Текст книги "Детективные романы и повести"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 40 страниц)

– Но сейчас вы разочарованы? Вы ждали большего от этой Анны Морисо?

В этот момент они входили в отель, где остановился Пуаро. Взглянув на предмет, лежавший на столе в холле, Фурнье вдруг вспомнил об утреннем разговоре с Пуаро.

– Я не успел поблагодарить вас за то, что вы привлекли мое внимание к тому промаху, который я допустил, – сказал он. – С моей стороны, совершенно непростительно было забыть о флейте доктора Брайанта. Хотя я его всерьез не подозреваю.

– Не подозреваете?

– Нет. Он показался мне совсем не из тех, кто…

Человек, стоявший возле конторки клерка, вдруг обернулся. В руке он держал футляр от флейты. Увидев Пуаро, он расплылся в широкой улыбке. Пуаро пошел ему навстречу, а Фурнье предусмотрительно отошел подальше, чтобы Брайант не мог его заметить.

Пуаро и Брайант пожали друг другу руки. Женщина, стоящая рядом с Брайантом, быстро повернулась и направилась к лифту. Пуаро не смог ее как следует рассмотреть.

– Итак, мосье доктор, ваши пациенты, значит, как-то обходятся без вас?

Доктор Брайант улыбнулся. Он выглядел уставшим, но до странности спокойным. Они молча подошли к бару.

– У меня больше нет пациентов, – наконец сказал доктор. – Не хотите ли стаканчик шери, мосье Пуаро? Или чего-нибудь еще?

– Благодарю вас.

Они сели, доктор сделал заказ.

– Да, теперь у меня больше нет пациентов. Я уволился со службы.

– Чем вызвано такое внезапное решение?

– Не такое уж оно и внезапное.

Он помолчал, пока официант ставил на стол рюмки. Потом поднял бокал и сказал:

– Я вынужден был уйти по собственному желанию, ибо не хотел, чтобы меня вообще вычеркнули из списков врачей. – Говорил он тихим, каким-то отрешенным голосом. – У каждого в жизни наступает когда-нибудь поворотный момент, мосье Пуаро. Когда стоишь на перекрестке дорог, нужно выбрать одну из них. Я очень люблю свою профессию, и мне жаль, очень жаль с ней расставаться. Но что поделаешь? Ничего другого не оставалось. От этого, мосье Пуаро, зависело человеческое счастье.

Пуаро молчал. Он ждал.

– Все дело в женщине, – продолжал Брайант. – Это одна из моих пациенток, я горячо люблю ее. Но она замужем, а муж причиняет ей одни страдания. Он наркоман. Будь вы врачом, мосье Пуаро, вы поняли бы, что то значит. У нее нет собственного капитала, поэтому она не может от него уйти. Долгое время я не мог решиться, но теперь сделал выбор. Мы уезжаем в Кению, собираемся начать там новую жизнь. Я надеюсь, она наконец-то обретет немного счастья. Слишком много она страдала…

– Я вас понимаю, – сказал Пуаро и, помолчав некоторое время, добавил – Я вижу, вы захватили с собой флейту.

Доктор Брайант улыбнулся.

– Эта флейта, мосье Пуаро, мой самый старинный друг… Если мои ожидания меня обманут, у меня останется музыка.

Он нежно дотронулся до футляра. Потом кивнул головой и встал. Пуаро тоже встал.

– Желаю вам счастья, мосье Брайант. И вам, и вашей избраннице.

Когда Фурнье снова подошел к Пуаро, тот был уже возле конторки клерка в заказывал телефонный разговор с Квебеком.

Глава двадцать четвертая. СЛОМАННЫЙ НОГОТЬ

– А вы опять за свое! – воскликнул Фурнье. – Вас все еще терзает мысль об этой наследнице состояния? Решительно, у вас идея фикс.

– Вовсе нет, – ответил Пуаро. – Но во всем должен быть порядок и метод. Сначала нужно закончить одно, а потом уже браться за другое.

Он оглянулся.

– Вот и мадемуазель Джейн. Может быть, вы начнете обедать без меня? Я приду, как только освобожусь.

Фурнье неохотно согласился и вместе с Джейн прошел в ресторан.

– Ну, и как? – с любопытством спросила Джейн. – Какова она из себя?

– Немного выше среднего роста, шатенка, цвет лица матовый, подбородок чуть выступает вперед.

– Вы рассказываете так, словно читаете приметы в паспорте, – сказала Джейн. – В моем вот, например, паспорте написаны просто оскорбительные вещи. Больше всего там слов «средний» и «обычный». Нос – средний, рот – обычный. А как еще можно описать рот? Лоб – обычный, подбородок – обычный.

– Зато глаза необычные, – сказал Фурнье.

– Нет, в паспорте записано: глаза – серые, значит, самые разобычные.

– А кто вам сказал, мадемуазель, что это обычный цвет? – спросил француз, облокотившись на стол.

Джейн засмеялась.

– Расскажите мне побольше об этой Анне Морисо. Она хорошенькая?

– Довольно милая, – осторожно сказал Фурнье. – Но она не Морисо, а Ричардс, она замужем.

– А ее муж тоже здесь?

– Нет.

– А почему?

– Он где-то в Канаде или в Америке.

Фурнье стал рассказывать Джейн об Анне. Когда он уже заканчивал свое повествование, вошел Пуаро. Вид у него был несколько удрученный.

– Как дела, друг мой? – спросил Фурнье.

– Я разговаривал с директрисой, с самой сестрой Анжеликой. Знаете, эти трансатлантические переговоры просто чудо. Разговариваешь с человеком, находящимся на другом конце земного шара.

– А передача фотографий на расстоянии, разве это не чудо? Наука творит чудеса в наши дни. Так о чем же вы говорили?

– Сестра Анжелика в точности подтвердила все, рассказанное нам самой Анной о жизни в приюте Святой Марии, откровенно поведала о ее матери, уехавшей из Квебека с каким-то французом, торговцем вин. В то время сестра Анжелика очень боялась, как бы ребенок не попал под дурное влияние своей матери. По ее мнению, Жизель бешено катилась под уклон. Но деньги пересылались аккуратно, и Жизель ни разу не заикнулась о свидании с ребенком.

– Значит, ваш разговор явился повторением уже слышанного нами сегодня утром?

– В основном, да. Но только более подробным. Анна Морисо ушла из приюта шесть лет тому назад, стала маникюршей, потом работала в дамской парикмахер-ской, была горничной. Она уехала из Квебека в Европу, поступив к кому-то служанкой. Когда сестра Анжелика наткнулась в газетах на сообщение о-смерти Мари Мо-рисо, она поняла, что речь шла именно о той самой Мари Морисо, матери Анны.

– А что известно о муже Жизели? – спросил Фурнье. – Теперь, когда мы знаем, что она действительно была замужем, ее муж может явиться недостающим звеном в нашем расследовании.

– Я уже думал об этом. Собственно, это и явилось причиной моего телефонного звонка. Георг Леман, этот подлец в роли мужа Жизели, был убит в первые дни войны.

Он помолчал немного и вдруг резко спросил:

– О чем это я только что говорил? Нет, нет, не последняя фраза, а чуть раньше? Мне кажется, я, сам того не заметив, сказал что-то важное.

Фурнье постарался как можно подробнее пересказать, о чем говорил Пуаро, но тот лишь отрицательно качал головой.

– Нет, нет. Что-то другое. Ну, ничего…

Он повернулся к Джейн и постарался втянуть ее в общую беседу. Когда обед подошел к концу, Пуаро предложил всем выпить кофе в гостиной. Джейн согласилась и протянула руку за сумкой и перчатками, лежавшими на столе. И вдруг она вскрикнула.

– Что с вами, мадемуазель?

– О, пустяки, – засмеялась Джейн. – Я просто сломала ноготь, нужно его подпилить.

Совершенно неожиданно Пуаро сел обратно на свое место. Джейн и Фурнье в изумлении взглянули на него.

– Да, вот вам проделки человеческой памяти, – тихо сказал Пуаро.

– Мосье Пуаро! – воскликнула Джейн. – Что случилось?

– Только сейчас я вспомнил, почему лицо Анны Морисо показалось мне таким знакомым, – сказал он. – Да, я ее видел раньше. В салоне самолета в день убийства. Леди Хорбери посылала ее за пилочкой для ногтей. Анна Морисо была служанкой леди Хорбери!

Глава двадцать пятая. Я БОЮСЬ

Это неожиданное открытие подействовало на всех троих настолько ошеломляюще, что они так и остались сидеть за столом в ресторане. Дело принимало совершенно новый оборот.

Глаза Пуаро были закрыты, лицо искажено, как в агонии.

– Одну минуту, одну минуту, – шептал он, жестикулируя. – Нужно подумать, увидеть и понять. Я должен все вспомнить, все с самого начала. О, проклятие, почему мне тогда так нездоровилось в самолете! Я был слишком занят самим собой.

– Значит, она, действительно, была в самолете, – сказал Фурнье. – Понимаю. Уже начинаю понимать.

– Я вспомнила ее, – вскричала Джейн. – Такая высокая, темноволосая. – Она полузакрыла глаза, напрягая память. – Леди Хорбери назвала ее Маделейн.

– Да, совершенно верно, Маделейн, – сказал Пуаро.

– Леди Хорбери послала ее в конец самолета, где были сложены вещи, за красным несессером.

– Значит, эта женщина прошла мимо кресла, в котором сидела ее мать? – спросил Фурнье.

– Да.

Фурнье тяжело вздохнул.

– Да, вот вам здесь все вместе: и мотивы преступления, и возможность для его совершения.

И вдруг со страстью, какую трудно было ожидать от меланхолика, он с силой ударил обеими руками по столу.

– Но, позвольте! – воскликнул он. – Почему же никто и словом не обмолвился об этом раньше? Почему ее не включили в список подозреваемых лиц?

– Я говорил вам, я уже говорил вам, друг мой, – чуть слышно произнес Пуаро. – Я очень скверно себя чувствовал.

– Да, да, это вполне понятно. Но в салоне были и другие люди, они-то чувствовали себя хорошо. Другие пассажиры; стюарды.

– Все упустили это из вида, – сказала Джейн, – никто не обратил на это внимание, потому что все это произошло сразу, как только самолет оторвался от земли. А ведь Жизель оставалась живой и здоровой по крайней мере еще час или даже больше после этого. Ведь все говорит о том, что она была убита намного позже.

– Странно, – задумчиво произнес Фурнье. – Возможно, это был яд замедленного действия?

Пуаро тяжело вздохнул и схватился руками за голову.

– Я должен подумать. Я должен подумать. Не может ведь быть, чтобы все мои предположения оказались ложными?

– Друг мой, – сказал Фурнье, – в жизни бывает всякое. Случалось это и со мной. Иногда человеку приходится прятать гордость в карман и отказываться от своих прежних версий.

– Вы правы, – сказал Пуаро. – Возможно, я уделил слишком много внимания одной детали. Я ожидал найти в ней ключ к разгадке. Я нашел его и все остальные подчинил этому. Но если я с самого начала был на ложном пути, если все было просто совпадением… Что ж, тогда… Да, тогда я должен признать свою ошибку, расписаться в своем заблуждении.

– Нельзя закрывать глаза на совершенно неожиданный поворот событий. Он очень важен, – сказал Фурнье. – Тут и мотивы, тут и возможности. Ну, что вам еще нужно?

– Ничего. Все может быть так, как вы говорите. Замедленное действие яда – вещь действительно необычная. Но там, где разговор касается ядов, всегда можно столкнуться с неожиданностями. Тут ведь дело в индивидуальной восприимчивости организма.

Голос у него замер.

– Нам нужно выработать план действий, – сказал Фурнье. – Мне кажется, в данный момент будет неразумно вызывать подозрения у Анны Морисо. Она ведь совсем не подозревает, что вы ее узнали. Она считает, будто все, рассказанное ею, принято за чистую монету. Мы знаем, в каком отеле она остановилась, и можем связаться с ней через мэтра Тибольта. Нам следует еще дознаться, был ли у Анны Морисо змеиный яд. Не разгадан также этот американец, приобретший трубку в антикварной лавке и подкупивший Жюля Перро. Вероятнее всего, это ее муж Ричардс. Мы ведь поверили ей на слово, будто он сейчас в Канаде.

– Так вы говорите… муж? Да, муж. Ах, подождите, подождите!

Пуаро сдавил руками виски.

– Все неверно, – прошептал он. – Я шевелю мозгами совсем не так, как надо. Нет ни порядка, ни метода., Нет, слишком уж поспешно сделаны все эти выводы. И, видимо, кто-то хочет, чтобы я именно так думал. Нет, это тоже неверно. Если моя первоначальная версия ложна, то никто не сможет заставить меня думать так, как….

Он вдруг замолчал.

– Простите меня, – сказала Джейн.

Пуаро ничего не ответил, распрямился, поправил на столе вилки и солонку. Беспорядок всегда действовал ему на нервы и оскорблял его чувство симметрии.

– Давайте все проанализируем, – сказал он. – Может ли быть виновной Анна Морисо? Почему она утаила от нас, что была служанкой у леди Хорбери?

– Действительно, почему? – спросил Фурнье.

– Итак, мы считаем Анну Морисо виновной, ибо она лгала. Но подождите! Предположим, моя первоначальная версия правильна. Тогда нужно решить, совпадает ли эта версия с виновностью Анны Морисо? Да, да, это может служить нам в качестве предпосылки… Но, в таком случае, если эта предпосылка правильна, то Анна Морисо вообще не должна была находиться в самолете?

Джейн и Фурнье взглянули на него вежливо, но в то же время скептически.

Фурнье думал: теперь я начинаю понимать инспектора Джэппа. Старик действительно все усложняет. Зачем ему нужно запутывать простое, ясное дело. Он никак не хочет принять решения прямо, без проволочек, старается сделать вид, будто все это идет вразрез с его версией, придуманной заранее.

Джейн думала: ровным счетом ничего не понимаю. Почему вдруг эта женщина не должна была оказаться в самолете? Она летела туда, куда летела ее хозяйка леди Хорбери. Что-то мне кажется, будто он валяет дурака.

Пуаро со свистом втянул в себя воздух.

– Конечно, – сказал он, – это вполне возможно, и выяснить все это очень просто.

Он встал.

– Так что же будем делать, друг мой? – спросил Фурнье.

– Снова звонить по телефону, – ответил Пуаро.

– Через океан в Квебек?

– Нет, на этот раз только в Лондон.

– В Скотланд-Ярд?

– Нет, на Гросвенор-сквер в дом лорда Хорбери. Вот если бы только мне повезло, и я сумел бы застать ее дома.

– Будьте осторожны, друг мой. Если Анна Морисо заподозрит, что мы наводим о ней справки, это помешает нашим планам. Ни в коем случае нельзя позволить ей принять меры предосторожности.

– Не беспокойтесь. Я буду очень сдержан. Я задам лишь один вопрос самого безобидного характера. – Он улыбнулся. – Если хотите, пойдемте вместе.

– Нет, нет.

– Идемте, я на этом настаиваю.

Они ушли, оставив Джейн одну в гостиной. Через несколько минут им дали Лондон. Удача сопутствовала Пуаро: леди Хорбери обедала.

– Передайте леди Хорбери, звонит Эркюль Пуаро из Парижа. – Наступило молчание. – Это вы, леди Хорбери? Нет, нет, не волнуйтесь. Уверяю вас, все в порядке. Я звоню совсем по другому делу. Я хочу, чтобы вы ответили мне на один вопрос. Да… Когда вы летаете из Парижа в Англию, ваша служанка тоже летает самолетом или ездит поездом? Поездом. А в тот последний раз?.. Понимаю… Вы уверены? Ах, она ушла от вас? Ясно. Она вдруг взяла расчет, даже не предупредив вас заранее. Какая черная неблагодарность! Вы правы. Да, они все очень неблагодарны. Да, да, совершенно верно. Нет, вам не стоит беспокоиться. До свидания. Спасибо.

Он положил трубку и повернулся к Фурнье. В глазах у него вспыхивали зеленые огоньки.

– Так вот, слушайте, друг мой. Служанка леди Хорбери обычно добиралась на поезде или на пароходе.

В тот раз, когда произошло убийство Жизели, леди Хорбери в самый последний момент вдруг решила, что Маделейн лучше лететь вместе с ней.

Он взял Фурнье за руку.

– А теперь нужно действовать быстро, друг мой. Мы должны немедленно ехать к ней в отель. Если я прав, а я все же на это надеюсь, то мы должны спешить.

Фурнье в полном недоумении смотрел на него. Не дав ему времени на расспросы, Пуаро повернулся и стремглав бросился к выходу. Фурнье последовал за ним.

– Но я ничего не понимаю. В чем дело?

Швейцар открыл дверцу такси, Пуаро и Фурнье прыгнули внутрь. Детектив назвал адрес отеля.

– Скорее. Скорее!

– Какая муха вас укусила? К чему вся эта сумасшедшая гонка? Куда вы. торопитесь? – допытывался Фурнье.

– Нужно спешить, мой друг, ибо, если моя версия правильна, Анна Морисо сейчас в чрезвычайной опасности.

– Вы так думаете?

Фурнье не мог совладать с собой, в его тоне слышались насмешливые нотки.

– Я боюсь, – сказал Пуаро. – Боюсь! О, господи, как медленно тащится это такси!

А такси мчалось, между тем, со скоростью восьмидесяти километров в час, обгоняя другие машины.

– Так нельзя ездить, в любую минуту может произойти авария, – не удержался Фурнье. – И, кроме того, мы оставили одну мадемуазель Грей. Она сидит и ждет нас. А мы? Мы удрали, не сказав ей ни слова. Это уж совсем невежливо!

– Вежливо, невежливо, какая разница, если дело идет о жизни и смерти?

– О жизни и смерти?

Фурнье пожал плечами, а про себя подумал: так-то так, но этот упрямец может поставить под удар все дело. Как только эта женщина почует, что мы напали на ее след…

– Послушайте, мосье Пуаро, – начал он. – Будьте благоразумны. Здесь нужно ехать осторожно.

– Вы ничего не понимаете, – ответил Пуаро. – Я боюсь. Боюсь.

С резким скрипом тормозов такси остановилось около тихого отеля, где жила Анна Морисо. Пуаро выскочил из машины, чуть не сбив с ног молодого человека, выходившего в этот момент из дверей.

– Еще одно знакомое лицо. Но откуда я его знаю? А, вспомнил, это актер Раймонд Барраклуф!

Когда Пуаро уже вбегал в отель, Фурнье крепко взял его за руку.

– Мосье Пуаро, я отношусь к вам с огромным уважением, я восхищен вашими методами, но нельзя предпринимать необдуманных шагов. Здесь, во Франции, я несу ответственность за ход этого дела…

Пуаро перебил его.

– Мне понятно ваше волнение. Но не бойтесь каких-либо «необдуманных шагов» с моей стороны. Давайте только наведем справки у администратора отеля, здесь ли мадам Ричардс и все ли у нее в порядке. Ведь в этом нет никакой беды? Потом мы вместе обсудим дальнейшие действия. У вас нет против этого возражений?

– Нет, конечно, нет.

– Хорошо.

Пуаро направился к дежурному. Фурнье последовал за ним.

– У вас в отеле проживает миссис Ричардс?

– Нет, мосье, она жила здесь, но сегодня выехала.

– Выехала? – переспросил Фурнье.

– Да, мосье.

– И давно?

Клерк посмотрел на часы.

– Примерно полчаса тому назад.

– Она уехала неожиданно? Куда она поехала?

Лицо клерка приняло каменное выражение, он, видимо, не склонен был отвечать на подобные вопросы. Фурнье предъявил свое удостоверение. Тон ответов клерка мгновенно изменился.

Нет, леди не оставила адреса. У нее вдруг изменились планы, и она поспешно уехала. Она предполагала прожить здесь не менее недели.

Были заданы и другие вопросы. Вызвали швейцара, носильщика, лифтера.

Выяснили, что к леди приезжал какой-то джентльмен. Он пришел, когда леди не было в номере, дождался ее возвращения, и они вместе пообедали в ресторане. Какой был с виду этот джентльмен? Американский джентльмен, очень даже американский. Она, видимо, была удивлена его появлением. После обеда леди распорядилась относительно своего багажа, носильщик снес багаж вниз и погрузил в такси. Куда она поехала? В Ка-ре-дю-Норд. По крайней мере, так она сказала шоферу такси. Уехал ли американский джентльмен вместе с ней? Нет, она уехала одна.

– Каре-дю-Норд, – сказал Фурнье. – Вернее всего, это означает, что она направляется в Англию. Пароход уходит в два часа дня. Нужно позвонить в Булонь и разыскать шофера такси.

Теперь уже опасения Пуаро передались и Фурнье.

Во всяком случае вид у него был взволнованный. Очень быстро и энергично он принимал необходимые меры.

Было уже пять часов, когда Джейн, все еще сидевшая в гостиной, оторвала взгляд от книги и увидела подходившего к ней Пуаро. Она хотела было высказать недоумение, но что-то в выражении лица Пуаро остановило ее.

– Что-нибудь случилось?

Пуаро взял ее руки в свои.

– Жизнь ужасна, мадемуазель.

Его тон испугал девушку.

– Но что, что? – снова спросила она.

– Когда поезд, согласованный с пароходным расписанием, прибыл в Булонь, в вагоне первого класса была обнаружена мертвая женщина.

Кровь отлила от лица Джейн.

– Анна Морисо?

– Да, Анна Морисо. В ее руке была зажата бутылочка из голубого стекла с синильной кислотой.

– О! – воскликнула Джейн. – Самоубийство?

Пуаро промолчал, а потом ответил, тщательно выбирая слова:

– Да, полиция считает это самоубийством.

– А вы?

Пуаро развел руками.

– А что еще можно подумать?

– Но почему она убила себя? Угрызения совести или страх разоблачения?

Пуаро покачал головой.

– Жизнь иногда бывает очень страшной, нужно иметь много мужества.

– Чтобы покончить жизнь самоубийством? Да, для этого, я думаю, нужно большое мужество.

– Мужество нужно и для того, чтобы жить, – сказал Пуаро.

Глава двадцать шестая. ПОСЛЕ УЖИНА

На следующий день Пуаро уехал в Англию. Джейн осталась в Париже еще на несколько дней. В руках у нее был список дел, которые ей предстояло выполнить. Большинство из них казались ей бессмысленными, но она тем не менее честно выполняла их. Она дважды виделась с Жаном Дюпоном. Он упомянул об экспедиции, членом которой она собиралась стать. Джейн не осмелилась сказать ему правду без разрешения Пуаро. Она постаралась увильнуть от прямого ответа и перевести разговор на другую тему. Через пять дней она была вызвана в Англию телеграммой. Норман встретил ее на вокзале, и они вместе обсудили недавние события.

О происшествии писали очень скупо. Появилось лишь несколько строк в газетах с сообщением о самоубийстве миссис Ричардс из Канады в экспрессе Париж – Булонь. И больше ничего. Никаких намеков на связь этого самоубийства с преступлением в самолете.

Норман и Джейн готовились к свадебным торжествам. Все их заботы и переживания скоро должны были окончиться. Норман был настроен не так оптимистически, как Джейн.

– Они, конечно, могут подозревать ее в убийстве матери, – сказал он, – но теперь, когда она выбрала для себя этот путь, они больше ни о чем не будут беспокоиться. А пока это дело до конца не раскрыто, я даже не могу себе представить, что будет с нами, ведь в глазах обывателей мы все еще ходим в убийцах.

То же самое он высказал и Пуаро, встретив его через несколько дней на Пикадилли. Пуаро улыбнулся.

– Вы, как и все остальные, считаете меня отжившим стариком, ни на что не способным. Послушайте, давайте сегодня вечером поужинаем вместе. Будут Джэпп и наш друг мистер Гленей. У меня есть для вас кое-что интересное.

Ужин прошел восхитительно. Джэпп вел себя покровительственно, он был явно в хорошем расположении духа. Норман внимательно слушал, а мистер Гленей был почти в такой же степени возбужден, как и в день убийства. Было ясно, что Пуаро собирается поразить писателя какой-то сенсацией.

После ужина, когда все выпили кофе, Пуаро откашлялся и немного смущенно, но самоуверенно произнес:

– Друзья, мистер Гленей вот выразил интерес к так называемым «методам Ватсона». Я ведь правильно выразился, не так ли? Так вот, если вам не покажется скучным, – он многозначительно помолчал, – я бы хотел дать вам небольшой отчет о том, какими методами я пользовался при расследовании известного вам дела.

– Это очень интересно! – воскликнули одновременно Джэпп и Норман.

Пуаро принялся раскладывать перед собой какие-то записи.

– Старик забавляется, правда? – тихо спросил Джэпп у Нормана. – Что поделаешь? Самонадеянность – вторая натура человека.

Пуаро взглянул на него укоризненно.

Воцарилось молчание. Лица, ничего не выражавшие, кроме вежливости, повернулись в сторону детектива.

– Я расскажу с самого начала, друзья мои, – наконец произнес Пуаро. – Вернусь к лайнеру «Прометей», когда он совершал свой злополучный рейс. Я расскажу вам подробно и точно о всех своих мыслях и ощущениях в тот период, а потом пойду дальше, проанализирую, каким образом я утвердился в них и что отверг под влиянием происшедших событий.

Вы помните, как незадолго до прибытия в Кройдон к доктору Брайанту подошел стюард и попросил его осмотреть труп. Я был вместе с ними, сразу почувствовав, что это может иметь отношение к роду моих занятий. Кто знает, что иногда случается? Вероятно, у меня все же есть какое-то профессиональное чутье. Все случаи смерти я бы подразделил на две группы: касающиеся меня и не касающиеся. И, хотя последних несравненно больше, всегда, если мне приходится сталкиваться со случаем смерти человека, я, как собака, поднимаю голову и принюхиваюсь.

Доктор Брайант подтвердил опасение стюарда о смерти пассажирки. О причинах смерти он ничего не мог сказать без вскрытия. Было сделано предположение – его сделал мосье Жан Дюпон, – что смерть наступила от шока, в результате укуса осы. Продолжая развивать свою мысль, он привлек наше внимание к осе, которую незадолго до этого убил.

В то время это была вполне правдоподобная версия, видимо, ее и следовало принять за основу. На шее у покойной была замечена ранка, очень напоминавшая укус осы, да и сама оса обнаружилась в самолете. Факт оставался фактом. Но мне повезло. Я случайно взглянул вниз и на полу увидел то, что с первого взгляда можно было легко принять за тельце еще одной осы. На самом же деле это оказалась колючка, с небольшой пушистой черно-желтой ленточкой.

Увидев ее, мистер Гленей пришел к заключению, что это стрела, которую применяют при стрельбе из специальных трубок некоторые туземные племена. Как вам известно, несколько позже нашлась и трубка. Ко времени приземления в Кройдоне у меня уже сложилось несколько версий. Я удостоверился в факте убийства, ум начал работать с присущей ему ясностью.

– Продолжайте, мосье Пуаро, – усмехнувшись, сказал Джэпп, – отбросьте ложную скромность.

Пуаро укоризненно взглянул на него и продолжал:

– Меня, как и всех остальных, поразило одно: какую же смелость и безрассудство нужно было иметь, чтобы совершить преступление подобным образом! И удивило другое: никто ничего не заметил!

Меня, кроме этого, заинтересовал еще один момент: на редкость полный комплект вещественных доказательств для двух версий – оса и трубка. После допроса свидетелей я выразил моему другу Джэппу удивление, почему убийца не избавился от этой самой трубки? Ведь эту маленькую стрелу можно было и не обнаружить, а наткнуться на трубку было легко. К какому же выводу я пришел? Мне стало совершенно ясно: убийца хотел, чтобы эту трубку нашли. Но зачем? Логически напрашивался лишь один ответ: чтобы повести следствие по неправильному пути. Ведь, если будут обнаружены и стрела, и трубка, то, естественно, правосудие сразу клюнет на эту приманку.

С другой стороны, в заключении медицинской экспертизы причиной смерти безошибочно указана отравленная стрела. Я закрыл глаза и стал думать: каким образом можно было точно и наверняка попасть колючкой в яремную вену? И пришел к выводу: только рукой!

А отсюда стало ясно, почему для убийцы было необходимо, чтобы нашли эту трубку. Ведь трубка неизбежно приведет к предположению, что стрела была пущена с какого-то расстояния. Если же моя теория была правильной, то убийцу мадам Жизель следовало искать среди тех, кто проходил мимо нее или же приближался к ее креслу, наклонялся над ней.

А были ли такие люди? Да, двое. Два стюарда. Любой из них мог подойти к мадам Жизель, нагнуться над ней, не вызывая ни у кого подозрения.

– Только двое?

– Нет, был еще мистер Гленей. Единственный пассажир салона, который прошел в непосредственной близости от кресла убитой. Кроме того, я помнил, что именно он обратил наше внимание на способ стрельбы из этой трубки.

Мистер Гленей вскочил на ноги.

– Я протестую. Это просто издевательство.

– Сядьте, – сказал Пуаро мягко. – Я ведь еще не закончил. Я хочу рассказать вам обо всех шагах, приведших меня к окончательному выводу.

Итак, теперь уже под подозрением находились трое: Митчелл, Дэвис и мистер Гленей. Никто из них, на первый взгляд, не напоминал убийцу, но следовало произвести тщательное расследование.

Но ведь оставалась еще оса. Эта оса явно наводила на размышления. Ну, начнем с того, что никто ее не видел, пока не разнесли кофе. Это уже само по себе являлось странным. Я представил себе определенную картину, как было совершено убийство. Преступник предоставляет следствию возможность решить загадку двумя, совершенно различными способами. Первое и наиболее простое: мадам Жизель укусила оса, это повлекло за собой паралич сердца. Успех этого решения зависел от того, сумеет ли убийца вовремя убрать отравленную колючку. Джэпп и я одновременно пришли к выводу, что сделать это было довольно легко, поскольку никаких подозрений обман еще не вызвал. Цвета шелковых ленточек были тщательно подобраны под цвет осы, и я ничуть не сомневался, что сделано это умышленно, поскольку первоначально цвет шелка был светло-вишневым. Желто-черные цвета должны были имитировать осу.

Итак, убийца приближается к креслу своей жертвы, укалывает ее в шею и выпускает осу. Сильный яд приводит к мгновенной смерти. Даже если Жизель вскрикнет, никто не услышит ее из-за шума мотора. А если кто и услышит ее крик, рядом уже летает оса, она объяснит все происходящее. Беднягу просто ужалила оса. Это я назвал планом номер один. Но предположим, отравленную колючку все же нашли, как это и случилось на самом деле. Тогда пригодится трубка, она на всякий случай положена на свое место, и при обыске самолета обязательно обнаружится. Она сразу же превратится в вещественное доказательство преступления. Возникнет версия, что выстрел совершен с определенного расстояния, а значит, подозрение падет на многих людей. В создавшейся ситуации наиболее вероятными преступниками могли казаться три или даже четыре человека. Одним из них был Жан Дюпон, который в общих чертах обрисовал так называемую «теорию о смерти, наступившей в результате укуса осы». Кстати, он сидел в непосредственной близости от Жизели, их отделял лишь проход. Но, с другой стороны, я никак не мог предположить, чтобы он осмелился так рисковать.

Все свои мысли я сосредоточил на осе. Если преступник принес осу в самолет и выпустил ее в нужный психологический момент, то у него должна была остаться коробка или посудинка, в которой он ее держал.

Отсюда возник интерес к содержимому карманов и ручной клади пассажиров. И вот тут я сделал совершенно неожиданное открытие. Я нашел нужный мне предмет, но, как мне показалось, совсем не у того человека. В кармане мистера Нормана Гейла лежала пустая спичечная коробка. Но ведь все утверждали, что мистер Гейл не разгуливал по салону. Он всего лишь раз отлучился в туалет и тут же вернулся на свое место.

И все же, хоть это и казалось невероятным, в портфеле мистера Гейла нашлась еще одна вещь, с помощью которой он вполне мог совершить преступление.

– В моем портфеле?! – воскликнул Норман Гейл с удивлением и растерянностью. – Я сейчас даже не помню содержимое моего портфеля.

Пуаро с добродушной улыбкой посмотрел на него.

– Не торопитесь, – сказал он. – Я еще к этому вернусь. Сейчас я рассказываю лишь о своих первых впечатлениях. Итак, в преступлении можно было подозревать четырех человек, если рассматривать их с точки зрения возможности совершения такового. Это два стюарда, Гленей и Гейл.

Тогда я решил посмотреть на трагедию с другой стороны– с точки зрения мотивов преступления. Если бы среди этой четверки обнаружился человек, заинтересованный в убийстве, значит, был бы найден преступник. Но, увы. Такого человека я не нашел. Мой друг Джэпп постоянно обвиняет меня в том что я люблю все усложнять. Куда там? Я рассматриваю вопрос о мотивах преступления с такой наивностью, какая вообще возможна в нашем мире. Кому выгодна смерть Жизели? Совершенно ясно, прежде всего ее неизвестной дочери, потому что она оставалась единственной наследницей состояния покойной. Кроме того, преступление было на руку и тем лицам, которые находились во власти Жизели, или, лучше сказать, зависели от нее. Из всех пассажиров самолета только один человек, я был в этом уверен, имел дела с Жизелью. Это была леди Хорбери. Мотивы преступления были здесь для меня совершенно ясны. Леди Хорбери запуталась в долгах. И накануне убийства Жизели посетила ее дом. Кроме того, мы выявили у нее приятеля, молодого актера, который без труда мог выдать себя за американца, купившего трубку у антиквара, он же мог подкупить клерка в авиакомпании «Юни-версал Эйрлайнз» с тем, чтобы Жизели выдали билет не на утренний рейс, а на двенадцать часов сорок пять минут.