Америка против всех. Геополитика, государственность и глобальная роль США: история и современность

Текст добавлен: 16 июля 2025, 19:27

Текст книги "Америка против всех. Геополитика, государственность и глобальная роль США: история и современность"

Автор книги: А. Яковенко

Жанр:

Публицистика

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 47 страниц)

Немного позже операторы с громоздкими киноаппаратами последуют за американскими войсками – война 1898 года станет первой запечатленной на кинопленке.

В такой ситуации президент Мак-Кинли, изначально заявлявший о нежелании доводить дело до войны, начал опасаться потери доверия общества. Среди ведущих политических деятелей, окружавших президента, также оказалось множество подстрекателей конфликта. Т. Рузвельту, большому поклоннику идей экспансионизма и морской мощи, не терпелось опробовать обе концепции в реальной жизни, тем более что теперь как заместитель морского министра он имел в своем распоряжении новый мощный флот.

Наиболее ярко о своем решении объявить войну Испании Мак-Кинли поведал в речи, произнесенной в 1899 году:

«Правда заключается в том, что я не хотел Филиппин, и когда они попали нам в виде дара Божьего, я не знал, что делать с ними… Я искал совета со всех сторон – у демократов и у республиканцев, но помощи было мало. Я сначала думал, что нам следует взять только Манилу; потом Лусон; потом, возможно, и другие острова. Ночь за ночью я ходил по комнатам Белого дома; и я не стыжусь сказать, что я неоднократно опускался на колени и молил Всемогущего Господа ниспослать мне свет и руководство. И вот однажды ночью оно снизошло на меня – не знаю как, но снизошло: что мы не можем вернуть их обратно Испании – это было бы трусливо и бесчестно; что мы не можем передать их Франции или Германии – нашим торговым соперникам на Востоке – это было бы плохим бизнесом; что мы не можем предоставить их самим себе – они не готовы к самоуправлению, и там вскоре воцарится анархия и беспорядок худший, чем при испанцах; что для нас не остается ничего иного, как взять их все и воспитать филиппинцев, цивилизовать их и обратить в христиан, и с Божьей милостью сделать для них все возможное, как для братьев во Христе».

Получив геополитические наставления непосредственно от высших сил, 11 апреля 1898 года Мак-Кинли обратился к Конгрессу с просьбой разрешить США вторгнуться на Кубу для «защиты мирных кубинцев». Конгресс одобрил обращение и 25 апреля Испании была объявлена война. Любопытно, что формально она велась именно в целях помощи жителям Кубы, что не помешало американцам в ходе боевых действий захватить не только Пуэрто-Рико, но и лежащие на другом конце света Филиппины.

К моменту объявления войны в распоряжении Вашингтона уже имелся действенный инструментарий ведения захватнической войны, прежде всего флот, который в силу самой географии театра боевых действий, должен был сыграть решающую роль. К тому времени пришедшие в упадок после Гражданской войны военно-морские силы США быстро развивались и стали способны действовать далеко в океане. Во многом это произошло благодаря группе энтузиастов, подобно капитану Мэхэну веривших, что «будущее Америки – в морской мощи»[213]213
К концу XIX века в США была развернута активная кораблестроительная программа, в которой основной акцент делался уже не на корабли береговой обороны, а на мореходные броненосцы и крейсера, способные к эскадренному бою. В итоге к 1898 г. в строю числилось уже 6 эскадренных броненосцев (еще 6 – в стадии постройки), 2 броненосных и 11 бронепалубных крейсеров, а также несколько десятков меньших кораблей. Сам А. Мэхэн, к тому моменту уже вышедший в отставку, во время войны консультировал Вашингтон.

[Закрыть]. Единственной проблемой оказалось полное отсутствие у американцев опыта реальных боевых действий.

Слабая Испания практически ничего не могла противопоставить американской мощи. Ее армия и флот безнадежно отставали в техническом отношении, страдали от хронического недофинансирования и практически полного отсутствия оружейной промышленности, а также архаичных взглядов генералов и офицеров на природу современной войны.

В военном отношении события 1898 года заслуживают мало внимания. Слабые испанские эскадры были наголову разгромлены американским флотом в сражениях у берегов Филиппин и Кубы. Отвратительное качество стрельбы неопытных американцев (у Манилы они добились лишь 2,4 % попаданий, у Сантьяго-де-Куба – 1,5 %) было компенсировано ужасным состоянием испанских кораблей, на которых многие пушки заклинивало при первом же выстреле. В итоге уничтожив в обоих сражениях практически все испанские корабли, американцы потеряли всего несколько человек (один из них и вовсе угорел в машинном отделении). Разумеется, в США эти победы были раздуты самым невероятным образом. Когда командир победившей у Филиппин американской эскадры Дж. Дьюи прибыл в Вашингтон, то на фейерверки в его честь ушло больше пороха, чем было израсходовано у филиппинских берегов [214]214
Дж. Дьюи стал национальным героем. Конгресс поспешно присваивал ему все новые адмиральские звания, пока в 1903 г. он не был удостоен уникального титула адмирала военноморского флота Соединенных Штатов (Admiral of the Navy of the United States) – это звание было специально изобретено для Дьюи. Этот случай остался единственным в американском флоте – даже адмиралы, разгромившие японцев в ходе Второй мировой войны, не были удостоены подобного звания.

[Закрыть].

На кубинской и филиппинской земле основные проблемы для армии США лежали в плоскости логистики и борьбы с эпидемиями. Впрочем, это не помешало американской пропаганде вновь раздуть небольшие бои с испанцами до масштабных сражений. Особо ярко освещались подвиги полка «Мужественных всадников», одним из инициаторов создания которого стал сам Т. Рузвельт – несмотря на близорукость, он оставил пост в морском министерстве и поступил на службу, став в скором времени командиром «Всадников». И хотя быстротечность войны и слабое сопротивление испанцев не дало кавалеристам возможности проявить себя в полной мере, однако красочные изображения Рузвельта в непременном пенсне и с саблей в руках, ведущего в атаку американцев, стали обязательными в школьных учебниках истории. Данный образ активно эксплуатировался официальной пропагандой для создания идеализированного образа уже Рузвельта-президента. Этот пост он занял после убийства Мак-Кинли в 1901 году[215]215
Уткин А.И. Теодор Рузвельт. Уральский университет. 1989.

[Закрыть].

Параллельно с захватом Кубы и Филиппин американцам удалось сделать еще несколько приобретений, важнейшим из которых стала оккупация Пуэрто-Рико. Еще ранее эскадра Дьюи захватила Гуам, который до сих пор является важнейшей военной базой на Тихом океане. Наконец, в разгар боевых действий США формально аннексировали Гавайские острова. Таким образом, быстротечная война доставила Вашингтону на обоих океанах контроль над стратегическими пунктами, которые серьезно упрочили позиции США.

10 декабря 1898 года в Париже был подписан мирный договор между США и Испанией – хотя сами боевые действия были остановлены еще 12 августа. Еще задолго до подписания мира американцы вывели из Кубы большую часть войск, оставив только «цветные» подразделения для оккупационной службы (американские генералы считали, что афроамериканцы имеют иммунитет против косившей войска желтой лихорадки). США получали Филиппины, Гуам и Пуэрто-Рико, а над Кубой устанавливали свой протекторат. В мае 1902 года была провозглашена независимость острова, тогда же американцы взяли в аренду известную базу Гуантанамо.

Что касается Филиппин, то местные патриоты скоро поняли, что в сравнении с испанскими колонизаторами новые хозяева острова представляли еще большую угрозу для местного населения. Острова фактически превратились в частную плантацию «Юнайтед Фрутс» и других корпораций. В скором времени на Филиппинах начались боевые действия, которые по ожесточенности и масштабу превзошли события 1898 года и сопровождались многочисленными зверствами американцев в отношении местного населения. Активная фаза филиппино-американской войны продолжалась с 1899 по 1902 годы, окончательно же боевые действия завершились лишь в 1913 году.

Подводя итоги победоносной войны с Испанией, сенатор А. Беверидж заявил: «Филиппины наши на веки вечные. А сразу же за Филиппинами расположен необъятный китайский рынок. Мы никогда не отступимся ни от того, ни от другого… И мы не отречемся от своего участия в миссии нашей расы по цивилизации мира, доверенной нам Богом, как избранному им народу, призванному вести остальных к обновлению мира. Тихий океан – наш океан.

И Тихий океан – это океан торговли будущего. Большинство следующих войн будет битвами за торговлю. Держава, господствующая на Тихом океане, следовательно, будет господствовать над миром. А с приобретением Филиппин этой державой станет – и навеки – американская республика»[216]216
U.S. Senator Albert J. Beveridge Speaks On The Philippine Question, U.S. Senate, Washington, D.C., January 9, 1900.

[Закрыть].

Испано-американская война стала первой полноценной заморской кампанией США. Для нее были характерны многие особенности той стратегии (не только военной, но и общественно-политической), которая проявляется в развязываемых Вашингтоном войнах вплоть до нашего времени. Использование случайностей или неуклюжих провокаций в качестве casus belli и разжигание военной истерии с помощью предвзятой прессы, использующей технологии желтой прессы, тактика грубой силы в расчете на физическую или моральную слабость противника – таковы наиболее характерные, но далеко не единственные черты этих военных конфликтов.

Убедительную демонстрацию действенности доктрины Монро Рузвельт произвел в 1902 году, когда в Венесуэле разразился политический и экономический кризис, связанный с неспособностью государства и частного сектора рассчитаться по долгам перед Германией, Англией и Италией. Германский кайзер Вильгельм II задумал произвести демонстрацию силы, имея в виду в случае необходимости начать против латиноамериканской страны военную операцию. К этим планам Берлину удалось подтянуть Лондон и Рим.

Несмотря на то, что европейцы изначально предлагали США взять на себя роль посредника в этом конфликте, Вашингтон сел за стол переговоров не раньше, чем у берегов Венесуэлы появилась мощная американская эскадра во главе с адмиралом Дьюи. Германии как зачинщику акции дали понять: если ее флот не покинет венесуэльские воды, начнется война. В конечном итоге конфликт разрешился посредством международного арбитража.

Казалось бы, венесуэльский кризис демонстрирует великодушие и благородство Белого дома, который угрожал войной мощной европейской державе с целью предотвратить интервенцию против суверенного государства. Однако подобное впечатление было испорчено Аргентиной, чей министр иностранных дел Л. Драго под впечатлением от событий в Венесуэле направил в Вашингтон послание. В нем он изложил свое видение ситуации и предложил США совместно выступить перед международным сообществом с идеей, которая получила название «доктрина Драго», и сводилась к неприятию внешнего вмешательства, тем более военного, для урегулирования долговых проблем латиноамериканских государств. Легко понять, почему предложение Драго было встречено в Вашингтоне молчанием. Сложилась крайне неловкая ситуация: с одной стороны, США позиционировали себя как поборника латиноамериканского суверенитета, но с другой – не готовы были принять аргентинское предложение, поскольку слишком много американских государств были должны северному соседу. Европейские государства не имели права «выбивать долги» из американских стран не потому, что это было неправильно, а потому, что этим правом обладали только Соединенные Штаты. Тем более, что преемник Рузвельта на посту президента У. Тафт выдвинул идею «дипломатии доллара», согласно которой латиноамериканские государства следует не только пугать «большой дубинкой», но и «подсаживать» на американские кредиты[217]217
Arnold P.E. Taft W. Foreign Affairs, Miller Center.

[Закрыть].

Доктрина Драго не ушла в прошлое. Сегодня, когда многие страны потрясают долговые кризисы, слишком велико искушение стран коллективного Запада установить над ними протекторат под предлогом финансового оздоровления. Неудивительно, что сами аргентинцы настойчиво апеллировали в доктрине Драго в канун долгового кризиса 2001–2002 гг., в котором американский след был слишком очевиден.

Разумеется, не ушла в историю и сама доктрина Монро. На протяжении всего XX века Вашингтон предпринимал энергичные попытки всячески ее замаскировать. Весьма показательна история так называемого меморандума Кларка, который был разработан заместителем госсекретаря Дж. Кларком в 1929 г. (официально был опубликован в 1930 г.). В объемном 236-страничном документе, являющемся одним из характерных образцов американской доктринальной мысли, развивается удивительная логика, согласно которой все страны действуют в соответствии с принципом самосохранения, и США не являются исключением. Многие утверждают, что доктрина Монро дает право Вашингтону делать в западном полушарии все, что заблагорассудится. Кларк с этим не согласен. Доктрина Монро, утверждает он, есть выражение исключительно добрых намерений, которые США питают к соседям по континенту, и самим им эта доктрина очень полезна, поскольку они всегда могут рассчитывать на защиту со стороны Вашингтона. Возникает вопрос: как быть с многочисленными вооруженными интервенциями с участием американских войск, спонсируемыми Белым домом переворотами и гражданскими войнами, убийствами неугодных политиков, экономическими санкциями? Эту проблему автор меморандума решает с исключительно американским изяществом – он признает, что американское вмешательство имеет место, но оно никак не связано с доктриной Монро, а происходит само по себе, исходя из текущих интересов США и высшего приоритета «самосохранения»[218]218
Sessions G.A. The Clark Memorandum Myth. Americas, 1977

[Закрыть].

С геополитической точки зрения идеи Кларка сводились к тому, что доктрина Монро определяет исключительно отношения американского континента в целом с государствами Старого Света – в этой ситуации США и Латинская Америка находятся на одной стороне. При этом доктрина не распространяется на ситуации, где США реализуют свои собственные интересы.

Выдвинутая Кларком концепция не стала финальной точкой в развитии доктрины Монро. Провозглашенная Ф. Рузвельтом в 1930-е годы «политика добрососедства» также вполне укладывается в рамки идей, выдвинутых Монро более ста лет назад. Сегодня официальные власти США утверждают, что если эта доктрина и существует, то лишь в радикально измененном, «миролюбивом» виде. Утверждается, что в минувшем столетии данная доктрина прошла длительный этап «мультилатерализации», то есть включения в нее в максимальной степени интересов всех государств американского континента. В результате доктрина якобы трансформировалась в систему коллективной безопасности. Тем не менее длительная история вмешательства Вашингтона во внутренние дела суверенных американских государств, включая десятки эпизодов прямого военного вторжения, продолжается и в наши дни. Это позволяет говорить о том, что «классическая» доктрина Монро продолжает оказывать влияние на умы стратегов в Вашингтоне – однако сегодня ее положения распространяются на другие регионы мира, где США пытаются демонстрировать «великодушие» в духе венесуэльской экспедиции Рузвельта.

После триумфальной реализации доктрины Монро в конце XIX столетия Вашингтон начал задумываться о том, чтобы осуществить аналогичную схему в Азии. С середины столетия началось активное проникновение США на Дальний Восток. 3 июля 1844 года США и Китай подписали Вансяский договор, имевший неравноправный характер и предоставлявший американцам значительные торговые привилегии[219]219
Напомним, что в то время европейские державы начали активную агрессию против Китая, стремясь поставить его под свой протекторат. В 1840–1842 и 1856–1860 гг. произошли «опиумные войны», в которых Англия (во второй раз – в союзе с Францией) нанесла тяжелые поражения китайцам, противодействовавшим ввозу англичанами наркотиков в Китай. По итогам войн были подписаны кабальные соглашения.

[Закрыть].

В отношении Китая Белый дом предложил доктрину, известную как принцип открытых дверей. В соответствии с ним эта азиатская страна делилась между ведущими западными державами на сферы влияния, при этом формально сохраняя суверенитет. В рамках своей сферы влияния каждая из держав имела равные права в осуществлении экономической деятельности на китайской территории, при этом гарантировалась неприкосновенность от вмешательства других западных стран. Таким образом, принцип открытых дверей представлял собой фактически разновидность доктрины Монро с той разницей, что на момент его провозглашения США не имели политических и военных возможностей воспрепятствовать проникновению других государств на территорию Китая.

Еще более ярко и грубо американские геополитические методы были использованы в отношении Японии. С 1641 года японцы проводили политику «сакоку» (буквально – «Страна на цепи»), выражавшуюся в добровольной изоляции от окружающего мира. Геополитические и экономические амбиции побудили США отправить к берегам Страны восходящего солнца эскадру под командованием коммодора М. Перри. Он успешно использовал дипломатический талант, а также организацию банкетов на своих судах, где выполнил «дипломатическую миссию», которая увенчалась подписанием им в 1854 году Ка-нагавского договора.[220]220
О дипломатическом таланте М. Перри свидетельствует следующий факт. Когда один из японских вельмож устроил в честь коммодора и его офицеров роскошный обед, американец не постеснялся выразить свое недовольство скудным, по его мнению, угощением, обвинив хозяев в том, что они не желают поставить на стол лучшие блюда. Перри не догадался, что японцы, которые сотни лет не поддерживали почти никаких контактов с внешним миром, не имеют понятия, какую пищу привыкли есть непрошеные заморские гости.

[Закрыть]. Примечательно, что годом позже к берегам Японии прибыла экспедиция российского адмирала Е. В. Путятина. Российский дипломат использовал аналогичную Перри тактику, а договор, который он заключил, был калькой договора Перри.

Американская экспедиция стала одним из важнейших импульсов для «революции Мейдзи» – форсированной вестернизации Японии, сопровождавшейся перестройкой экономики, вооруженных сил и культуры по западным моделям. Уже к началу XX в. Япония была признана Западом в качестве ведущего центра силы на Дальнем Востоке. Вместе с тем японская модернизацион-ная политика, оказавшись искусственно синтезированной с традиционными ценностями этой страны, вылилась в идеологию милитаризма, которая стала одним из факторов развязывания Второй мировой войны. Визит американских «черных кораблей», как их назвали сами японцы, стал огромным потрясением для гордой нации. Не прошел он бесследно и для самих США. Горький осадок от перенесенного унижения сохранялся в Японии на протяжении поколений. Когда через пятьдесят лет молодого японца по имени Исороку Ямамото руководство военно-морской академии спросило о цели поступления в учебное заведение, тот сказал: «Хотел бы ответить на визит мистера Перри». В 1941 году адмирал Ямамото возглавил флот, атаковавший Перл-Харбор.

Экспедиция коммодора Перри является одним из ярких эпизодов «дипломатии канонерок», ставшей излюбленной практикой Вашингтона. Сегодня термин «дипломатия канонерок» переживает второе рождение, однако многие не понимают его истинного смысла, полагая, что так обозначается практика давления на слабые государства путем угрозы применения военной силы. Дело в том, что канонерская лодка – достаточно слабый с военной точки зрения корабль, появление которого у берегов даже далекого не самого мощного государства не создает значительной опасности. Однако же в речи оформился термин «дипломатия канонерок», а не «дипломатия броненосцев» или «дипломатия линкоров». Объяснение этому таково: державы, посылавшие канонерки к чужим берегам, были настолько уверены в том, что их оппонент уступит любым требованиям, что даже не считали нужным демонстрировать реальную военную силу, лишь «обозначая» ее. Направляя канонерки в ту или иную точку мира, Вашингтон или Лондон цинично заявляли: страх их перед нашей военной силой таков, что не нужно снаряжать в поход мощный корабль и тратить большие средства – достаточно лишь произвести «демонстрацию флага» у чужих берегов. Поэтому, когда сегодня применяют альтернативный термин «дипломатия авианосцев», такая замена не вполне эквивалентна. Впрочем, в современных условиях даже демонстрация флага у берегов неугодного государства во многом является излишней – давление можно оказать гораздо более действенными, например, экономическими мерами.

Следует заметить, однако, что доктрина активного и грубого вмешательства во внутренние дела суверенных государств, входящих в постепенно расширившуюся до всемирного масштаба сферу влияния США, разделялась далеко не всеми американцами, в том числе представителями элиты. Немало американцев в конце XIX – начале XX века были сторонниками изоляционизма.

Во второй половине XIX в. некоторые американские политики и интеллектуалы пришли к убеждению, что свойственный США экспансионизм губителен как для внутриполитической стабильности, так и для равновесия в международных делах. Возник ряд движений, стоявших в оппозиции к экспансионизму. Одним из них была Антиимпериалистическая лига, ярким выразителем идей которой стал Карл Шурц. Немецкий революционер, принявший активное участие в неудачной революции 1848 г. в Германии, Шурц был вынужден бежать в Новый Свет уже в зрелом возрасте. В США он занялся журналистикой и общественной работой среди немецких эмигрантов, вскоре став известной фигурой в политическом мире. В годы войны Шурц сформировал из немцев целый корпус, сделавшись его командиром и получив генеральское звание. Неплохо проявив себя на полях сражений и близко сойдясь с Грантом, Шурц вошел в большую политику. Вершиной его политической карьеры стал пост министра внутренних дел. Со временем он встал на позиции отказа от расширения влияния США и сосредоточения на внутренних делах. Он как никто другой знал, что нерешенных проблем внутри США чрезвычайно много, и полагал, что агрессивная политика за пределами страны не поможет их решить.

В его работах содержится глубокий и чрезвычайно полезный анализ американского империализма, его истоков и негативных последствий для самих США и остального мира. В основу своих рассуждений он положил тезис о том, что национальный интерес Соединенных Штатов не тождественен приобретению новых территорий и расширению влияния[221]221
Speeches, Correspondence and Political Papers of Carl Schurz, 2022.

[Закрыть].

Американская экспансия, согласно Шурцу, является «желанием приобрести определенные коммерческие выгоды: заполучить ресурсы другой страны и путем их эксплуатации умножить свое богатство; занять определенные стратегические позиции, которые в случае войны могут оказаться важными». Однако политик призывал к пониманию реальных возможностей и проблем Америки: «Лучше рационально использовать свои богатства, чем направлять энергию на реализацию фантастических зарубежных авантюр». Территориальные захваты, писал он, быстро становятся неконтролируемыми, они вырождаются в экспансию ради себя самой, так как «всегда будут существовать дополнительные коммерческие выгоды, которые можно получить, всегда будет желание присвоить богатства все большего числа стран, всегда будет расширяться список стратегических позиций, которые захочется занять для защиты тех позиций, которыми мы уже располагаем, не только желание обладать еще большим, но интерес, логика самой ситуации будут толкать нас все дальше и дальше..»[222]222
Шурц К. Предопределенная судьба. История США. Хрестоматия: пособие для вузов / сост. Э.А. Иванян. М.: Дрофа, 2007.

[Закрыть].

Доводы защитников политики экспансии, считает Шурц, абсурдны. К примеру, утверждают, что Америка должна установить свою власть над тем или иным слабым государством хотя бы потому, что в противном случае оно падет жертвой другой сильной державы. Вердикт Шурца таков: «Это абсурд. Проявив бескорыстие, мы будем обладать еще большим моральным правом протестовать против противоречащей нашим интересам договоренности».

Изоляционизм Шурца вовсе не носит идеалистического оттенка, это не призыв к Америке отгородиться от остального мира. Напротив, лозунг политика – максимальный прагматизм, и этот прагматизм, по его мнению, диктует необходимость воздерживаться от любых империалистических устремлений. Шурц не делает исключений даже для тех случаев, когда какой-либо народ явным образом выражает добровольное стремление присоединиться к американцам: «Решение вопроса о том, следует ли позволять чужаку стать членом нашей семьи, является нашим правом и долгом, и решать этот вопрос мы должны с учетом нашего собственного представления о семейных интере-сах»[223]223
Там же.

[Закрыть].

Не обошел своим пристальным вниманием Шурц и аргумент сторонников экспансионизма о необходимости обезопасить Америку «на дальних подступах». В качестве примера он приводил Гавайские острова, на которых в те времена существовало независимое королевство. Заморская торговля и операции американского флота привлекали все больше внимания к этим островам, которые могли бы обеспечить удобные передовые базы на Тихом океане. Отвечая тем, кто ратовал за аннексию островов, Шурц утверждает: владение таким «ключом» к Тихому океану потребует овладения другими «ключами» для защиты Гавайев, которые, в свою очередь, также нужно будет обезопасить и так до бесконечности. Вывод Шурца можно легко распространить на любые страны, которые Белый дом сегодня пытается сделать своими сателлитами: «Гавайи навсегда сохранят свой колониальный характер. Они будут связаны с нашей республикой не общностью интересов или национальными чувствами, а всего лишь предоставляемой им защитой от иностранной агрессии и определенными коммерческими выгодами»[224]224
Там же.

[Закрыть].

Экспансия, утверждает политик, таит в себе величайшую опасность для США, которые обладают поистине уникальным географическим положением, защищающим их от любой внешней агрессии. Однако, приобретая все новые и новые сферы влияния, американцы сами лишают себя этого уникального преимущества, ибо тем самым приближают себя к могущественным соперникам, с которыми им придется сойтись в тяжелой борьбе.

Доктрина Монро также подвергается Шурцем критике. Ее лицемерие очевидно, полагает он, ведь хорошо известно, что ни одно государство в Новом Свете даже близко не сравнится в своих возможностях с США. Поэтому никакое иностранное вмешательство и даже непосредственный военный союз потенциальных противников Америки с любым из американских государств не представляет значительной опасности.

Отдельное внимание Карл Шурц уделил теории морской силы, которая в его времена лишь начинала пускать первые ростки на американской интеллектуальной почве. Нетрудно понять, что эта доктрина отвергается Шурцем как ошибочная и вредная для самих Соединенных Штатов. Утверждение о том, что обширная морская торговля нуждается в мощной военной защите, считает он, не соответствует действительности, ибо «нашей торговле никто и ничто не угрожает, кроме как конкуренция других государств и ошибки нашей собственной торговой политики, а против этого корабли бессильны». Точно так же флот не нужен для того, чтобы силой оружия выбивать из слабых стран выгодные торговые соглашения – экономическая мощь американцев такова, что эти страны сами с радостью согласятся вести торговлю с Америкой. Из этих умозаключений следует вывод, который мог бы привести в бешенство самого Мэхэна: «Ничто не может быть глупее часто высказываемого суждения, что такая большая страна должна располагать и большим военно-морским флотом. Вместо того, чтобы гордиться большим военно-морским флотом, американскому народу следует гордиться тем, что он ему не нужен. В этом заключаются его привилегия и его истинная слава».

Неприятие вызывает у Шурца стремление американских империалистов завладеть военными базами по всему миру, дабы на них могли опираться военно-морские силы. Он полагает, что с учетом американских ресурсов дипломатическим путем можно получить не меньшие привилегии, нежели военным и политическим давлением. Умелые переговоры не только могут доставить США нужные базы, но и откроют путь американскому капиталу в любом регионе мира, что автоматически аннулирует необходимость каких бы то ни было баз.

Таким образом, предлагаемая Карлом Шурцем стратегия не являлась чем-то не достойным Соединенных Штатов как претендента на звание великой державы. Шурц не предлагал США отойти на вторые позиции в мире, прервать связи с другими государствами, распустить армию и флот, отказаться от продвижения американской продукции за рубежом. Несмотря на то, что родным языком Шурца был немецкий, а сам он не принадлежал к числу американской аристократии, этот государственный деятель и мыслитель оказался подлинным патриотом Соединенных Штатов, который заботился о величии страны и о том, чтобы вывести ее на передовые позиции в мире. Однако, по его мнению, воинственность и стремление повсеместно вмешиваться во внутренние дела государств – плохая стратегия, которая не только не укрепит национальную безопасность, но и подорвет ее. Показательны следующие слова Шурца: «Сейчас Соединенные Штаты могут стать самым грозным из когда-либо существовавших нейтральных государств, которое любая воюющая страна побоится обидеть». В понимании автора этого высказывания мощь государства и соблюдение нейтралитета являются вполне совместимыми. Необязательно проводить агрессивную политику в отношении других игроков на международной арене для того, чтобы гарантировать собственную безопасность.

Выводы Шурца, а в равной степени его прогнозы и прозрения, удивительны и заслуживают самого пристального внимания сегодня. «Судьба американского народа, – пишет он, – заключена в его мудрости и воле. Если он направит всю свою энергию на развитие того, чем он располагает в ныне существующих пределах, то «предопределенной судьбой» американского народа станет сохранение исключительных и бесценных выгод, которыми он располагает сегодня, и взращивание на благоприятной почве нашей активной гражданственности, основанной на свободе, процветании и мощи»[225]225
Шурц К. Предопределенная судьба. История США. Хрестоматия: пособие для вузов / сост. Э.А. Иванян. М.: Дрофа, 2007.

[Закрыть].

Что же касается империалистического сценария развития Соединенных Штатов, то здесь его прогноз неутешителен: «Если [американский народ] прельстится благодатью тропиков и займется безудержным расширением своей территории, его «предопределенная судьба» столь же уверенно предсказывает ему полный отказ от консервативной политической традиции, быстрое падение нравов и развал политических институтов, беспокойное, безнравственное будущее и наконец – окончательное разложение».

Несмотря на то, что Карл Шурц и его коллеги по «Антиимпериалистической лиге» пользовались большим авторитетом в обществе, мощная официальная пропаганда породила среди широких слоев населения непреодолимое очарование экспансионистскими проектами. Идея о том, что США могут в течение считанных десятилетий стать глобальным лидером и диктовать свою волю даже таким мощным державам, как Англия, Франция или Россия, при этом оставаясь в полной недосягаемости для непосредственного военного нападения, оказалась чрезвычайно привлекательной, тем более что проправительственные средства массовой информации умело окружали ее ореолом героики. Военные парады, спуски на воду новых кораблей, театральные представления, песни, рассказывающие о подвигах американцев, которые принуждают «варварские» страны открыться цивилизации, пользовались в те времена популярностью не меньшей, чем голливудские блокбастеры сегодня. Неудивительно, что идеи изоляционистов и антиимпериалистов, какими бы разумными они ни были, находили понимание лишь у немногих здравомыслящих граждан, тогда как большинство с подачи Вашингтона осмеивало призывы сосредоточиться на внутренних делах и воздержаться от рискованных авантюр за рубежом, тем более что сам по себе риск казался минимальным, а выгоды – огромными.