Текст книги "Америка против всех. Геополитика, государственность и глобальная роль США: история и современность"

Автор книги: А. Яковенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 47 страниц)

Глава 1
Американская геополитическая мысль: от истоков к современности

В современном мире термин «геополитика» вошел не только в научный оборот, но и в повседневный лексикон политиков, государственных деятелей, журналистов и даже обывателей. Мы говорим о геополитической стратегии государства, современной геополитической обстановке, геополитических интересах. При этом зачастую отсутствует четкое понимание того, что именно представляет собой геополитика и какой комплекс идей стоит за этим понятием. Как следствие, отсутствует и ясное понимание того, какие цели преследуют творцы «новой геополитической картины мира», в первую очередь Соединенные Штаты. Таким образом, оценка современной ситуации невозможна без понимания того, что же на самом деле представляет собой геополитика и какие теории образуют ее фундамент.

Геополитика – это область мысли, возникшая на пересечении политической теории, географии, истории, демографии, социологии, военных и других научных и околонаучных дисциплин более ста лет назад. Исследуя политический потенциал территориально-пространственных характеристик государства, геополитика призвана раскрывать его возможности и мотивы действий на международной арене.

Общей чертой всех геополитических учений являются попытки установить связь между географией и возможностями государств на мировой арене. Понимание и различные трактовки подобной взаимосвязи характерны для геополитики как столетие назад, так и в наши дни. Это иллюстрируют рассуждения директора центра «Стратфор», известного как «неформальное ЦРУ», Джорджа Фридмана. В своем докладе «Методология геополитики» он пишет: «Важно лишь одно: нации и их сообщества действуют на основании страха в гораздо большей степени, нежели из любви или зависти. Страх перед лицом грядущей катастрофы определяет внешнюю политику кочевых племен и современных национальных государств. Этот страх, в свою очередь, обусловлен фактором местоположения. География задает возможности, в равной степени определяя также слабости и уязвимости. Страх зависимости и уничтожения движет народами – и страх этот укоренен в местоположении»[7]7
  Friedman G. The Methodology of Geopolitics. Love of One's Own and the Importance of Place – Stratfor, 2008. P. 8.


[Закрыть].

Впервые термин «геополитика» был применен и развит шведским ученым Рудольфом Челленом (1864–1922) в капитальном труде «Государство как форма жизни», вышедшем в 1916 г. В его книге геополитика определялась в качестве «науки о государстве как географическом организме, воплощенном в пространстве»[8]8
  Kjellen R. Der Staat als Lebensform. – Leipzig, 1917.


[Закрыть]. В то же время первые геополитические учения зародились в последней четверти XIX в., еще до того как появился сам термин. Произошло это примерно одновременно в Германии, Англии и США. Соответственно, сформировались две школы геополитической мысли – германская и англосаксонская. Их условно называют континентальной и морской. По сути, всю геополитическую мысль можно, хотя и очень упрощенно, представить с позиций борьбы или, напротив, синтеза этих двух интеллектуальных течений. Противостояние морских и континентальных держав рассматривается как наиболее фундаментальный закон геополитики.

Зарождение геополитики неслучайно связано с Германией второй половины XIX в. В этот период начинается процесс объединения нескольких десятков раздробленных германских государств в единую империю под эгидой Пруссии[9]9
  Идеологической основой для этого движения стала теория пангерманизма, согласно которой германский народ является единым в политическом, экономическом, этническом, культурном, языковом отношениях и, следовательно, должен развиваться в рамках одного государства. Перенаселенность, неравномерное распределение ресурсов, невыгодное стратегическое положение сдерживали развитие германских княжеств и препятствовали процессу объединения. Это побудило немецких мыслителей вплотную заняться исследованием взаимосвязи между географическими факторами и политическим развитием государств. Выраженным пангерманистом был сам Челлен. В ходе франко-прусской войны 1870–1871 годов союз германских государств во главе с Пруссией нанес сокрушительное поражение Франции, считавшейся в то время наиболее мощной державой континентальной Европы. Военная победа была достигнута не только за счет организационно-технического превосходства армии, объединенной под началом пруссаков, но и вследствие невероятно высокого боевого духа немецких солдат, многие из которых едва покинули школьную скамью, где им годами методично внушались идеи, которые впоследствии станут лейтмотивом германской геополитики. Показательно, что творцу Второго рейха канцлеру Отто фон Бисмарку приписывается фраза о том, что битву при Седане выиграл прусский учитель (в действительности фраза взята из статьи немецкого учителя О. Пешеля о победоносной для пруссаков битве при Садове – решающем событии австро-прусской войны 1866 года, в ходе которой Австрия и Пруссия решали, под чьей эгидой объединятся германские государства).


[Закрыть]. Среди идей, которые внушались немцам, главенствовал тезис об исторической несправедливости в отношении Германии, искусственно раздробленной и зажатой среди враждебных государств, препятствовавших ее развитию. Воинственный реваншизм, соединенный с методичной пропагандой, стал катализатором зарождения геополитической мысли. Эти два начала во многом подпитывают и современную геополитику.

В этих условиях возникла необходимость в теоретическом обосновании проводимой Германией агрессивной политики. В конечном итоге доктрины, формировавшиеся на этой почве, привели к развитию концепции «жизненного пространства» (Lebensraum) Карла Хаусхофера (1869–1946), которая, в свою очередь, послужила одной из идеологических основ гитлеровского экспансионизма («нацист номер два» Рудольф Гесс был учеником Хаусхофера).

У американцев в конце XIX века тоже появился свой вариант доктрины жизненного пространства. Пожалуй, ни одно государство мира в ту эпоху не претерпело такого стремительного территориального расширения, как Соединенные Штаты. Приобретение у наполеоновской Франции огромных территорий от Мексиканского залива до канадской границы в рамках Луизианской покупки 1803 года, присоединение Флориды и других испанских земель в 1819 г., включение в свой состав Техаса, Калифорнии и отторжение от Мексики более половины ее площади после Американо-мексиканской войны 1845 года – вот лишь неполный список действий Вашингтона, которые позволили зажатым на восточном побережье бывшим британским колониям за полвека разрастись до берегов Тихого океана[10]10
  Подробнее см. Гл. 2.


[Закрыть].

Тогда в умах американского общества начали зарождаться далеко идущие идеи экспансионизма и гегемонизма, выходящие за пределы «скромных» задач завоевания североамериканских земель. Уже на рубеже XIX–XX вв. в США сложилась идеология, которая удивительным образом перекликается с проникнутыми великодержавным шовинизмом и расизмом идеями германской геополитики, позднее вдохновившими нацистов. Интересно, что исследователи такую связь подметили довольно давно. Как указывал Дж. Пратт в своей работе «Экспансионисты 1890-х годов»[11]11
  Pratt J.W. Expansionists of 1898: The Acquisition of Hawaii and the Spanish Islands. LLC, 2012.


[Закрыть], вышедшей в 1936 г., многие идеи американского экспансионизма в дальнейшем были положены в основу идеологии нацистской Германии.

В 1900 г. в книге «Экономическое господство Америки» американский историк Б. Адамс выступил с пропагандой англосаксонского доминирования и призывами превратить Тихий океан во внутреннее американское море[12]12
  Adams B. America's Economic Supremacy. Origami, 2019.


[Закрыть]. Группа историков при университете Дж. Хопкинса во главе с Адамсом стала обосновывать «исключительность» американского народа, провозглашая «право» и «обязанность» Соединенных Штатов распространять свою политическую систему во всем мире. С верой в «избранный народ» и предназначенную ему власть над миром они принялись вырабатывать идеологические установки грядущего мирового американского экспансионизма. Их современник, историк Дж. Берджес в своей книге «Политическая наука и сравнительное конституционное право», вышедшей в 1890 г., писал, что англосаксы имеют неоспоримое расовое превосходство над другими народами[13]13
  Burgess J.W. Political Science and Comparative Constitutional Law. HardPress, 2013.


[Закрыть]. Поэтому перед США стоит задача распространить свою политическую систему на весь мир. Другие страны «следует заставить подчиниться, применив, если потребуется, любые средства». Этим авторам вторит Ч. Конант в своей работе «Экономические основы “империализма”»: «Создастся впечатление, что сегодня Соединенные Штаты вступают на путь, предназначенный им как отпрыскам англосаксонской расы, но еще не пройденный ими, поскольку у них было пока много дел дома… Неукротимое стремление к экспансии, которое заставляет растущее дерево преодолевать любые преграды, которое руководило готами, вандалами и, наконец, нашими саксонскими предками в последовательных и жестоких войнах, проносившихся над приходившими в упадок римскими провинциями, как будто вновь ожило и ищет новые возможности для приложения американского капитала и американской предприимчивости»[14]14
  Цит. по: Галин В. Политэкономия войны. Алгоритм, 2021.


[Закрыть].

Важный вклад в теоретическое и идеологическое обоснование масштабной территориальной экспансии США внес целый ряд концепций, которые носят явный геополитический характер (хотя научными теориями их едва ли можно назвать). Возможно, самая известная из них – «доктрина фронтира», разработчиком которой стал американский историк Фредерик Тёрнер (1861–1932)[15]15
  Turner F. The Frontier in American History. – New York: Holt, 1921. Рус. перевод: Тернер Ф. Фронтир в американской истории. – М.: Весь Мир, 2009.


[Закрыть]. Согласно этой концепции, американская государственность не была привнесена извне с колонистами и эмигрантами, но развилась естественным образом в ходе освоения пограничных территорий и постепенного продвижения переселенцев на Запад. Продвигаясь за пределы обитаемых земель, утверждает Ф. Тёрнер, американцы оказывались предоставлены самим себе, поскольку на новых территориях государство фактически отсутствовало. Следовательно, для выживания переселенцам приходилось находить эффективные формы кооперации и самоорганизации, из которых и выросла американская демократия. Именно эти достижения позволили в короткое время продвинуть границы США вплоть до тихоокеанского побережья.

Хотя концепция Тёрнера была подвергнута критике академическими историками еще при жизни ее создателя, отдельные ее положения развиваются и по сей день. Тезис об особой роли «фронтира» стал одним из краеугольных камней американского национального самосознания. Идеи Тёрнера были с восторгом приняты и развиты другим историком, будущим президентом США Теодором Рузвельтом. Еще один американский лидер Вудро Вильсон также подчеркивал, что его взгляды на американский экспансионизм возникли под влиянием бесед с Тёрнером, и писал: «Американский континент уже завоеван Соединенным Штатами и служит целям нашей цивилизации. США должны теперь обратить свой взор на новые границы». Вспомним, что именно при Вильсоне Америка вступила в Первую мировую войну, а сам он стал первым президентом страны, побывавшим за рубежом в период нахождения в должности.

И в наши дни американцам всех поколений импонирует миф о героях-переселенцах, которые своими руками «создали Америку». Романтика Дикого Запада, покорения и освоения новых территорий, населенных «дикими племенами», прославленное певцом британского империализма Р. Киплингом «бремя белого человека»[16]16
  Напомним знаменитые строки английского поэта:
Несите бремя белых, —И лучших сыновейНа тяжкий труд пошлитеЗа тридевять морей;На службу к покореннымУгрюмым племенам,На службу к полудетям,А может быть – чертям!(Пер. М. Фромана)

[Закрыть], заключающееся в «высокой цивилизаторской миссии» – все эти стереотипы по-прежнему живут в умах американцев и напрямую влияют на политику Вашингтона. Ярким свидетельством этому является книга американского журналиста и теоретика геополитики Р. Каплана «Пехотинцы империи: американские военные на земле», в которой автор описывает свой опыт командировок в разные уголки земного шара с бойцами спецназа [17]17
  Kaplan R. Imperial Grunts: On the Ground with the American Military, from Mongolia to the Philippines to Iraq and Beyond. Vintage, 2006.


[Закрыть]. Он утверждает, что пафос Дикого Запада – главное, что движет американскими солдатами, повсюду приветствовавшими его характерной фразой: «Добро пожаловать в страну краснокожих, парень!».

Обозначенные выше идеи во многом были синтезированы в концепции, которая сформировалась в Америке в середине XIX в. и стала известна как Manifest Destiny. Наиболее удачный перевод этого термина – «явное предназначение» или «предопределение судьбы». «Неизбежный удел американского народа – это покорение континента <…> пробиться через бескрайние просторы к Тихому океану, воодушевить миллионы людей <…> установить новый порядок в человеческих взаимоотношениях, оживить одряхлевшие народы, обратить тьму в свет, развеять сон сотен столетий, приучить старые народы к новой цивилизации, укрепить судьбу рода человеческого, вести путь человечества к его кульминационной точке, дать переродиться тем, кто пал духом <.> объединить мир в рамках одной семьи, одного общества <.> и излить благословение на весь мир!» – так в своей речи перед Сенатом США в 1846 г. описал концепцию «явного предназначения» один из ее авторов, путешественник и политический деятель Уильям Гилпин (1813–1894)[18]18
  Glaab Ch. Visions of Metropolis: William Gilpin and Theories of City Growth in the American West. – Wisconsin, 1961.


[Закрыть]. Как видно, риторика американской избранности, звучащая в этой произнесенной более полтора столетия тому назад речи, практически не изменилась вплоть до наших дней. Вашингтон до сих пор стремится «изливать благословение» на весь мир.

Таким образом, псевдотеоретические концепции геополитического характера, оправдывавшие территориальную экспансию американского государства, появились в США даже несколько раньше, чем интеллектуалы и политики в Европе начали формировать первые собственные геополитические доктрины. Сегодня ни один американский исследователь развития геополитической мысли не обойдет вниманием германских теоретиков геополитики, обосновывавших агрессивную политику Второго и Третьего рейха. Однако движение американцев на Запад, сопровождавшееся массовым уничтожением индейцев, являлось таким же расширением «жизненного пространства», как и франко-прусская война 1870–1871 гг. или авантюры Гитлера. Более того, масштабы истребления коренных народов Северной Америки не уступали Холокосту в Европе, однако растянутость этого процесса во времени, отсутствие широкого информационного освещения этих событий и пренебрежение европейцев внутренними делами Америки сделали свое дело.

Конечно, «доктрина фронтира» и концепция «явного предназначения» относятся, скорее, к области идеологии. Вместе с тем американцы и в целом англосаксы внесли свой весомый вклад в формирование теоретической геополитики как таковой. В отличие от германских геополитиков, английские и американские теоретики ставят во главу угла контроль не над сушей, а над морем. Источником вдохновения в этом случае стал опыт создания британцами своей всемирной и беспрецедентной по масштабу империи, которая была бы невозможна без получения Англией статуса «владычицы морей».

К концу XIX века США отказались от политики изоляционизма и приступили к активному вмешательству во внутренние дела других государств и территориальным приобретениям, в том числе силовым путем. В это же время появляются труды Альфреда Мэхэна (1840–1914), сформулировавшего теорию морской силы (морской мощи). Согласно этой теории, определяющим фактором мировой истории является достижение господства на море при помощи военно-морского флота, который позволяет развернуть глобальную морскую торговлю и проводить экономическую экспансию. В свое время именно с помощью морской силы добились процветания Нидерланды, которые затем были оттеснены Англией – новой «владычицей морей». Теперь, утверждал Мэхэн, время перенять эту эстафету настало для Америки.

Мэхэн не видел ничего предосудительного в том, чтобы в геополитической картине мира ставить во главу угла понятие военной силы. В своей работе «Заинтересованность Америки в морской силе» он недвусмысленно провозгласил, что «военная сила является одним из преобладающих факторов для оправдания политики», поскольку «конфликты на международной арене закаляют нации и способствуют их возмужанию»[19]19
  Mahan A. The Interest of America in See Power. – Boston, 1897. P. 171.


[Закрыть]. На основе своей теории Мэхэн обосновывал необходимость оказания Вашингтоном давления (вплоть до прямого применения силы) на государства в любом регионе мира в целях создания наиболее благоприятных условий как для деятельности американского бизнеса, так и для размещения вооруженных сил.

В сущности, теория морской силы капитана Мэхэна вдохновлена знаменитой стратегией «Анаконда», разработанной генералом Скоттом на начальном этапе Гражданской войны в США. Напомним, что данная стратегия сводилась прежде всего к постепенному окружению территории противника и захвату стратегически важных пунктов, через которые тот мог вести морскую торговлю, а также вытеснению его с коммуникаций – иными словами, речь идет об экономическом удушении противоборствующей стороны[20]20
  Подробнее о стратегии «Анаконда» будет рассказано во второй части.


[Закрыть]. По мнению Мэхэна, доминирование США на море позволит американцам навязывать свою волю любому противнику, атакуя и отступая в любой удобный момент, а также надежно изолировать оппонента от мировых рынков и тем самым истощать его экономически.

Господство на море, утверждает американский теоретик, покоится в первую очередь на мощном торговом флоте, тогда как военно-морские силы обеспечивают безопасность морской торговли, устраняя возможные угрозы со стороны противника, и ее беспрепятственность, принуждая силой оружия к соблюдению режима свободы мореплавания. Однако морская сила, учит Мэхэн, не тождественна обладанию сильным военно-морским флотом. В самом деле, в свое время и Испания, и Франция обладали грозным флотом, корабли которого превосходили английские аналоги, тем не менее именно Великобритания стала в итоге «владычицей морей».

Причина этого, по мнению Мэхэна, заключается в том, что испанцы и французы воспринимали море как дорогу, по которой товары доставляются на рынки, а войска – на заморские театры военных действий. Они использовали флот пассивно. Однако морское пространство – это не дорога, а потенциальное поле боя, а флот – это инструмент не оборонительный, а сугубо наступательный. Бесполезно использовать военный флот для защиты своего транспорта и гаваней, всегда найдется слабое место или скажется нехватка кораблей. В равной степени бесполезно пытаться нарушить морскую торговлю противника, атакуя его конвои. Вместо этого военный флот должен сконцентрироваться в единую атакующую силу и искать решающего сражения, чтобы уничтожить противника. Именно наступление и победа дают господство на море, учит Мэхэн, тогда как оборонительный образ действий неизменно связан с распылением собственных сил и неминуемым поражением. Когда военно-морские силы противника будут уничтожены и «вражеский флаг будет появляться над морем лишь в качестве беглеца», следует очередь торгового флота противника, исчезновение которого знаменует конец войны.

Исходя из этих рассуждений, американский мыслитель делает вывод о том, что эффективный военно-морской флот должен состоять из небольшого количества мощных кораблей – capital ships, которые легко сосредоточить в одном месте для нанесения решительного поражения противнику. Во времена Мэхэна эту роль выполняли линкоры, защищенные броней и вооруженные крупнокалиберными орудиями. Пришествие авиации обесценило роль линкоров и заменило их авианосцами, которые прекрасно подходят под мэхэнов-ское описание.

Важным элементом теории «морской силы» стали военные базы. Мэхэн приветствовал приобретение стратегически выгодных территорий и строительство на них баз, которые обеспечивали бы флоту полную свободу действий, увеличивали его шансы на встречу с противником и навязывание ему генерального сражения, которое решило бы исход войны.

Теория Мэхэна вызвала подлинный интеллектуальный подъем в англосаксонском обществе. Как и в случае с «доктриной фронтира», она нашла своего почитателя в лице Теодора Рузвельта, приложившего много усилий для воплощения в жизнь доктрины Мэхэна. Одним из наиболее нашумевших его предприятий был поход «Великий белый флот» – кругосветное путешествие 16-ти броненосцев (1907–1909), призванное продемонстрировать всему миру величие США как морской державы. Именно Т. Рузвельт заложил традиции использования военно-морского флота как главного инструмента американской геополитики.

Другим важным шагом в создании англосаксонской геополитики стала теория британского географа и политического деятеля Халфорда Макиндера (1861–1947), который обратился к понятию «сердцевинная земля» (или Хартленд), господство над которой, по его мнению, дает ключ к глобальному доминированию. В его понимании Евразия и Африка образуют единый континент, который Макиндер называл «мировым островом». Именно через Хартленд пролегает «географическая ось истории»[21]21
  Mackinder H. The geographical pivot of history // The Geographical Journal. 1904. 23. P. 421437.


[Закрыть], вдоль которой разворачивались события, определявшие судьбы мира. Британец выводит свою знаменитую формулу: «Кто контролирует Восточную Европу – тот господствует над “Хартлендом”; кто контролирует “Хартленд” – тот господствует над “мировым островом”; кто контролирует “мировой остров” – тот господствует над миром»[22]22
  Классика геополитики XX века. – М.: АСТ, 2003. С. 7–33.


[Закрыть].

Очевидно, что важнейшей частью Хартленда Х. Макиндер считал территорию России и приложил немало усилий для пропаганды идеи отторжения у нее жизненно важных пространств (в частности, во время Гражданской войны он выполнял ряд дипломатических поручений при белом движении на юге России). «В этом мире, – писал английский исследователь, – Россия занимает центральное стратегическое положение, которое в Европе принадлежит Германии. Она может по всем направлениям, за исключением севера, наносить, а одновременно и получать удары. Окончательное развитие ее мобильности, связанное с железными дорогами, является лишь вопросом времени. Да и никакая социальная революция не изменит ее отношения к великим географическим границам ее существования»[23]23
  Классика геополитики XX века. С. 7–33.


[Закрыть].

Следовательно, в практической плоскости англосаксонская геополитика должна быть нацелена на ослабление российского контроля над Хартлендом. Это предполагает антироссийскую деятельность в Восточной Европе, дестабилизацию Центральной Азии, установление контроля над Ближним Востоком, Афганистаном и Пакистаном, сдерживание России на тихоокеанском направлении и попытки «вбить клин» между Москвой и Пекином. В западном политико-экспертном сообществе периодически озвучивались идеи объявления российских территорий и ресурсов чуть ли не общим достоянием человечества, иначе говоря, установления над этим обширным регионом американского контроля[24]24
  «Лавров: в США и Европе есть люди, которые продвигают мысль, что Россия слишком большая. ТАСС, 2 февраля 2023.


[Закрыть]. Удивительно, насколько выводы, проистекающие из учения столетней давности, соответствуют современным устремлениям западных стратегов.

На протяжении XX века геополитика прошла сложную эволюцию. В 1930-е годы благодаря деятельности немецкого теоретика К. Хаусхофера и основанного им Института геополитики за этой дисциплиной закрепился ярлык нацистской псевдонауки, помогавшей оправдывать агрессивные устремления Германии в Европе и Японии в Азии. Как мы помним, геополитические концепции немецких ученых стали одним из столпов военной и внешнеполитической доктрины нацизма.

Несмотря на это, уже во время войны геополитические учения претерпели второе рождение в Соединенных Штатах, а сразу вслед за победой над нацизмом Вашингтон приложил немало усилий для вывоза за океан не только ведущих немецких физиков, инженеров и конструкторов, но и экспертов в области геополитики. Неудивительно, что в США после окончания Второй мировой войны были проведены масштабная исследовательская работа по изучению германского геополитического наследия с целью его использования для формулирования собственной глобальной стратегии, а также кампания по очищению «доброго имени» геополитики от ярлыка нацистской псевдонауки. Одной из ведущих фигур этого движения стал Роберт Штрауш-Хюпе (19032002) – уроженец Австрии, в 1923 г. эмигрировавший в Соединенные Штаты и сделавший там как дипломатическую, так и академическую карьеру. В фундаментальной работе «Геополитика: борьба за пространство и власть»[25]25
  Strausz-Hupe R. Geopolitics: the Struggle for Space and Power. – New York: G.P. Putnam's Sons,


[Закрыть], созданной еще в 1942 г., он уделяет большое внимание как идеологическому обоснованию применения геополитического наследия К. Хаусхофера для нужд Вашингтона, так и чисто практическим аспектам современной ему военнополитической ситуации.

Вторая мировая война стала во многом моментом истины для англосаксонской геополитики. Для Вашингтона и Лондона стратегической целью их участия в глобальном конфликте явилось недопущение установления полного контроля над Хартлендом со стороны какой-либо континентальной силы, будь это Третий рейх или СССР. С другой стороны, война также ясно продемонстрировала решающую роль морской силы, во многом благодаря которой Англии удалось удержаться, а потом вместе с США подорвать экономический потенциал Германии и Японии, фактически попавших в плотную морскую блокаду.

После окончания Второй мировой войны в американской геополитике на первый план выдвинулась доктрина «Римленд», разработанная Николасом Спайкменом (1893–1943). Хотя преждевременная смерть не позволила этому теоретику провести анализ итогов войны, он удивительно точно предсказал направления геополитической активности американцев и англичан в послевоенный период. Книга Спайкмена «Американская стратегия в мировой политике», по мнению видного политолога Р. Каплана, «дает даже больше, чем работа Макиндера, теоретических оснований для понимания мира в период после “холодной войны”»[26]26
  Цит. по: Kaplan R. The Revenge of Geography. Random, 2012.


[Закрыть].

В своих работах Спайкмен синтезировал идеи Х. Макиндера и А. Мэхэна[27]27
  Основные работы Спайкмена: Spykman N. The Geography of the Peace. – New York: Harcourt, Brace and Company, 1944; Id. America's Strategy in World Politics: The United States and the Balance of Power. – New York: Harcourt, Brace and Company, 1942.


[Закрыть], однако по-своему сместил акценты, обратив внимание на важность так называемых «окраинных территорий» (Римленда), которые опоясывают Хартленд. Их использование, по мысли теоретика, должно стать базисом для сдерживания геополитических противников США, в первую очередь России и Китая.

Спайкмен представлял Римленд в качестве дуги, проходящей от Балтики через Западную Европу, Средиземноморье, Ближний и Средний Восток до Юго-Восточной Азии. Он постулировал, что «тот, кто держит под своим контролем “евроазиатский обод”, правит в Евразии, а тот, кто правит в Евразии, держит в своих руках судьбу мира».

В своих трудах Спайкмен неоднократно подчеркивал большое значение Евразии для Америки. Он предупреждал, что угроза США исходит со стороны стран-гегемонов или центров сосредоточения сил, находящихся в Евразии: «Безопасность и независимость нашей страны могут быть сохранены только в случае проведения внешней политики, которая исключит возможность появления на Евро-Азиатском континенте державы, занимающей господствующее положение в Европе и на Дальнем Востоке»[28]28
  Spykman N. America's Strategy in World Politics: The United States and the Balance of Power. -New York: Harcourt, Brace and Company, 1942.


[Закрыть] (вывод вполне созвучен макин-деровскому).

Важнейшей задачей Америки, утверждает Спайкмен, является недопущение политического сближения мощных континентальных держав. Россия и Китай могут образовать опаснейший тандем на Востоке, тогда как основную угрозу на Западе представляет российско-германский союз. «Величайшая трудность, – писал Спайкмен в 1942 г. на страницах книги “Американская стратегия в мировой политике”, – будет заключаться в нахождении баланса между Германией и Россией. В случае победы союзников СССР выйдет из войны в качестве одной из величайших промышленных держав мира, имея при этом громадный военный потенциал. Германия, пока она не разгромлена, продолжит представлять внушительную военную мощь, какую она продемонстрировала в обеих мировых войнах… Политический союз между ними станет величайшей европейской федерацией на пространстве между Балтикой и Средиземным морем»[29]29
  Spykman N. America's Strategy in World Politics.


[Закрыть].

Интересно отметить, что укрепление Европы и создание общеевропейской федерации (к чему в настоящее время стремится Евросоюз) мыслилось Спайк-меном как крайне нежелательное явление: «Федеральная Европа <.> полностью изменила бы наше [США] значение как атлантической силы и в значительной степени ослабило бы наши позиции в Западном полушарии»[30]30
  Ibid.


[Закрыть]. Сходные идеи можно обнаружить в трудах Збигнева Бжезинского[31]31
  Бжезинский З. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы. – М.: АСТ, 2015.


[Закрыть] или в вышедшей в 2015 г. книге «Горячие точки: зарождающийся кризис в Европе»[32]32
  Friedman G. Flashpoints: the Emerging Crisis in Europe. – New York: Doubleday, 2015.


[Закрыть]основателя центра «Стратфор» Джорджа Фридмана. Таким образом, круг основных геополитических проблем, которые волнуют американских стратегов в наши дни, – укрепление России, ее потенциальный альянс с Китаем и Германией, создание европейской федерации – был очерчен еще семьюдесятью годами ранее, на исходе Второй мировой войны.

В целом работы Мэхэна, Макиндера и Спайкмена образуют основу классической англосаксонской геополитики. Именно эти теоретики очертили наиболее фундаментальные понятия и категории геополитической мысли западного мира и задали тут систему координат, в которой по-прежнему живут и действуют американские и британские политики, военные, академические эксперты. Последующие поколения теоретиков геополитики занимались в основном конкретизацией этих доктрин и их корректировкой в условиях изменявшейся глобальной конъюнктуры.

Важное слово здесь сказали два видных представителя американского истеблишмента, которые одновременно завоевали большой авторитет в западном академическом мире и внесли существенный вклад в развитие американской геополитической мысли. Речь идет о З. Бжезинском и Г. Киссинджере.

З. Бжезинский является многосторонним мыслителем, автором глобальной стратегии антикоммунизма, теории технотронной эры, концепции американского лидерства. Особого внимания заслуживают его работы «Великая шахматная доска» и «Выбор. Мировое господство или глобальное лидер-ство»[33]33
  См.: Бжезинский З. Великая шахматная доска. – М.: Международные отношения, 1999; Бжезинский З. Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство. – М.: Международные отношения, 2005.


[Закрыть]. Развивая идеи Макиндера в книге «Великая шахматная доска», Бжезинский настойчиво проводит идею о необходимости использования политического, экономического, военного и культурного превосходства США для удержания контроля над Евразией. Он пишет, что после окончания холодной войны «главный геополитический приз для Америки – Евразия»: «Половину тысячелетия преобладающее влияние в мировых делах имели евразийские государства и народы, которые боролись друг с другом за региональное господство и пытались добиться глобальной власти. Сегодня в Евразии руководящую роль играет неевразийское государство, и глобальное первенство Америки непосредственно зависит от того, насколько долго и эффективно будет сохраняться ее превосходство на Евразийском континенте»[34]34
  Бжезинский З. Великая шахматная доска. С. 43.


[Закрыть].

В книге «Вне контроля» Бжезинский заявил, что «если Америка желает контролировать мир – а она этого желает, тогда она должна установить главенство над Евразией, особенно над ее “западной периферией” – Европой и над ее сердцевиной – Россией, а также над Ближним Востоком и Центральной Азией, и имеющимися там запасами углеводородов»[35]35
  Там же.


[Закрыть].

Такую позицию разделяет и бывший госсекретарь и советник президента по национальной безопасности США Г. Киссинджер. Он пишет, что «геополитически Америка представляет собой остров между берегами гигантской Евразии, чьи ресурсы и население в огромной степени превосходят имеющиеся в Соединенных Штатах. Господство какой-либо одной державы над любым из составляющих Евразию континентов: Европой или Азией – все еще остается критерием стратегической опасности для Америки». Он уточняет: «Такого рода перегруппировка стран смогла бы превзойти Америку в экономическом и в военном отношении. Недопущение такого поворота событий – одна из важнейших целей американской внешней политики»[36]36
  Киссинджер Г. Нужна ли Америке внешняя политика? К дипломатии для XXI века. – М.: «Ладомир», 2002. – 352 с.


[Закрыть]. Как видим, эти идеи целиком укладываются в теории Макиндера и Спайкмена.

Явные параллели с идеями классиков геополитики видны в работе «Ядерное оружие и внешняя политика» – первой книге тогда еще молодого Киссинджера: «Ограниченные боевые действия являются единственным способом без больших потерь предотвратить захват периферийных территорий Евразии советским блоком. Особенно потому, что Советский Союз как континентальная держава обладает “внутренними линиями коммуникаций”, позволяющими ему собрать значительные силы в любой точке его периферии»[37]37
  Киссингер Г.А. Ядерное оружие и внешняя политика: Сокр. пер. с англ. / Под ред. и с вступ. статьей [с. 5-32] д-ра воен. наук проф. ген. – лейт. С. Н. Красильникова. – М.: Изд-во иностр. лит., 1959.


[Закрыть]. Здесь очевидно созвучие с классическим предостережением британского теоретика: обладание Хартлендом позволяет наносить удары в любом направлении.

Таким образом, с геополитической точки зрения Россия неудобна для США не в силу сиюминутных соображений, основанных на существующей конъюнктуре и идеологической ситуации, а исходя из фундаментальных фактов ее истории и географии. Имперская, социалистическая или современная демократическая Россия в равной степени мыслится американской элитой как геополитическая мишень номер один. Этот тезис является одним из лейтмотивов работ классиков западной геополитики. По меткому замечанию Алена де Бенуа, одного из авторитетных критиков американской геополитической теории, «если отбросить в сторону риторику, превалировавшую в эпоху холодной войны <…> проклятия в адрес коммунизма часто маскировали враждебность по отношению к России, появившуюся задолго до большевистской революции и не исчезнувшую после краха советского блока».