лэйми отметил, что они с Аннитом вообще очень похожи – разве что глаза у Охэйо ярко-зеленые, а кожа – очень светлая, и смотрели друг на друга с каким-то детским удивлением, словно встретили другого, незнакомого себя.

Лэйит была такой же рослой, как и её брат, и её ладное, гибкое, мускулистое тело поразило Лэйми совершенством, – как и длинные, до пояса, блестящие черные волосы с вплетенными в них нитями радужных бус. Она была очень красива – внимательной, чувственной и хмурой красотой, но казалась чужеродной и опасной в этой комнате, словно лесной зверь, – дикие джунгли и ночь больше подходили к её смуглой коже и большим темным глазам. Одета она была в два шнурка и три лоскута алой ткани – каждый не более ладони, – и Лэйми отпрянул от неё, как от тигра, замирая в бессознательном испуге.

Лицо у Лэйит было хмурым и серьёзным, но, поймав его ошарашенный взгляд, она улыбнулась ему – так, что его от макушки до пяток продрал озноб, но уже не от страха. Охэйо замер с приоткрытым ртом, потом зажмурился и помотал головой, – а потом покраснел, как мальчишка, и тоже нахмурился, смущенно глядя в пол.

Миа быстро представила друг другу обе пары, утерла со лба пот и непринужденно начала раздеваться, оставшись вскоре лишь в купальнике. Им оставалось лишь последовать за ней. Лэйми чувствовал себя неловко, – Лэйит откровенно разглядывала их, от макушек до пальцев босых ног, – но сам не мог отвести от неё глаз, и всё остальное теперь казалось ему каким-то смутным. Все линии её лица и тела были очень точными, твердыми, и безупречно подходили друг к другу, – как и её цвета. Лэйми никак не мог поверить, что человеческое существо может быть таким красивым.

Снаружи с громом рушился ливень, из открытой балконной двери по полу струился прохладный сквозняк. Они болтали обо всем, рассевшись, кто где хотел в комнате, снова ели что-то острое, явно морское, запивая почему-то теплым молоком, потом Лэйит танцевала под музыку, а они восхищенно смотрели на неё. Она двигалась энергично, но не резко, с завораживающей плавностью, грациозно поворачиваясь на пальцах босых ног, изгибаясь, покачивая бедрами – всё с поразительным изяществом. Линии её тела поражали Лэйми своей математической правильностью – столь безупречно совершенной, что перехватывало дух. Тугие мышцы девушки, словно сплавляясь, тенями и безупречными бликами туманного серебра переливались под её гладкой, темно-смуглой кожей, призрачным гибким рисунком проступали на впалом животе, подчеркивая литую стройность стана. Безупречно выпуклые изгибы её тела, атласная, тускло блестевшая кожа, густые тяжелые волосы, то падавшие на лицо, то вдруг взвивавшиеся черным пламенем – всё это заставляло их смотреть не двигаясь, почти не дыша. Медленные, как под водой, змеевидные движения её бедер, темный огонь её глаз, – всё это наполнило их души могучим желанием.

Лэйми торопливо поджал ноги, потом замер, чувствуя, как внезапный жар заливает его уши и течет вниз по предплечьям и бедрам. Его щеки пылали, – он был удивлен и испуган столь откровенной демонстрацией красоты...

Осознав это, он помотал головой, всё ещё ощущая на коже предательский жар, и покосился на друга. Охэйо тоже замер, обхватив руками колени, на лице застыло выражение предельного внимания. Его большие глаза ловили каждое движение Лэйит, и она тоже очень внимательно смотрела на них...

Лэйми не знал, сколько это всё длилось. Танец Лэйит был самозабвенным, выражение лица – очень серьёзным. То, что она делала, было искусством, причем искусством высоким. Когда она, утомившись, убежала в ванную, парни ещё какое-то время сидели оцепеневшие – глядя на танец, они потеряли представление о времени.