Текст книги "Первая просека"
Автор книги: Александр Грачев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 37 страниц)
Захар кончал строительный техникум. Ему потребовалось пять лет вместо обычных трех. Последний год учебы был особенно напряженным. Читались дополнительные лекции. Сам Викентий Иванович Саблин вел курс по сопромату, Прозоров – технологию строительных материалов, Липский – конструкции гражданских сооружений. Среди лекторов оказался и Марунин.
Захар ахнул, увидев его в аудитории. Директор техникума, знакомя с новым преподавателем, объявил, что Сергей Николаевич Марунин, по специальности инженер-электрик, будет читать предмет «электрические строительные машины». А Захар как раз заканчивал отделение механизации строительных работ.
Когда директор вышел из аудитории, Марунин, элегантно одетый, строгий, синеглазый красавец, улыбнулся и сказал:
– Ну что ж, друзья, давайте знакомиться. С теми, с кем не знаком. Кое-кого я уже знаю. Здравствуй, Жернаков! Очень рад видеть тебя здесь!
– Здравствуйте, Сергей Николаевич. – Захар почтительно, по привычке, встал со своего места. – Мне тоже приятно видеть вас нашим преподавателем.
После лекции, очень понравившейся всем своей простотой и доходчивостью, Захар подошел к Марунину.
– Еще раз здравствуйте. – Он пожал руку старому знакомому. – С приездом вас!
– Спасибо. Но как ты возмужал, дружище! И тот и не тот, строгости, собранности, я бы сказал, больше стало. Давай присядем где-нибудь. Кури! – Марунин протянул раскрытую пачку «Казбека».
– Спасибо, не научился.
Они подвинули скамейку к дверям, чтобы дым уходил в коридор, и уселись рядом.
– А я часто, брат, вспоминал в Ленинграде и друзьям рассказывал о нашей эпопее строительства шалашей. Помнишь рогожное знамя? – Он от души расхохотался, запрокинув голову. – А попытку к бегству на ручном моторе! Вот ведь авантюристы были! Я потом не раз в душе благодарил тебя и Брендина. Помнишь ту ночь?
– Еще бы! – Захар скупо улыбнулся. – Очень вы тогда правильно сделали, что отлупили Еремкина. Кстати, не знаете, где он сейчас? Я его что-то давно потерял из виду.
– Да он же сбежал в то же лето, в тридцать втором. Ну и прохвост был! И весь какой-то мутный и криводушный. – Марунин помолчал, сделал глубокую затяжку, подумал вслух: – Да-а, трудное и героическое было время. Настоящая школа мужества!
– А вы, Сергей Николаевич, давно вернулись в Комсомольск? – спросил Захар.
– Слушай, Захар, не обращайся ко мне, пожалуйста, на «вы», – мягко и весело запротестовал Марунин, – ведь я, можно сказать, в подчинении у тебя был!
– Да как-то не могу привыкнуть. То было одно время, а теперь совсем другое.
– Все равно. Ты говоришь, давно ли я вернулся? В середине августа. Потянуло, брат, да так, что невмоготу стало. Я ведь еще в прошлом году закончил институт, стал работать на реконструкции Балтийского завода. Не пропускал ни одной заметки в газетах о Комсомольске. Особенно взволновало описание встречи участников велопробега Орехово-Зуево – Комсомольск. На фотографии митинга увидел много знакомых лиц, в том числе узрел будто даже твое. Был там?
– Был, действительно.
– Видишь, как вглядывался! Как будто это мой родной город. И вот в конце концов не вытерпел, попросился в Комсомольск. Со скрипом, но откомандировали.
– Ну, как наш город? Сильно изменился? – спросил Захар с улыбкой.
– Ничего похожего на старое! Вот только Пермское – как стояли ветхие избушки, так и стоят. Но какие заводы, ТЭЦ какую отгрохали! А каменные дома? Как в сказке! И прошло-то всего три года после моего отъезда, а что сделали! Ты все еще плотничаешь?
– Бригадир комплексной бригады на строительстве каменных домов, – отвечал Захар. Улыбнувшись, скромно добавил: – Стахановской.
– Хорошо! А теперь получишь диплом техника и начнешь руководить участком побольше.
– А мне, между прочим, и в бригаде хорошо. Люблю ее, люблю слаженную работу! Теперь придется потруднее. Да, пожалуй, и поинтереснее. Страшно хочется работать с механизмами, изгонять ручной труд всюду, где только можно.
Звонок на лекцию прервал их разговор. Вставая, Марунин хлопнул Захара по плечу, сказал:
– Нужна будет помощь – не стесняйся, обращайся.
– Хорошо, спасибо.
В конце мая состоялась защита дипломных проектов. Захар взял себе тему «Подъемные механизмы». Старая мысль о лебедке не оставляла его в покое. Потом возникла идея создать совершенный подъемный механизм, который бы начисто освободил людей от необходимости таскать на горбу строительные материалы на верхние этажи.
Где-то в подсознании жила и честолюбивая мыслишка – утереть нос Прозорову.
И потянулись дни напряженной работы, ночи без сна. Не раз приходилось Настеньке глубокой ночью вытаскивать мужа из-за стола, заваленного чертежами и расчетами. Бывало и так, что проснется она, заглянет в комнату Захара, а «проектировщик», положив голову на стол, крепко-крепко спит.
Среди защищающих дипломные проекты была и Любаша. Они с Захаром давно помирились.
Настал день защиты диплома. Захар оделся с иголочки, выбрился и сделался просто неузнаваем. Он как-то весь светился вдохновением. Да Захар ли это? Даже Настенька, кажется, никогда не видела его таким. Она тоже пришла на защиту.
Настенька давно перестала быть ему помощницей; теперь частенько Захар консультировал жену, если речь заходила о каких-нибудь механизмах.
И вот Захар поднимается на кафедру. За столом комиссия во главе с главным инженером Саблиным. В комиссии и Прозоров.
– Нуте-с, послушаем вас, дорогой товарищ Жернаков, – проговорил Саблин, когда секретарь комиссии объявил фамилию выпускника и тему дипломного проекта.
Удивительное дело – Захар почти не волновался. Он с нетерпением ожидал минуты, когда поднимется на кафедру.
Он разработал схему непрерывного приготовления в бетономешалке раствора и непрерывной механической подачи его на этажи посредством стрелы Т-образной формы, от электрического или моторного привода. На обслуживание всей системы, по его расчетам, требовалось всего четыре человека, тогда как сейчас на этих работах обычно используется бригада разнорабочих в пятнадцать – двадцать человек.
Несколько вопросов Прозорова, уточнявших расчеты в мелочах, не застали Захара врасплох.
– Я предлагаю, – сказал Саблин, когда Захар с рулоном чертежей пошел на свое место, – поставить товарищу Жернакову отметку «отлично». Будет ли другое мнение у членов комиссии?
После некоторого молчания бросил реплику Липский:
– Не много ли, Викентий Иванович? Ведь идея эта не нова, в строительной практике она уже применяется в различных вариациях.
– Если бы уважаемый товарищ Жернаков принес нам совершенно новую идею, я бы предложил присвоить ему звание не техника, а инженера, – резковато заметил Викентий Иванович. – Разработать же с такой тщательностью один из вариантов комплекса существующих механизмов – это, батенька мой, для техника, да еще недавнего землекопа, блестящая победа! Есть ли возражения против предложенной мною оценки? Нет? Голосую. Кто «за» – прошу поднять руки. «Против»? Никого. Воздержавшиеся?
Поднялась одна рука – Липского.
– Вот я и смотрю, – весело усмехнулся Саблин, – почему один Липский не голосует ни «за», ни «против». Итак, друзья мои, объявляю решение комиссии: «Заслушав и обсудив дипломный проект товарища Жернакова Захара Илларионовича на тему – тема длинная, не буду зачитывать, – заметил Викентий Иванович, – комиссия постановила признать диплом защищенным с оценкой «отлично», присвоить товарищу Жернакову З. И. звание техника механизации строительных работ и выдать диплом с отличием…» Поздравляю вас, любезный мой дружище, Захар Илларионович, со званием техника! Думаю, что в этом звании вы долго не задержитесь и в недалеком будущем мы пожмем вам руку и поздравим с получением инженерного диплома.
Под гром аплодисментов покидал Захар аудиторию. Не чувствуя под собой ног, он вышел за дверь. Там Настенька обхватила его шею, прошептала:
– А теперь я тебя поздравляю, Зоря! – и крепко поцеловала в губы. – Я, кажется, не чувствовала себя такой счастливой даже тогда, когда сама получала диплом.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ12 июня 1937 года Комсомольск праздновал свое пятилетие. Уже стало традицией в этот (всегда погожий!) день проводить массовки на Амуре – в распадках, на островах.
Как обычно, в этот день прилетали самолеты аэроклуба, сбрасывали парашютистов и показывали фигуры высшего пилотажа.
Как и два года назад, первым шел затяжным прыжком Гурилев.
– Все! – сказал Захар. – Иду в аэроклуб!
– Не трепись! – Гурилев безнадежно махнул рукой. – Два года все собираешься.
– Да ты знаешь, башка-барабан, почему я не пошел тогда? Техникум боялся запустить. Теперь бояться нечего: диплом в кармане.
– Разрешите, сэр, полюбопытствовать, – Мишка скорчил почтительную мину, – в асы подадитесь аль куда?
– Прыгать с парашютом буду! Думаешь, ты один герой на весь Комсомольск?
– Сейчас-сейчас мы это запишем в книжечку быстренько-быстренько, – дурачился Мишка. Он и впрямь достал записную книжку и карандаш, стал записывать, повторяя вслух: – Жер-на-ков За-хар-ка, пер-вый прыжок се-го ме-ся-ца, числа два-дца-то-го. Точеч-ка. Ясненько? Так? – Он хитро заглянул в глаза Захара.
– А раньше нельзя?
– Никак. Вы же, сэр, пока еще профан, – скоморошничал Гурилев.
– Зоря, ты в самом деле?.. – Настенька испуганно посмотрела на мужа.
– Милая женушка, мы, кажется, закончили разговор в позапрошлом году и на этом самом месте.
– Но это же неразумно! Какая у тебя теперь будет нагрузка? Да и опасно ведь, Зоря!
– А война будет – не опасно? – Захар стал серьезным. – Особенно когда ты ничего не умеешь делать в бою. Посмотри, что творится в Испании, в Китае… Ты думаешь, война долго будет ходить стороной? А на нашей дальневосточной границе ведь месяца не проходит без самурайских провокаций.
– Слышу голос бойца, – торжественно произнес Гурилев.
На следующий день после работы Захар действительно отправился в аэроклуб. Как и условились, там его ожидал Гурилев.
– Маленько-маленько, паря, моя сомневалась, что придешь, – говорил он, дурачась и пожимая руку Захару. – Ну, а теперь всерьез. Сейчас пойдем к комиссару аэроклуба, исповедоваться будешь. Учти: он у нас строгий, особенно не перечь ему, отвечай: «Грешен, батюшка», – и все!
– Что-то я тебя не пойму, Михаил…
– Ну какой ты, право, Захарка, несообразительный! Я же насквозь вижу тебя: ты собираешься скрыть, что когда-то плюхнулся с коня и маленько покалечился.
– Не с коня, а с конем, – поправил Захар. – Ну и что?
– А то, что я уже рассказал ему об этом.
– Миша, ну кто тебя просил! – возмутился Захар.
– Вот кто! – Гурилев постукал себя пальцем по левой стороне груди. – Ясно?
– Ясно, – скучным голосом ответил Захар и вздохнул. – Значит, отставка?
– Там побачимо…
Разговор с комиссаром, не таким уж строгим, наоборот, добродушным, в сущности, только и свелся к этому. Захар объяснил, что уже давным-давно переломы не напоминают о себе.
– Ну что ж, тогда давай на комиссию, – сказал комиссар. – Наши проверяются в военном госпитале. Но потребуется полдня. Сможешь завтра отпроситься с работы?
– Постараюсь.
Госпиталь. Знакомая обстановка! Как будто только вчера он вышел из таких же стен, опираясь на костыли.
Проверка оказалась куда сложнее, чем предполагал Захар, и все это время опасение не покидало его: «Неужели забракуют?»
В этот день ему ничего не сказали, велели прийти завтра.
На следующий день его принимал хирург.
– Ну что ж, молодой человек, – сказал он, рассматривая на свет рентгеновский снимок, – у вас все нормально. Переломы срослись великолепно и ничем вам не угрожают.
Захара бросило в жар.
– Благодарю вас, – заулыбался он. – А скажите, доктор, в армию я годен?
– В технические войска вполне!
– А вы можете дать мне такую справку?
– На какой предмет?
– Хочу, чтобы поставили на военный учет, а то я числюсь в военкомате как ограниченно годный.
– Моей справки для этого не требуется. Просто подайте заявление, и вас переосвидетельствуют. А справку для аэроклуба вы сейчас получите.
Счастливым было это лето для Захара. Диплом техника-механизатора строительных работ, перспектива годности по состоянию здоровья в технические войска – о чем еще он мог мечтать!
Сразу же, не заходя домой, он отправился в аэроклуб и положил на стол комиссара врачебную справку.
– Вот, годен! – сказал он, сияя.
Комиссар пробежал глазами бумажку.
– Очень хорошо. Сегодня в восемь вечера на занятия парашютного кружка. Будете заниматься в группе инструктора Гурилева.
Домой Захар явился запыхавшись. Настенька уже вернулась с работы и привела Наташку.
– Женушка, дочка! – кричал он еще с порога. – Ваш отец – парашютист!
– Чему радуешься, дурачок! – с укором сказала Настенька. – Тому, что теперь мне прибавится тревог?
За эти дни она уже как-то смирилась с идеей Захара стать парашютистом. Но кто осудит женщину, подругу и мать, если она тревожится о своих близких? Настенька не принадлежала к той категории людей, которые ищут подвига, славы. Ей просто хотелось хорошо и спокойно жить, растить дочку, любить мужа, трудиться, как трудятся все.
– Но это еще не самое главное, – возбужденно говорил Захар. – От переломов следа не осталось, так и сказал врач!
– Вот это настоящая радость! – просияла Настенька. – Правда, Зоря?
– Еще бы не правда! Иначе разве допустили бы меня в аэроклуб? Знаешь, мне сказали, чтобы я прошел в военкомате перекомиссию, – соврал Захар. – Должен стать на военный учет как вполне годный к службе в армии.
Захар щадил Настеньку и решил, что не грех и приврать.
Поиграв с Наташкой и пообедав, он заторопился в аэроклуб.
Настенька поцеловала его.
– Ну, счастливо тебе, Зоря!
Десять дней длилась теоретическая учеба парашютистов. Вел занятия в основном Гурилев. Захар немало подивился его командирским качествам: ведь Миша – Захар хорошо это знал – и дня не прослужил в армии. Строг он был и с Захаром, называл его не иначе, как «товарищ Жернаков», и всякие шуточки-прибауточки будто отроду не были свойственны Гурилеву.
Наконец настал этот долгожданный день поездки на аэродром. Накануне весь вечер парашютисты занимались тренировкой. Раз десять каждый из них сложил и разобрал только те парашюты – основной и запасной, – с которыми он будет прыгать. Гурилев в этот вечер был бледен от волнения. Он отстранил от прыжков трех человек, которые допустили ошибку на укладке. Захаром он остался доволен – внимательность и добросовестность Жернакова сказались и здесь.
Аэродром находился в шести километрах от города, на ровном зеленом поле неподалеку от Амура. Пока грузовик мчался по пыльной дороге, ребята, одетые в синие комбинезоны и шлемы, горланили песни. И пение, и мысль о предстоящем прыжке с парашютом, и специфический запах комбинезонов – все это наполняло душу Захара давно забытым радостным чувством.
Но вот и аэродром. В конце поля толпа людей в комбинезонах, самолеты ПО-2. В воздухе стрекочут моторы, кружится несколько машин.
Гурилев высунулся из дверцы кабины, крикнул ребятам в кузове:
– Сейчас подъедем, быстро спрыгивайте! Скомандую построение и доложу начлету. Понятно?
– Есть! – гаркнули в один голос парашютисты.
Грузовик развернулся, мягко затормозил. И тотчас же раздалась зычная команда Гурилева:
– Становись! Направо равняйсь! Смирно!
Миша четко печатает шаг и, подойдя к плотному пареньку в летной форме, рапортует:
– Товарищ начальник летной части, очередная группа парашютистов в составе девяти человек прибыла для прохождения практических занятий. Теоретический курс все закончили на «отлично».
Начлет мягким, пружинящим шагом приближается к строю, проницательно прощупывает всех глазами, спокойно говорит:
– Здравствуйте, товарищи!
– Здрасьть!
– Та-ак. Ну, не боитесь прыгать?
Строй загудел приглушенно, кто-то засмеялся.
– Конечно, нет!
– Значит, теорию закончили на «отлично»? Это хорошо. Даю вводную. Вы покинули самолет, раскрыли парашют. Ветер начинает сносить вас на Амур. К прыжку в воду вы не подготовлены. Ваше решение? Отвечайте вы, товарищ правофланговый.
– Есть отвечать, – четко сказал Захар. – Убираю слегка стропы со стороны Амура, внимательно слежу за скоростью и направлением скольжения. Если скорость скольжения мала и угол спуска велик, начинаю убирать соседние стропы – справа и слева – до допустимого предела. Отпускаю стропы, когда скорость и угол спуска показывают, что опущусь на землю, но не ниже пятидесяти метров.
– Решение правильное!
Потом начлет поставил еще несколько вводных задач и сказал Гурилеву флегматично:
– Готовьте товарищей к прыжкам. Сейчас закончится тренировка учлетов, и начнем вывозить ваших.
Начальника летной части Комсомольского аэроклуба Петю Кныша долго будут вспоминать добрым словом все те, кто учился у него парашютному делу.
В свои двадцать пять лет он уже многое испытал. В детстве беспризорничал, воспитывался в детдоме. В восемнадцать лет поступил в летную школу, окончил ее, служил в истребительной авиации. В одном из ночных учебных боев истребителей он своей машиной случайно протаранил «противника», и оба самолета развалились по частям. Петя Кныш успел выпрыгнуть с парашютом, его же «противник», закадычный друг, так и упал на землю вместе с обломками. Возможно, что он сразу погиб или был тяжело ранен еще во время столкновения истребителей и не мог выпрыгнуть.
Кныш был осужден на три года. Но вскоре его освободили без права служить в военной авиации. Пригодился он в аэроклубе.
Петя Кныш отошел к группе инструкторов и учлетов и, запрокинув голову, стал наблюдать за самолетами, кружащими в небе.
– Где машина Маресьева? Ага, вон он, на виражах. Та-ак, та-ак. Хорошо, хорошо, – комментировал он. – Эх, черт, поглубже бы! А это, кажется, Ткачев там делает перевороты через крыло? Ах, как он торопится, нельзя же так насиловать машину!
Он водил глазами по небу, где одновременно кружились в разных зонах четыре машины, и делал замечания. Это была своеобразная лекция для учлетов и инструкторов, которые окружали его.
– Товарищ начлет, Маресьев заходит на посадку, – доложил инструктор. – У него скольжение на крыло почти до самой посадки.
– Ясно, – сказал Кныш и повернулся к западу, откуда должен начинать скольжение Маресьев.
Там почти на километровой высоте подходил к аэродрому самолет. Вот он ближе-ближе. Даже Кныш не вытерпел, ругнулся:
– Ведь промажет, стервец, не успеет сбросить высоту!
Но тут шум мотора приутих, машина круто склонилась на левое крыло и стала быстро скользить вниз, вбок. Потом спокойно перевалилась на правое крыло и продолжала скользить. Так, перевалившись три-четыре раза, самолет оказался почти у самой земли, неподалеку от взлетного поля. Тут он мгновенно лег в горизонтальное положение, мотор взревел, и машина почти ровно, лишь чуть склоняясь к земле, пошла к полю.
– Молодец! – вырвалось у Кныша. – Классически сбросил высоту, у самой точки!
Он первый кинулся навстречу самолету, когда тот, подняв клубы пыли, подруливал к командному пункту.
В последний раз качнулся вправо-влево пропеллер, мотор чихнул, и машина замерла. Из кабины неторопливо вылез на крыло невысокий плотненький паренек со смуглым лицом, соскочил на землю и расторопно подошел к Кнышу. Приложив ладонь к шлему, он звонко доложил:
– Товарищ начальник летной части, учлет Маресьев закончил выполнение очередного упражнения – виражи и скольжение на крыло.
– Ставлю вам оценку «отлично», товарищ учлет! Молодец, Алеша, – добавил он запросто, пожимая руку своему любимцу.
Кто же знал, что пройдет время и этот паренек, рабочий мехкомбината, станет человеком-легендой! Даже Петя Кныш, который неизменно ставил Алеше Маресьеву оценку «отлично», даже он не мог бы предвидеть этого.
Легендарный город родил легендарных героев – в этом, наверное, была какая-то своя закономерность.
…Наконец очередь дошла и до парашютистов. Все это время они сидели на травке возле своих парашютных ранцев, жадно наблюдая за тем, что происходит на аэродроме.
– Построить парашютистов, – приказал Кныш Гурилеву.
Десять секунд – и все в строю.
– Ну так вот, – заговорил Кныш перед строем. – Сейчас мы вас обкатаем. Знаете, что это такое? Просто повозим по воздуху. А потом посмотрим на ваше самочувствие, и уж тогда повезем на прыжки. Инструкторам – по машинам! – скомандовал он. – Новикову – отставить, я сам полечу на вашей машине. Та-ак. – Он бегло окинул взглядом строй, остановился на правофланговом. – Вот вы, товарищ, полетите со мной. Залезайте в кабину «семьдесят пятой» и пристегивайтесь ремнями.
Захар никогда в жизни не только не летал, но и вообще не бывал на аэродроме. Теперь он, словно во сне, робко подошел к «семьдесят пятой».
– Товарищ инструктор! – окликнул он Гурилева. – Прошу объяснить, как тут надо действовать.
Миша бегом к нему.
– Не робь, Захарка, не робь! – подбадривал он Жернакова. – Вот сюда нога, потом сюда нога, – все это он проделывал сам. – Вот сюда зад, а вот ремни через плечо и через пупок, – комментировал он уже из кабины. – Усвоено?
– Вполне. Спасибо, Миша.
– Признайся, трусковато? – вполголоса спросил Гурилев, когда Захар умостился на сиденье и пристегнул ремни.
– Черт его знает! Никак не пойму. Голова какая-то шальная.
– Будет, будет обязательно трусковато, – по секрету сообщал Гурилев. – Но ты, того, нервишки в кулак, успокойся и оглядись. А когда пойдешь уже на прыжок, ни о чем не думай, смело вылезай на крыло и сигай вниз.
Подошел Кныш, встал на крыло, заглянул к Жернакову в кабину.
– Ну, как вы там? Хорошо устроились?
Потом залез в переднюю кабину.
– Гурилев, крутни-ка!
Миша расторопно бросился к пропеллеру, покачал его туда-сюда, крикнул:
– Конта-акт!
– Есть контакт! – ответил Кныш.
Винт бешено крутанулся, затарахтел мотор, набирая напряженный ритм.
– Ну, Захарка, держись!..
Самолет легко побежал, развернулся на поле раз, другой и вот уже понесся – Захар даже не заметил, как он оторвался от земли. Чудеса – земля качается! То так прогнется, то этак, то валится куда-то набок или становится на дыбы, а сама все дальше и дальше. Уж вроде и не земля, а огромный макет, точно такой, на каком когда-то в кавшколе обучали тактике.
Самолет набирал высоту. Захару казалось, что машина висит неподвижно, а земля удаляется, но и это было заметно только потому, что все предметы на ней мельчают. Кругом пусто, будто самолет сам по себе, просто нигде, вне всякого мира. Страшно? Ничуть! Даже очень интересно. Вот только иногда вдруг подкатит, не то в груди, не то в животе станет щекотно, и тогда немного страшновато, похоже, что падаешь.
Кныш повернул голову, пристально посмотрел в лицо Захара, как бы спрашивая: «Ну как?» Захар показал большой палец, весело, даже слишком весело, улыбнулся. Так бывает с человеком, когда он во взвинченном состоянии. Кныш повертел ладонью в воздухе, выписывая какие-то сложные фигуры, потом сжал кулак, потряс им. Ясно: держись!
В ту же минуту Захар почувствовал, что самолет клюнул носом. Захара оторвало от сиденья, придавило к ремням. Потом взревел мотор. На плечи Захара навалилась тяжесть, втиснула его в кабину так, что спине стало больно. И уж нет над ним неба, оно внизу, а вверху – чудеса! – земля. И кажется, он падает в небо. Опять оторвало от сиденья, да так, что вот-вот он вывалится из кабины. Пришлось накрепко ухватиться за какую-то там поперечную планку, и снова все стало на место. Земля и небо на своих местах, а голова вертится, словно на шарнирах, то вправо, то влево, то вверх, то вниз, и все до отказа.
Но что это? Как-то качнуло до головокружения. Впереди земля. Вот она пошла каруселью, стала распухать, увеличиваться в размерах, и все кругом, кругом, будто кто-то ее продолжал вертеть перед глазами Захара. Опять придавило, впереди показалось небо. «Штопор», – сообразил Захар, – а то, наверное, была «мертвая петля».
Всего минут десять катал его Кныш, а Захару показалось – бесконечность.
Когда он стал на землю, она еще долго покачивалась под ногами. Но это лишь чисто физическое ощущение, а на душе легко, даже празднично.
После «обкатки» парашютистов снова построили.
– Кто не может вылетать на прыжок, два шага вперед! – без предисловий скомандовал Кныш.
Все остались в шеренге.
– Ну что, Захарка, пойдешь первым? – вполголоса спросил Гурилев, когда все подошли с парашютами.
– Первым? – переспросил Захар и внимательно поглядел на Гурилева. – Первым так первым! Давай.
Миша помог ему надеть парашют, еще раз тщательно проверил подгонку, напомнил, где вытяжные кольца основного и запасного, заставил потрогать рукой.
– Ну, успеха тебе, Захарка! Все будет хорошо! – Он подтолкнул Захара в спину.
Нет, это все-таки не просто – прыгнуть с парашютом. Даже совсем не просто!
Захар старался ни о чем не думать, пока самолет набирал высоту, унося его в небо. Сидел себе и наблюдал за пилотом-инструктором, весь поглощенный ожиданием, когда тот поднимет руку. Только нет-нет да и защекочет в груди, почти до тошноты. Это страх. К черту! Рука, рука… Когда же она поднимется? Ага, вот поднялась! Очень высоко. По спине – дрожь, даже зябко. К черту!
С трудом отрывается Захар от сиденья, чувствуя дрожь в ногах. К черту! Почти в отчаянии шагает через борт, суматошно ищет ногой ребристый край – опору на крыле. Руки намертво впились в борт, когда вторая нога становится рядом с первой. Не то он глохнет, не то мотор так тихо работает, не гудит, а как-то хохочет: «Хо-хо-хо-хо…» И кажется, самолет висит совершенно неподвижно, а в лицо бьет ветер, самый обыкновенный ветер. А глаза только на руке пилота. Взмах! «Пошел!» – скомандовал себе Захар и «солдатиком» ухнул вниз. Рот, ноздри забиты ветром. Сознание, кажется, выключилось совсем, только смутная мысль: «Кольцо!» Хлопок, как выстрел, рывок вверх. И все прояснилось. Чудно! Он висит на качелях далеко-далеко от земли. Один. И никакого чувства страха. Напротив, на душе так весело, такое ликование, что песня сама вырывается из груди:
Высоко в небе ясном вьется алый стяг,
Мы мчимся на конях туда, где виден враг…
И как же еще далеко до земли, как же медленно он приближается к ней! Делать решительно нечего. Он щупает, подергивает стропы, иногда пробует посильнее потянуть, посмотреть, как слушается купол стропа, но только так, чтобы, избави бог, не заметили снизу. Потом разглядывает окрестности, кварталы города, усадьбу совхоза, думает, что надо обязательно как-нибудь зайти к Грише Агафонову – давно не виделись, а ведь он здесь работает трактористом. Интересно, наблюдает он сейчас за ним, или ему уже надоели подобные картины? Вот удивится, когда узнает, что и Захар парашютист!
Внимание: земля близко! О, да она очень быстро приближается. Поджать слегка ноги, крепче держаться за стропы. Вот она, вот она… Без волнения. Хоп – и сразу на бок. И почему пугали приземлением? Это же так просто!
Первым подбежал Гурилев, помог освободиться от ремней, стиснул в объятиях.
– Молодец, Захарка, молодец!
Обступили ребята. Поздравления, вопросы… А он как будто и не прыгал. Все опять обычное, земное. А то осталось там, позади, как смутное видение.
Домой Захар вернулся уже в сумерки, усталый, словно весь день мешки таскал.
– Видела?!
Это был первый его вопрос Настеньке.
– Прыгнул?
– А то как же!
– Господи, ну что ты за отчаянная голова! – Настенька со стоном прильнула к его груди.
– Да разве я один?! – воскликнул Захар. – А как, по-твоему, иначе? Это очень нужно, Настенька. Очень! И прежде всего для тебя и Наташки.
