Текст книги "Детективные романы и повести"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 40 страниц)

VI

– Да, я очень любила миссис Крэль. – Голос мйсс Уиллиамс смягчился и потеплел. – Я очень любила ее и еще больше – жалела.

– А что вы скажете о своей ученице – Анджеле Уоррен? – спросил Пуаро, внимательно глядя на свою собеседницу.

– Она была очень интересной девочкой, может быть, самой интересной из всех моих учениц. Редкая умница. Правда, вспыльчивая, нелегкая для воспитания, но очень одаренная девочка. Я не сомневалась, что она в своей жизни сделает что-нибудь крупное и полезное. И она действительно сделала: вы читали, надеюсь, ее книгу о древних захоронениях в Сахаре. Да, Анджелой можно гордиться, и мне приятно сознавать, что именно я пробудила в ней любовь к археологии.

– Насколько я понял, – сказал Пуаро, – сестра решила поместить ее той осенью в школу. Вы, наверное, были недовольны таким решением?

– Нисколько, мсье Пуаро, я его приветствовала.

– Да?

– Разрешите мне объяснить. Анджела хотя и была очень сердечной и доброй девочкой, но она переживала трудный переходный возраст. Девочки в этом возрасте, как правило, чрезвычайно возбудимы и обидчивы. Их раздражает, когда с ними обращаются, как с детьми, хотя в действительности они еще дети. Я помню, что Анджела то вспыхивала и сердилась по пустякам, то дулась на всех и сидела молча, а то вдруг оживлялась, начинала шалить, бегать по саду и отказывалась кому бы то ни было подчиняться. Девочкам в таком возрасте школа приносит большую пользу. Коллектив, здоровая дисциплина – все это помогает им войти в рамки и стать разумными членами общества. Домашние условия Анджелы были далеко не идеальными. Миссис Крэль слишком ее баловала, и вот Анджела вообразила, что все внимание и вся любовь миссис Крэль должны нераздельно принадлежать ей.

А мистер Крэль полагал, что вниманием жены должен в первую очередь пользоваться он. К девочке он относился очень хорошо, и они были большими приятелями, но иногда он начинал возмущаться тем, что миссис Крэль, как он говорил, «носится» с сестрой. Он, подобно всем мужчинам, был избалован и хотел, чтобы «носились» только с ним. Именно на этой почве у него постоянно происходили стычки с Анджелой, и очень часто миссис Крэль принимала сторону сестры. Это просто бесило мистера Крэля. А когда случалось, что миссис Крэль становилась на сторону мужа, вскипала Анджела и начинала по-детски изводить его и не совсем безобидно проказничать; был случай, когда она насыпала ему соли в стакан с чаем и налила валерьянки в кофе. На него это действовало, конечно, как взрывчатое вещество, он был вне себя от гнева. А когда она положила в его постель штук десять гусениц, – он окончательно потерял терпение и потребовал, чтобы девочку немедленно отправили в школу-интернат.

Это страшно рассердило Анджелу. Она хотя и выражала иногда желание учиться в школе вместе с другими девочками, но не хотела ехать в этот раз. Миссис Крэль была также против отъезда сестры, но уступила– главным образом, благодаря моему совету. Я ей доказывала, что школьный режим будет иметь благотворное влияние на девочку. Было решено, что к началу занятий Анджела поедет в Хелстон: в прекрасную школу-интернат на берегу моря.

Но тем не менее миссис Крэль была очень огорчена предстоящей разлукой, а Анджела затаила зло на мистера Крэля. И эти мелкие неприятности еще более осложнили обстановку, которая и без того была чрезвычайно тяжелой.

– Вы имеете в виду Эльзу Грир? – спросил Пуаро.

– Именно ее, – резко сказала мисс Уиллиамс.

– Какого мнения вы были об Эльзе Грир?

– Мнения? Она была просто беспринципной девицей, и больше ничего.

– Она была еще очень молода…

– Она была достаточно взрослой, чтобы отвечать за свои поступки. И оправданий для нее я не вижу,

– Она была влюблена в него.

Мисс Уиллиамс даже вспыхнула.

– Влюблена! Эта девица просто была лишена моральных устоев. То, что мистер Крэль был женатым человеком, не имело для нее никакого значения. Она была, вероятно, дурно воспитана – это единственное, что могло служить ей извинением.

– Смерть мистера Крэля была, наверное, громадным ударом для нее?

– Да, конечно. Но ей некого было винить, кроме себя. Я не собираюсь оправдывать убийство, мсье Пуаро, но должна сказать, что бывают минуты, когда, человек, доведенный до отчаяния, готов на все. Что это такое – афишировать перед женой свои отношения с этой девицей, заставлять жену терпеть ее наглое поведение! А Эльза была очень наглой, мсье Пуаро. Нет, Эмис Крэль получил по заслугам. Ни один мужчина, который так обращается с женой, не должен остаться безнаказанным. Его смерть явилась справедливым возмездием.

– Строго сказано! – пробормотал Пуаро.

– Да, потому что я строго отношусь к вопросу семьи и брака, – проговорила его собеседница, глядя на него в упор. – Если к браку будут относиться без уважения, то страна будет обречена на гибель.

– Я согласен с вами, что Крэль вел себя недостойно, – задумчиво промолвил Пуаро, – но надо сделать скидку на то, что он был талантливым художником:

Мисс Уиллиамс даже фыркнула.

– О, конечно! Сейчас это оправдание для пьянства, для дебоша, для супружеской неверности… И дело прошлое, но разве можно было искренне утверждать, что мистер Крэль – настоящий художник? Ведь он не мог сделать даже верного рисунка. Перспектива – ниже всякой критики. Анатомия – ужасна. Я знаю толк в искусстве, мсье Пуаро. В молодости я изучала живопись во Флоренции, а каждому, кто знаком с полотнами великих мастеров, мазня мистера Крэля кажется просто нелепой. Ни мысли, ни рисунка, так – какие-то грубые мазки. Нет, – и она упрямо тряхнула головой, – я не могу восхищаться работами мистера Крэля.

– Две его картины приняты в Тэтовскую галерею, – напомнил ей Пуаро.

– Возможно, – презрительно усмехнулась мисс Уиллиамс, – но ведь туда приняты и так называемые «статуи» Эпштейна, насколько мне известно.

Пуаро понял, что мисс Уиллиамс считает разговор об искусстве законченным. И он вернулся к основной теме:

– Скажите, в ту минуту, когда, миссис Крэль обнаружила тело своего мужа, вы находились около нее?

– Да. После завтрака мы вместе вышли из дома. Я пошла искать купальный костюм Анджелы. Она оставила его то ли в лодке, то ли на пляже – она всегда была очень неаккуратной. Миссис Крэль вошла в калитку «Батареи», а я пошла к пляжу. Но миссис Крэль позвала меня почти в ту же минуту. Мистер Крэль полулежал на скамье около своего мольберта, он был мертв.

– Миссис Крэль была очень поражена?

– Да, она прямо обезумела.

– Что же было дальше?

– Миссис Крэль послала меня вызвать по телефону врача.

– Значит, вы пошли звонить по телефону?

– Да, но на полпути я встретила мистера Мередита Блейка, попросила его позвонить врачу, а сама вернулась к миссис Крэль, полагая, что ей могло стать дурно, а мужчины в этих случаях плохие помощники.

– Ей действительно стало дурно?

– Нет. Миссис Крэль прекрасно владела собой, – сухо сказала мисс Уиллиамс. – Она вела себя совершенно иначе, чем мисс Грир, которая впала в истерику и устроила отвратительную сцену.

– Какую сцену?

– Она набросилась на миссис Крэль. Она закричала: «Это дело твоих рук, Каролина! Ты убила его. Ты виновата во всем!»

– А миссис Крэль?..

Мисс Уиллиамс беспокойно заерзала на стуле.

– Не будем лицемерить, мсье Пуаро, я не знаю, каковы были истинные чувства и мысли миссис Крэль в ту минуту. Может быть, она пришла в ужас от своего поступка. Вид у нее был скорее всего испуганный. Это ведь так естественно.

– Да, возможно, что это естественно, – сказал Пуаро, но в голосе его прозвучала нотка неудовлетворенности.

– А на суде как она объяснила смерть мужа?

– Самоубийством. Она с первой же минуты утверждала, что он покончил с собой.

– А в частной беседе с вами она говорила то же самое или у нее была другая версия?

– Она… Она усиленно внушала мне, – сказала мисс Уиллиамс с некоторым замешательством, – что это несомненное самоубийство.

– А что вы ей на это ответили?

– Если не ошибаюсь, я ей ответила: «Да, конечно, миссис Крэль, безусловно это самоубийство».

– Вы верили в то, что говорили?

Мисс Уиллиамс подняла голову.

– Нет, – твердо проговорила она. – Но я прошу вас понять, мсье Пуаро, что я полностью была на стороне миссис Крэль, если так можно сказать. Я сочувствовала ей, а не полиции.

– Мисс Уиллиамс, вас не затруднит изложить в письменной форме все, что вы знаете о происшедшей трагедии, со всеми подробностями?

– Для Карлы?

– Да.

– Нет, это меня не затруднит. Значит, Карла решила вникнуть во все подробности дела? Что ж, надо всегда иметь смелость смотреть правде в глаза. Не следует себя убаюкивать. Я считаю решение Карлы совершенно правильным. Узнав все обстоятельства трагедии, она сможет потом вычеркнуть это из своей памяти и начать жить нормальной жизнью.

– Видите ли, мисс Уиллиамс, дело не только в этом. Она ищет доказательств невиновности своей матери.

– Бедная девочка, – тихо сказала старая гувернантка. – Но все же я считаю, что она должна знать правду. Иметь доказательства невиновности матери – это такое естественное желание, но мне кажется, что у Карлы хватит мужества выслушать жестокую истину.

– А вы не сомневаетесь, что это – действительно истина?

– Я вас не понимаю.

– Но ведь сама Каролина Крэль твердо держалась версии о самоубийстве.

– Это было единственным выходом для несчастной женщины, – сухо сказала мисс Уиллиамс.

– Разве вы не знаете, что миссис Крэль, умирая, оставила для дочери письмо, в котором она клянется в своей невиновности?

Мисс Уиллиамс была поражена.

– Как это дурно с ее стороны, – резко сказала она. – В такую минуту писать заведомую ложь? Чтобы пощадить чувства своей дочери. Я знаю, что многие женщины поступили бы именно так. Но я не ожидала этого от миссис Крэль. Она была мужественна и правдива.

– Значит, вы не допускаете ни малейшей вероятности того, что миссис Крэль написала правду?

– Конечно, нет.

Мисс Уиллиамс устремила на Пуаро какой-то странный взгляд.

– Теперь, когда прошло уже так много лет, я, пожалуй, могу вам сказать. Дело в том, что у меня есть точное доказательство виновности Каролины Крэль.

– Что?!

– Не знаю, права ли я, что умолчала об этом в то время, но, как бы то ни было, я умолчала. А теперь я говорю вам с полной ответственностью за Свои слова: «Каролина Крэль – виновна».

Окна квартиры Анджелы Уоррен выходили на Рид-жент-парк. В них вливался мягкий весенний воздух, и если бы не доносящийся снизу уличный шум, то была бы полная иллюзия, что дом находится в красивой загородной местности.

Услышав звук шагов, Пуаро отошел от окна и встретился взглядом с входившей в комнату Анджелой Уоррен. Он уже знал ее в лицо, так как недавно был на ее лекции в Королевском географическом обществе. Он нашел лекцию превосходной, хотя с популярной точки зрения, может быть, немного суховатой. Мисс Уоррен была прекрасным лектором: она не подыскивала слов, не делала ненужных пауз и не повторялась. У нее был громкий и достаточно мелодичный голос. Она не шла ни на какие уступки любителям романтики и приключений. Ее лекция была кратким изложением фактов и выводов, иллюстрированными хорошими диапозитивами. Все очень ясно, убедительно и на высоком научном уровне. Пуаро прослушал лекцию с большим удовольствием. «Вот пример хорошо организованного ума», – подумал он.

Теперь, при близком рассмотрении, он обнаружил, что Анджелу Уоррен можно назвать привлекательной женщиной. У нее правильные, немного строгие черты лица, тонкий рисунок бровей, красивые карие глаза; правда, у нее прямые плечи и не очень женственная походка. На правой щеке белеет глубокий шрам, задевший даже нижнее веко; но то, что правый глаз поврежден с потерей зрения, – абсолютно незаметно. Создается впечатление, что она так свыклась со своим недостатком, что не обращает на него никакого внимания. И Пуаро невольно пришла мысль, что из трех женщин, с которыми ему пришлось столкнуться в этом расследовании, победителями в битве жизни оказались вовсе не те, которые обладали преимуществом вначале.

Эльза, вооруженная лучше всех – молодостью, красотой, богатством, – потерпела полное поражение. Она, как цветок, захваченный ранним морозом, сохранила только форму, но не жизнь.

Сесилия Уиллиамс, которой на первый взгляд похвастаться как будто нечем, не склонилась в борьбе, твердо стоит на ногах и высоко держит голову. У нее свои интересы, друзья, непоколебимое чувство долга. Ей чужда зависть, и она радостно пользуется теми немногими удовольствиями, которые может себе позволить путем строжайшей экономии.

Что же касается Анджелы Уоррен, то ее физический недостаток не только не развил в ней застенчивости и чувства неполноценности, но, напротив, укрепил ее во-лю, создав необходимость бороться за свое место в жизни. Взбалмошная школьница превратилась в сильную, энергичную женщину, умеющую поставить перед собой цель и достичь ее. Для Пуаро было очевидно, что Анджела Уоррен живет интересной, полной и счастливой жизнью. Сообщить ей о цели своего посещения оказалось совсем нетрудно. Ни о каких выдумках не могло быть и речи. Он просто рассказал ей о встрече с Карлой Лемаршан и о ее поручении ему.

Строгое лицо Анджелы Уоррен смягчилось.

– Маленькая Карла! Она приехала? Как я хочу ее видеть!

– Вы не поддерживали с ней связи?

– К сожалению, очень мало. Когда ее увезли в Канаду, я была еше школьницей. В последние годы мы иногда обменивались новогодними подарками – вот и вся связь. Я полагала, что она акклиматизировалась в Канаде и останется там. Если принять во внимание известные вам обстоятельства, то для нее это было бы лучше.

– Да, конечно, – сказал Пуаро, – перемена места, фамилии, новый образ жизни. Но, оказывается, все не так просто.

И он рассказал о помолвке Карлы, о письме матери к ней и о цели ее приезда в Англию.

Анджела Уоррен слушала его спокойно, облокотившись на руку обезображенной щекой. Она не выразила ни малейшего удивления и сказала только:

– Очень хорошо. Желаю ей успеха. Я чувствую себя виноватой в том, что сама не занялась этим.

Пуаро был поражен: он никак не ожидал такой реакции.

– Так вы полагаете, что у нее есть шансы?

– Ну, конечно, – уверенно сказала Анджела. – Каролина не виновна. Я всегда это знала.

– Вы очень удивили меня, мадемуазель, – пробормотал Пуаро. – Все, с кем я говорил до сих пор…

– Вы напрасно идете по такому пути, – быстро и резко сказала Анджела. – Улики были действительно неопровержимы. Я отталкиваюсь от другого: я знаю свою сестру. Я просто знаю, совершенно точно, что Каро не могла никого убить.

– Можно ли так уверенно говорить о ком бы то ни было? – с сомнением сказал Пуаро.

– В большинстве случаев – нельзя. Но в отношении Каролины – можно, и я знаю это лучше, чем кто-либо другой. Вы видите вот это, – и она прикоснулась к своей обезображенной щеке. – Вы, вероятно, уже слышали – это сделала Каролина.

Пуаро кивнул.

– Вот почему я и знаю, что она не могла никого убить.

– Такой аргумент звучит не очень убедительно.

– Вы правы. Как раз им-то и пользовались для доказательства горячего и неукротимого нрава Каролины. Ученые мужи всячески старались доказать, что если она в детстве ударила меня, то, значит, она же отравила впоследствии своего неверного супруга.

Анджела Уоррен даже побледнела от гнева.

– А Каролина всю жизнь мучительно страдала от раскаяния и от жалости ко мне. Угрызения совести не покидали ее ни на минуту. Они наложили отпечаток на все ее поступки и в особенности на ее отношение ко мне. Она не могла ни в чем мне отказать. И большая часть ее ссор с Эмисом происходила опять-таки из-за меня.

Мисс Уоррен помолчала и заговорила вновь:

– Мне это не принесло пользы, так как она меня страшно избаловала. Но это не важно. Мы с вами обсуждаем сейчас влияние этого поступка на психику Каролины. Результатом его было чувство отвращения и страха к действиям такого рода. Каролина все время настороженно следила за собой, боясь, чтобы не повторилось что-либо подобное. И она принимала для этого довольно своеобразные меры: в частности, она с целью разрядки, давала волю своему языку. И опыт подсказывал ей, что такой метод действительно помогает. Поэтому и можно было нередко услышать от нее такие слова, как: «Убью! Прекрати, а то я разрежу тебя на куски!» По той же причине она легко затевала ссоры. Она знала свою вспыльчивость и старалась найти для нее выход. Если бы вы слышали фантастические ссоры, которые происходили между нею и Эмисом!

– Да, – кивнул Пуаро, – в показаниях было упомянуто, что они жили, как кошка с собакой.

– Вот в этом-то и была нелепость показаний. Что Каро и Эмис часто ссорились – это верно. Что они говорили друг другу злые и жестокие слова – тоже верно. Но верно и то, что им обоим просто это нравилось. Эмис тоже любил покричать. Такая уж это была пара: они оба любили бурные сцены. Мужчины в большинстве случаев сцен не любят; но ведь Эмис был художником. Он кричал, и угрожал, и давал волю гневу. Он был из тех людей, которые из-за какой-нибудь пропавшей запонки сотрясают своим криком весь дом. Я понимаю, что это звучит странно, но и Эмис и Каролина находили такую обстановку нормальной и считали, что они живут очень дружно. Если бы меня во время следствия не отстранили, я сказала бы все это на суде. Но, – она пожала плечами, – наверное, мне бы не поверили.

– А каковы были ваши личные переживания, мисс Уоррен?

Анджела Уоррен тяжело вздохнула.

– Ошеломленность и беспомощность. Мне все это казалось каким-то чудовищным кошмаром. Каролину арестовали на третий день. Помню мое возмущение, ярость, а также мою детскую, уверенность в том, что здесь какая-то ошибка и что все скоро уладится.

Каро больше всего беспокоилась обо мне – она просила, чтобы меня держали по возможности дальше от следствия. Она поручила мисс Уиллиамс тотчас же отвезти меня к родственникам. Полиция не возражала. А затем, когда было решено, что мои показания не нужны, меня отправили в пансион за границу.

Я страшно не хотела ехать. Но мне объяснили, что Каро волнуется из-за меня, и единственное, чем я могу облегчить ее положение, – это уехать. Я уехала в Мюнхен. Решение суда было вынесено, когда я была уже за границей. Каро не хотела видеть меня. Это был первый случай, когда она не пошла навстречу.

– Она была права, мисс Уоррен. Увидеть близкого и любимого человека за решеткой – очень страшно. И для вас это могло быть неизлечимой травмой.

– Может быть, вы и правы. После приговора сестра написала мне письмо. Я его не показывала никому и никогда. Но вы его прочтите, чтобы понять, что за человек была Каролина. И можете показать его Карле.

Она встала.

– Пойдемте в мою комнату. Там есть портрет Каролины.

Опять портрет.

С художественной стороны эта работа Крэля быль посредственной, но для Пуаро это не имело значения. Он увидел тонкое, продолговатое лицо с изящной линией щеки и подбородка и милым, немного застенчивым выражением. Во всем облике – мягкость, женственность и какая-то сдержанная, скрытая красота. Ни жнз нерадостности, ни силы в нем нет. Карла, наверное, унаследовала их от отца. Ничего особенного в этом лице нет – и тем не менее Пуаро понял, почему Квентин Фогг не может его забыть.

– А теперь прочтите ее письмо, – услышал он спокойный голос Анджелы Уоррен.

Он развернул письмо и внимательно прочел то, что Каролина Крэль написала шестнадцать лет тому назад.

«Анджела, девочка моя!

Ты услышишь печальную новость, которая тебя огорчит. Но я хочу, чтобы ты знала, что все в порядке. Я никогда не лгала тебе и не лгу сейчас, когда говорю, что я совершенно спокойна и счастлива. Такого душевного покоя я не знала еще никогда. Все в порядке, дорогая, все в порядке: не жалей меня, не горюй. Живи своей жизнью и найди свое призвание – ты сумеешь, я знаю. А я иду к Эмису, я не сомневаюсь ни минуты, что мы будем вместе. Жить без него я все равно не могла бы. Исполни одну мою просьбу: постарайся быть счастливой. О себе я уже сказала – я счастлива. Долги надо платить.

Любящая тебя сестра Каро».

Пуаро прочел письмо второй раз, потом – третий.

– Это прекрасное письмо, мадемуазель, – сказал он. – Удивительное письмо. Необыкновенное.

– Каролина была необыкновенным человеком.

– Да, это видно. Скажите, мадемуазель, вы находите, что письмо свидетельствует о невиновности вашей сестры?

– Конечно.

– Но она ничего не говорит об этом.

– Потому что Каро знала, что мне и в голову не придет считать ее виновной.

– Возможно… Возможно… Но не исключено и другое: что она нашла душевный покой в искуплении своей вины.

– Нет, мсье Пуаро, я знаю точно, что Каролина не виновна.

– Видит бог, мадемуазель, я не имею намерения поколебать в вас эту уверенность. Но давайте рассуждать. Вы говорите, что ваша сестра не виновна. Хорошо. В таком случае, что же в действительности произошло?

– Я согласна, что это чрезвычайно трудный вопрос. Вероятно, все-таки случилось то, что говорила Каролина: самоубийство.

– Похоже это на Эмиса Крэля?

– Нет, не похоже. То, что Эмис покончил с собой, кажется мне совершенно фантастическим.

– А вам не приходило в голову какое-нибудь другое объяснение?

– Я вас понимаю. – В голосе Анджелы послышалась нотка любопытства. – Вы хотите сказать, что его мог убить кто-нибудь другой?

– А разве это исключается?

– Не исключается, но трудно себе представить. В то время не было никаких оснований кого-либо заподозрить. Я не вижу таких оснований и сейчас.

– И все-таки давайте это обсудим. Кто из близких к Крэлю людей был – как бы это выразиться, – был больше, чем другие, способен на такой поступок?

– Дайте подумать. Ну, отбросим меня – я его не убивала. Затем эта… Эльза. Она тоже отпадает: она совершенно обезумела, когда он умер. Кто там был еще? Мередит Блейк? Он обожал Каролину и ходил за ней по пятам. Вообще говоря, мотив у него был: избавиться от Эмиса, чтобы жениться на Каролине. Но ведь можно было поступить проще: отпустить Эмиса к Эльзе и со временем утешить Каролину. Да и что за убийца Мередит? Такой кроткий и такой трусливый. Нет, отпадает. Еще кто?

– Мисс Уиллиамс? Филип Блейк? – напомнил Пуаро.

Строгое лицо Анджелы смягчилось улыбкой.

– Мисс Уиллиамс? Трудно представить себе свою гувернантку в роли убийцы. Правда, она ненавидела Эмиса. Она вообще не любила мужчин. Но разве это может служить достаточным основанием для убийства? Ведь нет?

– Конечно, нет.

– А вот Филип Блейк… – Она помолчала. – Он казался мне человеком очень ограниченным:

– А разве ограниченность связана с наклонностью к убийству?

– Она может привести к какому-нибудь примитивному поступку. А убийство – поступок примитивный, не правда ли?

– Да, пожалуй. Но ведь этого недостаточно – нужен повод. А какой повод мог быть у Филипа Блейка?

Анджела Уоррен ответила не сразу. Она сидела, нахмурившись и опустив голову.

– Вы чего-то не договариваете, мисс Уоррен. Быть может, эти двое мужчин были соперниками в отношении Эльзы?

– Нет, нет, этого не было.

– Что же в таком случае?

– Знаете, – проговорила Анджела медленно, даже с трудом, – однажды в Олдербери я видела, как Каролина вышла из комнаты Филипа Блейка очень поздно вечером. В то время я не придала этому никакого значения: Каролина вышла из спальни Филипа Блейка – что же в этом особенного? Это могла быть и спальня мисс Уиллиамс или моя. Но меня поразило выражение ее лица – особенное выражение, которого я в то время понять не могла.

Пуаро задумался. Он вспомнил, что в беседе с Филипом Блейком он почувствовал какую-то фальшивую ноту. Откуда такая враждебность к Каролине? Она казалась странной. Затем слова Мередита Блейка: «Филип был очень недоволен женитьбой Эмиса и даже не ходил к ним целый год». Может быть, Филип любил Каролину? И, может быть, когда она выбрала Эмиса, его любовь перешла в ненависть? Пуаро вспомнил этого толстого процветающего дельца с его гольфом и его комфортабельным домом. Какие чувства руководили Филипом Блейком шестнадцать лет тому назад?