Текст книги "Америка против всех. Геополитика, государственность и глобальная роль США: история и современность"

Автор книги: А. Яковенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 47 страниц)

Глава 2
Американский подход к современному миропорядку

Распад биполярной структуры международных отношений, произошедший на рубеже 1980-1990-х гг., привел к кардинальному нарушению силового равновесия в пользу США, единолично оказавшихся на вершине мировой иерархии. Этот сдвиг в сторону однополярности означал не просто наступление эпохи доминирования одной сверхдержавы. В состоянии кризиса оказались механизмы поддержания межгосударственного равновесия, ранее ограничивавшие гегемонистские устремления великих держав.

В течение десяти лет с момента распада СССР американское господство в глобальном масштабе казалось непоколебимым. Однако 11 сентября 2001 г. произошли беспрецедентные теракты, воспринятые руководством США как вызов американскому лидерству. Эти события способствовали росту уверенности американцев в том, что мировой порядок нуждается в регулировании и управлении, в том числе с использованием военной силы, невзирая на существующие правовые нормы и правила международного поведения. В результате переоценка угроз национальной безопасности США, включая не только терроризм, но и риски распространения оружия массового уничтожения и его попадания в руки «неблагонадежных» режимов, обусловила принципиальные изменения в восприятии внешнего мира не только политической элитой США, но и американским обществом в целом. Новая угрожающая международная среда побудила администрацию Дж. Буша-младшего выработать подход к обеспечению национальной безопасности, утверждающий необходимость роста военной мощи и распространения «универсальных ценностей» в глобальном масштабе (разумеется, сами США объявлялись их высшим воплощением). Как следствие, резко повысилось внимание американского руководства к внутренней динамике развития других государств, природе их политических режимов, отношению к международному терроризму и демократии. Огромное влияние на американские элиты, прежде всего республиканцев (в первую очередь саму команду Дж. Буша-мл.), оказала доктрина «Нового американского века», которая начала разрабатываться в 1997 г. группой неоконсерваторов во главе с У. Кристолом и Р. Каганом. Они исходили из того, что «американское лидерство одинаково хорошо как для Америки, так и для всего мира», и выступали в поддержку «политики военной силы и моральной чистоты», якобы заложенной Р. Рейганом на позднем этапе холодной войны[53]53
  Rise and Demise of the New American Century. Barry T. IRC, 2006.


[Закрыть].

Новое видение окружающего мира было основано на светском и религиозном мессианизме, предполагающем установление «имперского правления во имя универсальных ценностей», а также убеждении, что «США имеют исторически и теологически обоснованное право и обязанность спасти или преобразовать мир в соответствии с их собственными универсально применимыми принципами[54]54
  Богданов А.Н. «Американская империя» и мировой порядок в XXI веке // Геополитика и безопасность. 2014. № 4. С. 79–86.


[Закрыть]». Закономерным последствием принятия подобных установок стал односторонний пересмотр американским руководством основополагающих норм международного порядка, касающихся прежде всего суверенитета и невмешательства во внутренние дела национальных государств. Пренебрежение нормами международного права, а также мнением союзников и мирового сообщества оправдывалось соображениями безопасности, причем не только и не столько американской, сколько региональной (на Ближнем Востоке) и глобальной. Решимость США нарушать суверенитет национальных государств, активно вмешиваться в их внутренние дела, а также готовность содействовать смене нелояльных режимов побудили многих западных экспертов говорить о формировании «благотворной империи», стремящейся установить порядок в мире путем сокращения избыточных (с точки зрения США) суверенных прав отдельно взятых государств и режимов. З. Бжезинский назвал Америку «последним сувереном»[55]55
  Бжезинский З. Последний суверен на распутье. 2006. URL: https://globalaffairs.ru/articles/ poslednij-suveren-na-raspute/


[Закрыть], подразумевая, что именно ей принадлежит решающее право подтверждать или отказывать другим государствам в их суверенном статусе.

Таким образом, новый подход США к проблеме управления мировым порядком в условиях усиления транснациональных угроз получил воплощение в двух взаимосвязанных направлениях имперской внешней политики администрации Дж. Буша-младшего. Первое предполагало реализацию политики силового давления и смены режимов в отношении так называемых государств-изгоев. Второе направление ориентировалось на повсеместное распространение демократии и либеральных ценностей, допуская при этом использование военных мер с целью отстранения от власти враждебных по отношению к США авторитарных режимов.

Как следствие, в начале 2000-х годов новая мировая структура начинает оцениваться американским руководством уже не как традиционный баланс сил (как это было во времена холодной войны), но как противостояние «центра», воплощающего высшие цивилизационные стандарты, и отсталой авторитарной «периферии». Ирак, Иран, Ливия, Сирия, Северная Корея стали рассматриваться в качестве наиболее опасных нарушителей норм международного порядка. Суверенитет таких государств имел для США условный характер.

Второе направление имперской внешней политики республиканской администрации Дж. Буша-мл. апеллировало к необходимости защиты демократии не только внутри США, но и за пределами «свободного мира». Как показал опыт Афганистана и Ирака, реализация имперской стратегии распространения демократии на недружественные режимы стран мировой периферии предполагала приход к власти зависимых от США местных политических элит, сохраняющих власть в стране главным образом благодаря своей лояльности могущественному патрону. В странах, подвергшихся демократизации, нередко создавалась парадоксальная ситуация, когда проамериканские «легитимные» режимы держались лишь на штыках американских солдат. Показателен пример Афганистана, где местные администрации считались «дневными», тогда как с заходом солнца и прекращением активных действий западных войск власть в свои руки брали противостоявшие им подпольные формирования талибов и других воюющих группировок.

Издержки, связанные с необходимостью поддерживать такие клонированные режимы, оказались тяжелым бременем для США. Формирование под эгидой США глобальной антитеррористической коалиции после терактов 11 сентября, совместные операции коалиционных сил в Афганистане, Ираке, Ливии и Сирии выявили стремление Америки придерживаться стратегии разделения бремени расходов на «демократизаторские миссии» со своими союзниками и партнерами.

Провозгласив себя победительницей в холодной войне в 1991 году, «американская империя» к началу XXI века несколько сменила свое амплуа, сделав акцент на борьбе с угрозами цивилизации и несении «общечеловеческих ценностей» по всему миру. Впрочем, такой маневр (во многом имиджевый) лишь отчасти помог Вашингтону упрочить свою гегемонию. Стало ясно, что Америка начала терять свои позиции. Мощным импульсом к этому послужил разразившийся в 2008 году мировой финансовый кризис, который заставил задуматься о необходимости оптимизировать нарастающие издержки военного присутствия США на Ближнем Востоке и в Центральной Азии. Все более явным становилось и недовольство международного сообщества, желающего видеть в лице США защитника норм международного порядка, а не их агрессивного нарушителя, а также появление государств, заявляющих о своем праве на лидерство.

В итоге имперская система правления оказалась слишком дорогостоящей как для США, так и для всего остального мира, что побудило пришедшую на смену республиканцам демократическую администрацию Б. Обамы обратиться к более мягким формам господства, включая «лидерство из-за спины» (leading from behind)[56]56
  The Obama Doctrine. The Washington Post, 2011. https://www.washingtonpost.com/opinions/ the-obama-doctrine-leading-from-behind/2011/04/28/AFBCy18E_story.html


[Закрыть]. Встал вопрос об альтернативном видении глобальной стратегии США с упором на воссоздание внутренних основ американской мощи и конкурентоспособности страны, подорванных глобализацией и инерционной политикой элит, и демилитаризации самого понятия национальной безопасности, которое все больше расходилось с реальными интересами и нуждами рядовых американцев. Дань подобной риторике отдал сам З. Бжезинский, который пишет о «глобальном политическом пробуждении», ключевая характеристика которого заключается во «всеобщей устремленности к обретению человеческого достоинства»[57]57
  Бжезинский З. Еще один шанс. Три президента и кризис американской сверхдержавы. – М.: Международные отношения, 2010. С. 174–175.


[Закрыть]. В свою очередь, геополитика «глобального пробуждения» должна с пониманием относиться к тому, что мировое развитие в наши дни стало «антиимперским, политически антизападным и эмоционально все более антиамериканским»[58]58
  Там же. С. 177.


[Закрыть].

С точки зрения развития американской стратегии период администрации Б. Обамы носил характер «передышки» после сокрушительного провала неоконсервативного проекта «Нового американского столетия» при Дж. Буше-мл. В экспертной среде Америки заговорили о «постамериканском мире», «имперском перенапряжении сил» и даже «провале американской миссии».

Поэтому при Б. Обаме элиты, пытаясь оправиться от осознания ограниченности ресурсов США, сформулировали видение американской миссии, адаптированное к новой глобальной среде и при этом укладывавшееся в русло традиционной послевоенной внешнеполитической философии и позиции о незаменимости лидерства Америки. Правда, отстаивать все эти постулаты становилось все труднее. Уже в последние годы администрации Обамы Китай догнал США по размеру ВВП по паритету покупательной способности (ППС). Если взять ту же методику подсчета и различия в структурах военных бюджетов двух стран, то Китай сравнялся и по закупкам вооружений. И это не говоря о том, что украинский кризис 2014 года и операция в Сирии показали, что Россия вполне достигает своих целей эффективной модернизации вооруженных сил при размерах военного бюджета в одну десятую от совокупного показателя всех стран – членов НАТО.

Администрация Обамы попыталась (впрочем, не очень удачно) дать свой концептуальный ответ на все эти вызовы. Единоличное лидерство США новый американский президент попытался заменить на так называемые многостороннее партнерство и цивилизационный плюрализм. Американское и в целом западное экспертные сообщества рукоплескали этим «смелым» идеям, которые казались глотком свежего воздуха после грубых силовых доктрин эпохи Буша-младшего, не говоря уже о временах холодной войны. Зримым свидетельством энтузиазма, охватившего Запад после избрания Обамы, стала Нобелевская премия мира, которой новоиспеченный американский лидер был удостоен менее чем через девять месяцев после своей инаугурации, фактически за свои громкие и исполненные благих намерений речи («за экстраординарные усилия в укреплении международной дипломатии и сотрудничества между людьми» в формулировке нобелевского комитета). К сожалению, на практике глобальная политика США при первом чернокожем президенте сохранила претензии на американскую исключительность и статус США как образца для подражания для всех других государств и регионов.

Не менее показательным для понимания эволюции американской стратегии является четырехлетнее президентство Д. Трампа, которое многие аналитики называют «аномальным». Несмотря на громкие заявления, сделанные им еще в статусе кандидата в президенты, которые некоторые эксперты истолковали едва ли не как стремление вернуться к изоляционистскому курсу образца 1920-1930-х годов, международный курс Вашингтона стал еще жестче. Этому во многом способствовало стремление команды Трампа сделать американскую стратегию более прагматичной, избавившись от риторической «шелухи» времен Обамы. В определенном смысле это было попыткой возвращения к стратегии реальной политики, принимающей в расчет прежде всего конкретные возможности партнеров и соперников, а не отвлеченные лозунги и доктрины. Поскольку к тому моменту стало очевидно, что основными соперниками США реально могут быть лишь две державы – сильная в военном отношении Россия и теснящий американцев в экономике Китай, – то основной акцент был сделан именно на попытке ослабить эти державы, попутно переложив значительную часть ресурсного бремени на союзников.

Трамп и его стратеги, в особенности длинная череда его помощников по национальной безопасности (среди них особенно выделялся авторитетный «ястреб» Дж. Болтон) не стеснялись заявлять о том, что их основная цель – максимально упростить и удешевить реализацию стратегических приоритетов США. С этой целью они запустили беспрецедентную по своему масштабу кампанию, направленную на развал широкого комплекса договоренностей в сфере стратегической стабильности, похоронив Договор о ракетах средней и меньшей дальности, Договор по открытому небу и едва не подведя черту под Договором о стратегических наступательных вооружениях. В свою очередь, тактика «оптимизации расходов» вылилась прежде всего в жесткий финансовый шантаж союзников по НАТО и за ее пределами.

Таким образом, объективно в трамповской глобальной стратегии гегемо-нистская составляющая серьезных изменений не претерпела. Если Обама пытался вести мир «из-за спины», то Трамп пытался делать это, сидя в своей бухгалтерии, где он сводил доходы и расходы, связанные с внешней политикой. И хотя многие трамписты превозносили своего лидера как первого за длительное время американского президента, во время правления которого не было развязано ни одной войны, прагматизм Трампа в итоге привел к глубокому моральному кризису в мировой политике, прежде всего связанному с продемонстрированным Вашингтоном пренебрежением международно-правовыми инструментами и самим духом международного права. Последствия этого кризиса особенно остро ощущаются сегодня, когда военно-политическая эскалация в Евро-Атлантике достигла небывалого уровня.

Администрация Байдена (бывшего вице-президентом при Обаме), продолжившая курс Обамы (и американского истеблишмента в целом) после четырехлетнего «перерыва» на президентство Трампа, взяла курс на восстановление идеологической связанности внутренней и внешней политики. Выдвинувшая Байдена ультралиберальная часть американской элиты стремилась взять реванш, в том числе выведя на новый уровень навязывание мировому сообществу своих идеологических установок, продвижение которых прагматичного консерватора Трампа заботило в последнюю очередь. Новая администрация также взяла курс на разрешение проблемы «войны на два фронта», вновь определив в качестве главных противников Россию и Китай. Говоря простым языком, американская внешняя политика сделала очередной круг и вновь замкнула петлю, которая вот уже многие десятилетия вьется вокруг главного приоритета – всемирной гегемонии США, альтернативы которой в Вашингтоне попросту не усматривают. Все «теоретические» дискуссии по этому вопросу, как мы видели, в итоге свелись лишь к тому, чтобы выжимать из этой гегемонии как можно больше, тратить на это меньше ресурсов и продавать мировому сообществу разнообразные мифы о вовлеченности в управление глобальными процессами всех «свободных и демократических государств».

За последние тридцать лет Вашингтон так и не смог кардинально переоценить мир после окончания холодной войны и столкнулся с неизбежной дилеммой, которую бывший глава штаба внешнеполитического планирования Госдепартамента, политолог-международник А.-М. Слотер сформулировала еще в 2011 году: либо США осуществляют контроль в закрытой системе, либо пользуются основанным на доверии влиянием в открытой системе, при этом проведя общую демилитаризацию внешней политики и самого понятия национальной безопасности[59]59
  Adapting U.S. Policy in a Changing International System. The Atlantic, 2011.


[Закрыть]. Ее коллега, нынешний президент влиятельного нью-йоркского Совета по международным отношениям Ричард Хаас говорил о необходимости создания подобия европейского «концерта держав», учрежденного по итогам разгрома Наполеона на Венском конгрессе 1815 года (при ведущей роли России), только уже на глобальном уровне[60]60
  Haass R., Kupchan Ch. The New Concert of Powers. Foreign Affairs, 2021.


[Закрыть]. О провале в период после окончания холодной войны «американской миссии в мире, созданном самими США»[61]61
  Mission Failure: America and the World in the Post-Cold War Era. Oxford, 2016.


[Закрыть], и необходимости пересмотра внешнеполитической философии страны писали многие американские политологи-международники, например Майкл Мандельбаум и Питер Бейнарт.

Иными словами, в экспертном сообществе самой Америки, начиная с провального президентства Дж. Буша-мл., все чаще раздаются голоса о необходимости считаться с качественно новой глобальной средой, прежде всего попытавшись реально интегрировать Пекин и Москву в институты сложившегося геополитического порядка, то есть отнестись к ним как к равным. В противном случае вряд ли будет возможно обеспечить устойчивость миропорядка даже в краткосрочной перспективе. Однако, как можно судить по делам Вашингтона, выбор был сделан в пользу сдерживания обоих конкурентов. Цель – упредить их до того, как они смогут бросить вызов безусловному глобальному лидерству Америки (в политологии эта ситуация известна под названием «ловушка Фукидида»). Причем под сдерживанием может пониматься любое воздействие вплоть до демонтажа политического строя.

Как отмечал в своей статье в августе 2021 года Уэсс Митчелл, ушедший двумя годами ранее с поста заместителя госсекретаря по делам Евразии, США не имеют достаточно ресурсов, чтобы одновременно противостоять России и Китаю[62]62
  Mitchell W.A. A Strategy for Avoiding Two-Front War. The National Interest, 2021.


[Закрыть]  (примером может служить Германия, которая дважды ввязывалась в войну на два фронта). К 2030 году ВВП Китая в 1,5–2 раза превысит ВВП Америки, причем уже в номинальном исчислении, а не по паритету покупательной способности, как в данный момент. Поэтому надо начать с более слабого звена, каким в американской элите считается Россия. Ее надо «остановить» на Украине и развернуть ее «экспансию» в сторону Евразии.

Существуют и другие заслуживающие внимания подходы, которые так или иначе проявляются во внешнеполитическом планировании Вашингтона.

Так, американская политика сдерживания вписывается в попытки выстроить широкое сотрудничество центров силы при ведущей роли США и на американских условиях. В зарубежной литературе такая стратегия определяется как «сверхбалансирование» (overbalancing)[63]63
  Rosencrance R.N. Allies, Overbalance and War // The Next Great War? The Roots of World War I and the Risk of U.S.-China Conflict / Ed. by R. Rosencrance, St. Miller. Cambridge MA: MIT Press, 2014. P. 45–56.


[Закрыть]. Она предполагает размывание растущей роли наиболее вероятных конкурентов Вашингтона, в первую очередь Китая, но также и России, за счет поощрения амбиций восходящих государств «второго эшелона». Неслучайно американским экспертным сообществом несколько лет назад была вброшена идея «бесполюсного мира»[64]64
  Haass R. The Age of Nonpolarity // Foreign Affairs. May/June 2008. № 3.


[Закрыть]. Вместо перераспределения силы между ограниченным числом держав, характерного для полицентричного порядка, во главу угла ставится ее распределение среди разнотипных игроков. Для этого Вашингтону рекомендовалось использовать разного рода многосторонние форматы вроде «Группы двадцати», которая включает не только США, их традиционных союзников из числа развитых государств, страны БРИКС, но и Аргентину, Индонезию, Мексику, Саудовскую Аравию, Турцию, Южную Корею.

В системе с множеством влиятельных участников растет потребность в координирующей силе, предотвращающей ее хаотизацию. Соединенные Штаты будут претендовать именно на такую регулирующую роль, добиваясь отношений привилегированного партнерства со всеми основными игроками и поддерживая конкуренцию между ними. Формирующийся таким образом международный порядок, уверяют американские эксперты, будет характеризоваться снижением военно-политической напряженности между странами при сохранении активного экономического соперничества. Номинальные позиции США в институтах управления мировым хозяйством (МВФ, Всемирный банк, ВТО, ОЭСР), а также в ООН якобы ослабнут, но они, как отмечают эксперты, обретут большую свободу маневра между множеством конкурирующих коалиций.

Однако исторический опыт свидетельствует о том, что построение и тем более поддержание такой системы требуют большого дипломатического искусства и политической мудрости (примером может служить Византия, просуществовавшая тысячу лет после падения Западной Римской империи). Как правило, оно связано с деятельностью выдающихся государственных деятелей и редко переживает своих создателей. Последовательная реализация стратегии «сверхбалансирования» потребует от американской элиты выработки долгосрочного стратегического видения, причем такого, которое разделялось бы другими ведущими международными игроками. Однако, как показывают события последних десятилетий, ничего подобного у американцев попросту нет и вряд ли появится в обозримом будущем. Во многом это является следствием отсутствия у американских элит достаточной интеллектуальной гибкости.

Попытки избежать «имперского перенапряжения» заставляют американских политиков и экспертов изобретать новые, более «экономные» подходы сохранения гегемонии США. Тенденция к усилению сдержанности в американской внешнеполитической стратегии в рамках «удаленного балансирования» (off-shore balancing)[65]65
  Layne Ch. The Unipolar Illusion Revisited // International Security. 2006. Vol. 31. №. 2.


[Закрыть] преобладала в годы администраций Обамы и Трампа как естественная реакция на эксцессы времен Дж. Буша-мл. В данном случае речь, конечно, не идет о возвращении к практике изоляционизма первой половины XX века. Такой курс предполагает мягкое сдерживание потенциальных конкурентов, прежде всего Китая, с опорой на широкую сеть формальных и неформальных союзов и партнерств. В связи с этим показательны американские усилия последних лет по увеличению числа разноуровневых партнерств в Азии, включая AUKUS, Индо-Тихоокеанских инициатив, а также возрождению евроатлантической солидарности в рамках НАТО и упорному продвижению блока в другие регионы мира[66]66
  Campbell K., Andrews B. Explaining the U.S. «Pivot» to Asia. Chatham House. August 2013.
  URL: http://www.chathamhouse.org/sites/files/chathamhouse/public/Research/Americas/0813pp_ pivottoasia.pdf; Nuland V. The Transatlantic Trends 2014. Remarks at German Marshall Fund. Washington D.C., 10.09.2014. URL: http://london.usembassy.gov/europe441.html


[Закрыть]. Эта стратегия восходит к «блестящей изоляции» Лондона в XIX веке по отношению к континентальной Европе и характерна для островных государств (Северная Америка, напомним, с точки зрения классической геополитики представляет собой остров, находящийся в стороне от другого, «мирового евразийского острова»). Такая политика привела к Крымской войне и затем Первой мировой, поскольку отрицала необходимость создания общерегиональной, инклюзивной и действенной системы коллективной безопасности на европейском континенте.

При осуществлении «удаленного балансирования», которое вписывается в логику Римленда (как и вся политика сдерживания России и Китая), основная роль в формирующейся гибкой архитектуре будет отводиться региональным игрокам, в то время как США будут оказывать политическую и экономическую поддержку, допуская более активное вмешательство только в случае крупных кризисных ситуаций, создающих угрозу резкой смены соотношения сил в мире[67]67
  См.: Kissinger H. World Order. N.Y.: Penguin, 2014. P. 68–81.


[Закрыть].

В рамках политики «удаленного балансирования» уменьшится непосредственное влияние США на текущую международную повестку дня, по крайней мере в теории. Одновременно они смогут сократить расходы на оборону и сосредоточиться на укреплении своего экономического потенциала. Развитие данных тенденций может происходить даже на фоне обострения гонки вооружений в Азии, на Ближнем и Среднем Востоке. Осуществление Вашингтоном этой стратегии будет способствовать расширению роли региональных экономических группировок и военных альянсов. Вместе с этим стоит ожидать обострения конкуренции между региональными проектами. Мир вряд ли станет более стабильным.

«Удаленное балансирование» предполагает наименее ресурсозатратный способ обеспечения интересов США. Отказ от таких дорогостоящих компонентов внешней политики, как проведение военных операций по всему миру, призван укрепить позиции Вашингтона в мировой экономике. В то же время такая политика подтолкнет даже традиционных союзников США к более активному экономическому сотрудничеству с Пекином.

Еще одним вариантом политики Вашингтона может стать попытка образования альянса с наиболее вероятным претендентом или претендентами на преобладание в международной системе. Такая альтернатива уже обсуждалась на раннем этапе работы администрации Б. Обамы, когда выдвигалась идея создания «Группы двух» в составе США и КНР, за что выступали Г. Киссинджер и З. Бжезинский. Этот проект в прессе иронично называли «Кимерикой».

Такое сближение, по мысли американских стратегов, позволило бы США укрепить военно-политическую стабильность в мире и действующие международные институты путем включения в их управление потенциальных «ревизионистов», главным из которых считался и продолжает считаться Китай (Россия тоже ранее расценивалась как ревизионист, но сейчас формулировки явно ужесточились). В то же время им придется в большей степени делиться влиянием в этих институтах с новыми партнерами. Пока же США не проявили готовности к обеспечению реальной инклюзивности контролируемых ими институтов и переходу к подлинно равноправному сотрудничеству в кругу ведущих государств мира.

Осуществление подобного сближения возможно за счет интересов ряда западных стран и Японии, а также других крупных игроков. Примером такого размена в ограниченном масштабе может служить очередной этап реформирования Всемирного банка в 2010 году, в ходе которого произошло частичное перераспределение доли в его капитале от развитых стран, прежде всего ЕС и Японии, к развивающимся[68]68
  Vestergaard J., Wade R.H. Protecting Power: How Western States Retain the Dominant Voice in The World Bank's Governance // World Development. 2013. Vol. 46. Issue C. P 153–164.


[Закрыть].

Перспективы реализации рассматриваемого сценария обусловлены готовностью возможных конкурентов США к сближению с ними на условиях подчиненного партнерства. До сих пор они ее не проявляли. Их отношение может измениться только в случае, если они почувствуют достижение потолка самостоятельного укрепления собственных возможностей, что маловероятно хотя бы в силу очевидного относительного упадка США. Китай также дал четко понять, что ни в какой «двойке» участвовать не намерен. Поэтому наиболее реалистичный вариант для Вашингтона сегодня – переход США к реальному и равноправному сотрудничеству в рамках складывающейся полицентричной системы с психологически переходным, частичным уходом в изоляционизм для восстановления основ своей конкурентоспособности. Впрочем, рассчитывать на то, что американские элиты по доброй воле прислушаются к голосу разума и пойдут по этому наиболее безопасному для Америки и всего мира пути, не приходится.

Нынешний вариант эволюции американской международной стратегии представляет собой агрессивную реакцию Белого дома на постепенную утрату им привилегированных позиций. Если она носит ускоряющийся и необратимый характер, что наиболее вероятно, то мы имеем дело с последней и решительной попыткой превентивного ослабления России и Китая. Она может заключаться в переносе военно-технологического соперничества на новый уровень, новые геополитические провокации, переходе к большему протекционизму в международной торговле (развернутая Западом беспрецедентная антироссийская кампания вполне может быть названа агрессивной формой протекционизма). Результатами такой политики станут расшатывание основ глобальной стабильности, формирование новой блоковой архитектуры, углубление недоверия в мире. Одновременно последовательное осуществление агрессивной стратегии может привести к перенапряжению сил самих США и подрыву долгосрочных основ их безопасности. Однако обстановка не оставляет Вашингтону много времени на реализацию этого подхода. Развитие событий в любой момент может пойти по обвальному сценарию.

Можно заключить, что нынешний радикальный вираж во внешней политике Вашингтона связан с приходом к власти нового более агрессивного поколения управленцев, которые сегодня входят в команды всех без исключения ведущих политических деятелей США. Яркий пример – администрация Дж. Байдена, который сам является ветераном американской политики и в свое время был известен трезвым и взвешенным взглядом на стратегию Вашингтона, в том числе в отношении России. Однако сегодня его команду составляет «молодежь» (разумеется, в сравнении с самим лидером), которая обвиняет предшествующее поколение в том, что те «дали слабину» и проигрывают Кремлю и Пекину со своей реалистичной политикой, предлагая альтернативу в виде агрессивного разогрева возросших противоречий. Такой курс отражает не столько интересы страны, сколько мироощущение либеральных элит, которые не могут перешагнуть через себя и пускаются во все тяжкие, не стесняясь пугать союзников и рядовых американцев, в том числе ядерной войной.

Как будет развиваться ситуация дальше и к каким реальным последствиям приведет деятельность этого нового поколения вашингтонских доктринеров? Многое будет решать исход российской СВО на Украине. Ее сроки, по сути, не ограничены ничем, кроме достижения Москвой поставленных перед собой целей. В какой степени США и Запад в целом способны выдерживать затяжной конфликт на Украине (при показной готовности к нему) – серьезный вопрос, однако уже сейчас ясно, что запас прочности западных обществ на словах оказался куда больше, чем на деле. Уже никто не отрицает катастрофического воздействия антироссийских санкций на положение дел в самих западных странах, оказавшихся на грани глубокого экономического кризиса. Москва смогла своей ответной политикой активно воздействовать на Запад через широко открытые санкционные «ворота». Упорное стремление Байдена и его европейских партнеров возложить на Кремль ответственность за рост инфляции в стране говорят о многом. Такое положение дел американским «ястребам» неприятно, однако вряд ли они задумаются о работоспособности своих теорий, скорее, возьмутся за их воплощение с удвоенной силой.

Не менее важно и то, что часть консервативного (республиканского) истеблишмента, в том числе сам Д. Трамп, разделяет мнение Киссинджера о необходимости вести диалог с Москвой и выходить на определенные договоренности, без чего у США не остается никакой надежды на эффективное сдерживание Китая.

При таком раскладе нельзя исключать нормализации отношений с Россией, форсированной Евросоюзом и продиктованной также интересами бизнеса (взять хотя бы ныне утраченный европейцами доступ на российский рынок) и разочарованием в американском лидерстве, которое заставило Старый Свет поверить в абсолютно абсурдную иллюзию «победы Украины на поле боя» и «смены режима» в России. Дальнейшее ослабление Европы американцы воспримут позитивно, ведь это приведет к превращению ЕС в придаток США с перспективой нового плана Маршалла – на этот раз энергетического. Более того, именно ЕС придется в сотрудничестве с Россией пожинать плоды американской политики на Украине, что может составить содержание европейской политики на ее новом «постукраинском» этапе. Не исключено, что уже в ближайшие годы начнется масштабный процесс смены элит в западных странах, предпосылки для которого уже сформированы в силу нарастающих там внутренних противоречий. Все это создает дополнительные возможности для незападных держав продвигать свои интересы, укрепив перспективы построения многополярного миропорядка и демократизации международных отношений.

Иллюстрации к главе 2

11 сентября 2001 г. Глава аппарата Белого дома сообщает Дж. Бушу-мл. – Америка атакована.

Выступление Дж. Буша-мл в Конгрессе с речью об Оси зла.

Б. Обама выдвинул концепцию лидерства из-за спины.