Текст книги "Детективные романы и повести"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 40 страниц)

IV

– Каролина… Видите ли, я всегда очень хорошо относился к Каролине. Было время, когда я надеялся даже стать ее мужем. Моя надежда увяла, не успев расцвести. Но я остался, если можно так выразиться, ее преданным слугой.

Пуаро задумчиво наклонил голову. Эта последняя фраза, звучавшая несколько старомодно, характеризовала его собеседника, как нельзя лучше. Мередит Блейк был из тех романтиков, которые могут посвятить всю свою жизнь служению идеалу. И Мередит Блейк верно и преданно служил даме своего сердца без малейшей надежды на взаимность.

– Думаю, – сказал Пуаро, тщательно взвешивая свои слова, – что вы были очень оскорблены за нее.

– Да. О да. Я даже говорил с Крэлем на эту тему.

– Когда вы с ним говорили об этом?

– Накануне, за день до того, как это случилось. Они все пришли сюда, ко мне, и мы пили чай в саду. Я отвел Крэля в сторону и поговорил с ним. Я сказал ему, что он ставит Каролину в совершенно невозможное положение; что если он решил жениться на Эльзе, то она не должна гостить в их доме и афишировать свои отношения с ним; что он своим поведением оскорбляет и унижает Каролину.

– А что он вам ответил? – с любопытством спросил Пуаро.

– Он сказал: «Каролине придется это проглотить». – В голосе Мередита Блейка слышалось отвращение.

Эркюль Пуаро высоко поднял брови.

– Не очень-то красивый ответ.

– Возмутительный! Я вышел из себя и сказал ему, что если он совсем охладел к жене, то ему, конечно, безразличны ее чувства, но в какое положение он ставит девушку?! Неужели он не понимает, насколько некрасива ее роль? Он мне ответил, что и Эльзе тоже придется это проглотить. И еще добавил: «Ты, Мередит, не понимаешь, ведь эта картина – лучшее из всего, что я сделал. И я не допущу, чтобы она погибла из-за ссоры двух ревнивых женщин». Я видел, что спорить с ним бесполезно, и только сказал, что нельзя ради живописи жертвовать чувствами людей. Но он прервал меня и сказал: «Можно». Я был очень зол на него, я сказал, что он не имеет морального права разводиться с женой, так как у них есть ребенок, и что я понимаю, конечно, такая девушка, как Эльза, может вскружить голову, но эту связь следует прекратить хотя бы ради нее самой, так как она еще очень молода и не отдает себе отчета в своих поступках, а со временем она пожалеет, что поступила необдуманно. И я уговаривал его взять себя в руки и вернуться к семье.

– А что он ответил?

– Он похлопал меня по плечу и сказал: «Ты славный парень, Мерри, но ты слишком сентиментален. Погоди – я кончу картину, и тогда ты согласишься, что я был прав». Я сказал: «Провались она, твоя картина», а он захохотал и сказал, что все ревнивые истерички, взятые вместе, не могли бы заставить его бросить работу.

Затем я сказал ему, что напрасно он посвятил Каролину в свои планы – корректнее было бы подождать до окончания работы над картиной. Он ответил, что здесь он ни при чем, что это дело рук Эльзы – это она настаивала на том, чтобы действовать прямо и открыто.

Мередит Блейк помолчал.

– Да, это было ужасное время для всех нас, – вздохнул он.

– И если Ячне ошибаюсь, не страдал только один человек – Эмис Крэль.

– Да, вследствие своего жестокого эгоизма. Как сейчас помню его слова: «Мерри, все утрясется».

– Неизлечимый оптимист, – пробормотал Пуаро.

– Он никогда не принимал женщин всерьез, – сказал Мередит Блейк. – И он узнал, что Каролина оскорблена до глубины души только с моих слов.

– Она сама сказала вам об этом?

– Не сказала, но я никогда не забуду ее лица, каким оно было в тот вечер: бледное, какое-то напряженное, в голосе неестественная веселость, а в глазах – такое отчаяние, какого я не видел ни до, ни после. И это у нее, у такой нежной и хрупкой!

Эркюль Пуаро долго молча смотрел на своего собеседника. Неужели тот говорит о женщине, которая задумала и на другой же день коварно привела в исполнение убийство своего мужа?

У Мередита Блейка уже прошло первое неприятное впечатление от своего знаменитого гостя. Эркюль Пуаро обладал талантом слушать, а такие люди, как Мередит Блейк, живут воспоминаниями. И он продолжал говорить таким тоном, точно беседовал сам с собой.

– И как это мне не пришло в голову в тот вечер? Ведь именно Каролина перевела разговор на мое… хобби. Должен вам сказать, что я очень увлекался ботаникой, особенно теми растениями, которые в старину применялись в медицине, а позднее совершенно исчезли из официальной фармакологии. Разве не удивительно, что обыкновенный настой того или другого растения может делать чудеса? Французы понимают это лучше, чем мы. Их лечебные отвары замечательны.

Дойдя до своего хобби, Мередит оживился:

– Чай из стебля одуванчика, например, великолепная вещь. А ягоды шиповника! Впрочем, они, кажется, опять приняты в фармакологию. Да, исследование свойств растений было для меня громадным удовольствием. Я даже впадал в суеверие: выкапывал корешки непременно в полнолуние и соблюдал все правила сбора, предписанные древними знахарями.

В тот памятный день я рассказал своим гостям о крапчатом болиголове. Плоды его следует собирать, когда они начинают желтеть, и тогда можно добыть из них кониин. Кажется, этот препарат не признан современной медициной, и напрасно, так как он проверен мною при лечении астмы и коклюша.

– Вы рассказывали своим гостям о кониине в лаборатории?.

– Да, мы все были там: Филип, Эмис, Каролина, Анджела и Эльза.

– Больше никого не было?

– Никого. А кто еще должен был быть?

– Я полагал, что гувернантка…

– А, понимаю. Нет, в тот день ее здесь не было. Как это ее звали? Славная женщина, очень добросовестная. Девочка ужасно ее изводила своими проказами… Однажды, когда Эмис работал над картиной, Анджела сунула ему за воротник гусеницу. Если бы вы видели, что с ним стало! Он прямо взвился. После этого он потребовал, чтобы Анджелу отправили в школу-интернат.

– Чтобы отправили в школу-интернат?

– Да, но нельзя сказать, чтобы он к ней плохо относился. Просто его раздражали ее шалости. И мне казалось…

– Да?

– Мне казалось, что он немножко ревнует. Дело в том, что Каролина очень любила Анджелу. Пожалуй, Анджела стояла у нее на первом месте, а Эмису это не нравилось. Причины были, но мне не хотелось бы входить в подробности…

– Причиной служило то, – перебил его Пуаро, – что Каролина не могла простить себе поступок, от которого девочка сильно пострадала.

– О, вы уже знаете? Да, именно это. Казалось, ее все время мучила мысль, что она в неоплатном долгу перед ней.

– Анджеле хотелось ехать в интернат?

– Нет, она страшно рассердилась на Эмиса, и Каролина встала на ее сторону. Эмис, несмотря на свой вспыльчивый характер, был в общем сговорчив, но если уж он что-нибудь решил – кончено. Никто не мог его переупрямить.

– А когда именно Анджела должна была ехать в интернат?

– Осенью. К началу занятий. Если бы не разыгравшаяся трагедия, она уехала бы дня через два.

– А как реагировала на ее отъезд гувернантка? Ведь она таким образом теряла заработок.

– Да, конечно. Хотя маленькая Карла начинала уже учиться, но ей было только шесть лет. У нее была няня, и держать для нее мисс Уиллиамс не было смысла. Вот я и вспомнил ее имя. Конечно, ее звали мисс Уиллиамс. Как иногда неожиданно вспомнишь то, что казалось безнадежно забытым!

– Сейчас вы погрузились в прошлое. У вас перед глазами опять проходят лица, сцены, вам слышатся реплики.

– Да, – медленно проговорил Блейк, – но есть пробелы, громадные пробелы. Я помню, например, как потрясен я был, когда узнал, что Эмис намерен покинуть жену и ребенка, но кто именно сообщил мне об этом – он сам или Эльза, – не помню. Как сейчас, слышу свой спор с Эльзой на ту же тему, мои тщетные усилия убедить ее, что она играет некрасивую роль. Слышу, как она смеется и называет меня старомодным… Возможно, что я и старомоден, но ведь у Эмиса была семья – жена и ребенок.

– Мисс Грир считала такую точку зрения несовременной?

– Да. Хотя шестнадцать лет тому назад развод не был таким обычным делом, как теперь, Эльза стремилась быть во всем ультрасовременной.

– Она не сумела убедить вас?

– Мне все время казалось, что она твердит, как попугай, какие-то фразы, не понимая их смысла. Она старалась доказать, что если между супругами нет контакта – им следует разойтись. Надо признаться, что в своем эгоизме молодости она была очень привлекательна.

– А скажите, мистер Блейк, – после паузы спросил Пуаро, – у вас по-прежнему есть лаборатория?

– Нет, – резко ответил Мередит Блейк, и лицо его покраснело от волнения. – После того несчастья я покончил со своим хобби. Ведь, собственно, можно считать, что во всем виноват только я один.

– Ну что вы, мистер Блейк, не надо себя казнить.

– Как вы не понимаете! Ведь если бы не мои проклятые препараты, которыми я в тот вечер хвастался, может быть, ничего бы и не случилось. Я, слепой, безмозглый дурак, показал им кониин и даже прочел описание смерти Сократа. Меня это преследует и мучит до сих пор!

– На бутылке с кониином были обнаружены отпечатки пальцев? – спросил Пуаро.

Блейк произнес только одно слово:

– Ее.

– А ваши?

– Нет, я ведь не трогал бутылку, – только показал на нее.

– Но ведь когда-нибудь вы же брали ее в руки?

– О, конечно, но я часто перетирал всю посуду полотенцем, не доверяя слугам.

– Когда же Каролина Крэль отлила кониин из вашей бутылки?

– Она вышла из лаборатории последней. Я помню, что я ее окликнул, и она вышла торопливо, раскрасневшаяся, с широко открытыми глазами. Как сейчас, вижу ее.

– Вы разговаривали с ней в тот вечер об отношениях, создавшихся между нею и мужем?

– Да, позже. Она казалась мне очень расстроенной, и я, выбрав минуту, когда рядом никого не было, спросил: «В чем дело, дорогая? Что-нибудь нехорошо?» Она ответила: «Все нехорошо». Если бы вы слышали это отчаяние в ее голосе! «Все кончено, Мередит, для меня – все кончено».

Эркюль Пуаро ритмично кивал головой, как китайская кукла. -

– Клянусь! – повысив голос, сказал, почти крикнул, Мередит Блейк. – Клянусь, что Каролина говорила правду, когда она заявила на суде, что взяла яд для себя. Клянусь, что в эту минуту у нее не было мысли об убийстве. Эта мысль пришла позже.

– А вы уверены, что она вообще пришла, мистер Блейк?

Блейк посмотрел на него с удивлением.

– Простите, – сказал он, – я вас не понял.

– Вы уверены, вы твердо убеждены, что Каролина Крэль задумала и привела в исполнение убийство своего мужа?

У Мередита Блейка перехватило дыхание.

– Но если… не это, то что же? Несчастный случай?

– Не обязательно.

– Но тогда… странно…

– Разве? Ведь вы же сами назвали Каролину Крэль нежной и хрупкой. Разве нежная и хрупкая женщина способна совершить убийство?

– Не знаю. Я чувствовал, что она на это не способна. Но у них были очень крупные ссоры. И провокация была очень сильна… А при таких обстоятельствах женщина может. может убить.

– А вы верите версии о самоубийстве, мистер Блейк?

– Нет, не верю. Выдвинуть ее было необходимо, но она была совершенно неубедительной для всех, знавших Крэля.

– Значит, остается версия, что Крэля убил кто-то другой.

– Но это – нелепость, мсье Пуаро. Никто не мог убить его, кроме жены. Он довел ее до убийства. И, следовательно, оно было, если хотите, самоубийством.

– То есть, он умер в результате своих действий, хотя и не от своей руки, так?

– Да, по-моему, так.

– Приходило ли вам в голову, мистер Блейк, что причину убийства можно установить путем изучения жертвы? Что обстоятельства убийства становятся яснее, когда имеешь точную характеристику убитого? Это – как раз то, чего я добиваюсь. И вы, и ваш брат помогли мне понять, что за человек был Эмис Крэль.

Мередит Блейк, казалось, пропустил главную мысль Пуаро мимо ушей и обратил внимание только на одно слово.

– Филип? – быстро спросил он.

– Да.

– Вы уже говорили с ним?

– Конечно.

– Вам следовало сначала прийти ко мне, – резко сказал Мередит Блейк.

– Поскольку ваш брат живет недалеко от Лондона, мне было легче обратиться сначала к нему, – улыбнулся Пуаро.

– Надо было сначала прийти ко мне, – повторил Мередит Блейк.

На этот раз Пуаро не ответил и молча ждал.

– Филип небеспристрастен, – пояснил Блейк, – он никогда не был объективным, и он попытался, наверное, восстановить вас против Каролины.

Мередит бросил на Пуаро быстрый, испытующий взгляд.

– Вы полагаете, что ваш брат характеризовал ее неправильно?

– Откровенно говоря, да. Видите ли, между ним и Каролиной всегда существовал некоторый антагонизм.

– По какой причине?

– Не имею представления, – раздраженно ответил Блейк. – Филип вечно к ней придирался. Он был очень недоволен женитьбой Эмиса и даже не ходил к ним в дом целый год. Эмис был его лучшим другом – может быть, в этом и заключается причина; он ни одну женщину не считал достойной Эмиса. А может быть, он боялся, что влияние Каролины охладит их дружбу.

– А это случилось?

– Нет. Конечно, нет. Эмис был дружен с Филипом до самого конца. Он постоянно поддразнивал его за страсть к наживе и за мещанские вкусы… Филип не обращал на это внимания, он только хохотал и говорил, что Эмису повезло: среди его друзей есть хоть один порядочный человек.

– А как реагировал ваш брат на историю с Эльзой Грир?

– Трудно сказать. Он ведь человек очень скрытный. Но мне казалось, что он не одобряет этого увлечения. Он говорил не раз, что из этого ничего хорошего не выйдет и что Эмис со временем пожалеет. Но при этом мне казалось… мне все время казалось, что он радуется унижению Каролины.

Наступило молчание. Блейк сидел в грустном раздумье.

– Вам известно, мистер Блейк, что миссис Крэль оставила для дочери письмо, в котором пишет, что она не виновна?

Мередит широко открыл глаза.

– Каролина писала, что она не виновна? – В его голосе слышалось недоверие.

– Да. Почему вас это удивляет?

– Это и вас удивило бы, если бы вы видели ее на суде. Несчастное, измученное существо. Она даже не боролась.

– Признала свое поражение?

– Нет, не то. Скорее – осознала, что убила самого дорогого ей человека. Так мне казалось, по крайней мере. И вдруг – написать подобную вещь… перед смертью…

– Ложь во спасение, может быть?

– Ложь! – с сомнением произнес Блейк. – Нет, это на Каролину непохоже.

Пуаро кивнул: Карла Лемаршан говорила то же самое. Но Карлой руководила только упрямая детская память. А Мередит Блейк хорошо знал Каролину. Пуаро получил первое доказательство того, что интуиция у Карлы Лемаршан заслуживает доверия.

– Если… Если Каролина не виновна, – в раздумье проговорил Блейк, – то кто же в таком случае?.. А что думаете вы? – спросил он, пристально глядя на Пуаро.

Последовало молчание.

– Я ничего не думаю, – сказал наконец Пуаро – Я только накапливаю впечатления: что за человек была Каролина Крэль? Что за человек был Эмис Крэль? Что за люди окружали их в то время? Что случилось – шаг за шагом – в те два дня? Мне нужно только это. Мне нужно подробно пересмотреть факты, один за другим. Ваш брат выразил готовность мне помочь: он пришлет мне подробное описание событий в той последовательности, в какой они сохранились в его памяти.

– Из его описания вы почерпнете очень мало, – резко сказал Блейк. – Филип – человек очень занятой. События скользят как-то мимо него. – И он может видеть их в неверном освещении.

– Конечно, могут оказаться неточности, я это понимаю.

– Послушайте… – Мередит запнулся и слегка покраснел. – Если хотите, я сделаю то же самое. Дам вам противовес, так сказать. Хотите?

– Это было бы для меня чрезвычайно ценно, – быстро сказал Пуаро.

– Хорошо, я напишу. У меня лежат где-то старые дневники. Только предупреждаю, – смущенно улыбнулся Блейк, – я не литератор и даже несилен в правописании. Вы не будете слишком строги?

– Нет, литературная обработка не нужна. Я хотел бы получить простое описание всего, что сохранилось в вашей памяти: кто что сказал, кто как выглядел, кто что делал; даже мелочи, которые вы не считаете существенными. Все это поможет мне создать так называемую атмосферу. И еще одна просьба: ведь Олдербери граничит с вашими владениями, если не ошибаюсь, – нельзя ли мне пройти туда, посмотреть то место, где разыгралась трагедия?

– Конечно, – сказал Блейк, – я могу проводить вас. Но там большие перемены.

– Перепланировка?

– Слава богу, нет. Но теперь там – нечто вроде общежития, оно принадлежит какому-то обществу. Летом туда съезжаются толпы молодежи, комнаты перегорожены на мелкие кабины, и сад уж не тот.

– С вашей помощью я попробую мысленно восстановить прошлое.

– Постараюсь вам помочь. Жаль, что вы не видели его в те дни. Это было одно из красивейших имений Англии.

Они вышли. Мередит повел своего гостя вниз по склону холма.

– По чьей инициативе было продано имение?

– По инициативе опекунов дочери. Все состояние Крэля перешло к ней. И то, что имела Каролина, также принадлежит теперь маленькой Карле.

– А сестра ничего не получила?

– У Анджелы порядочное состояние, оставленное ей отцом.

– Понимаю, – кивнул Пуаро. – Но куда вы меня привели?! – воскликнул он. – К морю?

– Да. Я сейчас объясню вам географию местности. Это устье ручья Кэмел Крик, и если мы переправимся через него, то дойдем до Олдербери кратчайшим путем.

Его видно отсюда: вон там, видите белый дом среди деревьев?

Они подошли к ручью. У берега стояли две лодки.

Мередит Блейк столкнул одну из них в воду; в такой работе Эрюоль Пуаро был плохим помощником.

– Мы обычно пользовались этой дорогой, – объяснил Мередит, – за исключением дождливых дней. В плохую погоду мы предпочитали автомобиль – это около трех миль кружного пути.

Он очень точно подвел лодку к каменному причалу противоположного берега, где стояло несколько кабинок с бетонными сходнями.

– Это все новое, – презрительно сказал он. – В наше время здесь была только старая пристань, а купаться мы ходили вон к тем камням.

Он помог своему гостю выйти из лодки, привязал ее, и они начали подниматься по крутой тропинке.

– Вон там, – показал Блейк, – и находится то место, которое мы называли «Батареей». Сейчас мы к ней подходим.

Тропинка повела их среди высоких деревьев, и затем, после крутого поворота, они очутились возле калитки, ведущей в сад. Тропинка вилась дальше, но Мередит открыл калитку, и они вошли.

Выйдя из тени, Пуаро зажмурился: настолько ослепительным был здесь солнечный свет. «Батарея» представляла собой искусственное плато, окруженное низкой зубчатой стеной и открытое со стороны моря. На постаменте стояла маленькая пушка.

– Красивый уголок, – промолвил Мередит, глядя на ослепительно синюю поверхность воды внизу. – Вот на этом месте стояла старая палатка, в которой Эмис держал свои краски. Там же всегда стояли бутылки с пивом и пара плетеных стульев. А здесь была скамейка и железный крашеный стол. – Голос Мередита дрогнул. – Он сидел, откинувшись на скамейке. Он часто сидел так во время работы. Бывало, откинется и смотрит, смотрит… А потом вскочит и начнет работать с каким-то ожесточением.

Он грустно помолчал.

– Поэтому его поза казалась почти естественной. Точно он задремал. Но глаза были открыты и тело окоченело. Паралич. Смерть безболезненная. Я всегда… радовался этому.

Пуаро спросил о том, что ему было уже известно:

– Кто первый увидел его здесь?

– Она, Каролина, после завтрака. Если не ошибаюсь, последние, кто видел его живым, были Эльза и я. Должно быть, он уже чувствовал себя плохо: у него было странное лицо… Но лучше я вам это напишу. Так мне будет легче.

Он круто повернулся и вышел из «Батареи». Пуаро молча последовал за ним. Они стали подниматься по той же тропинке и пришли к другому маленькому плато, расположенному немного выше первого. Под тенистыми деревьями стоял стол и скамейка.

– Я сидел здесь в то памятное утро, – сказал Мередит. – Деревья не были тогда такими тенистыми. Зубцы «Батареи» были хорошо видны. Около одного из них сидела вполоборота и позировала Эльза.

Он нервно передернул плечами.

– Или деревья растут быстрее, чем мне кажется, – пробормотал он, – или я быстро старею.

Извилистая тропинка довела их до самого дома. Это было прекрасное старинное здание эпохи короля Георга, но обезображенное несколькими современными пристройками.

– Не думаю, чтобы вы нашли там что-нибудь интересное, – говорил Мередит. – Комнаты все перегорожены. А вот здесь была маленькая оранжерея. Ее разрушили и сделали террасу. Неужели нельзя было оставить все в прежнем виде?

В голосе его послышались досада и горечь.

– Обратно мы пойдем другой дорогой. Здесь все напоминает мне прошлое. Призраки… Призраки…